"Гибель синего орла. Приключенческая повесть" - читать интересную книгу автора (Болдырев Виктор Николаевич)Глава 3. КОЛЬЦО ЧАНДАРЫСмутное предчувствие беды не покидает меня. Пять дней миновали после рискованного похода в стойбище Крепкой Руки. Почему не явился Чандара, что он задумал? Ждать больше мы не могли, пришлось снять палатку и кочевать с табуном на свежие пастбища вверх по Широкой долине в глубь Синего хребта. Наступили темные осенние ночи. Сумерки в горах сгущаются быстро, в небе вспыхивают звезды, холодно мерцая в вышине, долина тонет во мраке, и лишь скалистые пики светятся в лунном сиянии. Что-то странное творится с табуном — олени встревожены, ночью их не удержишь около палатки, приходится выставлять двойную смену пастухов. Осматривая сегодня на рассвете стадо, Ромул опять не досчитался двух приметных оленей. С ними наверняка ушли важенки, которых пастухи не знают «в лицо». — Грибы искать убежали… — Пинэтаун показывает полное ведро подберезовиков. Он собрал их после дежурства, и сегодня у нас будет грибной пир. Северные олени любят грибы и часто убегают полакомиться. В осенние ночи, пока не выпал снег, можно растерять табун. Трудно будет удержать многотысячное стадо в такой широкой долине. Ромул опять ходит хмурый и молчаливый. Собираемся на разведку искать подходящую долину, запертую барьером скал. Найдем ли естественный кораль? Пинэтаун не хочет отдыхать после дежурства и присоединяется к нашей кавалькаде. Широкая долина уводит все дальше и дальше в глубь неизведанной горной страны. Долина похожа на гигантскую трубу. На гребнях крутых боковых склонов не видно перевалов. Широкое дно сглажено, здесь лежал когда-то глетчер, а теперь цветут альпийские луга, пестрят ковры ягельников, зеленеют на размытых моренах одинокие островки лиственничного леса. К полудню достигаем первого бокового притока. Но верховья его открыты. Пологие перевалы выводят на плоскогорье. Тут не удержать нам стада. Скалистая сопка, похожая на башню, стережет перевалы. Оставив верховых оленей у подножия, взбираемся на Чертов Палец. Вот так кругозор! Точно с вертолета рассматриваем запутанный лабиринт глубоких ущелий. Со всех сторон подбираются они к Широкой долине. — Хо! — Ромул вскидывает бинокль, тревожно приникая к стеклам. Смотри, кругом олени! — Какие олени? Ромул протягивает морской бинокль, рука у него дрожит. Зеленые склоны долины усыпаны черноватыми пятнышками. Они то сходятся вместе, то расходятся. — Дикие олени? — Смотри туда, — указывает Ромул влево. В близком цирке, на альпийских лугах, пасется целое стадо оленей; их там не менее тысячи. — Мы дикие!.. — хрипит Ромул, лихорадочно шаря за пазухой. Перехитрил старик. — Бестия, росомаха, горный сыч! — ругается Костя, осматривая долины, наполненные оленями. — Ловить его надо, — возмущается Пинэтаун, — совсем вредный, людей мутит! Проклиная Синего Орла, ползаем по острым гребням, поднимаемся на отвесные вершины, опускаемся на перевалы. Осматриваем соседние долины с птичьего полета. Опасения подтверждаются. Чандара занял все цирковые ложбины, окружив Широкую долину кольцом своих стад. В этом кольце мы насчитали восемь тысяч оленей. Они спокойно пасутся на привычных пастбищах, в замкнутых долинах, заманивая полудиких пришельцев из тундры. Наши олени чуют сородичей, и удержать их будет невозможно. Живое кольцо поглотит табун совхоза. Пять дней мы доверчиво ждали Чандару в гости, а он в это время подгонял свои табуны, стягивал мертвую петлю. — Сами в мешок залезли. Пристрелить его мало!.. — грозит винчестером Костя. — Что же делать? — Разогнать их к чертовой матери! — Нельзя так, Костя, ведь там люди, и наверняка есть хорошие. — У тебя все хорошие!.. Переманят табун, и концов не найдешь. Как спасать табун, ума не приложу! Может быть, силой разорвать мертвую петлю, заставить откочевать их? Но хватит ли у нас сил? Возвращаемся из печального путешествия грустные и подавленные. Ну и хитрющий старик! Сколько же у него оленей? Почему уцелел остров прошлого в море новой, светлой жизни? Мой верховой олень устал — иду пешком, подвязав уздечку к поясу. Множество мыслей теснится в голове. Как бороться с Чандарой в этом невероятно далеком углу Сибири? Найдутся ли в стойбище Синих Орлов смелые люди, которые помогут в справедливой борьбе? Забредаю в островок леса. Поваленные бурей деревья преграждают путь. Вокруг тихо, сквозь стволы просвечивают близкие скалы, — это борт долины. Через завал не пролезть ни человеку, ни оленю. Некуда идти… Простая мысль приходит внезапно, как откровение: что, если перегородить долину деревьями? Крутые боковые склоны не пустят оленей, табун очутится в громадном загоне. Две изгороди — выше и ниже по течению могут удержать, спасти табун в темные ночи. Прыгаю в седло и погоняю испуганного учага. Друзья ушли далеко вперед. Поднимаю винчестер и стреляю вверх. Выстрел раскатывается в горах гулким эхом. Ромул, Пинэтаун, Костя поворачивают учагов и скачут навстречу, тревожно оглядываясь. — Почему стрелял?! — кричит Костя. — Изгороди будем строить. — Какие еще изгороди? — Долину перегородим — ни один олень не сбежит. Ромул останавливается, натягивая повод, и вдруг, пришпорив учага, скачет к островку леса. Устремляемся за ним, не разбирая дороги, размахивая посохами. Въезжаем в просветленные чащи. Деревьев здесь хватит на целую изгородь. — Как придумал городьбу строить? — удивляется Пинэтаун. Показываю юноше завал бурелома. Долго намечаем трассы двух изгородей. Выбираем самые узкие места долины. Построим тут преграды — получим огромный, тридцатикилометровый загон с отличными пастбищами. Домой возвращаемся поздно. Луна освещает неприступные стены долины. У палатки горит костер. Кымыургин давно поджидает разведку. Пастухи прижали табун к речке; где-то близко шумит вода. Олени отдыхают, пережевывая жвачку. В полночь они зашевелятся, поднимутся и вконец умаят пастухов будут рваться в манящую темноту. Почти неделю не смыкаем глаз, рубим и валим деревья, сметая ближние островки леса. Нет ни гвоздей, ни проволоки. Козлы из жердей вяжем гибкими прутьями тальника, укладываем стволы, не обрубая сучьев. Работа кипит. Изгороди получаются на славу — они наглухо запирают тридцатикилометровый отрезок долины. Ни один олень не пройдет сквозь эти завалы. Вчера мы загнали табун в последний пролет изгороди, закрыли ворота жердями и повалились спать. Лишь дежурные пастухи обходили места, где изгороди упираются в боковые осыпи. А сегодня целый день втроем объезжаем огражденный участок. Табуна не видно, олени рассыпались по всей долине: охотятся за грибами, добывают на галечных отмелях лакомые корешки, бродят на пологих террасах, пробуя пушистые ягельники. — Посмотри, Ромул, вольно пасутся, как на острове. — Совсем хорошо… — кивает Ромул. — Все долины городить надо — мало пастухов в тайге понадобится. Действительно, если построить лабиринт изгородей, используя похитрее естественные преграды, можно избавиться от потерь, перевести на вольный выпас в тайгу громадные стада тундровых оленей. Любуемся изгородью, не подозревая, что спустя год наш опыт в Широкой долине поможет открыть дорогу в Колымскую тайгу крупному северному оленеводству. Дальнюю изгородь мы построили почти у входа в боковой распадок. Любопытная картина открывается перед нами. С десяток рослых ламутских хоров[11], принюхиваясь к чему-то, бредут по ту сторону изгороди. Костя торопливо разбирает ограду: — Загоним к себе, а потом обменяем у чертей на потери. — Брось!.. Нельзя трогать чужих оленей, — хмурится Ромул. Он не желает нарушать неписаный закон оленеводов. — Да они же совхозный табун чуть не хапнули!.. — возмущается Костя. Чего церемониться? И все-таки Ромул прав. — Ладно, черт с ними!.. Пусть бродят. — Костя опускает ствол на место и вдруг хохочет во все горло: — Представь, какую рожу скорчит старик… Все его хоры сбегутся к нашей изгороди. Наступает гон. Наши важенки, упрятанные за изгородью, сманят в Широкую долину вольно пасущихся обитателей гор. Даже Ромул не может сдержать улыбки и прыскает, кусая губы. В глазах его вспыхивают искорки. Давно я не видел бригадира веселым. — Потеха… За хорами потянутся важенки… В пух разнесем кольцо Чандары! Костя размахивает руками. Привязываем учагов, располагаемся отдохнуть у изгороди. Последние дни, полные напряжения, вымотали силы. Уже давно не видим муки, крупы, сахара. Мечтаем о корочке хлеба, о гречневой каше, о лепешках на соде. Голода не чувствуем — питаемся свежей олениной, рыбой, грибами, ягодами. Но какая-то слабость томит организм, привыкший к хлебу и крупам. — Не пора ли отправить вьючных оленей за продуктами на факторию? спрашиваю Ромула. Он курит трубку, о чем-то задумавшись. — Пастухов теперь много… Однако, можно. Косте на факторию ходить надо, много продуктов привезет… — улыбается Ромул. — Не отвертится торгаш — двойную норму вытрясу! — усмехается Костя, раскуривая пузатую козью ножку, заправленную размятыми сухими листьями. Табак у всех кончился. Решаем отправить вьючный караван на рассвете. Поведут его Костя, Кымыургин и Афанасий. Намечая этот поход, мы не знали, что непредвиденные и драматические события надолго задержат выход вьючного каравана на Омолон. |
||
|