"Ничего невозможного" - читать интересную книгу автора (Астахова Людмила Викторовна)

Глава 2 Третий лишний

Конец весны

От запаха цветущей сирени у Росса болела голова. С другой стороны, гулять по дворцовому парку было предпочтительнее, чем сидеть в душном кабинете. А гулять с Раилом к тому же еще и полезно для дела. Сначала они медленно брели по аллее — император Эльлора и его канцлер — двое немолодых, весьма озабоченного вида мужчин. Шли медленно, чтобы не отвлекаться от темы разговора и потому что Джевидж сильно хромал. Ему даже пришлось взять из дому трость, чтобы опираться при ходьбе. После ранения и нескольких неудачных переломов правая нога лучше всяких предсказаний давала знать — на столицу идет гроза. Настоящая весенняя гроза. Но пока солнце сияло вовсю, и можно было неторопливо шагать по дорожке, усыпанной белым морским песком.

— Давайте посидим тут, — решил Раил, указывая на скамейку в окружении цветущих пионов.

Росс поморщился, но согласился. Пионы тоже пахли, и ничуть не приятнее сирени. Он вообще не любил весну из-за обилия запахов. Теперь же, когда зрение ослабело, обоняние только усилилось. Запах пионов вкручивался в мозг, словно коловорот, лишь усиливая головную боль.

«Осталось только хвосту отрасти, чтобы совсем особачиться, — думалось Джевиджу, пока он вытирал платочком сиденье, чтобы не испачкать пылью вицмундир. — Нюх обострился, лаю, как пес цепной, скоро начну кусаться».

— Мы же вроде сошлись на мнении, что в ответ на действия Шиэтры в Каруне мы проявим активность в отношении Кордэйла, или я снова что-то запамятовал? — спросил император, демонстративно не глядя на своего визави.

— Нет, все правильно. Адекватность и асимметричность — неплохи для стратегии сдерживания, но сейчас стоит повременить с давлением на Кордэйл. Рядом Дамодар, и там все снова неспокойно. Не хотелось бы провоцировать тамошних теократов на резкие движения в сторону Виндры, — ответил Росс, рисуя тростью на песке примитивную географическую карту, которую они оба знали наизусть.

Вот к западной границе Эльлора одной из своих «граней» примыкает неугомонный Дамодар, похожий на огромный треугольник. Южнее многоугольный лоскут Виндры — вечного союзника и политического побратима Эльлорской империи. Еще южнее Кордэйл, не так давно прирастивший треть территории аннексией раздробленного внутренними этническими противоречиями Джотсана. Бельмо на глазу, заноза в пятке, чирей на заднице — вот что такое для канцлера Джевиджа эта аннексия. Позор, несмываемый позор, и постоянное напоминание о предательстве сына.

«Ольрин, Ольрин! Дьяволы тебя дери в клочья! Как ты мог?!» — даже по прошествии двух лет ярился Росс. Отцеубийство и самозванство — преступления тяжкие, но объяснимые, а вот не глядя сдать интересы своего народа непонятно ради и во имя чего — это за гранью понимания.

«Нужно было всего лишь немного подумать и не накладывать вето на резолюцию, никто ведь не заставлял начинать сразу же войну, но ты, щенок бездарный, испугался ответственности, — проносилось в гудящей голове у Джевиджа. — Играться в канцлера и быть канцлером — разные вещи». Поддавшийся на сладкие посулы магов-заговорщиков, Ольрин уже два года отбывал наказание, а его отцу приходилось выкручиваться, пытаясь представить эту грандиозную промашку неким странным тактическим ходом. И похоже, что его величество счел нынешние сомнения одной из таких уверток.

— Если мы сейчас начнем давить на правительство Кордэйла, то они могут забыть о недавнем пограничном конфликте с дамодарцами и возобновить торговые отношения. А Шиэтра сделает вид, что ничего не заметила, когда Кордэйл начнет усиленно продавать оружие Дамодару, — пытался объяснить Росс. — Нам абсолютно не нужен пусть даже временный союз торговой республики со Священной директорией. Попы и ростовщики! Худшего альянса трудно себе вообразить. Незаинтересованность Дамодара в коалиции с Кордэйлом всегда служила к нашей пользе.

Истинная правда. Пока непримиримые наместники бога оставались костью в горле всего континента, сохранялся хоть какой-то баланс сил. За Кордэйлом всегда стояло Великое Княжество Шиэтра — наиболее крупный, наряду с Эльлором, игрок на всемирной политической сцене. Так уж повелось испокон веков — что хорошо для Шиэтры, то смертельно для Эльлора, и наоборот. Хотя войн между ними никогда не было, но это просто потому, что ВсеТворец поместил непримиримых соперников по разные берега Эрразского моря. Хвала Ему за это! Не то бы крови человечьей и слез пролилось больше, чем нынче воды в холодном море.

— Мне кажется, Великий князь сочтет наше бездействие проявлением слабости, — с нескрываемым сомнением молвил император.

Они с Джевиджем являли собой полнейшую противоположность друг другу, особенно в молодости. Черноволосый, резкий, грубо сработанный Росс, и невысокий, аккуратный в словах и поступках, русый Раил, — казалось, трудно сыскать двух столь разных людей. Теперь-то и подавно не перепутаешь. Джевидж хоть и младше на год, а выглядит старше сюзерена: наполовину седой, хромой и нездоровый. И характеры разные — природная жестокость и агрессивность Росса, зажатые в панцирь самоконтроля, против спокойной незлобивости закаленной до стальной твердости жизненными невзгодами и бременем власти Раила. А поди ж ты, умудрились пронести армейскую дружбу через множество испытаний. Не без тонких нюансов, но все-таки говорить они могли откровенно. И вовсе не потому, что в свое время прошли вместе немало дорог… Со сколькими людьми нас связывают всего лишь долгие годы знакомства и больше ничего? А! То-то же! А вот если мужчины на пятом десятке лет питают друг к другу искреннее уважение — это уже кое-что значит. Впрочем, это всегда, в любом возрасте значит кое-что. Точно, точно вам говорю!

— А мы надавим в другом месте, — увлеченно продолжил Джевидж, забыв наконец-то о головной боли.

Пусть предложение и не слишком подкупало новизной, но создавало некую иллюзию всеохватывающей стратегии. Демонстративное ужесточение политики по отношению к мелким союзникам Шиэтры должно заставить Великого князя вести себя чуть осмотрительнее и в Маголи, и в Имшаре. Особенно если тонко и ненавязчиво намекнуть о своем недовольстве вмешательством во внутренние дела Маголи.

— … а мы пока можем с чистой совестью отправить в район Га-нага эскадру. Под любым надуманным предлогом.

— Лорды Адмиралтейства согласны, надо полагать? — усмехнулся Раил.

Он уже знал о том, какую артподготовку провел лорд канцлер среди высшего руководства армии и флота. При желании Джевидж до сих пор мог дергать за невидимые ниточки весь Генштаб, но он счел более дальновидным и разумным оставаться сторонним наблюдателем с правом совещательного голоса. За что бывшего маршала и ценили военные.

— Рвутся в бой, — с ухмылкой заверил императора Джевидж. — Заодно покажем Маголи, что готовы защищать их интересы почти бескорыстно.

— Как именно?

— Высадим десант на побережье Ру-Фаррата. Тамошние пираты совершенно распоясались. За последние полгода ими было захвачено около сотни судов, и с этим нужно что-то делать. Кстати, по данным разведки, шиэтранцы сулили свою помощь в обмен на Ангу. А мы сделаем то же самое просто так… в смысле, наведем порядок ради безопасности своих и чужих торговых путей. Вот вам и предлог, кстати.

— И не такой уж он и надуманный, — согласился с доводами его императорское величество. — Безвластие в Ру-Фаррате только облегчит задачу. Пожалуй… пожалуй, я соглашусь с вашими выводами и предложениями, но…

— Но?

— Давайте не будем упускать из вида Дамодар.

— Я уже двадцать лет вижу его каждую ночь во сне, — вздохнул лорд канцлер. — Как я могу забыть?

Тяжело забыть две войны, принесшие славу и почести. Забывать вообще очень тяжело и неприятно. Это только так кажется, что, если вычеркнуть из памяти печали и горести, станет легче. Ничего подобного, станет больнее. Росс Джевидж цеплялся за все свои воспоминания, как за самую главную ценность. Даже за память о дамодарских войнах, даже когда просыпался с криком, судорожно шаря по одеялу в поисках оружия. И это было хорошо, потому что за руку его держала Фэйм, и ее присутствие рядом означало одно — все в прошлом, ничего не вернется, изменения слишком глубоки, у них теперь будет все по-другому: иначе, лучше, честнее… Прошлое необходимо, чтобы знать, что происходит в настоящем, и планировать будущее. Или еще для чего-то.

Джевидж поймал вопросительный и обеспокоенный монарший взгляд.

— Нет, все в порядке, просто задумался.

Утаить от сюзерена свои припадки не удалось, хотя Росс очень старался, памятуя о том, что уязвимость — это не то качество, которое потребно императору в канцлере. Дружба ни при чем, когда речь идет об огромной ответственности.

— И все-таки обстановка в Дамодаре продолжает накаляться, — заметил Раил. — Я говорю про набирающее силу течение «богоявляющих».

— Которое чертовски сильно похоже на проникновение магии в религию, — проворчал канцлер. — Меня вполне устраивала директория высших дамодарских иерархов, которые не претендовали на ранг живых божеств, оставаясь всего лишь людьми, служащих ВсеТворцу в меру сил и возможностей.

— Вы опасаетесь, что к власти в Дамодаре может прийти Живой Бог?

— Об этом только и разговоров последний год. Вы же читали доклад, ваше императорское величество, дамодарцы со дня на день ждут Явление. Такого всплеска фанатизма там не было уже лет пятьдесят, если не больше. Мне кажется очень странным и непонятным, почему одна магия объявляется нечистой, а другая — святой.

— Меня больше волнует, с кем Священная директория решит начать маленькую отвлекающую войну — с нами, с Виндрой или с Кордэйлом, — озабоченно молвил император.

— Поэтому мы и не будем трогать Кордэйл, — улыбнулся Росс.

Дамодар становился нестабильным, там зрела смута, предотвратить которую могла только небольшая война с «подлыми захватчиками». Старая добрая тактика любой неуверенной в себе власти при разрешении внутренних проблем — найти внешнего врага, сплотить народ подъемом патриотизма и направить агрессию вовне.

Император пожевал в задумчивости губу, нервно ощипывая пышный пион.

— Да. Пусть это будет Кордэйл. Но без открытых военных действий. Небольших трений и взаимной демонстрации силы будет достаточно.

— Как пожелаете, ваше императорское величество. Я распоряжусь, чтобы господин Санагми начал готовить провокацию.

— Но чтобы не дошло до столкновений… — еще раз напомнил Раил.

— Разумеется, сир, — по-военному четко кивнул Джевидж и перемешал тростью белый песок с пурпурными лепестками пиона.

Чтобы не было так символично:

Из-за поворота аллеи выехал принц Майдрид верхом на вороном жеребце, сопровождаемый наставником и парой телохранителей. Он радостно помахал отцу.

— Добрый день, ваше императорское высочество, — поклонился Джевидж.

— Сидите, сидите, милорд. Не вставайте!

Верховая езда не отвлекла наследника от увлечения воздухоплаванием, как втайне надеялся Раил, но лошадей принц полюбил всем сердцем. И, по правде сказать, держался Майдрид в седле уверенно и крепко даже для взрослого, не то что для тринадцатилетнего мальчика. Но разве его величеству угодишь? Разумеется, Раил был недоволен усердием и успехами принца в верховой езде и не стремился более-менее скрывать свое отношение.

— Я полагаю, его высочество мой сын решил, что его всю жизнь будут носить на паланкине, как какого-нибудь маголийского князька, — бросил он через плечо и повернулся к Джевиджу, встречая осуждающий взгляд: — Что? Я слишком требователен к молодому человеку?

— Покойный император тоже редко находил слова для похвалы, тем паче заслуженной, — ответствовал сдержанно тот.

— То есть? — подозрительно прищурился император.

— Я хочу всего лишь сказать, что нет необходимости идти дважды одним путем, сир.

Раил хотел ответить кое-что не слишком лицеприятное вроде: «Не упомню, когда это вы стали таким большим специалистом в воспитании сыновей?» Но благоразумно промолчал.

Бить по больному месту не слишком по-дружески, не правда ли?

— Просто, как каждый нормальный отец, я желаю своему сыну наилучшего и хочу видеть его идеальным. Хорошо… пусть не идеальным, но близким к таковому.

Джевидж молчал, как всегда непроницаемый, словно гранитная стена. Если бы не ритмичные щелчки суставами пальцев, то ни за что не догадаться о внутреннем напряжении. И ведь не скажешь ему, что тот ребенок, которого Росс ждет с таким страхом и надеждой, ни в чем не будет походить на Ольрина. Это будет другой… сын. И нипочем не признаться, как в свое время Раил изводил себя мыслями о том, что Майдрид повторит судьбу своего непутевого дядюшки. И до сих пор неусыпно бдит император Эльлора над каждым шагом наследника, дабы не упустить мгновения, когда проснется в его крови древний порок всех потомков Ведьмобоя — неуемная жажда удовольствий любой ценой. Оттого и неудовлетворение, оттого и строгость, порой излишняя и вдвойне обидная. Но сказано же: сбережешь розгу — сгубишь дитя. Вырастет Майдрид, сам станет отцом и поймет, как его любили не на словах, а на деле.

Вот поэтому на губах у императора грустная улыбка, а в глазах канцлера невыносимая мука. И молчание, повисшее над их склоненными от тяжких дум головами, не прервется. Мужчины не разговаривают о таких вещах, как отчая любовь. Ибо она сама по себе безъязыка, точно покаранный клятвопреступник.

Иногда Моррану казалось, что он всю жизнь провел рядом с Джевиджем. Так бывает, когда человек, в компании которого находишься весь день от рассвета до заката, от его пробуждения до отхода ко сну, вызывает столько разных противоречивых чувств. Такого несносного ублюдка, как Росс Джевидж, следовало еще поискать — сохраняя на физиономии выражение крайнего презрения, он двумя-тремя фразами мог довести собеседника до припадка бешенства, вознести до небес и втоптать в грязь. Своих подчиненных лорд канцлер, с одной стороны, не считал людьми, а с другой — не претендовал разве только на их печенки с селезенками. Ему и так принадлежало все их время, их мозги и душевные силы. Да что там говорить! Вся жизнь без остатка. Посыльные, клерки, секретари, референты, помощники составляли армию канцлера Джевиджа, связанную присягой и клятвой верности, за честь принесения которой они сражались меж собой едва ли не до крови. Кто-то не выдерживал и сбегал, но те, кто оставался… Они одновременно люто ненавидели и до безумия обожали своего патрона. Они злословили за его спиной и с кулаками бросались на тех посторонних, кто осмелился сказать хоть что-то дурное в его адрес. Они ползали перед ним на коленях и кричали в лицо ругательства, а потом шли и делали то, что он приказал. И только одного человека для Джевиджа не существовало в природе — его телохранителя-мага. Словно лорд канцлер еще давно решил для себя сложное уравнение и вынес Моррана за скобки своего внимания. Мэтр Кил умудрился даже с Касаном Ангамани подружиться. Уж на что замкнутый мужик, уж на что нелюдим, а и к нему нашелся ключик-отмычка. Сошлись на почве красот Восточных Территорий, а там слово за слово и выяснилось, что отставной сержант прекрасно знает язык эрройя и даже знался с одним тамошним вождем-пророком. Он был простой человек, поднятый до чести быть телохранителем канцлера стараниями Грифа Деврая — частного сыщика и друга семьи.

Пока Джевидж прогуливался с императором, оба телохранителя следовали за ними на небольшом отдалении, не обольщаясь безопасностью королевского сада. С начала серми-месяца на канцлера покушались дважды, причем оба раза какие-то молодые борцы за народное счастье, которые не слишком хорошо представляли себе, где у пистолета дуло. Касан утверждал, что это какое-то такое весеннее-осеннее безумие витает в воздухе, потому что летом и зимой количество желающих убить Джевиджа снижается на порядок как среди эльлорцев, так и средь иностранных агентов. Но бдительности телохранители все равно не теряли.

— Гроза идет, — тихо сказал Касан. — И полнолуние нонче.

Дышать становилось все тяжелее, воздух разве что не искрил от накопившегося электричества. Незаметно поднимался ветерок, который обещал к вечеру обернуться шквалом.

— Ночью полегчает, — согласился Морран. — Утро будет свежим.

— Только ночью спать нам не придется.

— Почему? — удивился молодой человек.

— Кажись, наша миледи сегодня родит. Полнолуние — самое время для баб от бремени разрешаться. Луна воду тянет, и плодные воды тоже, — со знанием дела рассуждал телохранитель.

Роды ожидались со дня на день, Джевидж не находил себе места, профессор Кориней отменил все дополнительные занятия, а Финскотт вообще не отходил от женщины ни на шаг. И что греха таить, Морран тоже переживал. Миледи была той сердцевиной, вокруг которой вращалась вся жизнь дома номер 26 по Илши-Райн. И ничего особенно в ней нет, если посудить разумно, но отчего-то же на Росса Джевиджа есть в целом мире только одна управа — его спокойная выдержанная жена.

В последний месяц, когда она совсем отяжелела, канцлер старался каждый вечер проводить в ее обществе. В основном они медленно гуляли по саду, а если Джевиджу срочно требовалось поработать, то Фэйм с книжкой укладывалась на диванчик в его кабинете. Волей-неволей Моррану Килу приходилось быть рядом, слушать их разговоры, а стало быть, проникаться их взглядами, мыслями и впечатлениями.

— Как думаете, все будет в порядке? — осторожно спросил экзорт.

О ком речь идет, Касан спрашивать не стал. И так понятно — о леди Джевидж. Все разговоры между охраной и прислугой только о ней одной. Старые слуги, которых лорд канцлер вернул в дом, на нее чуть ли не молились. Из помеси проходного двора и унылой казармы особняк Джевиджа превратился в семейное гнездо. Все честь по чести, как у нормальных господ, — чудесная хозяйка, ждущая малыша, маленькая дочка-внучка, полный штат горничных и лакеев, добрая нянюшка, замечательная повариха — Биби Джетенгра, приличные парни в охране и даже настоящие доктора при хозяевах, с которыми не возбраняется в случае нужды и слугам посоветоваться о здоровье. Ну чем не простое человеческое счастье?!

— Думаю, обойдется все. Молодая, сильная, не отекла ничуть. Да и живот не слишком большой… Разродится, — авторитетно заявил отставной сержант Ангамани.

— Вы были женаты?

Простоватая физиономия Касана с едва заметными рябинками оспы сделалась круглой от ухмылки.

— Молодой вы еще, Морран. Я и сейчас женат. Кому я шлю деньги, по-вашему? Уже и дед дважды. Старшая дочка постаралась.

— А почему не привезли свою жену?

Телохранитель еще больше развеселился.

— А хозяйство куда девать? Птичник и свинарник? Это я — солдат, а Винисса — крестьянка потомственная, что она забыла в столице? Дети на ней, внуки, поле, скотина. Даст ВсеТворец, так осенью милорд разрешит мне отпуск, тогда поеду на младшенького своего посмотрю. Он у меня получается практически ровесник Джевиджеву дитю, на той неделе родился аккурат. Пока милорд наш с миледи на морях миловались, я свою бабу тоже на сеновале завалил.

Касан болтал без умолку, но при этом все время зорко и внимательно оглядывался по сторонам, следя за каждым подозрительным движением.

Морран даже спрашивать не стал, почему его напарник ни разу за три месяца знакомства не обмолвился о своей семье. С магом такими вещами не делятся. Еще сглазит.

— А почему вы мне все это рассказали? — все же спросил замученный любопытством экзорт.

Касан перестал крутить головой и так пристально уставился на мэтра, словно прикидывал, куда всадить ему пулю — в лоб или в грудь.

— Вы беспокоитесь о благополучных родах миледи, значит, не пропащий человек, хоть и маг, — отчеканил он и отвернулся.

Обедать Фэйм отказалась наотрез. Только попила немного лимонаду, чтобы унять жажду. Слишком жарко, слишком сильно давит на желудок малыш, к тому же брыкается, словно жеребенок. И вообще сидеть на стуле совершенно невозможно, так быстро устала спина.

— Я полежу немного, — сказала Фэймрил, оттолкнув от себя тарелку.

«Да когда это уже кончится? Нет уже сил ждать!» — раздраженно подумала она.

Дворецкий Алицер только скорбно вздохнул, но спорить не стал. Профессор приказал не пичкать миледи всякими соблазнительными деликатесами, чтобы дитя в утробе не раскормить.

— Я провожу вас, — предложил Кайр и подал руку женщине, чтобы она могла опереться, вставая из-за стола. — Вы устали?

— Не то слово, — пожаловалась Фэйм.

— Хотите, я посижу и почитаю вам?

Леди Джевидж благодарно улыбнулась молодому человеку. С тех пор как они познакомились в дилижансе по пути в Фахогил, она никогда не могла упрекнуть Кайра Финскотта в невнимании. Они с профессором Коринеем стали для Фэйм семьей. А почему нет? Кайр в качестве младшего брата, а Ниал — названого отца подходили идеально. Без них дом на Илши-Райн был бы не тем, каков он сейчас. И что бы там ни бурчал Росс, а отрекшийся маг — знаменитое на весь Эльлор медицинское светило — как никто иной пришелся ко двору. Киридис его обожает, и, кстати, почти взаимно. А Кайр… без его энтузиазма и жизнелюбия они бы тут все давно закисли.

Вот и сейчас он вместо чтения чего-нибудь классически-назидательного выбрал смешную повесть мистрила Тувена про приключения трех мальчишек, сбежавших из дому.

— Фэйм, вам удобно? Подложить еще подушечку под ноги?

Потом прибежала Кири, показать свой новый рисунок — толстое полосатое чудище о шести лапах. Судя по всему, кухонная кошка Ныра. Тот же оскал и хитрый вороватый взгляд.

— Мамочка устала? — озабоченно спросила девочка.

— Мамочка ужасно устала.

— Спи, мамочка.

Кири звонко чмокнула Фэйм в щеку и убежала.

Слышать это нежное «мамочка» — такое счастье, право слово. И если раньше леди Джевидж ужасно боялась, что с рождением младенца она станет меньше любить приемную дочку, то потом эти опасения развеялись. Кири нельзя не любить, у нее улыбка Росса и душа Принцессы Трав[8].

— …И когда солнце опустилось за линию горизонта и на землю пришли сумерки… — доносился откуда-то издалека голос Кайра.

Скоро вечер, наконец-то вернется Росс, весь такой неспокойный, окутанный тревогой, словно туманом. Серым, плотным кладбищенским туманом, в котором он блуждает последние месяцы, в котором он потерялся и не хочет звать на помощь. А когда настанет ночь, Росс будет смотреть жадным ненасытным взглядом и касаться так, словно Фэйм соткана из хрустальных нитей толщиной в паутинку. Он теперь часто так делает. Сидит рядом и смотрит, смотрит, смотрит… В темноте его глаза светятся изнутри, будто у волка. Но не как у страшного лесного волка, а словно у… Великого Л'лэ, только не оранжевым, а зеленым.

«Ты вс-с-спомнила обо мне, Бес-с-страшная!»

Черный огромный змей-аспид, пахнущий травами и медом, вполз на кровать к женщине, невесомо заструился по ногам, обвил мягкими кольцами живот, согревая и нежа не рожденного еще младенца, положил большую треугольную голову между налитых грудей и заглянул в глаза.

«Здравс-с-ствуй, Бес-с-страшная!»

«Здравствуй, Огнерожденный! — промурлыкала мысленно Фэйм. — Ты сегодня без свиты?»

Она уже и не надеялась снова встретить Вечного, спасшего от страшной смерти ее любимого мужа. Редко-редко, иногда ей снился полет на гигантском черном вороне над Эарфиреном и свора огнеглазых тварей, несущаяся галопом по зимнему лесу. Их свирепая охотничья песня и смех Великого Л'лэ. И желание лететь вместе за горизонт, далеко-далеко…

«Настало время платить за третье желание, Бесстрашная!»

«Чем? Или… кем?!»

Фэйм встрепенулась. Ей вдруг вспомнились древние легенды про хитрых богов, выманивавших у глупых смертных женщин их детей. «Отдай мне то, о чем еще не знаешь! Отдай мне то, что носишь под поясом платья».

«Не бойс-с-ся, — рассмеялся Огнерожденный, опережая вопрос. — Твоя плата ос-с-станется прежней, и она — молчание. Тяжелое, как Кехтанские горы, глубокое, как Эрразс-с-ское море, и темное, как воды Аверна».

«Я буду молчать, Великий Л'лэ».

«Конечно, будешь. Ты будешь молчать о том, что услышишь сейчас. Ты будешь молчать о том, что сила твоего сына — это моя сила. Ты будешь молчать, когда тот, от чьего семени зачато это дитя, будет рыдать кровавыми слезами. Ты будешь молчать до тех пор, пока Мужчина-без-Сердца не позволит себе его иметь».

«Кого?»

«Сердце, Бес-с-страшная, сердце».

Великий Л'лэ приподнял голову и дотронулся раздвоенным языком до щеки Фэйм. То ли целуя, то ли пробуя на вкус ее тихие слезы.

«А теперь тебе пора. Твой сын хочет сделать первый вдох и увидеть этот мир своими глазами», — сказал он, ласково и несильно сжимая кольцами змеиного тела ее живот.

— О-ой! — вскрикнула женщина и проснулась.

— Что?! Уже? Больно?

— Больно. Схватки начались, — простонала Фэйм, слегка ошалело глядя на Кайра.

В ее голове еще звучал голос Великого Огнерожденного.

«Помни и молч-ч-чи, Бес-с-страшная! Потому что, ес-с-сли ты наруш-ш-шишь молч-ч-чание…»

Примерно час лорд канцлер изучал очередной доклад, и у Моррана создалось такое впечатление, будто его подопечный вдруг впал в детство и позабыл алфавит. Потому что невозможно читать столько времени две странички рукописного текста. Разве только по слогам. Вполне возможно, Джевидж просто испытывал терпение своего телохранителя. Он часто проделывал нечто подобное со своими подчиненными. Вызовет с очередным рапортом и держит по стойке «смирно», якобы читая, до тех пор, пока нерадивый не признается в ошибках, а усердный не начнет роптать. Но так как Морран Кил не имел к исследуемым документам никакого отношения, то причина столь явного демарша магу была совершенно непонятна. Зачем усаживать в кресло напротив и молчать битый час?

И вдруг Джевидж поднял на телохранителя тяжелый недобрый взгляд. Словно кипятком в лицо плеснул. По ощущениям почти то же самое.

— Вы умеете играть на фортепиано, мэтр?

— Немного.

Морран не удивился вопросу. В его досье черным по белому было написано: отец по профессии настройщик роялей, а мать — учительница музыки на дому. Странно, если бы их сын вообще ни разу не сидел за инструментом.

— Лучше, чем играет моя жена, или хуже? — уточнил канцлер.

Миледи играла неплохо, особенно для выпускницы частного пансиона. Техника вполне на уровне, но сказывается долгое отсутствие практики.

— Гораздо хуже. У меня нет музыкального слуха, — честно признался маг.

— Но вы учились музыке?

— Да, милорд.

Из-под палки, через силу, с ненавистью к злосчастной брынчалке и мечтой никогда и близко не подходить к любому музыкальному инструменту. Которая сбылась довольно скоро. Стоило только попасть в Хоквар, как о гаммах пришлось тут же забыть.

«Надеюсь, он не заставит меня играть», — искренне понадеялся Морран.

— Как это происходит? Как учатся музыке? — продолжил допрос Джевидж.

— А вы не знаете?

В нарви-месяце они с миледи дважды были в опере. На «Алмазной короне» и «Фее Трав». Лорд канцлер любил и ценил музыку. Еще больше он любил продемонстрировать всем окружающим свое презрение, а также драгоценности и безупречность супруги: ее манеры, ее тонкий вкус и — да! — ее украшения. Такого роскошного сапфира, какой сверкал на подвеске леди Фэймрил, не было даже у леди Лэрды Вайн Рунлиш — фаворитки императора. Именно неофициальный статус любовницы Раила Второго не дозволил придворным указать на недопустимость подобного превосходства.

— Я знаю, но я спрашиваю об этом вас, чтобы узнать еще одно мнение. Неужели это так трудно понять? — фыркнул Джевидж. — Рассказывайте.

— Ну-у-у-у… сначала показывают нотный стан и как располагаются на нем ноты, и одновременно демонстрируется, какой клавише соответствует какая из нот. Затем учатся гаммы, то бишь ставятся руки.

Морран даже изобразил пальцами на подлокотнике кресла движения пальцев.

— Далее? Что происходит далее? — не унимался канцлер.

— Ученику даются для разучивания простейшие мелодии, наиболее запоминающиеся гармонии, которые он повторяет и повторяет, пока не сможет играть по памяти. Постепенно пьесы становятся сложнее, в них уже есть аккорды, а параллельно проводятся занятия по сольфеджио, развивающие слух.

Джевидж откинулся в своем кресле и слушал, не сводя с собеседника внимательных темно-серых глаз, только знай потирал успевший зарасти щетиной подбородок.

— Значит, для обучения музыке необходим преподаватель, инструмент и ноты, так?

Сбитый с толку экзорт согласно кивнул.

— Хорошо. А если без нот?

— Не проблема. Все равно учитель все объяснит и покажет, но будет сложнее.

— Верно. Тогда усложним задачу. Можно ли обучиться играть на фортепиано без учителя и нот?

— Можно. Если у человека абсолютный музыкальный слух. Он будет подбирать знакомые мелодии просто на слух, ведь в его голове она уже звучит.

— Замечательно. А без фортепиано?

Морран призадумался. К чему этот разговор? Ведь не ради же простого любопытства он затеян.

— Понимаете, милорд, такие случаи бывали. Один очень бедный ребенок, которому не могли купить инструмент или отдать на обучение, так хотел играть, что рисовал углем на полу клавиши и тыкал в них пальцами.

— Я знаю эту историю, вернее, легенду про великого виндрийского маэстро Барроссо.

Лорд канцлер озабоченно хрустнул суставами, выгибая собранные в замок пальцы.

— Получается, на самом деле все зависит лишь от того, существует ли в природе такая штука, как фортепиано. Надо услышать музыку, исполненную именно на нем, чтобы попытаться научиться ее воспроизводить самостоятельно, — предположил он.

— Да, именно так.

Какое-то время Джевидж сосредоточенно смотрел куда-то в пространство над головой телохранителя. Потом резко хлопнул в ладоши.

— Значит, нам всего и осталось, что найти это дьявольское пианино. Собирайтесь, мэтр, нам пора.

На часах было ровно пять пополудни.

— Куда?

— Искать пианино, — ухмыльнулся лорд канцлер и, поймав изумленный взгляд мага, исправился: — Это была шутка. Мы едем домой.

«ВсеТворец! До чего же странный разговор!»

Но на Илши-Райн они не поехали, точнее, поехали, но не сразу. Сначала Джевидж попросил кучера сделать небольшой крюк к храму ВсеТворца-Зиждителя. Касан только глаза выпучил от удивления, но ничего не сказал.

Росс не был в храме уже лет двадцать, если не больше. И не из-за отсутствия веры, а потому что полагал себя человеком сильным и упорным, способным добиться всего самому. Помощь нужна слабым, им одно упованье на высшую милость. Да и не нужно Джевиджу ничего такого, чего нельзя было бы добиться без божественной поддержки.

Но сейчас, спустя столько лет, все, казалось бы, позабытые давным-давно движения и канонические слова молитв помимо воли всплывали в сознании Росса. Что ни говори, а память у него была превосходная — цепкая и глубокая. Он опустился на колени перед алтарем, закрыл лицо ладонями и, как смиренный прихожанин, начал читать по памяти длинный и сложный для запоминания канон — «Силу просящего не за себя». Не каждый клирик сразу вспомнит все сорок пять нерифмованных речитативов.

— …и пусть дождем будет дождь, и пусть снегом — снег, и дыхание не прервется, и не иссякнет сила, и не погаснет солнце, и не кончится песня, и слезой не отольется, и кровью не омоется. Не просящий за себя, не молящий о бренном, не ищущий выгоды, не знающий истины, но вечно уповающий на милость Твою, ради того, кто важнее, лучше, сильнее, честнее и благословеннее. Ради благополучия, здравия, жизни долгой, красоты нетленной, души вечной… Фэймрил Бран Джевидж.

Мысль о том, что он может потерять Фэйм, толкнула бы Росса и на гораздо более серьезные поступки, чем поход в храм, но ничего умнее и лучше он все равно не придумал. Впервые все самое важное в его жизни зависело только от милости ВсеТворца. Как Он даст, так и будет. Всесильный канцлер бессилен помочь своей жене благополучно родить. Разум понимает, что от количества положенных в шкатулку для пожертвований ассигнаций ничего не зависит, и от правильной последовательности молитвенных слов тоже, но изболевшееся сердце цепляется за призрачную надежду как за соломинку — а вдруг подействует. От запаха воскурений и приближающейся грозы у Росса Джевиджа в голове кипели и плавились мозги. Он и не подозревал, что такой кошмарный трус, до той поры, пока не дознался, что означает бояться не за себя. Интересное знание, приобретенное на сорок четвертом году жизни, ничего не скажешь.

Росс посидел еще немного, созерцая темноту на внутренней поверхности век. Он всегда догадывался, что ВсеТворец отмерил ему сполна всего — и хорошего, и плохого, и не исключено, что с единственной целью — узнать, сможет ли смертный выдержать такой груз. Но сейчас Джевидж буквально слышал, как трещит его хребет. Все навалилось сразу — работа по возрождению Конклава Рестрикторов, внешнеполитические осложнения, подозрительная полумагическая секта в Дамодаре, медленно тлеющий конфликт в Совете, козни Даетжины, покушения, беременность Фэйм, собственное нездоровье.

Росс еще крепче стиснул зубы. И неожиданно для самого себя прочитал молитву в память о своей первой жене, которую никогда не любил, которую невозможно было уважать.

— …и покоя тебе, и нового рождения в чести и славе, и мир душе твоей, Ранвинэл Тарилла Джевидж… я помню о тебе…

Помянул впервые со дня ее смерти, впервые от чистого сердца, впервые без застарелого раздражения.

Когда подъезжали к дому, охранник Ирдан выбежал навстречу и на ходу запрыгнул на подножку.

— Началось, милорд! — взволнованно крикнул он.

Переспрашивать, что именно началось, никто не стал. И так понятно.

Джевидж, молча растолкав слуг и забыв о хромоте, вихрем взлетел по лестнице. Облаченный в хирургический халат профессор Кориней уже распорядился обо всех необходимых вещах, как то: о теплой воде, чистых простынях, влажной уборке с уксусом в спальне. Наготове также были лекарства и инструменты, от одного вида которых Росса мутило. Все эти жуткие щипцы и крючья…

— Шовного материала должно хватить, — уверенно заявил Наил, увидев милорда.

— Где она? Что с ней?

— Пока ничего страшного. Гуляет потихоньку.

В голосе профессора не было даже нотки беспокойства.

— Гуляет?

— Да. По спальне туда-сюда. Так оно и полезнее, и отвлекается от боли, — проворчал Кориней, продолжая копаться в саквояже, извлекая из него какие-то склянки. — Если хотите, погуляйте вместе. Только без трусливого кудахтанья, Фэйм сейчас не до вашего сочувствия. Ей вообще не до вас и ваших переживаний. И сначала переоденьтесь с дороги, руки помойте, побрейтесь, дьявол вас раздери!

Джевидж направился в гардеробную, а вслед ему неслось возмущенно-брюзжащее:

— Сначала без устали тешат похоть, суют свою штуковину при каждой удобной возможности, а потом бегают, как ошпаренные, с бешеными глазами… и руки не моют. Кобелиная порода!..

Профессор оказался прав. Фэйм было не до супруга, ей вообще было не до кого. Кайр беспомощно наблюдал, как простоволосая женщина в широченной ночной сорочке медленно бродит от окна к окну, сосредоточенно глядя внутрь себя. Она слабо улыбнулась Россу, но, едва он сделал шаг, чтобы помочь, протестующее отмахнулась. «Не трогай!»

— Что я могу сделать для тебя? — шепотом спросил Джевидж.

— Почитай мне, пожалуйста…

Неведомо, слышала миледи хоть слово из того, что говорил Росс, но он старался изо всех сил, читая с выражением, как прилежный школьник на уроке. А за окном приближалась гроза, тучи окончательно скрыли солнце и поднялся сильный ветер. Росс читал, Фэйм мерила шагами комнату и терпела вспышки боли, Кайр бегал за водой, Кориней гонял прислугу, телохранители безмолвно ждали вестей в коридоре у апартаментов подопечного, кухарки молились, охранники утроили бдительность и на всякий случай закрыли ворота. И так продолжалось до самого вечера, а потом у Фэйм отошли воды и явившийся на зов профессор выгнал будущего отца из спальни.

— Вам тут не место, Росс. Идите, выпейте рюмочку бренди за здоровье нашей мамочки. Можете даже без закуски.

Они стояли прямо под дверью, но разговаривали шепотом. Джевидж впился в рукав Коринея, как клещ.

— Вы будете давать эфир?

— Вот еще! — поморщился отрекшийся маг. — Сама родит. Без эфира и волшебства. Как все нормальные женщины от начала времен. Вот ведь жо… Проклятье! Росс, отпустите сейчас же мою руку! Сломаете еще.

Но прежде чем ослабить хватку, лорд канцлер собрался с мыслями и сказал:

— У меня к вам есть одно требование, мэтр.

— Какое еще требование? — подозрительно нахмурился профессор.

— Если все пойдет не так, как надо… если все будет плохо…

— Да не каркайте вы! — оскалился Кориней, по-звериному прижимая уши к черепу.

— Так вот, если придется делать выбор, я приказываю вам спасать Фэйм, — выдохнул Джевидж в лицо лекарю. — Она должна остаться жить. Такова моя воля.

Несколько тяжелых мгновений они глядели друг другу прямо в глаза, зрачок в зрачок. Во взоре отрекшегося мага было изумление, а у канцлера — непреклонная решимость.

— Уверен, делать выбор не придется, — прошипел сквозь зубы Ниал Кориней.

— Хорошо бы. Но помните, я свой выбор сделал.

— Я запомню, милорд.

И дверь закрылась прямо перед носом у Росса Джевиджа.

Лорду канцлеру казалось, что за грохотом бури вместе с темнотой, налетевшей на Эарфирен, он не услышит криков Фэйм. Но она и не кричала. Как и предсказывал профессор, обошлось все без осложнений и ужасов. Впрочем, Росс тоже не стал канонически метаться по коридору, заламывая руки и взывая к ВсеТворцу. Он все время простоял у окна, глядя на грозу и прислушиваясь к происходящему в личных покоях. Он всегда умел терпеливо ждать, если надо. Хотя это и было самым тяжелым. Просто стоять и ждать, не в силах ничего изменить. В конце концов, роды принимает лучший доктор, ассистирует ему самый талантливый ученик, и нужно всего лишь дождаться, чем все кончится.

Наука терпения давалась Россу Джевиджу с огромным трудом. Его темпераментная натура всегда требовала стремительного решения, моментального ответа, похожего на укол шпагой. Раз — и все! Но в жизни зачастую приходится ждать очень долго, прежде чем получишь желаемое. Ждет же земледелец, когда взойдут посевы, и не ропщет на естество зерна, которое прорастет точно в отмеренный природой срок. Мать ждет ребенка по истечении девяти месяцев, ибо знает — преждевременное рождение чревато смертью. Всему потребно время, всему свой час на земле и на небе. Будь то всходы на полях, сад или дитя.

Наконец из спальни выскочил счастливый, раскрасневшийся Кайр и заорал на весь дом:

— Мальчик! Здоровый живой мальчик! Все в порядке! Все прекрасно!

То, что будет мальчишка, никто и не сомневался. По всем приметам, как народным, так и сугубо научным, выходило, что миледи носит под сердцем наследника мужского пола. Они с Россом Даже имя выбрали заранее именно для мальчика.

— Как Фэйм? Что с ней? Я могу зайти? — тряс парня за плечи Джевидж.

— Да все замечательно с миледи! Просто отлично. Ни разрывов, ни кровотечений, — радостно докладывал студиоз. — Но вы еще погодите, милорд. Сейчас не время. Я вас позову.

Спорить счастливый Росс не стал. Он взял себя в руки и, как добрый хозяин, отправился принимать поздравления от домочадцев и по старинной традиции угощать мужчин и женщин, живущих с ним под одной крышей, темным пивом, символизирующим жизненную силу и крепость духа новорожденного — наследника имени и чести. Если следовать традиции до самого конца, то Джевиджу следовало напиться вместе со слугами до бессознательного состояния, как это делали сиятельные бароны в старину. Вроде как на радостях. Но лорд канцлер все же никогда не считал себя до такой степени традиционалистом. И сказать по правде, пиво он не любил. Так, пригубил для порядка пенной влаги. Поэтому, когда явился сияющий, точно серебряный талар, с улыбкой до ушей Финскотт и позвал навестить роженицу, Джевидж оказался необыкновенно трезв для новоявленного папаши.

Росс молча ткнулся носом в еще влажную от пота макушку жены, до конца не веря в свою удачу. Ведь все обошлось, все закончилось наилучшим образом.

— Какая ты молодец, какая ты умница.

Они сплели пальцы, встретившись губами. Фэйм выглядела усталой, но вполне здоровой, ее помыли, переодели в чистое и даже волосы расчесали.

— Завтра начнем вставать и ходить, — честно предупредил профессор, возвышаясь над кроватью горой ненасытной плоти. — Ваша основная задача теперь — нормально помочиться. Как захотите по-маленькому сходить, сразу же зовите.

Фэйм поморщилась. Неромантичный был человек Ниал Кориней, совершенно не понимающий возвышенности момента. Но Джевиджи успели притерпеться и к нему самому и к его бесцеремонным выходкам.

— И ничего ужасного я не сказал. Задержка мочи — достаточно серьезная проблема, уверяю вас, — проворчал профессор. — К тому же раз уже миледи изъявила желание кормить ребенка сама, а я, как приверженец естественности, ее начинание только поддерживаю, то ей придется пить много жидкости. Так что будьте любезны, миледи, позвать меня или Кайра, едва захочется сделать пи-пи. Я понятно выразился?

Но миледи его не слышала.

— Росс, посмотри на него, — прошептала Фэйм, показывая глазами на стоящую рядом с кроватью колыбельку. — Он такой прекрасный.

Новорожденный был краснолиц и полностью сосредоточен на факте своего появления на свет, но, скорее всего, просто крепко спал. И, разумеется, прекрасным его могла назвать только мать, но то, что малыш появился здоровым и в срок, несомненно радовало.

— Погляди, как плотно он сжал губы. Точь-в-точь как это делаешь ты. Такой же серьезный.

— Я бы предпочел, чтобы он пошел характером и лицом в тебя, дорогая, — улыбнулся Росс и погладил жену по щеке.

Молодой человек по имени Диан Фэймрил Джевидж представлялся лорду канцлеру в мечтах высоким, стройным и кареглазым, к тому же выдержанным, рассудительным и безупречно воспитанным. С фамилией отца и нравом матери он сделает головокружительную карьеру… ну, скажем, на дипломатической службе. Армия или флот тоже подойдут.

— Ты уже размечтался о его будущем! — ахнула Фэйм, видя, как загораются глаза мужа. — Он только что родился, а ты уже мысленно рядишь его в адмиральский мундир. Тебе не стыдно?

— Миледи моя супруга, ты же сама все время твердишь, что я невозможный человек Я не желаю для сына ничего невозможного.

— Не хотите подержать мальчонку на руках? — вдруг ни с того ни с сего предложил профессор. — Это тоже в духе традиций.

— А можно? — с тревогой спросил Росс.

— Нужно. Это же ваш сын.

Умело и нисколько не потревожив младенца, Ниал достал его из колыбельки и опустил на неловко подставленные руки милорда. Крошечный комочек плоти на широких сильных мужских ладонях. Что может быть трогательнее, чем первое знакомство отца и сына? Естественно, взгляды родителей были намертво прикованы к новорожденному, и ни растроганный почти до слез Джевидж, ни умильно ворковавшая Фэйм, к счастью своему, не видели, как в зеницах отрекшегося мага полыхнул ядовито-зеленый драконий огонек.

— Он такой маленький, он почти невесомый.

— А знаешь, какой он был тяжелый в животе?

— Я почему-то думал, что они должны быть побольше.

— Это потому, что ты никогда не видел новорожденных… Ой! Он зевнул! Росс, ты видел?!

Созерцание новоявленного чуда могло занять всю ночь, поэтому Ниал Кориней решил взять дело в свои руки.

— Так! Хватит курлыкать. Вы еще налюбуетесь своим младенцем, особенно видом его розовой попки. Фэйм надо отдыхать и набираться сил, ребенку тоже. Я пришлю к вам сиделку, миледи, — распорядился строгий профессор. — Если вдруг почувствуете недомогание, сразу зовите меня или Финскотта. Лучше его, потому что я собираюсь выпить с вашим супругом по рюмашке и отправиться на боковую. Я, видите ли, старый человек и очень устал.

Молодая мать безропотно подчинилась и, дав себя крепко-крепко поцеловать, с чистой совестью отпустила мужа.

— Только не забудь принять лекарства, дорогой.

— Я прослежу за нашим дорогим милордом, Фэймрил. Спите, наконец, — почти ласково рыкнул Кориней, выволакивая Джевиджа из комнаты.

Пили, естественно, вовсе не темное пиво. В честь лучшего акушера в империи Росс достал дьявольски дорогой коньяк, хранившийся в хрустальном графине с притертой позолоченной пробкой, на случай, если его дом вдруг решит посетить император.

— Ух-х ты! — восторженно выдохнул Ниал Кориней, засунув нос в бокал и звучно потянув носом. — Какое роскошное пойло! Надо было сразу сказать, что вы держите дома такой божественный напиток, тогда не пришлось бы меня долго уговаривать на переезд.

Профессор возлег на диванчик, Росс развалился в кресле, и оба совершенно одинаково блаженствовали. У Джевиджа словно гора с плеч свалилась. Такое облегчение после почти восьми месяцев постоянного страха за жизнь и здоровье Фэйм, что никакими словами не передать. Эйфория накатила на лорда канцлера кипучей волной. Он откинулся на спинку, положил ноги на край стола и счастливым взглядом изучал знакомые трещинки на потолке, болтая при этом все, что в голову приходило:

— Какой все-таки чудесный малыш у нас получился. Вот завтра Кири удивится. Не было братика, и тут — раз! И есть братик. Она точно будет в восторге. А еще надо придумать, что бы такого подарить Фэйм. Может быть, рояль известного мастера? Или собственный выезд? А? Четверку серых в яблоках? Потому что от еще одного бриллиантового гарнитура она точно откажется. Или что-нибудь экзотическое? Мне бы хотелось ее и удивить, и порадовать…

Отрекшийся маг и профессор медицины сосредоточенно молчали, малодушно оттягивая начало нового разговора. Это было бы жестоко — не дать Россу Джевиджу хотя бы немного передохнуть. Совсем чуть-чуть, чтобы у того хватило сил вынести новый удар.

— Теперь мне понятно, почему все так получилось с Ольрином. Я ведь не был с ним с самого начала, мы так и остались чужими людьми. О какой преданности можно говорить? О каком уважении? Взять своего сына на руки сразу после рождения — это многое меняет, — рассуждал милорд, с наслаждением отпивая крошечные глотки драгоценного коньяка. — Теперь я по-настоящему стану отцом. Не номинально, а на самом деле.

— Вот как раз на эту тему я и хотел с вами поговорить, Росс.

Сказано было таким тоном, что только глухой не догадался бы о таящейся за словами беде. Радужное настроение лорда Джевиджа испарилось в одночасье. А лучше сказать, лопнуло, словно мыльный пузырь. Он вскочил с кресла и уставился на Ниала.

— Что… что-то с Фэйм?

— Нет, — покачал головой профессор. — С ней все в порядке.

— Тогда с Дианом? Он болен?

«Это хорошо, что ты называешь его по имени», — подумалось Коринею.

— Ваш сын здоров.

— Но что-то все равно не так?

— Да, милорд.

— Что же?

Росса трясло, как в лихорадке, его бил озноб, и затяни Кориней еще на мгновение, того и гляди хватил бы канцлера апоплексический удар.

— Ваш сын родился магом, милорд.