"Жанна д'Арк" - читать интересную книгу автора

"Собственно процесс"

Итак, заседания при закрытых дверях проходили в субботу 10 марта, понедельник 12-го, утром и после полудня, вторник 13-го, среду 14-го, утром и после полудня, четверг 15-го, субботу 17-го, также утром и после полудня; в субботу 24 марта Жан де Ла Фонтен, инквизитор, и несколько представителей Парижского университета, а также и сам Пьер Кошон вернулись, дабы уточнить некоторые детали. Епископ снова появляется в городе в Вербное воскресенье 25 марта, с ним Жан Бопер, Никола Миди и еще двое, чьи имена часто упоминаются, – Пьер Морис и Тома де Курсель; они пытаются убедить Жанну расстаться с мужским платьем (о нем часто упоминалось в вопросах судей на заседаниях суда) под тем предлогом, что, ежели она не сменит эту одежду, ей не дозволят присутствовать на мессе и получить святое причастие на Пасху.

После этих допросов, чрезвычайно частых, как мы видим, процесс – а по существу дела, следствие – считается законченным. За ним с понедельника 26 марта последует "собственно процесс". Вспомним, читая материалы процесса, о том, что Пьер Тиссе настаивал: Жанна могла быть осуждена лишь на основании своих собственных слов, поскольку против нее не было выдвинуто ни одного существенного пункта обвинения и все расследования, какие только проводил Пьер Кошон в течение января и февраля, не могли дать материала, позволяющего вести против нее судебное дело.

Нам остается лишь напомнить некоторые самые поразительные высказывания Девы на мартовских допросах. Например, когда судья говорит об эпизоде ее лжепомолвки:

" – Что заставило вас в городе Туле назвать мужчину в связи с вашим замужеством?

– Не я его называла, а он назвал меня, я же поклялась судьям говорить только правду: я не давала обещаний этому человеку".

И тут же Жанна рассказала: как только она поняла, что в отцовском саду к ней взывал ангел, то поклялась сохранять девственность так долго, как это будет угодно Богу, а случилось это, когда ей было тринадцать лет или около того.

Затем Жан де Ла Фонтен расспросил ее об отъезде из дома, об отце и матери, которым она ничего не сказала, и получил следующий исчерпывающий ответ: "Раз Бог повелел мне это, будь у меня сто отцов и сто матерей, будь я дочерью короля, все равно бы уехала". Когда в тот же понедельник 12 марта после полудня допрос возобновился, Жанна уточнила: отцу и матери "она повиновалась во всем, за исключением процесса, проходившего в городе Туле по вопросу о замужестве". Таким образом, эту "помолвку" устроили ее родители, и, вне всякого сомнения, из-за беспокойства, которое могло им причинить поведение дочери. Она объясняет это следующим образом:

"Я слышала от матери, что отец мой сказал моим братьям: "По правде говоря, если бы я верил, что с моей дочерью случится то, чего я опасаюсь, я хотел бы, чтоб вы ее утопили, а ежели вы этого не сделаете, то сам утоплю ее".

Действительно, он много раз видел во сне, что его дочь Жанна уходит с солдатами, и можно представить себе, как отец мог толковать подобный сон.

Жанне также пришлось объясниться по поводу прыжка из башни Боревуара:

" – Я сделала это не от отчаяния, но в надежде спасти тело свое и отправиться на помощь многим простым людям… А после побега я была на исповеди и просила прощения у Господа.

– Наложили на вас за это покаяние?

– Я понесла частично покаяние той болью, какую причинила себе при падении".

Воистину объяснение не лишено здравого смысла. Другие допросы дают возможность понять многие поступки Жанны, например дело Франке из Арраса, которого Жанна передала в руки правосудия и не испытывала никаких угрызений совести по этому поводу: ведь речь шла о разбойнике, предателе и убийце. Или же узнать подробности о вещах малозначительных, в частности о купленном у санлисского епископа иноходце, который, заявляет Жанна, "в верховой езде ничего не стоил".

Поднимаются и более важные вопросы, которые проясняют нам ту сторону жизни Жанны, которая сокрыта мистической завесой. Так, во время допроса во вторник 14 марта утром она поведала, можно сказать, по собственной воле о своих "голосах":

"Святая Екатерина сказала, что мне будет помощь, но я не знала, случится ли это, когда меня освободят из тюрьмы, или же во время суда, или же произойдут беспорядки, посредством которых я сумею освободиться, и я думаю, что случится либо так, либо эдак. Но чаще всего голоса говорили мне, что я буду освобождена в результате крупной победы, а затем повторяли: "Принимай все как должное, не страдай от своего мученичества, ты попадешь в рай, в Царство Божие!" И все это мои голоса говорили просто и твердо, это нужно знать непременно. Я называю свою долю мученичеством из-за мук и тягот, кои я переношу в тюрьме, и не знаю, выпадут ли на мою долю большие, но во всем полагаюсь на Господа Нашего".

Жанна никогда не зайдет в своих признаниях о "голосах" так далеко, как в этом волнующем рассказе, в котором она переходит от того, чего сама желает, к мысли о "доле", ожидающей ее и поневоле предчувствуемой ею, когда произносит слово "мученичество". Она бы хотела толковать его по-другому, но предупреждение "голосов" довлеет над ней. Тогда ей задают вопрос, уверена ли она в том, что будет спасена.

" – Я твердо убеждена в том, что мне сказали мои голоса, а именно что я буду спасена, так же твердо, как если бы это уже произошло.

– Получив это откровение, думаете ли вы, что не можете совершать смертных грехов?

– Ничего об этом не знаю, но во всем полагаюсь на Бога.

– Это веский ответ.

– Поэтому и я считаю его большой ценностью".

На этом месте допрос прервался. Вероятно, слова Жанны произвели впечатление на Жана де Ла Фонтена, решившего покинуть Руан после того, как он попытался дать Жанне совет.