"Грозные годы" - читать интересную книгу автора (Лабович Джурица, Гончин Милорад, Реновчевич...)

6 Ревность и соперничество

Те, кто еще до войны вынашивал планы заговоров и готовил путчи, собравшись в отеле «Авала» на горе Авала, кончили плохо. Судьба забросила их далеко от родины... Те, кто совещался здесь сейчас, были в тысячу раз увереннее в себе, в силе своего оружия и идеологии, чем те, которых уже не было...

После обеда в отеле и короткой прогулки по асфальтированному шоссе, которое спиралью обвивало гору, начальник Белградского гарнизона фон Кайзерберг предложил осмотреть памятник Неизвестному герою, окутанный сейчас плотной пеленой тумана.

— Да, это было бы небезынтересно, — взглянув на генерала Литерса, сказал Бадер.

Подходя к памятнику, фон Кайзерберг на несколько шагов опередил группу генералов и принялся рассказывать:

— Памятник создан недавно загребским скульптором Иваном Мештровичем, который после нашей победы над Югославией эмигрировал в Швейцарию.

— Об этом человеке я мог бы рассказать немало, — сказал Глейз фон Хорстенау. — Он живет в Берне и все пытается о чем-то договориться с англичанами.

— Итак, господа, — продолжал фон Кайзерберг, — возможно, вы не знаете, что еще в начале пятнадцатого века турки построили здесь городок Хавала, что значит «Крепость на горе». Отсюда хорошо просматривались окрестности. После первой мировой войны здесь был установлен памятник Неизвестному сербскому солдату. Впоследствии памятник был разрушен вместе с крепостью, а в 1938-м, три года назад, поставлен вот этот.

Генерал Пауль Бадер обошел вокруг памятника, разглядывая огромные темно-серые мраморные плиты, с удивительной точностью подогнанные одна к другой, а затем, презрительно поджав губу, сказал:

— А совсем недавно вы назвали его памятником Неизвестному герою!

— Да, так его теперь тут называют.

— Ну, конечно. Комплекс малой нации! — усмехнулся Бадер.

Задыхаясь от кашля, так как он не переносил тумана, Глейз фон Хорстенау неуклюже повернулся к Кайзербергу и, заранее уверенный, что его ехидный вопрос доставит удовольствие генералу Бадеру, спросил:

— Вы, кажется, основательно изучили историю этого народа?

— Полагаю, что знаю ее неплохо...

— А так же ли хорошо знаете и все то, что касается деятельности подпольных коммунистических организаций в вашем Белграде? Насколько мне известно, у них здесь есть свои комитеты, типографии, склады оружия...

Ничуть не смутившись, Кайзерберг посмотрел на Хорстенау и, заметив заискрившуюся в его глазах хитрую усмешку, холодно ответил:

— Вы затрагиваете то, что относится к компетенции наших уважаемых коллег из абвера и гестапо! Вероятно, господа Майер и Гельм могли бы ответить на ваш вопрос...

— Да, да, вы правы! — Бензлер заторопился перевести разговор на другую тему: — Как только я приехал в Белград, то сразу почувствовал, что нахожусь среди дикарей, балканских дикарей — людей, чей примитивизм только подтверждает известные выводы фюрера о славянской расе.

— А я слышал, что среди сербов были ученые с мировым именем, — неожиданно возразил ему фон Кайзерберг.

— Мы, немцы, господин Кайзерберг, — раса господ, — отрезал генерал Бадер. — И мы должны постоянно помнить о своей великой исторической миссии. Отдельные же представители этого и других народов, жившие к тому же давно, вообще не должны нас интересовать...

Подполковник Майер, Гельм и генерал Литерс незаметно отделились от остальных и оказались с другой стороны памятника. Литерс, пропуская вперед Гельма, спросил его, какого он мнения о фон Кайзерберге.

— Полную информацию о нем мог бы дать вам господин Майер, — отводя взгляд, сказал Гельм.

— Нет, моя информация отнюдь не будет полнее той, что можете дать вы, дорогой Гельм! — проговорил Майер.

— Ну говорите же, я жду! — повторил Литерс.

— Будьте уверены, господин Майер, что мое мнение полностью совпадает с вашим! — снова попытался увильнуть Гельм.

— Не осторожничайте, господа, иначе мне придется поверить слухам о том, что гестапо и абвер не в ладах между собой, — заметил Литерс.

Ганс Гельм нахмурился и, подбирая слова, сказал, что фон Кайзерберг — человек очень своенравный, что непонятно, каким образом ему удается удерживаться на занимаемой должности. Видимо, он пользуется поддержкой кого-то из высшего командования.

— Он принадлежит к числу тех офицеров, которые оказались удачливее многих даже более образованных и опытных офицеров вермахта, — заключил подполковник Майер.

На гладковыбритых скулах Литерса заиграли желваки. В нем поднималась волна холодного гнева: он ненавидел этих двоих за их умение и возможности безнаказанно делать людям гадости. Забывшись, он сам не заметил, как в его судорожно сжатом кулаке оказалась вырванная с мясом пуговица от шинели.

Подполковник Майер добавил, что господин фон Кайзерберг когда-то в каком-то бою совершил подвиг, действительно достойный восхищения, но с той поры способен на одни только глупости и живет в основном старой славой.

— Он упорно не хочет понять, что наш механизированный век — это реальность. Он, наверное, с большим удовольствием бродил бы по лесам с луком и стрелами, чем занимался своими служебными делами... — заметил Гельм.

— Тогда как наш век требует от человека непрерывной и повседневной учебы, — подхватил Майер.

— Таким образом, — заключил Литерс, — я могу сделать вывод, что это человек крайне отсталый и инертный, не обладающий элементарной любознательностью, которая заставляет даже ребенка разломать игрушку, чтобы узнать, что у нее внутри.

— Совершенно верно! — согласился Майер. — Я уверен, что он никогда в жизни даже не пытался ясно и логично размышлять о своих собственных желаниях и возможностях.

— Это человек, который никогда не знал, что ему нужно делать, — вошел в раж Гельм. — Мне кажется, что с момента нашего прибытия в Белград у него еще ни разу не возникала потребность хоть что-нибудь сделать.

— Почему же вы не сообщили об этом в Берлин? Необходимо было добиться его скорейшей замены! — возмутился Литерс.

— Вам это было бы проще сделать, господин генерал, — ответил Гельм. — Мы до сих пор еще не смогли установить, чьей поддержкой в Берлине он пользуется.

— С ним просто невозможно работать, — заявил Майер. — Он совершенно не признает сотрудничества и координации действий. Иногда для того, чтобы связаться с ним по телефону, вместо нескольких секунд приходится затрачивать по полчаса.

— Да, да! — закивал Литерс. — Гнилому дереву ненужна плодородная почва... Сбежал из Белграда сюда, превратил отель в виллу, окружил себя танками и вооруженной до зубов охраной.

— Он считает, что Белградский гарнизон существует только для того, чтобы охранять его драгоценную жизнь, — съехидничал Майер.

— И чтобы низшие чины обеспечивали его смазливыми девчонками! — бросил Гельм.

— Да, да, — снова кивнул Литерс. — Он здесь наслаждается жизнью, пьет первоклассные вина, забавляется с девочками, а наши на Восточном фронте...

Они помолчали. В это время Глейз фон Хорстенау решил было подойти к ним, но поскольку все трое делали вид, будто не замечают его, он понял, что они не хотят, чтобы им мешали, и вернулся к Резенеру и Турнеру, чтобы продолжить начатый им разговор о Литерсе.

— По мнению Литерса, господа, — подытожил Хорстенау, — мы с вами являемся лишь горсткой генералов-склеротиков, от которых вермахт никак не может избавиться. Единственная наша цель, считает он, — это выслужиться перед фюрером, Кейтелем и Гиммлером...

А в это время Гельм продолжал:

— Кайзербергам, несмотря на всю их глупость, ошибки прощаются, так как у них перед фамилией стоит «фон». Если же, например, ошибемся мы, поверив неточной информации, то именно кайзерберги первыми обрушатся на нас, хотя сами они полные невежды, не способные ни к какому делу...

— Он что, инвалид войны? — спросил Литерс.

— Всего лишь жертва дорожной катастрофы под Зальцбургом в 1939 году.

— Что же все-таки сделал! Кайзерберг в Белграде для ликвидации коммунистического подполья? — спросил Литерс.

— Вероятно, вы хотели спросить, каким образом он борется с коммунистами отсюда, с Авалы? — ехидно усмехнулся Гельм.

— Кроме расправ над мирным населением, он не предпринимал ничего, — ответил подполковник Майер. — С вашего разрешения, это просто замшелый бурбон из окружения генерала Хорстенау.

— Он выполнял, правда, кое-какие указания генерала Бёме, — добавил Гельм, укоризненно взглянув на Майера.

Разделившись на отдельные группки, участники «экскурсии» наперебой старались оговорить отсутствующих и даже присутствующих коллег, соревнуясь в обвинениях и упреках по поводу неэффективности предпринимаемых ими действий для подавления коммунистического движения.

Когда все стали спускаться обратно к отелю, к группе Литерса присоединился Бензлер, который в отличие от всех остальных имел свои собственные взгляды на положение в Белграде и во всех занятых немецкими войсками областях Югославии.

— Я не помешаю? — спросил он.

— Нисколько! — ответил Литерс.

— Мне показалось, что вы обсуждали нечто животрепещущее? — поинтересовался Бензлер, с любопытством оглядывая их.

Литерс промолчал, потом резко повернулся к Бензлеру и спросил:

— Каково ваше мнение, господин Бензлер, о деятельности КПЮ? Ну хотя бы в общих чертах...

Зная, как хитер и проницателен Литерс, а также будучи осведомлен о его дружеских отношениях с Кейтелем, Бензлер попробовал уйти от прямого ответа.

— Как вам известно, господин генерал, я здесь занимаюсь иными проблемами. Прошу простить, но на этот вопрос вам лучше всего могли бы ответить эти господа, — указал он на Майера и Гельма.

— И все же я хотел бы услышать и ваше мнение! — сказал Литерс, давая понять, что он уже беседовал с Манером и Гельмом. — Вы ведь, конечно, в курсе событий.

— Разумеется, коммунисты действуют организованно... Внизу, в отеле, у меня есть воззвание Центрального Комитета КПЮ в связи с нашим нападением на Советскую Россию. Оно произошло, как известно, 22 июня, а уже на следующий день они сумели напечатать и распространить листовки по всему Белграду и по многим другим городам...

— Вы мне этого не показывали! — повернулся Литерс к подполковнику Майеру.

— У нас есть много таких листовок, — сказал тот.

— В них содержатся призывы ко всем югославским народам включиться в борьбу против нас вместе с Советским Союзом, — пояснил Бензлер.

— Итак, перед нами стоят две задачи: подавить восстание и после этого осуществлять жесткий контроль за положением в стране, — подвел черту Литерс. — Что же касается оценок умственных способностей населения, его отсталости и лености, то эти оценки не имеют ровно никакого значения для осуществления наших неотложных задач.

Генералы подходили к отелю, не обращая внимания на вытягивавшихся перед ними через каждые пять-шесть шагов солдат охраны.

— Эта территория, господин генерал, по которой протекают Сава, Драва, Тиса и Морава, имеет большое стратегическое и экономическое значение. Здесь издавна проходили важнейшие торговые пути, связывавшие Европу со странами Юга и Юго-Востока. История Белграда и прилегающих к нему районов показывает, сколь важно для третьего рейха владеть им. Находясь в наших руках, Белград служит надежной защитой рейха от азиатских и славянских народов, в руках же этих народов он представлял бы большую опасность для нас, — сказал Бензлер.

— Совершенно верно! — воскликнул Литерс.

— Благодарю вас, господин генерал! В этом плане я и подготовил доклад для нашего совещания, — продолжал Бензлер.

— По-моему, ваши рассуждения логичны и выводы верны, — подчеркнул Литерс.

— Еще раз благодарю вас, господин генерал! Мне особенно приятно было услышать это именно от вас, так как генерал Бадер пытался высмеять мою концепцию. Она, видимо, не совпадала с его оценками...

Оба умолкли. Литерс едва удерживался от того, чтобы не высказать свое мнение и о генерале Бадере.

Вместо того чтобы пройти в отель, они решили сделать еще один круг по шоссе. На опушке леса, подходившего к самой дороге, Литерс остановился, задумчиво глядя на собравшийся в лесу у самой земли туман, медленно сползавший вниз по склону. Ему вдруг показалось, что он чувствует дыхание леса. Деревья в лесу были высокие, с мощными стволами. Иногда с ветвей срывались снежные комья и, шурша, падали вниз. Только это и нарушало тишину.

— Несмотря на логичность подобных суждений, пока еще наши усилия и решительные меры не увенчались успехом, — нарушил молчание Майер.

— Это так, — согласился, тряхнув головой, Литерс. — После поражения Советской России, когда прозвучат наши победные марши над могилой большевизма, мы не пустим на этот праздник кайзербергов, которые в трудное время отсиживались в своих норах! — несколько театрально произнес он.

— Будьте уверены, господин генерал, что дети и внуки наших врагов проклянут своих отцов и дедов за непокорность. Мероприятия генерала Бёме, хотя господин Турнер тайком и пытался их дискредитировать, необходимо проводить в жизнь и в дальнейшем... — сказал Гельм.

— А может быть, даже расширить их! — вырвалось у Литерса.

Майер покачал головой и спросил:

— А что, если эта бригада в Рудо была сформирована именно как ответ на наши акции возмездия?

Литерс остановился и испытующе посмотрел на подполковника. Тот, однако, невозмутимо продолжал:

— Вероятно, и генерал Недич ожидал от нас другого. У меня в памяти еще свежи его слова, сказанные им на приеме у генерала Дункельмана. Тогда он заявил, что надеется в кратчайшие сроки, проведя необходимые реформы и создав сербскую армию, своими силами обеспечить порядок и спокойствие в стране и таким образом дать возможность нашим войскам заниматься своими непосредственными задачами.

— Однако дело приняло другой оборот! — заметил генерал Литерс.

— Я не знаю, с какими впечатлениями вы уедете из Югославии, господин генерал, — сказал Гельм. — Но в том, что сейчас все наше внимание должно быть сконцентрировано на этой партизанской бригаде, я уверен...

— Бригада должна быть как можно скорее уничтожена! — прервал его Литерс — До последнего человека!..

— Сначала ее нужно найти! — усмехнулся Майер. — Я не удивлюсь, если завтра мы получим сообщение о том, что она уже на Космае, — добавил он.

Не скрывая хитрой усмешки, генерал Литерс нетерпеливо произнес:

— Местонахождение бригады мне будет известно не позже чем завтра!

— Логично было бы ожидать быстрого ее продвижения и неожиданного появления в самых различных местах, — заметил Майер.

— Господа, всякое живое существо, передвигаясь по земле, неизбежно оставляет следы...

— Бригада должна быть беспощадно и немедленно уничтожена! — поддержал Литерса Гельм.

— Эта честь выпадет генералу Бадеру. Мы, господин Гельм, разумеется, будем согласовывать наши действия, — сказал Майер.

— Успех и слава воодушевляют человека, заставляют его мобилизовать все свои силы, — размеренно произнес Литерс. — Однако в любом случае надо уметь оценивать свои возможности. Сейчас, например, я не уверен, что Бадер, чья звезда уже меркнет, найдет в себе достаточно сил, чтобы выполнить эту ответственную задачу...

Вскоре туман окончательно рассеялся, а темные тучи опустились еще ниже. Пошел дождь, и это вынудило генералов вернуться в отель.

В тот день совещание так и не было продолжено. Но в ресторане до позднего вечера не смолкали крики и хохот подгулявших генералов. Единственным человеком, который не веселился, был фон Кайзерберг...