"Золото Будды" - читать интересную книгу автора (ван Гулик Роберт)

Глава 15

Женщина подняла голову и усталым движением сняла шарф. Судья увидел, что она красива, ей около двадцати, у нее умное, доброе лицо. Она мягко заговорила:

— Меня зовут госпожой Ку. Я урожденная Цзао.

Аудитория была потрясена. Ку Менпинь быстро подошел к ней. Он пристально посмотрел ей в лицо и молча вернулся на свое место в первом ряду. Он стал мертвенно-бледным.

— Нам сообщили, что вы исчезли, — мрачно сказал судья Ди. — Расскажите о том, что произошло на самом деле с полудня четырнадцатого числа, то есть с того момента, как вы расстались со своим братом.

Госпожа Ку посмотрела нa судью полными страдания глазами.

— Я должна рассказать все? — спросила она. — Мне бы хотелось…

— Вы не должны ничего утаивать, — резко бросил судья. — С вашим исчезновением связано по меньшей мере одно убийство, а может быть, и другие преступления. Итак, я слушаю.

После минутного колебания госпожа Ку начала свой рассказ:

— Когда я свернула с дороги, то встретила нашего соседа Фань Чуна. Я знала его в лицо, поэтому ответила на приветствие мужчины. Он спросил, куда я направляюсь. Я ответила, что мой путь лежит в город и скоро ко мне присоединится мой брат. Однако Миня все не было. Фань предложил вернуться к перекрестку, нo и оттуда брата не было видно. Я подумала, что Минь рассудил так: сестра уже недалеко от главной дороги, она во мне больше не нуждается — он и вернулся домой. Фань тоже направлялся в город и предложил составить мне компанию. Правда, он предупредил, что собирается идти проселочной дорогой. Фань уверил меня, что дорога в хорошем состоянии и мы, двигаясь по ней, быстро доберемся до города. Я боялась ехать одна мимо заброшенного храма, поэтому с радостью приняла его предложение. Позже мы подъехали к маленькой лачуге, где начиналась усадьба Фаня, и он сказал, что должен отдать кое-какие распоряжения своему работнику, а мне предложил немного отдохнуть. Я слезла с лошади, вошла в домики присела на стул. Фань во дворе что-то говорил слуге, прежде чем последовать за мной. Он с вожделением осмотрел меня с лог до головы, потом заявил, что отослал своего слугу, а сам это время хочет провести со мной.

Госпожа Ку замолчала, на щеках у нее появился румянец. Дальше она продолжала свой рассказ еле слышно:

— Он притянул меня к себе, я оттолкнула его и пригрозила, что буду кричать, если он не отстанет от меня. В ответ он расхохотался и сказал, что моего крика все равно никто нe услышит и мне лучше быть с ним поласковее. Потом он начал сдирать с меня платье. Я сопротивлялась, как могла, но он был куда сильнее. Раздев меня, Фань связал мне руки за спиной и повалил на кучу хвороста. Мне пришлось покориться его отвратительным намерениям. Потом он развязал мне руки и велел одеваться. Он сказал, что я ему понравилась и он непременно проведет со мной ночь в своем доме, а наутро отвезет к мужу в город и расскажет ему какую-нибудь придуманную историю. Так что никто не узнает, как все обстояло на деле.

Я поняла, что попала в лапы настоящего подонка. В доме мы поели, И он повел меня в спальню. Как только Фань заснул, я хотела встать и бежать к отцу, дом которого находился совсем недалеко. Вдруг я увидела, как окно в комнату открылось и через него в комнату влез высокий разбойник с косой в руках. Я начала было будить Фаня, но злодей одним прыжком оказался возле кровати и лезвием косы полоснул Фаня по горлу. Тело Фаня навалилось на меня, а его кровь залила мне лицо и грудь.

Госпожа Ку закрыла лицо руками. По знаку судьи ей тут же принесли чашку крепкого чая, но она, покачав головой, отказалась и продолжала рассказ:

— Убийца прошипел: Теперь пришла твоя очередь, потаскуха. Потом добавил несколько грязных ругательств. Наклонившись над кроватью, он схватил меня за волосы и приставил косу к горлу. Я услышала где-то сбоку глухой стук и от страха потеряла сознание. Придя в себя, я поняла, что меня везут на телеге по неровной дороге. Рядом лежал обнаженный труп Фаня. Тогда я догадалась, что конец косы зацепился за край кровати, и поэтому онa лишь слегка поцарапала мне кожу. Убийца был уверен, что я умерла, тем более что, оказавшись в забытьи, я нe шевелилась. Внезапно телега остановилась, ее наклонили, и я упала на землю, оказавшись совсем рядом с трупом. Потом убийца забросал нас сухими ветками и уехал. Я не смела все это время открыть глаза, поэтому не видела лица преступника. Когда он только появился в спальне, мне показалось, что у него довольно худое смуглое лицо, но, возможно, это всего лишь иллюзия, вызванная освещением от лампы, стоявшей на столике в углу.

Прошло некоторое время, я выбралась из кучи веток и огляделась. Вокруг были заросли шелковицы, а неподалеку — дом Фаня. Вдруг я увидела на дороге монаха, который направлялся из города. На мне была только полоска ткали, повязанная нa бедрах, поэтому я от стыда хотела спрятаться за дерево, но он уже заметил меня, сошел с дороги и стал приближаться. Взглянув нa труп Фаня, он спросил: Вы убили своего любовника, да? Тогда вам лучше пойти в заброшенный храм и переждать там какое-то время. Я побуду с вами и только в этом случае обещаю не раскрывать вашей тайны. Он собрался было схватить меня, но я закричала от страха, и он остановился. Вдруг откуда ни возьмись появился еще один человек и крикнул монаху: Кто сказал тебе, что храм можно использовать для того, чтобы насиловать там женщин? Отвечай! Потом вытащил из рукава длинный нож. Монах выругался и, защищаясь, поднял свой посох. Внезапно он начал задыхаться, схватился руками за грудь и упал. Мужчина мгновенно наклонился над ним. Выпрямляясь, он пробормотал что-то о невезении.

— Как вы думаете, — прервал женщину судья Ди, — появившийся незнакомец знал монаха?

— Не могу сказать, ваша честь, — ответила госпожа Ку. — Все произошло слишком быстро. Во всяком случае, монах не называл его по имени. Позже я узнала, что моего спасителя звали По Каем. Он поинтересовался, что со мной произошло. Он не обращал внимания на мою наготу и разговаривал как образованный человек. Хотя одежда на нем была ветхой, он выглядел важной персоной, и я решилась все ему рассказать. Узнав мою историю, он предложил отвести меня к мужу или к отцу, а уж они сообразят, как поступить. Я честно сказала, что не в силах смотреть в глаза ни тому ли другому, потому что ничего не соображала, и мне нужно было время, чтобы прийти в себя. Я попросила его помочь мне спрятаться где-нибудь на день-другой. Он же тем временем рассказал бы властям об убийстве Фаня, не упоминая обо мне, поскольку я уверена, что убийца принял меня за другую. Он ответил, что убийство его не касается, но мне он постарается помочь. Кроме того, он сказал, что живет не один, а в гостиницу ночью не примут женщину без сопровождающего. Единственным выходом было сиять каюту на одной из цветочных лодок — там не задают лишних вопросов. В крайнем случае он бы придумал подходящую историю. Он также пообещал похоронить тела в зарослях шелковицы. Чтобы найти их там, понадобилось бы несколько дней, а я пока могла бы решить, стоит ли заявлять в суд о преступлении. Тряпкой, которой были обернуты мои бедра, я стерла кровь с лица и груди, а он дал мне монашескую рясу прикрыть наготу. Потом мы двинулись по проселочной дороге к небольшому леску, где стояла его лошадь. Я села верхом за его спиной, и мы поехали в город. На канале он нашел лодку и довез меня до борделя, одного из многих расположенных около восточной стены.

— А как вам удалось миновать охранников у городских ворот?

— По Кай постучался в Южные ворота, притворившись пьяным. Узнавшим его стражникам он прокричал что-то вроде того, что везет в город новый талант. Стражники приказали мне приподнять капюшон, а когда увидели под ним женское лицо, рассмеялись, пошутили насчет проказ По Кая и пропустили нас. Он снял для меня каморку на цветочной лодке. Я не слышала его разговора с хозяйкой, но заметила, как он передал ей четыре серебряные монеты. Должна подчеркнуть, обращались со мной хорошо. Когда я сказала, что не могу забеременеть от мужа, хозяйка даже дала мне какое-то лекарство. Постепенно мой страх прошел, и я решила дождаться По Кая и попросить его отвезти меня к отцу. Сегодня утром хозяйка пришла ко мне вместе с прислужником и сказала, что По Кай объявлен преступником и арестован. Еще она добавила, что он заплатил только за одежду и каюту и мне придется вернуть долг, отработан его в борделе. Я возмутилась и ответила, что четырех монет вполне хватит для оплаты всех расходов и что я хочу покинуть ее заведение. Но эта женщина приказала прислужнику принести плеть, тут я решила: будь что будет, но я ли в коем случае не должна попасть в лапы к этим негодяям. Поэтому я заявила хозяйке, что была свидетельницей преступления, которое совершил По Кай, а также знаю о его прежних проделках. Хозяйка испугалась и сказала прислужнику, что ее ждут неприятности, если она не сообщит обо всем суду. Так я и попала сюда. Я хоть и поздно, но поняла, что надо было последовать совету По Кая. Не знаю, какое уж он совершил преступление, но со мной он обращался очень хорошо. Я должна была сама прийти в суд и все рассказать после случившегося со мной. Но я была в шоке. Мне нужно было отдохнуть и успокоиться. Все сказанное мной является чистой правдой.

Пока писарь читал признания женщины, судья размышлял, как просто и искренние рассказала она свою историю, а также о полном совпадении сведений, изложенных ею, с известными ему фактами. Теперь он понял, как появилась глубокая вмятина на краю кровати в спальне и почему А Куан не догадался, что перед ним была не Сунян, а другая женщина. Когда он готов был ударить ее косой, то стоял со стороны убитого, а ее лицо уже было залито кровью Фаня. Готовность По Кая помочь бедняжке тоже легко объяснить, этот факт только подтвердил подозрение судьи по поводу сюцая Цзао — тот, скорее всего, был сообщником По Кая в темных делах, и последний предупредил сюцая о том, что его дочь стала свидетельницей встречи По Кая с монахом, их единомышленником. Сюцай Цзао наверняка сам придумал, где можно укрыть дочь на несколько дней от посторонних глаз, и именно так можно объяснить его безразличное отношение к ее исчезновению: он прекрасно знал, что та находится в безопасности.

Госпожа Ку поставила на документе отпечаток своего большого пальца, и слово взял судья Ди:

— Госпожа Ку, вы прошли через тяжелые испытания. Не думаю, чтобы в подобных обстоятельствах можно было действовать более умно и осмотрительно. Я не буду анализировать степень вины женщины, не сообщившей сразу об убийстве мужчины, который только что изнасиловал ее, — за совершенное им преступление он все равно должен был поплатиться жизнью. В мои задачи не входит обеспечение законников материалами для исследований, я должен вершить правосудие и следить, чтобы преступник был наказан. Таким образом, я заявляю, что у суда нет претензий к вам, и я передаю вас вашему супругу Ку Менпиню.

Госпожа Ку бросила быстрый взгляд на мужа, подошедшего к ней после этих слов. Не обращая на нее внимания, он спросил дрожащим голосом:

— Ваша честь, есть ли доказательства того, что моя жена была изнасилованы, а не отдалась Фань Чуну добровольно?

Женщина задохнулась от негодования, а судья достал из рукава носовой платок.

— Да, есть, — произнес он ровным голосом. — Этот носовой платок вы опознали и сказали, что он принадлежит вашей жене. Его нашли не на обочине дороги, как я говорил, а на куче хвороста в сарае усадьбы Фаня.

Ку Менпинь кусал губы.

— Я все понял, ваша честь, и я верю, что жена сказала правду. Но в соответствии с кодексом чести, который соблюдается в нашей семье много веков, она должна была убить себя стразу после изнасилования. Не сделав этого, она навлекла на семью позор, и я официально заявляю о своем желании развестись с ней.

— Это ваше право, — вздохнул судья Ди. — Развод будет оформлен должным образом. Пусть сюда подойдет сюцай Цзао Хосинь.

Сюцай Цзао приблизился и опустился перед судьей юна колени, теребя бороду.

— Сюцай Цзао, — спросил судья, — вы согласны после развода принять в свой дом дочь?

— Я придерживаюсь твердого убеждения, — громко произнес сюцай Цзао, — что к нарушению основополагающих принципов нельзя относиться снисходительно. Более того, будучи человеком известным, к которому приковано общественное внимание, я считаю своим долгом подавать пример другим, даже если это доставляет мне боль как отцу. Ваша честь, я нe могу принять в дом дочь, которая отдала на поругание наши священные моральные принципы.

— Ваше заявление также будет необходимым образом оформлено, — холодно произнес судья Ди. — На время оформления соответствующих решений госпоже Цзао, которой возвращена девичья фамилия, будет предоставлено жилье в помещении здания суда.

Он знаком приказал старшине Хуну увести женщину. Повернувшись к хозяйке борделя, он сказал:

— Попытка принудить женщину стать проституткой является преступлением. Однако, принимая во внимание, что вы не трогали ее до сегодняшнего утра и что у вас сохранилось какое-то понятие о своем долге перед законом, я отпущу вас. Но при малейшей жалобе в ваш адрес вы будете наказаны и лишены лицензии. То же относится ко всем вашим служащим. Идите и сообщите им это.

Женщина мелкими шажками засеменила к выходу. Судья Ди стуком молотка возвестил об окончании заседания.

Когда он спускался с судейского возвышения, то обратил внимание на отсутствие в зале Тана. Судья спросил Ма Жуна о причинах этого, и тот ответил:

— Во время выступления сюцая Цзао ваш секретарь пробормотал что-то о плохом самочувствии и исчез.

— Мне начинает надоедать такое поведение, — раздраженно произнес судья. — Если так будет продолжаться, я уволю его.

Открыв дверь к себе в кабинет, он увидел там старшину Хуна и госпожу Цзао. Он попросил Ма Жуна и Чао Тая подождать немного в коридоре. Усевшись за стол, он с участием обратился к женщине:

— Госпожа Цзао, посмотрим теперь, что можно для вас сделать. Прежде скажите, чего бы вы сами хотели.

У нее задрожали губы, но, быстро овладев собой, она тихо сказала:

— Я понимаю, что, следуя неписаным законам нашего общества, должна была наложить на себя руки. Но вынуждена признаться, что мысль о самоубийстве тогда даже не пришла мне в голову. — Молодая женщина слабо улыбнулась. — Там, в доме Фаня, я о многом передумала. В основном о том, как мне жить дальше. Я вовсе нe боюсь умереть, ваша честь, нo я ненавижу поступки, в которых нет смысла. Я хотела бы жить так, как подскажете мне вы, ваша честь.

— Наша конфуцианская доктрина, — заговорил судья Ди, — требует от женщины чистоты и целомудренности. Я часто спрашиваю себя: почему эти слова применяют только в отношении тела, но не разума? Наш учитель Конфуций говорил: «Пусть человечество будет образцом». Я твердо убежден, госпожа Цзао, что все догмы следует толковать в соответствии с этими великими словами.

Молодая женщина одарила его благодарным взглядом. Потом немного подумала и сказала:

— Я думаю, лучше всего для меня было бы уйти в монастырь.

— Поскольку прежде в вас не было стремления посвятить себя религии, — заметил судья Ди, — то это скоропалительное решение я рассматриваю просто как попытку убежать от действительности, это не принесет пользы вам, женщине, отмеченной острым и проницательным умом. Я могу написать в столицу своему другу, и он вас возьмет учительницей для своих дочерей. Со временем он непременно найдет для вас отличного мужа.

— Я вам очень благодарна, ваша честь, — застенчиво проговорила госпожа Цзао. — Мой короткий брак с Ку был неудачным, а произошедшее в доме Фаня и услышанное на цветочной лодке заставило меня испытать отвращение к физическим отношениям между мужчинами и женщинами, и боюсь, навсегда. Поэтому, наверное, монастырь — единственное подходящее для меня место.

— Вы слишком молоды, чтобы употреблять слово навсегда, госпожа Цзао, — помрачнел судья. — Нам с вами не годится обсуждать подобные проблемы. Через пару недель сюда приедет моя семья, и я настоятельно советую вам поговорить о своем будущем с моей женой. А пока поживите в доме нашего следователя, доктора Шеня. Его жена, как я слышал, очень доброжелательна и умна, а его дочь не даст вам особенно скучать. Старшина, проводите госпожу Цзао к доктору Шеню.

Молодая женщина низко поклонилась, и они ушли. Ма Жун и Чао Тай шумно ввалились в кабинет. Судья повернулся к Чао Таю:

— Ты слышал жалобу сюцая Цзао? Мне очень жаль его сына. Юноша произвел на меня хорошее впечатление. Возьми двух охотников и стражу и иди в горы. Может быть, вам посчастливится убить этого тигра. А ты, Ма Жун, останься здесь. Передай начальнику стражи распоряжения по поимке По Кая и отправляйся лечить свою раненую руку. Вы оба до вечера мне не нужны. А позже пойдем на церемонию в храм Белого облака.

Чао Тай с энтузиазмом воспринял поручение судьи. Но Ма Жун был недоволен.

— Ты не пойдешь на охоту без меня, — прорычал он. — Я же тебе, братишка, буду нужен, чтобы держать зверя за хвост, пока ты будешь приканчивать его.

Друзья расхохотались и вышли из кабинета.

Оставшись в одиночестве за своим столом, заваленном бумагами, судья раскрыл пухлую палку с материалами о налогах. Он чувствовал, что необходимо отвлечься. Слишком многое обрушилось на него сегодня. Позже можно будет проанализировать факты и отобрать те, что способны пролить свет нa это дело.

Он уже довольно долго сидел над бумагами, когда в дверь постучали. Вошел встревоженный начальник стражи.

— Ваша честь! — взволнованно воскликнул он. — Господин Тан принял яд и сейчас находится при смерти. Он хочет вас видеть.

Судья Ди вскочил и бросился за начальником стражи. Пересекая улицу и направляясь к гостинице, судья спросил на ходу:

— А есть ли какое-то противоядие?

— Он не говорит, какой яд принял, — тяжело дыша ответил начальник стражи. — Признался в содеянном, только когда он подействовал.

Наверху в коридоре их встретила пожилая женщина и тут же упала на колели перед судьей, умоляя его простить ее мужа. Судья Ди произнес несколько ободряющих слов, и она, поднявшись, провела его в просторную спальню.

На кровати лежал Тан с закрытыми глазами. Его жена присела на край кровати и мягко заговорила с мужем. Тан открыл глаза и, увидев судью, с облегчением вздохнул.

— Оставь нас одних, — попросил он жену.

Та встала, а судья занял ее место возле умирающего. Тан посмотрел на судью долгим, изучающим взглядом и заговорил усталым голосом:

— Этот яд медленно парализует все тело. Ноги у меня уже отнялись. Но мой разум еще ясен. Я хочу рассказать о преступлении, которое совершил, и потом задать один вопрос.

— Вы имеете в виду нечто, связанное с убийством судьи, о чем не рассказали мне? — быстро спросил судья Ди.

Тан медленно покачал головой.

— Я рассказал вам все, о чем знал, — сказал он. — Мне не дают покоя мои преступления, до чужих мне нет дела. Хотя убийство судьи и появление призрака глубоко огорчили меня. Когда я оказываюсь в таком состоянии, то не могу контролировать… другого. Потом убили Фаня, единственного человека, который был дорог мне, и я…

— Я все знаю о вас и о Фане, — прервал его судья. — Мы действуем по велению природы. Если два человека нашли друг друга, это их личное дело. Не тревожьтесь по этому поводу.

— Дело совсем не в этом, — продолжал Тат, покачав головой. — Я упомянул о нем только для того, чтобы вы поняли, в каком я находился состоянии. Когда я слабею, тот, другой, кто сидит во мне, берет верх, особенно во время полной луны. — Taн с трудом дышал. После очередного шумного вздоха он оживился: — За много лет я хорошо узнал его, узнал все его гнусные повадки. Однажды я нашел дневник своего деда. Оказывается, ему тоже пришлось бороться против внутреннего врага. Моему отцу посчастливилось не знать его, а вот дед в конце концов повесился. Он оказался в положении, когда уже не мог сопротивляться. Точно так же, как я. И я принял яд. Теперь и с ним будет покончено, потому что у нас с женой лет детей. Он умрет вместе со мной.

Его худое лицо исказила кривая улыбка. Судья Ди смотрел на него с состраданием. Может быть, Тают начинает сходить с ума?

Умирающий некоторое время глядел прямо перед собой. Вдруг он испуганно поднял глаза на судью.

— Яд берет свое, — с трудом проговорил оп. — Мне надо торопиться Я расскажу вам, как все случилось. Бывало, я просыпался ночами, чувствуя, как щемит грудь. Я вставал и начинал ходить взад и вперед по комнате. Но мне становилось тесно в стенах комнаты, и я вынужден был выходить на открытый воздух. Но улицы словно обступали меня, дома клонились ко мне, пытаясь раздавить… Я впадал в панику, задыхался. Как только мне становилось совсем нечем дышать, моими поступками начинал руководить он. — Тан снова глубоко вздохнул, ему стало чуть легче. — Однажды я залез на городскую стену и спрыгнул на другую сторону. Точно так же я поступил прошлой ночью. За городской стеной я чувствовал себя совершенно иначе: кровь энергично бежала по жилам, я ощущал силу и возбуждение, свежий воздух наполнял легкие, я был готов все преодолеть. Передо мной открывался новый мир. Я нюхал траву и влажную землю и знал, что здесь недавно пробежал заяц. Я широко открывал глаза л мог видеть в темноте. Я втягивал носом воздух и чувствовал, что впереди за деревьями раскинулся пруд. Потом я ощущал другой запах, который заставлял меня пригибаться к земле, щекотал мои верны. Это был запах теплой человеческой крови…

Судья с ужасом смотрел, как меняется лицо Тана. Зрачки его устремленных на судью зеленых глаз сузились, и от этого скулы стали казаться шире. Рот искривился, обнажив острые желтые зубы, и из его глубины послышалось глухое рычание; кончики его седых усов ощетинились. Увидев, что на голове Тана зашевелились уши, судья почувствовал, что от страха не может пошевелиться, а в это время из-под одеяла показались скрюченные когтистые пальцы.

Вдруг пальцы распрямились, и руки упали на одеяло. Лицо Тана стало неподвижным и похожим нa маску. Он проговорил слабым голосом:

— Обычно я просыпался в своей постели, весь в поту. Брал свечу и бросался к зеркалу. Я испытывал ни с чем не сравнимое облегчение, обнаружив, что на лице нет крови. — Он помолчал и продолжил дрожащим голосом: — А теперь, говорю вам, он пользуется моей слабостью и одерживает верх, он заставляет меня принимать участие в гнусных преступлениях. Прошлой ночью это я напал на Цзао Миня. Но я не хотел набрасываться на него, не хотел его ранить… Однако я вынужден был, клянусь, вынужден был, вынужден был! — Его голос сорвался на визг.

Судья положил ему руку на лоб, покрытый холодным потом. Визг начал переходить в клокотание. Taн в ужасе уставился на судью, не в силах пошевелить губами. Когда судья наклонился над ним, чтобы лучше слышать, умирающий собрал последние силы и спросил:

— Скажите… я виновен?

Вдруг его глаза затянулись пеленой, челюсть отвисла, мышцы лица расслабились. Судья встал и накрыл голову Тана одеялом. Теперь на вопрос Тана ответит Высший Судья.