"Заповедник архонтов" - читать интересную книгу автора (Ишков Михаил Никитич)

Глава 1

Очнувшись, я первым делом жадно глотнул горячий, пропитанный запахами раскаленного металла, пота и испражнений воздух.

— Ну что, учитель, очухался? — спросил Туути и дружески почесал у меня за ухом.

Бывший страж отпустил бороду — густой, из мягких перьев воротник напрочь закрыл шею и плечи. Был он в том же, изрядно поношенном, помятом панцире, натянутом на длиннополую рубаху.

Поддерживаемый Петром и Павлом я сел. Туути подал стакан воды, я с жадностью выпил, затем постарался мысленно вызвать Быстролетного.

Бесполезно, связи не было.

Вокруг меня были старые знакомые: Хваат и Неемо, Якуб, физически очень крепкий Иеремия, а также Левий Матвей. Подале Тоот, сидевший с группой последователей из секты борцов за освобождение рабочих разрядов — они называли себя «проотолетариями»; провокаторы из тюрем Дираха и Дьори — эти тоже радостно приветствовали меня. Кроме них в темницу были подсажены с десяток неизвестных мне поселян, среди которых были даже мамки. В углу расположилась Дуэрни, у нее на шее не было поводка. Рядом с ней отдыхали Огуст и Этта.

Отсек, в котором, по-видимому, было собрано большинство общавшихся со мной губошлепов, представлял собой четверть огромного цилиндра. Стена и пол являлись радиусами и образовывали прямой угол. Соединялись они округлой поверхностью, усиленной ребрами жесткости. Изнутри отсек был обит металлическими листами. Одна из торцевых переборок забрана решеткой, за которой находился небольшой, слабо освещенный тамбур, другая — изготовлена из какого-то тусклого, малопрозрачного материала. Циркульная поверхность была нестерпимо горяча, узники старались держаться поближе к вершине прямого угла. В эти первые мгновения после пробуждения обнаружилось, что в этом странной формы помещении легко сидеть, дышать, двигать руками. Словно какая-то незримая сила сняла часть веса.

— Где мы? — спросил я, обращаясь к сидевшему поблизости и чинившему форменный китель Хваату.

Рыжебородый, мрачный капитан, чем-то отдаленно напоминавший изувеченного филина, как всегда держался на особицу. Взгляд его, немигающий, пристальный, таил некую забытую гневную мысль — того и гляди он вновь разразится бранью, мастером которой его считали на всех судах океанского и безатмосферного флота.

— Сейчас отцепят, увидишь, — с каким-то злорадным удовлетворением ответил Хваат.

— То есть, как отцепят? От чего?..

— От «Тоопинайки». От чего же еще могут отцепить! От «Калликуса» уже ничего отцепить не удастся. Угробил моего орла какой-то полноценный герой из славных. Такие дела, знахарь.

В этот момент откуда-то со стороны донеслись до надрыва скрежещущие звуки, потом посыпалась череда ударов, скрип, серия толчков. В следующее мгновения сила тяжести в отсеке заметно уменьшилась и под испуганные крики никогда не бывавших в свободном пространстве поселян и мамок, губошлепы начали всплывать в воздух. Затем нарастающая тяжесть вернула их на переборку, считавшуюся полом.

— Куда движемся? — не скрывая робости спросил я.

— Гляди туда, — равнодушно почесался лежавший рядом с Хваатом Неемо и кивком указал на затянутую туманной мутью переборку.

Стена прояснилась внезапно, и бездонный, бархатисто-черный провал космоса открылся перед заключенными в отсек пассажирами. Расположившийся в кругу товарищей Тоот встрепенулся, подался вперед. Туути привстал с места, Петр и другие апостолы закрыли глаза, принялись активно почесывать лоб и правую сторону груди. Какая-то мамка жалобно взвизгнула. Иуда хихикнул и внятно произнес:

— Ма-ма!

Все оцепенели.

Я во все глаза наблюдал за редкими звездочками, отчетливо сиявшими по всей площади торца. Их было немного — видно, в таком положении экран был обращен в сторону межгалактических далей. Обильное радужное свечение обрамляло край переборки, оно на глазах усиливалось, прибавляло в яркости, в багрянце и ядовитой бирюзе, пока наконец в поле зрения на выплыл бок полыхающего Дауриса. На фоне кипящей, свивающейся в гигантские жгуты и тут же исчезающей в глубине раскаленной плазмы, бойким увесистым булыжником появился Таврис и невозмутимо погнался за россыпью темных пятен, резко очертившихся на теле исполинской звезды.

Скоро плоскость экрана заполнили искрящиеся вихри, смазали изображение. Блеск стал невыносим. Я прикрыл руками глаза.

— Нас приговорили к сожжению на Даурисе? — спросил я.

— Зачем! — с тем же тайным гневливым раздражением ответил Хваат. Он тяжело вздохнул. — Просто швырнули в пасть Черному гарцуку.

— Послушай, Хваат, я смотрю, ты тоже среди нас. Значит, поверил? Или тебя сунули к нам на всякий случай, для профилактики?

Его лицо на мгновение напряглось, затем он заметно погрустнел, опустил голову. Наконец ответил.

— Мне просто посчастливилось увидеть сон.

— Но ты же и до этого уверял, что способен во время ночного отдыха видеть картинки.

— Я не знал, что они называются снами. Раньше я считал их наказанием за измену долгу.

Я помолчал, потом вымолвил.

— Я знаю, что ты увидел. Разделяю твое горе.

Хваат совсем по-человечьи пожал плечами, с благодарностью пощекотал меня.

— Теперь мне трудно с ними расстаться, — поделился он и последним стежком затянул узелок на заплате. — Вот как бывает, знахарь. Встретился в карцере с Неемо, поговорили… Страшно попасть в лапы Черного гарцука, но и голову в интеллектор совать, чтобы меня избавили от воспоминаний, тоже не в радость. Кем тогда я буду выглядеть, как считаешь, знахарь? То-то и оно. Старцы долго уговаривали, обещали командование безатмосферным флотом. Зачем мне это командование, когда этот наглый выдвиженец подсадил двигатели на «Калликусе»?

— Красивый был корабль?

— Что ты, знахарь, просто картинка! Остроносый, шестигранный. Шесть башенных орудий…

— Но-но!.. Прикуси язык, ублюдок! — вдруг крикнул Огуст, чиновник из канцелярии на Дирахе, сидевший поблизости, в компании с Дуэрни и Эттой.

Хваат вздохнул и деловито перекусил нитку.

— Тебя тоже уговаривали? — спросил я Неемо.

Тот весело откликнулся.

— А то!.. Обещали «Тоопинайки». Рули, говорят, Неемо-ублюдок, готовься к бою. С чем? С чудом?

Он задумчиво почесался.

— С какой стати, знахарь? Помаялись мы с ребятами, — он кивнул в сторону своих матросов, — потом попали в карцер, посоветовались с Петром и Павлом, Якубом и Мусой, Исайей и Туути, одним словом, со всеми твоими дружками, и решили: здесь мы среди своих. Никто тебя не уговаривает, не пытается лишить памяти. Мужики снами делятся — сидим, прикидываем, к чему они? Все досконально разбираем. Потом нам огласили приговор, мы выслушали его стоя. Перед самой отправкой на «Тоопинайки» помыли Иуду. Он уже «папка», «мамка» выговаривает, занятный такой…

— Где же твой штурман? — спросил я.

— Дрогнул парень. Согласился лишиться памяти. Теперь он «Тоопинайки» командует. Это он нас до последнего пограничного рубежа доставил. Эх, поговорить бы с ним, напомнить о чудесном острове. Все-таки любопытная штукенция, это чудо. Послушай, знахарь, а в безатмосферном пространстве таких островов не встречается? Может, имеет смысл «Калликус» починить?..

— Сделаем, — ответил я. — Если живы будем… А ты, Туути, добрался до Дираха?

Бывший стражник радостно засинел и с удовольствием почесался.

— Дошел. Сразу за перешейком переправился через реку, отправился к беглым. Сказки им начал рассказывать, а они мне. У них, учитель, оказывается, столько сказок!.. Сколько добрых людей повидал! На перешейке довелось встретиться с каким-то хвостатым чудиком — представляешь! И шкура у него пупырчатая. Большого ума поселянин. О тебе слыхал. Просил передать, чтобы ты нос не вешал. Такие дела, учитель.

Он замолчал, некоторое время сидел, повесив голову, потом неожиданно встрепенулся.

— Рассказывают, что в дни, предшествующие нашим, жил в горах некий сапожник…

— Давай о сапожнике в другой раз, а сейчас пусть Хваат и Неемо просветят насчет замка Черного гарцука.

— Что тут светить! — откликнулся Неемо. — Место гиблое… Оттуда еще никто не возвращался. Что там творится и как он устроен, этот замок, ничего сказать не могу. Когда был молод и любопытен, копался в архивах, отыскал записи неких сведущих, из высших разрядов. В записях сказано, что давным-давно в этой точке обитали повелители, которые на потребу себе создали каких-то удивительных холуев. Там у них было главное логово, то ли транспортный централ, то ли штаб, а может, генеральный пульт управления. Как хочешь, так и назови. На Хорде они только наездами бывали — давали разгон вернослужащим, отлаживали новые системы, а сами все больше где-то между звезд хаживали, а отдыхали в поясе астероидов. Там у них…

— Заткни пасть! — вновь прикрикнул Огуст.

Неемо сразу притих.

— Где же расположено логово архонтов? — спросил я.

— В средней либрационной точке, — ответил Неемо.[8]

— Где?! — не поверил я услышанному.

Капитан опасливо глянул в сторону чиновника. Расположившийся рядом с Дуэрни, Этта доброжелательно помахал ему рукой — мол, продолжай. Неемо почесался и добавил.

— Ну, в точке неустойчивого равновесия. Между Даурисом и Таврисом, на оси, соединяющей их центры тяжести.

Сердце у меня екнуло.

— Не переживай, Роото! — крикнул Тоот. — Мы уже все тут обсудили, единодушно приняли резолюцию. Первый пункт: дело — дрянь; второй — будем драться с Черным гарцуком до последнего, а потом примемся за мир насилия.

— Если выживем, конечно, — добавил Левий Матвей. Этот тоже занимался ремонтом одежды.

— Брось, Лева! — заявил Тоот. — Наше дело правое, мы полны исторического оптимизма. А ты, Хваат, не злорадствуй и не скалься! Как бы ни призрачна была надежда, никто из нас, из проотолетариев, — он обвел своих последователей крючковатым пальцем с загнутым коготком, — сам добровольно в пасть этому механическому чудовищу не полезет. И тебе, падлюку, не советую.

Хваат возмущенно почесался.

В ночь, предшествующую падению в преисподнюю, мне было не до сна. Назвать это место гиблым означало беспардонно приукрашивать действительность. Что творилось в междуцарствии Дауриса-Тавриса, трудно вообразить? Какие температуры, какой силы гравитационные поля зверствовали в океане плазменных протуберанцев, в струях раскаленного газа, перетекающего от одной звезды к другой? Как можно выжить в точке Лагранжа? Какой извращенный ум рассчитывал найти там убежище?!

Что функционально могла представлять из себя эта берлога? Конечно, это была приводная станция! Вероятно, в точке либрации архонтами был устроен главный централ — более надежное место для сокрытия своих тайных замыслов трудно найти. Предпосылки такого странного решения архонтов были понятны — только в этом страшном месте можно было скрыть запуск и посадку любого, самого большого фламатера, а также поставить непреодолимый барьер для тех вражеских звездолетов, которые попытались бы проникнуть в систему Дауриса-Тавриса. Сознавал я и трудности, которые стояли перед проектировщиками и создателями этой крепости. Они, конечно, были неисчислимы, но цивилизация Ди к тому моменту уже была готова к решению подобных технических задач. В этом я убедился еще на Земле, пообщавшись с синклитом светлых ди и «Сохраняющим мужество на страже». Однако сама идея вогнать главный централ меж двух светил свидетельствовала о явном неблагополучии в философских воззрениях архонтов, в их восприятии мира. Если стержнем их замысла являлось сохранение тайны пребывания в этой отдаленной звездной системе, если они не жалели сил, чтобы понадежнее замести следы и с этой целью решились выбрать место для строительства приводной станции в точке, сравнимой разве что самыми фантастическими представлениями о пекле, — необходимо напрашивался вывод, что мы имеем дело с дикими, выродившимися существами. Это была психология террористов — следовательно, убийц. Либо опустившихся до уровня биоробов фанатиков, что, в общем-то, одно и тоже.

Теперь глаза раскрылись. Мне стали ясны туманные намеки попечителя на невозможность его непосредственного участия в уничтожении базы звездных заговорщиков, его призыв поспособствовать в благородном деле освобождения несчастных киборгов от скверного наследства. Он просто не мог ничего поделать с этим сохранившимся в рабочем состоянии — в этом я тоже не сомневался — разбойничьим гнездом! Разве что организовать взрыв сверхновой звезды, тем более что красный гигант Даурис вполне подходил для этой цели.

Мир сверхвысоких энергий, давлений, температур, непознанных еще полей, немыслимых катастрофических столкновений обретал знакомые ужасающие черты. Эта мысль оптимизма не внушала. Наивный технарь Тоот полагал, что в состоянии бросить вызов свихнувшимся божественным ублюдкам. Ему простительно, ведь он руководствовался верой в справедливость, его тешили призраки прогресса.

Интересно, как батяне-комбату пришло в его змеиную башку, что мне, невинному добродушному волку, болтуну-проповеднику, слабому человечишке, перенасыщенному памятью о делах давно минувших дней, о преданьях старины далекой, удастся справиться с злотворящим наследием архонтов? С верхушкой поселян, использующих метду, в основе своей повторяющей путь повелителей? Чем же я сокрушу эту цитадель терроризма? Сказками? Проповедями о непротивлении злу насилием? Изображением космического трехголового Змея Горыныча или звездолета-привидения, встреча с которым обещает смерть? А может, бластером, встроенном в мою левую ногу? Наведу пятку на жизненно важный узел приводной станции и крикну: «Сдавайтесь, мать вашу!..»

Или, может, у попечителя просто не было выбора? Недаром Неемо как-то упомянул о десятке моих предшественников, которые, как теперь стало ясно, в конце концов тоже оказывались на приводной станции, однако толку от предыдущих подобных путешествий не было. Все они исчезали в пасти Черного гарцука, а код или какая-нибудь иная технологическая закорючка, с помощью которой можно было проникнуть на станцию либо заблокировать ее цепи безопасности, так и не был раскрыт. Но какое мне дело до каких-то таинственных технических решений, когда я неумолимо падал в пасть безжалостного, злобного чудовища, как его не назови. Причем падал в обнимку с самыми дорогими мне людьми, соратниками, солью хордянской земли, которая наконец-то обрела соленость. Этот птичник, выводок людей, поверивших в меня, достойных, смелых, готовых к лучшей — самостоятельной! — жизни, познавших благотворную силу сновидений, был до боли дорог мне. Каждый умирает в одиночку — это так, и все равно гибель даже одного-единственного любимого существа неподъемным камнем легла бы мне на душу. Хорош хранитель, который сам заводит подопечных ему существ в пекло!

Я никак не мог докричаться до Быстролетного — стены спускаемого в точку Лагранжа транспортного челнока, груженного живым товаром, были прочны. До них уже дотронуться было нельзя. Губошлепы лежали вповалку, они с трудом переносили жар такой силы. Я занимался каждым в отдельности, призывал к стойкости, навевал самые роскошные, самые увлекательные сны, но что я мог поделать в одиночку?

Занятную шутку сыграл со мной его величество попечитель, наследник светлых ди, чтящий Творцов, красиво разглагольствующий о вечных ценностях, генеральном векторе развития жизни, о разуме, постепенно овладевающем просторами вселенной. О машинах времени и вечных двигателях, а шапке-невидимке. О вере и согласии, наконец, без которых человек не человек, а так, примитивный биороб. Для начала он, по-видимому, решил развеять наши сознания по огненным просторам взбесившегося Тавриса и сытно посвечивающего Дауриса.

Кем он был, этот Черный гарцук, нашедший убежище на приводной станции архонтов.

Что это за чудо-юдо?

Судя по разрозненным высказываниям свихнувшихся старцев Ин мне предстояло иметь дело с заплутавшим или спасшимся от разгрома звездолетом, то есть законным представителем секты архонтов, искусственным разумным существом, сумевшим добраться до тайного убежища и залечь там до лучших времен. От него нечего ждать пощады. С ним, межзвездным убийцей, запрограммированным на результат, невозможно найти согласие. Сохранился ли на его борту синклит архонтов? Чем они занимались все эти долгие столетия? Требовали покорности от взращенной ими расы? Теперь понятным становился подвиг так называемых Героев, обложивших врага в его собственном логове и сумевших не выпустить его в свободное пространство.

Но что давало мне понимание исторической перспективы? Ничего, кроме осознания безнадежности попыток противостоять зверю в открытом бою. При таком соотношении сил надежда была зыбка, беспредметна.

Я невольно просунул руку под хламиду и робко погладил волшебный пояс.