"Заповедник архонтов" - читать интересную книгу автора (Ишков Михаил Никитич)

Глава 6

Первым тревожным сигналом начала атаки стали глухие удары или, похоже, взрывы, с помощью которых кольчатые безногие твари принялись расчищать проходы. Затем внезапно померк экран — об этом сообщил прибежавший Иуда. Я тут же бросился на командный пункт, попытался связаться с проникшим во внутренности информационной машины шариком, однако тот не откликнулся.

Сердце сжало тревожное предчувствие. Некоторое время я в упор рассматривал померкшую стену, пытаясь ментальным образом вернуть изображение к жизни. Врубил всю мощь, какой обеспечил меня волшебный пояс.

Все напрасно.

Между тем губошлепы разбежались по позициям. Иуду и сестер отправили тыл, в песчаные дюны. Там было построено небольшое укрытие, как раз на полпути между лощиной, ведущей к подножию гор, и небольшой бухтой, где поселяне спрятали плот.

Время тянулось удивительно медленно. Приютившая нас местность как бы замерла. Стихло волнение на море, песок высох точно по оцепеневшей линии уреза воды. На поверхности океана слепяще и резко отражалось местное тусклое солнце. В воздухе ни единого дуновения ветерка, обречено обвисли листья папоротниковых деревьев. В сверхчувственной ауре исчезли убаюкивающие, напоминающие страстные вздохи шумы. Я раз за разом пытался связаться с наблюдательными шариками, оставленными во всех трех туннелях, однако те онемели. Становилось нестерпимо жарко.

Не нравилась мне эта тишина, прерываемая редкими приглушенными раскатами, доносящимися со стороны всех трех туннелей.

Что там творилось?

Прошло более часа, жара не спадала. Я обошел все три позиции, каждый раз дотошно расспрашивал губошлепов, что там, в туннелях — все ухают? Наконец добрался до баррикады, прикрывать которую взялся Неемо с матросами. Капитан выглядел угрюмо, то и дело поглядывал на небо — тучки, что ли, дожидался или дождика? Может, темноты?..

— В чем дело, Неемо? — спросил я, устраиваясь рядом с ним в окопе.

Он долго молчал, все поглядывал на воткнутую в бруствер обломанную зубчиками палочку, потом подвинулся, жестом предложив занять его место. Я подчинился, проследил за крючковатым коготком, которым тот провесил незримую линию от моего правого глаза через верхушку обломанной палочки в направление солнца.

— Ничего, учитель, не замечаешь?

Я недоуменно почесался.

Он повторил жест.

Я устроился поудобнее — так, чтобы средний зубчик лег на край светила. Пригляделся — оранжевый блеск мне не мешал. Кому пришлось вырасти под жесточайшим приглядом Дауриса и Тавриса, тому яркий свет был не страшен.

— Ну и что? — я глянул на капитана.

— Опять ничего не замечаешь?

— Оно, — я почесал висок и ткнул скрюченным пальцем в светило, — стоит на месте?

— Нет, учитель, оно возвращается к зениту. Засеки время.

Я вновь прищурил левый глаз, навел верхушку палочки на край солнечного диска. Хватило нескольких десятков секунд, чтобы догадаться, что имел в виду Неемо. Сердце у меня замерло, подступил леденящий страх. Если он прав, а это так, выходит, кто-то или что-то решило продлить светлое время суток, а это означает, что отстраненности приводной станции пришел конец и нам всем следует готовиться к худшему.

Астрономическое открытие было ошеломляющим, в него не хотелось верить. Мало ли куда направилось солнышко? Может, оно заблудилось или решило вернуться на ночевку туда, где провело утро?

— Худо дело? — спросил Неемо.

Я не удержался и совсем по-человечески кивнул. Капитан догадался, что означает этот жест. С ним не имело смысла играть в темную.

— Они решили нас уничтожить, — тихо, чтобы никто не услышал, ответил я.

— Кто они?

Я обвел рукой окрест.

— Небо, горы, солнце, океан… — с горечью добавил я.

Неемо страстно, недоверчиво почесался.

— Они что, живые? Ты, учитель, соображаешь, что говоришь?

Я утвердительно поскреб висок, попытался объяснить.

— Мы оказались нежеланными или слишком беспокойными гостями. Кстати, океан!.. Немедленно снимай своих людей, я разыщу Огуста. Всем немедленно отступить к берегу, держать курс на плот.

Я не слушал ничьих возражений. Прибежавший с позиций Тоот начал было доказывать, что врагу никогда не прорваться через завалы. Пришлось хлестнуть его ментальным бичом. Он так и замер на полуслове. Когда же колонна беглецов, собрав снаряжение и оружие, скорым шагом двинулась в сторону укрытия, я придержал удивленного Огуста и заявил.

— Взгляни на небо.

Затем выбрал вершину роскошного плауна, передвинул начальника и объяснил, куда следует смотреть.

Некоторое время тот внимательно наблюдал за солнцем.

— Оно движется в обратную сторону?

— Точно так, — почесался стоявший рядом Неемо. — Учитель говорит, что местность вокруг ополчилась против нас.

— Я ждал этого, — Огуст повел себя на редкость выдержанно. — О том и в анналах о деяниях Героев говорится. В стране Черного гарцука для нас нет пристанища. Здесь каждая песчинка — враг, каждая капля влаги пропитана ядом! Как быть, учитель?

— Попытаемся отправиться на острова, там схоронимся.

— Может, лучше в горы, — предложил Третий столп. — Воины гарцука не слишком ловки. Мы сможем сбивать их по одиночке.

— Но в горах обвалы, снежные лавины, селевые потоки. Кто знает, что может обрушиться на нас?

— Ты же горец. Это твоя стихия, — заявил Огуст. — Ты будешь предупреждать нас.

— Предупреждать? — страстно почесался я. — В горах, Огуст, не надежны ни камень, ни лед, ни скала! Особенно, если ими правит чуждая, враждебная поселянам воля. Ночью в горах мы можем потерять друг друга. Собственно, о чем спор, — вдруг согласился я. — Что горы, что море — выбор не велик. Никто не может сказать, где безопаснее.

— В горах есть выход в туннель! — воскликнул Огуст.

— Но мы не знаем, где он и куда он ведет!

— Хорошо, — почесался Третий столп, — я доверяю твоей мудрости.

Когда мы спешно взобрались на вершину прибрежного холма, плот, спрятанный в небольшой бухте, уже был спущен на воду. Края бухты были обставлены крутыми откосами, только в средней ее части, вдоль линии прибоя тянулась узкая полоска пляжа. Два матроса с «Калликуса» хлопотали на плоту, готовились к отплытию.

В следующий момент внезапно налетевшим шквалом нас едва не сбросило с верхней кромки прибрежного откоса, запорошило глаза. Когда мы прозрели, из глубины плавно смыкавшихся вдали оранжевого, с персиковым оттенком неба и бирюзового, в синеву океана, донесся глухой гул. Он нарастал, скоро обратился в рокот, начал расслаиваться на грохочущие раскаты. Наконец на водной глади обозначилась туманная, пропитанная чернотой полоска. Она медленно приближалась, на глазах превращалась в водяной вал. Мы закричали матросам, чтобы те спасались бегством, однако они были значительно ниже нас и только-только различили набегавший шум. Возможно, этих нескольких мгновений и не хватило. Внезапно ход воды ускорился, и многометровая, темная, как ночь, сбросившая пену, волна ударила в прибрежные скалы. Плот мгновенно опрокинуло, матросы отчаянно замахали руками. Их закрутило, потом швырнуло на камни. Тут же вода отхлынула. Спустя несколько мгновений муть осела, глубь прояснилась, и прежняя тишь и благодать воцарились на море. Только на поверхности плавали деревянные обломки, и оба матроса, бездыханные, лежали на осклизлых валунах.

Мы бросились в ту сторону, догнали спускавшуюся в бухту группу хордов. Оттащили на песок тела погибших товарищей. Все молча, в отчаянии, смотрели на них.

— Теперь в горы! — выкрикнул я. — Все в горы. Скорее!!

— А как же ребята? — спросил помрачневший главный инженер. — Нельзя же их здесь бросать.

— Да, — откликнулся Огуст и отвел глаза. — Мы их похороним… Там за холмом, подальше от берега.

После погребения толпа поселян направилась в горы. Шли быстро, в ногу, постоянно почесывались, озирались. Петухи беспричинно, то и дело поправляли оружие, курочки старались не отставать, каждая тащила столько груза, сколько могла. Впереди вышагивал высокий Неемо — держал курс на пологую седловину, в том месте было решено перевалить через хребет. Мы с Огустом, не сговариваясь, начали помаленьку отставать, необходимо было отдать павшим последние почести. Это было трудное испытание. Я, с трудом удерживаясь от истерического почесывания, прочитал молитву, благословил Огуста — провел ладонью по его лбу — и тот замкнул цепь. Два глухих взрыва донесли до нас со стороны прибрежных холмов. Мы не имели права оставлять гарцуку тела наших Героев.

— Может, оно и лучше, — после недолгой паузы вымолвил Огуст. — Я бы не хотел, чтобы моя плоть покоилась в этой поганой земле.

Признаться, я тоже.

Чувствительные колебания почвы застали нас, когда мы одолели сосновый бор и через папоротниковые заросли начали взбираться на холм, один из многих в цепи предгорных возвышенностей. После первого толчка поселяне попадали на камни, опять принялись сцеплять руки в замок, прикрывать ими головы. Через момент колыхнуло мощнее, и земля под ногами заходила ходуном. Гигантская трещина пересекла склон, разделила нас на тех, кто остался ближе к вершине и тех, кто только начал взбираться наверх.

На этот раз арьергард вел Неемо. Капитан сразу сообразил, что к чему. Приказал немедленно валить деревья, ладить канатную переправу. Мы перебросили ему веревки, и уже через несколько минут упакованные заплечные мешки один за другим поплыли на нашу сторону. Я подобрался к самой кромке, заглянул в трещину. Обычный стратиграфический разрез: культурный слой, осадочные породы, ниже что-то вроде известняковых пластов.

Но ведь так не могло быть!

Зачем?

По какой причине нас вообще допустили в этот древний заповедник? Не знаю, в ту ли секунду или чуть позже, когда истошный вопль одной из оставшихся на другой стороны трещины мамки возвестил о приближении воинов Черного гарцука, мне пришло в голову, что сейчас самое время позабыть о поиске ответов. Объяснения в этом случае помочь не могли. Я был уверен, что они существуют, но теперь следовало подумать о том, как спасти свои шкуры, а для этого необходимо напрочь забыть о том, чего ты не знаешь, и вспомнить то, что тебе хорошо известно.

Если архонты порой баловались спектаклями, в которых цунами сотнями топили собранных на берегу, обреченных на смерть биокопий; щекотали себе нервы гекатомбами жертв при землетрясениях; или тысячами, для полноты статистики, замораживали их в исследовательских целях, а то и натравливали взращенных ими гладиаторов друг на друга, — эта страшная догадка вряд ли могла помочь нам добраться до четвертого выхода. Отогнал и едкую мыслишку, а зачем, собственно, мы стремимся к этому мифическому туннелю?

На что надеемся?..

Женский вопль, заставивший всех нас вздрогнуть, собрал хордов у краев трещины. Матросы сразу заработали быстрее, и за эти несколько минут, когда первые червеобразные отростки приблизились к переброшенной через пропасть канатной дороге, им удалось переправить груз и четырех сестер.

Услышав отчаянный вскрик, я бросился вдоль трещины и уже через несколько десятков метров обнаружил цепь извивающихся гигантских тварей, поднимавшихся снизу и не спеша одолевавших скальные выступы. Уловив мое присутствие, часть роботов двинулась в мою сторону и начала сосредотачиваться на противоположном краю трещины. Я прикинул — может обернуться Серым волком или хордянским чудищем и броситься на врага. Тут же отмел эту мысль. Здесь с наскока ничего не добьешься. И волшебный пояс навеял картинку, как окружившие меня насекомые пеленают меня паучьей сетью.

Между тем десяток особей поползли по отвесной стенке вниз. Другие, пошевеливая передними остренькими члениками, принялись выстраиваться в цепь. Не прошло и пары минут, как из бездны показалась первая пара роботов. Я немедленно открыл огонь. Длинной пульсирующей очередью смел выползающих из трещины врагов, затем, поставив регулятор на максимальную дальность, принялся уничтожать тех, кто скапливался на противоположном краю разрыва.

Скоро с ними тоже было покончено. Наступила тишина, в которой особенно резко доносился треск очередей. Это Неемо с товарищами оборонялся возле переправы. Каждый выстрел сопровождался характерным подвыванием, и этот вой уже начал сливаться в один протяжный гул. Я бросился им на помощь.

Первую атаку мы отбили сравнительно легко. Видно, на нас набрел малочисленный разведывательный отряд, по-видимому, орда тварей еще не смогла пробиться на обетованную землю в полном составе. В любом случае следовало попытаться немедленно отыскать четвертую плиту. На месте Черного гарцука и приводного комплекса, я бы приложил все силы, чтобы отсечь нас от этого прохода.

Тем временем солнце внезапно изменило направление движения и резво покатилось в сторону заката. Хорды все, как один, начали чесаться, затем присели на корточки, и Левий Матвей тонким голосом затянул.

— К Тебе, кому единому подобает имя Повелитель, Сущий, грозный Судия, Тот, кого можно любить, неприступный царь Славы, Ветхий днями, Старец наш, Господин, Ковчег нерукотворный, обращаемся — спаси и сохрани нас.

Следом, подняв к небу два крючковатых пальца, предложил.

— Скажи, учитель…

Это была трудная минута. Солнце стремительно мчалось к горам, с океана в направлении хребта сплошной стеной надвигались тучи — в той стороне погромыхивал гром, сверкали молнии. Ближе, у зловещей пасти осклабившейся земли дымились догоравшие останки бездумных, распространявших отвратительное зловоние змеиных детей.

Так шутят в раю?

Пугают приближающейся бурей, губят взбесившейся водой, травят глистами и солитерами, пытаются страхом, неизвестностью, обреченностью подавить волю? Что я мог противопоставить этой травле? Когда разрушены основания, чем способен помочь праведник?

Я рассадил поселян тремя кругами, сам с Иудой остался в центре. Мы обнялись — искавшему память следовало мысленно повторять слова молитвы.

— Повторяйте за мной, братья.

Когда я взываю, услышь меня, Ковчег правды моей! В тесноте ты давал мне простор, светил во мраке. Помилуй меня и услышь молитву мою.

Благоволи, Ковчег, избавить меня, братьев моих, сестер моих!..

Поспеши на помощь!

Я потер лоб.

Все хорды потерли лбы, поднялись, сгрудились теснее.

— Теперь в путь. Пусть каждый помнит святое слово. Если доведется ему когда-нибудь встретить соплеменников, кто бы он ни был: высший или низший, убогий или одаренный судьбой, пусть объявит ему слово Ковчега так, как довелось ему услышать его сейчас, в трудную минуту.

Хорды молча построились в колонну. В эту минуту Неемо с матросами, переправившимися последними, подошел ко мне.

— Послушай, учитель, вы ступайте, а мы вас здесь прикроем.

Я опустил голову. Что я мог ответить капитану и матросам, решившим принять смерть? Разве что почесать им на прощание спины да поделиться одним из двух оставшихся у меня шариков. Я передал его Неемо, объяснил, что стоит подбросить его в воздух и он укажет, как нас найти. На том и расстались.

Темнота надвинулась внезапно. Поднялся ветер, швырнул плывущий перед нами в воздухе светящийся маячок-шарик на отвесный склон, возле которого мы залегли в надежде переждать бурю. Шарик тут же вернулся на прежнее место, заалел еще ярче, повел нас далее. Неожиданно завис у скального выступа, затем резко метнулся вправо и вверх — там открылось устье узкой, глубокой, прикрытой мраком, расщелины. Я поднял руку, вся группа сразу остановилась, вперед выдвинулись Огуст, Петр и Павел. Аура здесь была спертая, насыщена угрозой. Сверху донесся глухой раскатистый гул, затем послышался дробный нарастающий грохот, следом из расщелины вырвался обильный камнепад. Обломки скал полетели, покатились вниз по склону.

Неожиданно начался снегопад. Хорды по-прежнему упорно тянулись за мной, месили снеговую, расплывавшуюся потоками воды, кашу. Сначала я, как мог, поддерживал поселян, внушал им уверенность, добавлял сил, однако сразу после гибели Неемо и матросов оставил это занятие. Губошлепов не надо было убеждать, они молча, не дрогнув, пережили гибель товарищей. Последним аккордом прозвучали семь раскатистых взрывов, долетевших до нас со стороны распадка, по которому мы вслед за светящимся маяком выбрались к подножию отвесной скалы. Тут же от основной группы отделился Тоот и три проотолетария. Этих тоже не надо было гнать на смерть, они сами выбрали свою судьбу. Менее всего мне хотелось расставаться с главным инженером, однако он совсем по-человечьи пожал протянутую ему руку, заявил — это есть наш последний и решительный бой, и, вскинув бластер на плечо, занялся обустройством оборонительной позиции. Мы простились, в последний раз почесали им спины, сестры коснулись их лбов ладонями.

Долгое время с той стороны не доносилось ни звука. Скоро снегопад прекратился, небо очистилось, выступили звезды и открылись дали. Ночь выдалась удивительно ясная, ветреная. С того места, где мы шли, был отчетливо виден океан, холмистый берег, выдававшийся мыс, неестественно белые, словно подсвеченные, нарядные домики командного пункта.

Картина была на загляденье, если бы не воспоминанья, не долгий, трудный путь, не безнадежность, то и дело подступавшая к сердцу. Поселянам было проще, они уверовали, обрели смыл, а как быть мне, посвященному в тайну этой неистребимой вражды, знавшему подноготную всякой жестокой причуды, выкидываемой фламатером и приводной станцией? Во что верить? Или в кого… На кого надеяться, чем исцелить душу? Уверовать в чудо? Я сам рассыпал их пригоршнями, и всякие чудеса не задумываясь записывал в реестр необъяснимых явлений природы, чьи разгадки только и ждут соответствующих исторических условий, требований практики и пытливого исследователя.

В мудрость попечителя? Не слишком ли поздно объявится этот «бог из машины»? Почему после того, как нейтринные сущности проникли в плоть «Несущего груз», тот не пал на колени? Зачем эта война не на жизнь, а на смерть? Эти вопросы оставались без ответа. Я чувствовал, как надрывалась душа. Этот необъяснимый духовный феномен или фикция, как, кривясь в усмешке, порой называют ее знатоки человечьей породы, то и дело напоминала о себе. Не знаю, как насчет фикции, но в тот момент она нестерпимо болела — страдала так, что, что когда со стороны распадка до нас долетели воющие звуки стрельбы, я начал собирать под свою команду следующих добровольцев. Огуст и Левий Матвей остановили меня.

— Не спеши, учитель, — тихо сказал апостол и почесал мне плечо.

Поселяне сбились в кучу, замерли на краю обрыва. Спустя несколько минут внизу гулко ухнуло, затем еще и еще. Все замерли в ожидании четвертого взрыва. Его не последовало. Я бросил взгляд на Огуста, отвел глаза, потом не выдержал, вновь глянул в его сторону. Тот, не меняя выражения лица, нажал кнопку. Ответом послужил раскатистый грохот.

— Не торопись, — с той же укоризной продолжил Левий Матвей. — В тебе наше спасение. Веди нас. Я знаю, тебе трудно, ты скорбишь, но ведь ты указал путь к ковчегу, вот и налаживай его дальше.

Якуб и Иеремия, а также оба провокатора, ни за что ни про что попавшие сюда, начали прощаться с нами.

Им тоже почесали спины, одна из мамок звонко и тоскливо завыла. Провокатор из Дираха бросился к ней. Обнял, что-то торопливо зашептал. Наконец наши славные начали занимать позиции, устанавливать сектора обстрела.

Мы скорым шагом двинулись вперед. Я ступал во главе сбившейся в толпу колонны, рядом едва передвигал ноги Иуда. Это восстанавливающее память существо было всего лишь одной из миллиардов песчинок, густо рассыпанных по вселенной. Каждая по отдельности кажется бессильной — ветер носит их, море сглатывает, толща пород преображает, жар планетных недр плавит; но на поверку каждая эта частичка обладала неистребимой твердостью.

Если она в самом деле являлась кусочком бытия…

Ее можно раздавить, истолочь, все равно даже осколки останутся песчинками, только более мелкого масштаба. Я тоже хотел сохраниться как отдельная молекула. В этом чудилось спасение — в несокрушимой верности себе. Меня можно сломать, раздавить, довести до жалкой мольбы о спасении, до поднятых вверх рук, но в то мгновение я испытывал непоколебимое стремление идти вперед и спасти хотя бы немногих, ведь за моей спиной гибли люди, точно такие же, как мы с вами, набитые грехами и обреченные на поиски счастья. Куда идти, не так важно. Ковчег подскажет, волшебный светлячок наметит путь. Важно идти — это был свободный выбор свободного человека. Это было целительное упрямство, одобряемое и ковчегом, и физическими законами. И главное — Господом!..

На этой мысли мое внимание привлек неясный шум, возникший впереди, на склоне. Он донесся из-за скальной щеки, прикрывающей вход в расщелину с другой стороны. Этта бросился вперед и тут же вернулся. Заговорил быстро, тыкая пальцем в ту сторону, откуда примчался.

— Там воины гарцука. Подбираются к расщелине.

— Живо в укрытие, — приказал Огуст. — Вы двое, — ткнул он в сторону Мусы и Исайи, — будете прикрывать отход.

Через несколько минут наш поредевший отряд втянулся в расщелину, расширявшуюся сразу за узким лазом. Некоторое время я принюхивался, настороженно разглядывал прикрытое нападавшими сверху скальными обломками, ровное, даже отглаженное дно ущелья. В десятке метров от входа начинались ступени, тоже слегка покореженные пробежавшим камнепадом. Наконец решился сделать шаг. Приблизился к лестнице. Слева и чуть сзади громко сопел следовавший за мной Иуда. Он все порывался выйти вперед. Когда же я оттолкнул его ложем бластера, Иуда обежал меня с другой стороны, все равно вылез вперед и принялся ощупывать ступени, искусно вырезанные в горе.

Светлячок манил за собой, нетерпеливо кружил на середине лестницы. Сверхчувственная аура здесь сразу прояснилась, полегчала. Мы всей толпой двинулись вверх по ступенькам. Двое поселян, оставшиеся внизу, устроили у входа в расщелину завал из камней, залегли у нижней ступеньки.

Скоро лестница вывела нас на широкую и ровную площадку. Я едва не вскрикнул — вот и откос, который я наблюдал на экране. На нем ровной линией обозначилась броневая плита — овал, замыкающей ведущий в выходному шлюзу туннель. Отдал команду шарику проникнуть в едва заметную щель, открыть замок. Светлячок растворился в недрах горы.

Прошло несколько минут прежде, чем до меня донесся приглушенный ментальный голос.

«Код неизвестен. Замок заблокирован. Вскрыть невозможно».

Я почесал грудь, бросил взгляд на вздымающиеся вокруг отвесные скалы.

Это был тупик.

Снизу раздались протяжные воющие залпы. Видно, черви подползли ко входу в ущелье, попытались проникнуть внутрь. Плотная толпа хордов, выбравшаяся на площадку, сразу распалась. Мужчины заняли позицию у вершины лестницы, женские особи разбежались, попрятались за выступами, опустились на корточки, прикрыли головы руками.

— Что будем делать, учитель? — спросил Огуст.

Я не стесняясь пожал плечами, потом ответил.

— Сражаться. Отсюда нам не выбраться.

— Понятно, — почесался Третий столп.

Я ткнул пальцем в сторону лестницы.

— Я вниз, а вы постарайтесь сложить баррикаду… Ну что, Огуст, почешемся на прощание? Может, больше не увидимся.

Тот удивленно и с нескрываемой надменностью глянул в мою сторону, потом коротко распорядился.

— Иди.

Я сбежал по лестнице, на ходу настроил бластер на полную мощность. Сразу от груды камней, за которой прятались Муса и Исайя, дал залп, затем, непрерывно стреляя, выскочил из расщелины, световым лучом разбросал штурмующих наше последнее убежище червей.

Их было видимо-невидимо. Широким фронтом они ползли по склону, имея своей целью добраться до входа в ущелье. Я сжег еще нескольких роботов, полоснул слева и справа по вершинам — оттуда посыпались камни. Обвал увлек к подножию еще с десяток тварей.

В этот момент меня окликнул Муса.

— Учитель, тебя зовут.

Я бросился вверх по лестнице. Воздуха не хватило взбежать единым махом, пришлось устроить передышку у самой вершины. Поселяне между тем с воплями, с паническим страхом на лицах устремились вниз.

Левий Матвей схватил меня за рукав и, не в силах выговорить ни слова, ткнул пальцем в каменную щеку, на которой отчетливо очертилось овальное отверстие, ведущее вглубь скалы. В отверстии царил мрак.

— Что, засада? Черви?! — отдышавшись, спросил я.

— Нет…. — Левий Матвей еще раз потыкал в сторону отверстия. Рука у него подрагивала. — Там кто-то ходит…

— Где? На площадке?

— Нет, в шлюзе.

— Когда дверь открылась?

— Только что. Там бесцветно, невыносимо, какие-то звуки. Вроде кто-то ступает или бормочет.

Час от часу не легче. Я осторожно, держа оружие наготове, приблизился к отверстию, глянул в устье туннеля. В глубине его действительно копилась непроглядная тьма. Ни огонька, никаких признаков жизни. Вдруг изнутри, из самой черноточины донеслись шорохи, скоро они оформились в шаркающие шаги. Еще через мгновение во мраке обрисовалось светящееся облачко, очертаниями напоминавшее человеческую фигуру.

Я оцепенел.