"Гибель синего орла. Приключенческая повесть" - читать интересную книгу автора (Болдырев Виктор Николаевич)

Глава 9. ПОРТРЕТ

Еще засветло мы с Костей приехали на факторию, проложив прямой санный путь от стойбища за Омолоном. Завтра по нашему следу пастухи пригонят караван пустых нарт. Наберем продовольствия на всю весну и лето. Ведь груз нужно успеть вывезти санным путем к ближней безлесной группе заомолонских сопок. Там, на пути к далекому Синему хребту, Ромул решил переждать с оленями опасную комариную пору.

Собаки дедушки Михася подняли невероятный гвалт, когда наши упряжки подкатили к фактории.

Знакомая дверь, обитая лосиной шкурой, распахнулась, и на морозное крыльцо выскочила Мария в легкой кофточке и лыжных брюках. Белой куропаткой слетела девушка с крыльца.

— Сумасшедшая рыба, простудишься!.. — завопил Костя.

Бросив оленей, я подхватил Марию в охапку и понес в дом. Девушка уткнулась лицом в пушистый мех кухлянки. Так и вошел я с ней на руках в пустой магазин фактории.

К счастью, Котельникова не было за стойкой. Мария подняла зеленовато-голубые глаза, влажные от слез.

— Наконец-то приехал!..

— Неужели ждала, Мария?

— Ну, вцепилась в своего Отелло, — усмехнулся Костя, появляясь в дверях.

Мария соскользнула с рук. Я скинул кухлянку, и мы втроем вошли в комнаты. Наше появление огорошило Котельникова. Он уставился на меня, моргая покрасневшими веками. Полные щеки его побагровели. Лоб, исчерченный глубокими морщинами, заблестел испариной. Вероятно, он не ждал моего появления.

Я поздоровался с ним. Костя прошел мимо, не поклонившись. Мария тоже ушла в комнату дедушки.

— Приехали? — насупившись, спросил Котельников. — Поворачивать табун будете?

— Нет, приказ директора привез… Омолон вчера перешли.

Красное лицо Котельникова исказилось.

— А… а… там же гари! — спохватившись, он криво улыбнулся.

Почему так не понравился ему переход совхозных оленей через Омолон?

Дедушка Михась рад нам: лучистые глаза его светятся под нависшими мохнатыми бровями, и широкая жилистая рука клещами давит мою ладонь.

Костя успел рассказать о благополучном переходе через Омолон, о раздолье отельных пастбищ за Омолоном, о телятах, которые наверняка уцелеют.

— Добрый путь, хлопцы!

Михась добродушно щурился, прижимая к груди кипу газет, полученных от Кости. От дедушкиной улыбки как-то теплее стало в чисто выбеленной комнатке. Мария ластилась к дедушке. В глазах ее вспыхивали веселые искорки.

— Обрадовалась, внученька, приехал твой суженый!

Мария залилась румянцем и потупилась. Костя умолк и о чем-то задумался. Дедушка Михась надел очки и стал просматривать газеты с жадным нетерпением.

Осторожно я взял девушку за руку:

— Пошли, Мария, расскажу тебе новости.

И вот мы одни в маленькой комнатке. Окошечко, выбеленное изморозью, мерцает синеватым сиянием. На улице лунная морозная ночь. После бесконечных вьюг и метелей лютый холод усыпил тайгу. Не последний ли эти приступ зимней стужи?

Устроились рядом на шкуре черного медведя около раскаленной чугунной печки. Дверка ее открыта. Рубиновые угли светятся мягким красноватым светом. Булат, положив волчью морду на вытянутые лапы, нежится в непривычном тепле. Рядом с маленькой своей хозяйкой он кажется огромным полярным волком.

Сидим, словно у камина, в крошечной охотничьей хижине. Мария пристально смотрит на пылающие угли, позабыв отнять свои руки. О чем опять грустит она?

Три месяца не видел я девушку и не хочу больше расставаться с ней.

— Послушай, Мария, переходи к нам в совхоз, будешь работать учетчицей, к нашей комсомольской организации прикрепишься, к Синему хребту пойдем вместе. И дедушку прихватим.

Мария низко опускает голову. Румянец сбегает с потускневших щек. Она волнуется, перебирая батистовый платок.

— Что с тобой?

— Мне хорошо… — серьезно и тихо отвечает она. — Жить больше не могу без тебя.

Слезы туманят большие, ясные глаза. Она порывисто приникает горячим лицом к моим ладоням. Теплая, нежная волна поднимается в груди, томит сердце, кружит голову. Молчаливо стискиваю худенькие пальчики.

— Хочу вместе с тобой бороться, — тихо говорит Мария, — хранить от опасности, пробивать путь к Синему хребту и… не должна уходить с тобой, не должна!

— Но почему же, почему?

— Дедушка собирается ехать в Новую Польшу…

— В Новую Польшу?! Ее еще нет.

— Она будет, и скоро. Наша армия скоро будет у границ Польши, фашисты бегут. Все честные поляки будут строить Народную республику.

Мария родилась и выросла в Сибири и не знала далекой родины своих отцов.

— И ты считаешь, что должна ехать в Польшу?

— Должна! — твердо отвечает Мария.

Она хмурится, глаза ее блестят сталью. Давно я подметил алмазную грань в характере девушки. Эта грань глубоко скрыта природной мягкостью, добротой. И только иногда вспыхивает, точно клинок на солнце.

— Ты поймешь меня…

Мария осторожно высвобождает руки, поднимается и достает из письменного стола шкатулку. Опустившись на колени, девушка ставит передо мной ящичек из черного полированного дерева. Крышка шкатулки украшена тонким узором перламутровой мозаики.

— Бабушкина шкатулка… — шепчет Мария, открывая крышку.

Шкатулка заполнена всякими вещицами. Вижу расшитый кисет с шелковыми кистями, лоскутья обгоревшего красного бархата, клубок цветных ниток, серебряную чайную ложечку, стертую от долгого употребления, потускневшие золотые пуговицы от мундира, крошечное серебряное копытце с золотой подковкой.

Девушка вынимает со дна шкатулки овальный портрет в ребристой позолоченной рамке величиной с ладонь.

Под стеклом на картоне тончайшей кистью написана акварелью белокурая красавица в старинном бальном платье, с жемчужным ожерельем на шее. Завитые волосы, собранные в тяжелый узел, спадают на обнаженные покатые плечи.

С портрета смотрят задумчивые, полные спокойной силы глаза. Художник уловил выражение пытливой мысли, придававшее девичьему лицу необычайную живость и какую-то особую привлекательность. Старинная миниатюра изображает не великосветскую красавицу.

Почему разряженная девица так похожа на Марию?

— Это Елена Контемирская. — Мария поглаживает золотую рамку. — Мать дедушки, участница Польского освободительного восстания.

Внизу портрета замечаю строчки, написанные по-латыни выцветшими красными чернилами. Разбираю число, месяц, год.

— Ого, 22 мая 1849 года… Вена. Что тут написано?

Мария читает тихим взволнованным голосом:

— Кошут? Вождь венгерских революционеров?

— Да… Отец дедушки после разгрома Познаньского восстания бежал с Еленой в Венгрию. Много поляков тогда собралось под знамена Кошута. Сражаясь с австрийцами за независимость Венгрии, они мечтали освободить и Польшу.

— Кошут знал Елену?

— Он любил ее… любил без надежды. Елена всю жизнь отдала мужу. В сражении с австрийцами под Веной отец дедушки был тяжело ранен. Елена повезла мужа к родным в Варшаву. На прощание Кошут написал на портрете свой любимый девиз, рожденный пламенем Великой французской революции.

— А Елена Контемирская?

— Она была дочерью известной варшавской актрисы. Вся ее семья боготворила польских патриотов, и в Варшаве удалось спасти Михася Контемирского.

— Михася?

— Михася-первого, — улыбнулась Мария. — Дедушку и отца назвали Михасем в честь прадеда…

Долго я слушал вековую историю несгибаемой революционной семьи.

Муж Елены — Михась Контемирский — был сыном и героем своего времени. Вольные стихи Мицкевича привели юного корнета в патриотический военный союз, готовивший очередное восстание в королевстве Польском. Сбросив гусарский мундир, Михась с головой окунулся в революционную работу. Елену он встретил в Варшаве на собрании студенческой молодежи и с тех пор не расставался с ней. Даже в Лондон, куда Михась Контемирский отвозил Герцену письмо польских революционных демократов, они ездили вместе. Не разлучили их и кандалы сибирской ссылки.

Грянуло Польское освободительное восстание. Михась и Елена сражались в партизанской армии Траугутта. После поражения повстанцев жандармы выследили Михася. Он был схвачен в 1864 году с оружием в руках, заточен в Петропавловскую крепость и приговорен к казни по делу вождя повстанцев Ромульда Траугутта. Елена поехала в Петербург спасать любимого человека. Год спустя казнь заменили ссылкой на вечное поселение в Сибирь. Елена последовала за мужем в дальний таежный поселок Бодайбо. Здесь у них родился сын, Михась-второй, дедушка Марии.

Вглядываюсь в привлекательное, мужественное лицо Елены. Что привело ее к подвигу? Портрет писал талантливый художник. Спокойный, твердый взгляд… Так вот от кого у Марии эта алмазная грань в характере.

Девушка показывает обгорелые бархатные лоскутья. Голос ее дрожит:

— Знамя свободы… Оставшиеся в живых разделили и унесли знамя восстания с поля последней битвы. Накануне восстания Елена вышила на алом бархате девиз Кошута: «Свобода, Равенство, Братство». В боях красное знамя свободы было пробито пулями, изорвано картечью, окраплено кровью.

— А что было дальше?

— Амнистия 1883 года вернула польских повстанцев из Сибири на родину. Трудно пришлось вернувшимся из ссылки. Елена и Михась скончались в 1895 году, в один день. Сыновей повстанцев не принимали в университеты и высшие учебные заведения. Дедушка устроился на Варшавский машиностроительный завод. Там он и нашел правильный путь борьбы за свободу народа — вступил в Первую интернациональную партию польских рабочих. В 1905 году сражался на баррикадах Варшавы и Лодзи. Скрываясь от жандармов, уехал в Одессу. Выполняя поручение партии, дедушка принял участие в восстании на броненосце «Потемкин».

Слушаю Марию, и передо мной раскрывается глубокая связь времен.

Под Очаковом восставший броненосец поднял красный флаг с революционным девизом «Свобода, Равенство, Братство». С этим бессмертным лозунгом санкюлоты штурмовали Бастилию, трудовой люд сражался на баррикадах 1848 года, польские демократы отдавали жизнь за народное дело…

В комнату, пригибаясь, входит дедушка Михась.

— Ну, дети, наговорились? Пора ужинать и спать, уже полночь. О-о, внученька, боевые знамена показываешь? Ну, хлопец, гордись, она еще никому своей шкатулки не показывала.

— Ой, дедушка, какой ты!.. Идем, сейчас.

Мария склоняется, убирая семейные реликвии. Михась уходит, пригладив непослушные внучкины кудри. Запирая полированный ящичек, девушка едва слышно говорит:

— Понимаешь теперь, почему нельзя уйти мне с тобой. Народная Польша позовет своих сынов и дочерей…

Права ли Мария? Разум говорит — права; внучка борцов за свободу, дочь красного партизана не может поступить иначе. Но сердце не соглашается с разумом. Ведь Елена и Михась всю жизнь отдали борьбе за свободу и все-таки рука об руку прошли сквозь все невзгоды беспокойной, полной опасностей жизни.

— Мария, можно поговорить об этом с дедушкой?

— Конечно…

Как странно иногда переплетаются человеческие судьбы. Мария стала еще ближе, еще милее. Хочу сказать что-то большое, ласковое, а слова запропастились куда-то. Обнимаю девушку, кажется, унесу ее далеко-далеко, на край света.

И вдруг слышу глухое и грозное рычание. Вздыбив шерсть на загривке, обнажив волчьи клыки, Булат подозрительно следит за каждым моим движением.

— Смотри, Мария, не даст в обиду…

— Булат… милый! — Она соскальзывает на шкуру и гладит ощетинившегося волка. — Спасибо за подарок!

Булат успокаивается, дружелюбно повиливает пушистым хвостом и ластится к девушке.

— Эй! Где вы там? Ужин стынет… — зовет Костя из коридора.

В эту же ночь состоялся важный мужской разговор. Мария ушла в свою комнатку. Костя забрался на печку и уснул как убитый. Мы остаемся с дедушкой Михасем с глазу на глаз. Не решаюсь заговорить.

Дедушка опускает газету, пристально смотрит на меня поверх очков и спрашивает:

— Ну, добрый молодец, чего голову повесил?

Махнув рукой, выкладываю все: о дружбе с Марией, о том, как дорога мне стала девушка в разлуке. Прошу отпустить ее в поход к Синему хребту или переходить к нам в совхоз вместе с Марией. Рассказываю и о последнем разговоре с девушкой.

— Неужели Мария должна ехать в Польшу?

Долго молчит старик, опустив седую голову.

— Так вот, Вадим, ночь сейчас, пора спать, всего не перескажешь, но главное скажу: каждую революцию вершил народ, вершил своей кровью, но плоды победы часто не попадали в руки народа. Помогали отнять их у народа соглашатели всех мастей. И всегда эти люди прикрывались революционными девизами, но слово у них расходилось с делом.

Они предали народ в дни Великой французской революции, революции 1848 года, польских и итальянских освободительных революций, в грозовые дни девятьсот пятого года. Сколько борьбы вынесла пролетарская партия, какая понадобилась непреклонность, чтобы сохранить плоды Октябрьской победы в руках русского народа, пронести с честью сквозь века боевые знамена народных революций, воплотить в жизнь священный девиз Свободы, Равенства и Братства, открыв народу прямой путь к коммунизму.

Глаза старого ветерана сверкают, ручища сжимается в кулак, богатырской грудью он наваливается на стол, и доски жалобно скрипят.

— Так могут ли честные поляки жить вдали от родины, когда польский народ решает свою судьбу, решает в жестоких схватках с недругами народа?

Долго еще мы рассуждаем о путях борьбы за народную Польшу… Часы бьют три удара. Михась собирает газеты и тихо говорит:

— А теперь решайте сами, оба вы уже взрослые. Но помни, слово у настоящего человека не расходится с делом.