"Библейская археология: научный подход к тайнам тысячелетий" - читать интересную книгу автора (Нудельман Рафаил Ильич)

Часть 3 НЕРАЗГАДАННЫЕ ЗАГАДКИ БИБЛИИ

ГЛАВА 1 ЗАГАДКИ КУМРАНА

Недавно на экранах телевидения промелькнуло интервью с Изхаром Хйрщфельдом, профессором Еврейского университета в Иерусалиме. Оно было приурочено к выходу новой книги Хиршфельда, посвященной раскопкам в Кумране и т. н. свиткам Мертвого моря. Книга вышла пока только на иврите, по-английски она еще лишь рекламируется, но объявление о ее предстоящем выходе в свет уже сопровождается в каталоге издательства жирной красной звездочкой и большим восклицательным знаком — единственными на весь длинный перечень других книг по соответствующей теме. «Книга профессора И. Хиршфельда», — говорится в коротенькой аннотации, — «переворачивает все прежние представления историков о Кумране».

Пытаться пересказать, не будучи специалистом, «все прежние представления историков о Кумране» было бы, по меньшей мере, самонадеянно. К счастью, это и не требуется. Чтобы понять смысл «переворота в представлениях», о котором возвещает аннотация, достаточно припомнить лишь самые основные факты.

Речь идет о том самом Кумране — древнем еврейском поселении вблизи Мертвого моря на полпути между Йерихо и Эйн-Геди, — в пещерах вокруг которого в середине прошлого века были найдены знаменитые рукописи и фрагменты, написанные (частично на иврите, частично на арамейском) в период от II века до н. э. и до I века н. э. и содержащие поистине бесценный материал для понимания иудаизма того времени и зарождавшегося тогда христианства. Они-то и называются «Свитками Мертвого моря», или иногда еще — «Кумранскими рукописями». Понятно, что находка таких материалов не могла не всколыхнуть научный мир, и она его действительно всколыхнула, да так, что волны этого толчка не утихают вплоть до нынешнего дня. Книга профессора Хиршфельда — еще одно тому подтверждение. Другим подтверждением этого могут служить споры, вспыхнувшие вокруг публикации статей израильских археологов Ицхака Магена и Юваля #928;елега, в которых они недавно подвели итоги своим 10-летним раскопкам в том же Кумране. Широкому читателю эти «кумранские сенсации» вряд ли известны, и поэтому представляется интересным о них рассказать.

История обнаружения, собирания, публикации и анализа свитков Мертвого моря изобилует не только поразительными научными открытиями, но и живописными деталями поистине приключенческого толка. Достаточно было бы припомнить, как впервые и совершенно случайно обнаружил эти свитки арабский пастух, как бедуины продавали их историкам «по сантиметрам», как израильские специалисты через цепочку подставных лиц добывали эти библейские документы на иорданских базарах, как тайком вывозились эти драгоценные документы из Палестины, как распознавались и склеивались уцелевшие кусочки в сплошные тексты… но все это многократно описано в популярных книгах, количество которых тянет уже на приличную библиотеку. Мы же здесь хотим поговорить о другой стороне этой истории: о стороне не столько. научной и даже не столько приключенческой, сколько — скандальной. Даже дважды скандальной. Ибо мало того, что значительная часть собранных с таким трудом и важных для всего тйучного мира свитков и их разрозненных фрагментов долгие десятилетия укрывалась от глаз специалистов-историков, так еще и собранный в Кумране археологический материал до сих пор им во многом недоступен. Как это может быть? — наверняка спросите вы. Попробую объяснить.

Первые свитки и фрагменты были собраны в пещерах Мертвого моря в период с 1947 по 1956 годы. Их значение было осознано сразу же после открытия, и еще в 1953 году был создан международный комитет по их изданию. Лет 10 спустя многое было издано в виде семитомной оксфордской серии «Открытия в Иудейской пустыне», но в частных руках оставалось еще несколько тысяч фрагментов, представлявших собой обрывки примерно 100 рукописей, и вот их-то публикация была вдруг по непонятным причинам приостановлена, и доступ к ним был ограничен узким кругом примерно 20 человек. Эти люди долгие годы публиковали отдельные фрагменты, зачастую даже без серьезного анализа. Все призывы прекратить эту недостойную практику и опубликовать весь материал оставались втуне, и непристойная свара ученых вокруг свитков Мертвого моря продолжалась до самого начала 1990-х годов. Затем сторонники общедоступной публикации пошли на решительный, хотя и беспрецедентный шаг. Гершель Шанкс, издатель важнейшего библеистического журнала «Biblical Archeology Review» (BAR), каким-то образом раздобыл фотографии неопубликованных фрагментов и с помощью калифорнийских профессоров Р. Айзенмана и Д. Робинсона самовольно издал их в виде двухтомника «Факсимильное издание свитков Мертвого моря». Тем самым все они стали, наконец, доступными для широкого научного изучения.

Дело, однако, этим не закончилось. В свое издание Шанкс включил также некий фрагмент свитков под каталоговым номером 4QMMT, который в свое время был реконструирован профессором Еврейского университета в Иерусалиме Элищей Кимроном. Однако Кимрон не только реконструировал этот текст, но также заполнил, опираясь на свои познания, многочисленные пропуски в нем, проанализировал его и показал, что он проливает новый свет на важнейший вопрос об авторах свитков Мертвого моря и их отношении к священнослужителям тогдашнего (Второго) Иерусалимского храма. Результаты своей работы он изложил в частной, не для публикации, статье, и, когда Шанкс включил ее в свое факсимильное издание, Кимрон обратился в суд, обвинив Шанкса в незаконном использовании результатов его труда. Дело дошло до израильского Верховного суда, и в августе 2000 года этот суд признал права профессора Кимрона на реконструированный документ как на личную интеллектуальную собственность. Тем самым была поставлена последняя точка в затянувшейся научной войне. Как пишет американский ученый Поль Флешер, «война в целом была выиграна правой стороной, а последнее ее сражение было выиграно другой, но тоже правой стороной». И, тем не менее, добавим, она покрыла бесславием все воевавшие стороны.

С археологическими находками дело обстояло примерно так же. В 1951 году французский Библеистический институт направил известного в ту пору ученого, доминиканского священника-археолога Ролана де Во, на раскопки в Кумран, но большинство предметов, найденных им на этих раскопках, до сих пор остаются недоступными для свободного научного анализа, их описания не опубликованы, и специалистам приходится полагаться на безапелляционные суждения самого де Во. В результате, важнейший вопрос: что представлял собой древний Кумран? — все еще не имеет однозначного решения. А между тем этот вопрос, как это сразу же стало ясным, тесно связан с вопросом о том, кто был автором Кумранских рукописей (т. е. свитков Мертвого моря), а это, в свою очередь, — с вопросом, каково место этих материалов в истории иудаизма и христианства. Такая вот получается запутанная сама на себя история. Давайте попробуем ее распутать.

Начнем с конца: со значения Кумранских рукописей. Уже первые свитки, найденные в пещерах вокруг Кумрана в конце 1940 — начале 1950 годов, удивили историков своим содержанием. Кроме двух копий книги пророка Исайи и некоторых ранее неизвестных версий книги Бытия и книги Псалмов, здесь были также документы ритуального характера, впервые прочитанные группой Барроуза и позднее получившие у специалистов название «Устава Общины». Они, действительно, описывали правила поведения членов некой религиозной общины, причем во многом и принципиально отличавшейся от тогдашней еврейской общины, зато в чем-то предвосхищавшей общину и принципы раннего христианства, как они изложены в т. н. Новом Завете. Известный израильский историк профессор Сукеник первым, еще в 1953 году, высказал предположение, что кумранскую общину составляли ессеи — небольшая секта в тогдашнем иудаизме, известная по описаниям Филона Александрийского и Иосифа Флавия, а также греческого историка Плиния Старшего. Если верить Флавию, община насчитывала не более 4 тысяч человек во всем тогдашнем Израиле, была рассеяна по всей стране и отличалась резко критическим отношением к тогдашним руководителям Храма, подчеркнутым стремлением к почти монашескому аскетизму и чистоте и углубленным интересом к «тайнам Торы». Плиний, в отличие от Флавия, сообщал, что ессеи живут, в основном, на западном берегу Мертвого моря, неподалеку от Эйн-Геди.

Кумран находится именно там, где указал Плиний, а рукописи, найденные вокруг него, давали основание думать, что они написаны ессеями. Именно так, опираясь на сведения Флавия и Филона, рассудил проф. Сукеник. Поэтому, двигаясь в рассуждениях еще далее вспять, разумно было предположить, что сам Кумран был тем ессейским духовным и физическим центром, о котором писал Плиний. Неудивительно, что Ролан де Во прибыл на расколки Кумрана с твердым убеждением, что призван раскопать что-то вроде монастыря ессеев. Поэтому он и свои археологические находки, сделанные там, истолковал в том же духе, выпятив те, которые соответствовали этому убеждению, и оставив в тени или вообще сочтя несущественным все остальное. Так, с легкой руки Сукеника, де Во, Игаля Ядина и других авторитетных исследователей утвердилось мнение, что Кумран — это центральное ессейское поселение в древней Палестине, и, соответственно, все Кумранские рукописи — часть библиотеки этого поселения, а так как некоторые кумранские тексты, как уже сказано, содержали подобие раннехристианских идей, то вскоре ессеи были объявлены прямыми предшественниками первых христиан. Эту мысль — в виде гипотезы — впервые высказал уже в 1955 году американский литературовед Эдмунд Вильсон в книге «Свитки Мертвого моря»; позднее она стала почти канонической, и сегодня в Британской энциклопедии можно прочесть, что ««Свитки Мертвого моря» являются частью библиотеки, принадлежавшей еврейской религиозной секте (ессеи), которая существовала в Кумране с середины II века до н. э. и вплоть до 68 г. н. э.» (т. е. до взятия Иерусалима римлянами и разрушения Второго храма). Аналогично, в каталоге выставки «Сокровища Святой земли» в американском Метрополитен-музее было сказано, что Кумран был «центром еврейской секты, где составлялись и использовались эти тексты». И если вы отправитесь сегодня в. Кумран (полчаса езды от Иерусалима), то первое, что вас встретит перед экскурсией по развалинам, — это, короткий вступительный фильм, в ходе которого артисты, наряженные древними евреями (какими их, наверно, представляет себе Голливуд), расскажут, как они пришли в Кумран «в поисках чистой и безгрешной жизни», как создали здесь секту «Яхад», как размышляли здесь «о тайнах Торы», как собственноручно писали свитки, в которых предсказывали последнюю, апокалиптическую «схватку сынов Света с сынами Тьмы», и как один из них, некий Иоанн, пошедший с ессейской проповедью к людям, был казнен царем Иродом (уж не намек ли на Иоанна Крестителя?!).

А потом вас проведут по раскопкам. Вокруг низкой квадратной каменной башни (обвалилась, наверно, за века) протянутся перед вами развалины былых помещений и построек: вот акведук, приводивший воду из близлежащего вади, где по весне скатывалась в Мертвое море дождевая вода, вот широкие и глубокие цистерны для ее хранения; вот ступени, ведущие к бассейнам для ритуального очищения, вот крохотные (подсобные?) комнатки, вот огромный Обеденный зал, а вот длинное прямоугольное помещение, возле которого в землю воткнута табличка с надписью «Комната автора» — знаменитая «Комната писцов», или Скрпиториум, как назвал ее де Во, нашедший здесь обломки столов и несколько бронзовых чернильниц, окончательно убедивших его в том, что это и было место сочинения и написания «Кумранских рукописей».

Посмотрев фильм и внимательно изучив все надписи на табличках, вы покинете Кумран с тем же твердым убеждением, что и де Во. И всю дорогу назад — всю пустынную, безлюдную дорогу назад — будете, наверно, — увлеченно представлять себе, как в те давние древние времена в этой далекой затерянной глуши — жила группа аскетов и подвижников, посвятивших жизнь созданию новой религии. И вам будет совершенно невдомек, что все услышанное и увиденное вами в Кумране — всего лишь ОДНА ИЗ ВЕРСИЙ, одно из многочисленных толкований загадок Кумрана — то, которое принято учеными из Музея Израиля и многими другими, но отнюдь не единственное. Это будет вам невдомек по той простой причине, что в фильме и на развалинах от вас заботливо скрыли многочисленные натяжки и прямые противоречия, которыми изобилует это «каноническое» толкование и вокруг которых в кумрановедении еще и сегодня идут ожесточенные споры. Давайте же поговорим об этих спорах и о других толкованиях кумранских находок.

В 1997 году Эшель и Кросс нашли за стенами Кумрана остракон (глиняный черепок) с древней надписью. В этой надписи они обнаружили слово «Яхад» — то самое, которое упоминается в некоторых Кумранских рукописях как самоназвание ессейской секты. Эта находка была объявлена (сначала в статье Эшеля и Кросса, а затем в каталоге Музея Израиля в Иерусалиме) «первым доказательством прямой связи между местом и (найденными в нем) рукописями», иначе говоря — подтверждением того, что «данное место (Кумран) действительно служило общинным центром ессейской секты». Находку широко рекламировали газеты Израиля (например, «Гаарец» 18 июля и 15 августа того же года) и западных стран. Черепок, вкупе с другими экспонатами Кумрана, торжественно объехал весь мир и триумфально прибыл на Кумранскую выставку 2001 года в Чикаго. Здесь, однако, его ожидал конфуз, ибо уже за 4 года до того профессор Норман Голб, возглавлявший кафедру еврейской истории и цивилизации имени Давида Розенбергера как раз при Чикагском университете, посвятил знаменитому черепку статью, в которой убедительно показывал, что прочтение надписи на нем, предложенное доктором Эшелем и принятое Музеем Израиля, было совершенно безосновательным. Те из вас, кто знает ивритские буквы, могут сами рассмотреть указанное место в надписи (на рисунке 1 оно отмечено стрелками: справа — на черепке, слева — в транскрипции Эшеля) и убедиться, что четыре последние буквы нижней строки лишь с огромной натяжкой могут быть прочитаны как слово «Яхад».

Мы совершенно случайно начали разговор о натяжках и противоречиях в «каноническом» толковании Кумрана с рассказа об остраконе Эшеля Кросса. С таким же успехом его можно было начать, скажем, с рассказа о том, что при раскопках в Кумране было найдено кладбище, на котором были захоронены более тысячи человек, — несколько многовато, не правда ли, для уединенной «монастырской» общины? Еще более странно, что добрая половина этих захоронений принадлежала женщинам, что совсем уж не вписывается в наши представления об аскетической секте, — члены которой, как утверждал Плиний, давали обет безбрачия. Зачем понадобилось целомудренным ессеям такое количество женщин? Или вот, к примеру, другая история — с тридцатью филактериями, или «тфилин», остатки которых были обнаружены (вперемешку с рукописями) в пещерах, окружающих Кумран. В этих двух кожаных коробочках, которые повязывает себе на лоб и левую руку молящийся еврей, находятся написанные на пергаменте молитвы. Любопытно, однако, что в кумранские тфилин были вложены, как оказалось, самые разные молитвы, что опять-таки странно для секты, которая свое единомыслие подчеркивает даже в самоназвании — «Яхад» (что значит «вместе», «заедино»). А чем объяснить наличие в развалинах Кумрана тысяч однотипных глиняных тарелок и кувшинов, как будто изготовленных на продажу или для использования в каком-то большом хозяйстве? Или большую, явно крепостного вида башню? Или отсутствие жилых помещений при наличии гончарных мастерских, печей для литья железа, стойл для животных и т. п.?

Таких примеров можно привести еще много, и для каждого из них «каноническая» версия вынуждена искать отдельное — зачастую весьма натянутое — объяснение. Женщины? Наверно, рядом с «безбрачными ессеями» в Кумране жили и «ессеи семейные». Много трупов? Возможно, сюда приходили ессеи со всех концов Палестины. Отсутствие жилых помещений? Значит, все насельники Кумрана жили в пещерах вокруг центрального помещения. А рукописи, найденные там? Вероятно, именно там они и изучали Тору. Но почему в пещерах нет никаких останков, никаких следов пребывания людей? Ну, может быть, они жили не в самих пещерах — там они только хранили рукописи и изучали Тору, — а жили, скажем, в шалашах и палатках рядом с Кумраном. А почему в тфилин вложены разные молитвы? Видимо, руководители секты разрешали всем членам общины молиться как кто привык. А зачем столько глиняной посуды? Они из нее ели. И так далее, и тому подобное. Это как раз тот метод объяснения, который по-латински называется «ад хок» (буквально: «к этому»), то есть применительно к данной конкретной потребности, каждая отдельная гипотеза — для объяснения каждой отдельной загадки, вне зависимости от целого. «Целым», которое призваны сохранить все эти частные гипотезы, является лишь один, главный принцип: Кумран — это место пребывания ессейской (протохристианской) общины, которая создала Кумранские рукописи.

Этот принцип намертво связывает проблему Кумрана с проблемой свитков Мертвого моря. Между тем, свитки, подобные кумранским, а также отличные от них, но тоже содержащие древние тексты, а также просто документы той давней эпохи (письма, записки, долговые обязательства и т. п.), которых нет в Кумране, были найдены и во многих других местах вокруг Мертвого моря. Это громадное на сегодняшний день палеографическое наследие отражает духовную и бытовую действительность Иудеи на переломе тысячелетий, и представляется, что свитки Мертвого моря следует изучать именно на этом фоне, а не в шорах «протохристианского» подхода. Освобожденная при этом от проблемы свитков проблема Кумрана предстает в совершенно ином свете. Об этом первым заговорил — еще в 1984 году — упомянутый выше профессор Голб. По его меткому наблюдению, тот случайный порядок, в котором одна за другой обнаруживались Кумранские рукописи, сильно повлиял на толкование всей Кумранской проблемы, потому что в числе первых были найдены некоторые свитки «протохристианского» или, во всяком случае, ессейского содержания, и это сразу же склонило исследователей сосредоточиться на ессеях как «главных подозреваемых» в авторстве всех Кумранских рукописей вообще. Однако, по мнению Голба, знаменитые свитки Кумрана имеют не ессейское, а совсем иное происхождение, а сам Кумран никогда не был «монастырем ессеев». Статья Голба положила начало целому ряду новых гипотез, выдвинутых другими учеными для решения загадок Кумрана, и можно, не очень преувеличивая, сказать, что неканонические толкования этих загадок сегодня конкурируют с каноническими практически на равных.

Займемся самим Кумраном, отдельно от пресловутых «свитков». По другому меткому замечанию, которое принадлежит археологу Дэйвиду Стаей, на взгляды многих археологов — в особенности, тех, кто. первыми начали раскопки в Кумране, — тоже повлияло некое случайное обстоятельство, а именно то, что во времена этих первых раскопок (как, впрочем, и сейчас) Кумран выглядел глухим, заброшенным уголком пустыни, далеким от всякого жилья и от всех центров цивилизации и потому мог показаться идельным местом для группы людей, которые хотели «уйти от мира» в аскезу, отшельничество и изучение Торы. Однако более поздние археологические исследования в этих местах показали, что в последние века до н. э. — те самые, которыми датируются Кумранские рукописи, — Кумран выглядел совершенно иначе.

Результаты этих исследований, подытоженные в книгах Нетцера «Хасмонейские и иродианские дворцы в Йерихо», т. 1 (2001) и Бар-Натана «Хасмонейские и иродианские дворцы в Йерихо», т. 3 (2002), а также в труде Амита, Патрича и Хиршфельда «Акведуки Израиля», рисуют такую картину. Во II в. до н. э. Кумран находился на скрещении торговых и военных путей, всего в 12 километрах (3 часа неспешной ходьбы) от огромного Хасмонейского поместья в Йерихо (Иерихоне), в центре которого возвышался пышный царский дворец. Хасмонеев привели в эти места два дерева, которые приносили царской казне большую прибыль: финиковая пальма и бальзамное дерево. Они широко упоминаются в трудах многих античных авторов. Плоды первого и сок второго пользовались в те времена огромным спросом. Учитывая это, первые хасмонейские цари Шимон (143–134 гг. до н. э.) и Иоханан Гиркан (134–104 гг. до н. э.) начали прокладывать акведуки из устья вади Кельт в район Йерихо, и постепенно огромный участок ранее бесплодной земли к западу от города был превращен в сельскохозяйственные угодья. Одновременно был построен большой жилой комплекс для управляющих поместьем, а также для отдыха царской семьи. Там же были построены гончарные мастерские, о чем свидетельствуют найденные археологами остатки двух обжигательных печей. Однако в районе Йерихо не было достаточного количества дерева, да к тому, же дым печей, надо полагать, был неприятен царским ноздрям, поэтому со временем производство посуды для поместья, а также на продажу (цари, видимо, не брезговали и приторговывать) было перенесено в близлежащий Кумран — там, на побережье Мертвого моря, было много горючего битума. Правда, битум при горении образует клубы едкого дыма, но царского дворца он, конечно, не достигал. Зато здесь, вдобавок к битуму, были большие залежи отличной глины — трехтонные запасы ее археологи недавно вскрыли прямо под главной кумранской цистерной. Можно думать, что именно тогда в Кумран был проведен отдельный акведук. О том, что вода, поступавшая по нему в Кумран, предназначалась не для питья или ритуального омовения, свидетельствуют специальные стоки для грязи и прочих осадков, сделанные в устье акведука, перед самом входом в цистерну. О ремесленном назначении тогдашнего Кумрана говорят и запасы сохранившейся тем посуды — грубо сделанная и плохо обожженная, она зато была идеально приспособлена для упаковки и перевозки, а это составляет два главных требования к массовому производству. Кумран стал, по существу, составной частью йерихонского поместья Хасмонеев, и можно думать, что главную часть его населения составляли тогда рабы и наемные рабочие, ремесленники и земледельцы. Одни жили и работали здесь, другие обслуживали поместье и возвращались в Кумран только на ночлег, в шалаши и землянки.

Кумран приглянулся Хасмонеям не случайно. Еще в древности, судя по всему — в VII веке до н. э., здесь высилась небольшая крепостца, защищавшая дороги, шедшие из Иерусалима на Эйн-Геди, к восточным границам Иудейского царства. Царь Иоханан Гиркан построил здесь, над Кумраном, крепость Гирканию. При его сыне, Александре Яннае (103–76 гг. до н. э.) Иудея вела непрерывные войны (большая часть которых была спровоцирована самим царем, стремившимся, в духе отца и деда, к расширению своих владений). Когда царь попытался завоевать Заиорданье, он столкнулся с сопротивлением набатейских царей Ободаса, а затем Аретаса, которые дважды нанесли ему поражения и даже вторглись в Иудею. Это вынудило царя укрепить крепости вдоль Мертвого моря, в том числе и Кумран. Позже положение стало таким критическим, что по приказу Александра Янная царский дворец в Йерихо был засыпан землей, вынутой при рытье оборонительного рва семиметровой глубины, а на вершине образовавшегося в результате искусственного холма был возведен куда более скромный «Укрепленный дворец», на самом деле, — небольшое здание для самого царя и его военоначальников. Любопытно, что по многим признакам — включая угловую квадратную башню — «похороненный» под насыпью прежний дворец Хасмонеев в Йерихо весьма напоминал тот жилой комплекс, что был раскопан в Кумране. Правда, землетрясение, случившееся в этих местах в 31 г. до н. э., сильно повредило кумранский комплекс, а так как впоследствии (уже во времена Ирода и римской оккупации Иудеи, скорее всего, — около IV в. до н. э.) он был отчасти восстановлен, археологи так до сих пор и не знают, куда отнести многие из найденных обломков. Но если основная их часть принадлежала комплексу и до землетрясения, то можно с уверенностью сказать, что он был куда ближе к богатым дворцовым постройкам, нежели к монастырю, да и само сооружение комплекса такого типа едва ли было под силу небольшой группе ессеев, к тому же принципиально отвергавшей роскошь.

Видимо, надобность в Кумранской крепости отпала уже под конец правления Александра Янная, потому что уже при нем оборонительный ров в Йерихо был частично засыпан, а после его смерти на холме был построен новый т. н. «Двойной дворец». Надо думать, что угроза с юга вдоль берегов Мертвого моря уменьшилась, стратегическое значение Кумрана тоже сошло на нет и гарнизон оттуда был выведен. В крепости появились новые обитатели, которые принесли с собой новые обычаи захоронения, но характер деятельности этих людей остался прежний: сохранились большие запасы глиняной посуды тех времен, рядом с которыми были обнаружены свертки с тщательно упакованными костями животных, употреблявшихся в пищу. Можно думать, что часть этих людей обслуживала восстановленное йерихонское поместье с его новым, построенным уже при Ироде Великом роскошным дворцом, тогда как другие опять занялись гончарным ремеслом. Судя по количеству костей, постоянное население Кумрана было незначительным: Маген и Пелег считают, что их было не более 25, Хиршфельд оценивает их число в несколько десятков. Что же до назначения странных свертков с костями, то некоторые ученые объясняют его чисто местными особенностями. Люди Кумрана, — говорят они, — не могли жить в пещерах, потому что в те времена жить в пещерах около Мертвого моря было небезопасно — тут бродили гиены и леопарды. Поэтому обитатели Кумрана жили либо в самом, частично восстановленном, комплексе, либо рядом, в шалашах и хижинах; а кости съеденных животных они не выбрасывали, а паковали и уносили куда-то в другое место именно потому, что боялись привлечь этими костями опасных хишников к своим жилищам.

Невольно возникает вопрос: если люди не жили в пещерах (и уж подавно не изучали там Тору), то как попали туда пресловутые «свитки»? Некоторые сторонники канонической теории высказывают предположение, что пещеры служили своего рода «книгохранилищами библиотеки кумранских ессеев», но, не говоря уже о странности и крайнем неудобстве такого способа хранения свитков, которые нужны для изучения чуть ли не каждый день, позволительно задать более общий вопрос: а могла ли вообще существовать община «удалившихся от мира» ессеев в таком шумном, грязном, задымленном ремесленном ночлежном поселке, как тогдашний Кумран? Разумеется, не исключено, что какую-то часть обитателей Кумрана составляли отдельные ессеи, но если общее число тамошних жителей никогда не превышало нескольких десятков и большая часть из них была занята гончарным ремеслом, и трудом в йерихонском поместье, то могли ли оставшиеся создать такую огромную библиотеку? А. если нет, то как все-таки эти свитки могли попасть в кумранские пещеры и каково их происхождение?

Прежде, чем отвечать на этот «главный» вопрос, закончим разговор о Кумране. Он был снова разрушен в ходе «Первого восстания», т. е. знаменитой Иудейской войны, когда римляне захватили Иерусалим и разрушили Второй Храм. Многие жители бежали тогда из столицы Иудеи, и кое-кто из них пытался найти убежище в Кумране. Преследовавшие их римляне захватили и разрушили поселок. Еще позже, во время т. н. «Второго восстания» (или «восстания Бар-Кохбы»), Кумран нанадолго был превращен повстанцами в укрепленный пункт — и опять разрушен римлянами. После этого он окончательно пришел в запустение — вместе со всей остальной Иудеей. За время своего многовекового существования он пережил ряд трансформаций был крепостью, потом был заброшен, потом снова превратился в крепость, потом стал ремесленным поселком, снова укрепленным пунктом и, наконец, окончательно опустел. Чем же все-таки он был в хасмонейские и иродианские времена, к которым относятся найденные в пещерах вокруг него свитки? Мы уже знаем канонический ответ: ессейским монастырем или, по меньшей мере, центром крупной ессейской общины. Мы уже знаем также, с какими противоречиями сталкивается этот ответ. А что говорят археологи-«еретики»?

«Зачинатель ереси», упомянутый выше Норман Голб, с самого начала утверждал, что люди, населявшие Кумран, никогда не принадлежали к секте ессеев или какой-либо другой радикальной еврейской секте (надо заметить, что представление, будто в те времена в иудаизме существовали только три течения: саддукеи, фарисеи и ессеи, — весьма поверхностно; были еще зелоты, терапевты, банаи и некоторые другие). Сам Голб считал, что Кумран всегда был чисто военной крепостью, но, как мы видели, это предположение не согласуется со всей совокупностью новейших археологических данных. Эти данные заставляют, скорее, видеть в Кумране второго-первого веков до н. э. скромное поселение ремесленников и сезонных сельскохозяйственных рабочих. Но с этим не согласуется близкая к дворцовой изощренная сложность кумранского жилого комплекса. В самое последнее время эту путаницу еще более усложнили сенсационные данные раскопок Ицхака Магена и Юваля Пелега, которые в течение 10 лет вели исследования в Кумране. Эти археологи обнаружили в развалинах Кумрана такие дорогие предметы, как драгоценные украшения, остатки явно импортных — дорогих по тем временам — стеклянных сосудов, каменные флаконы для изысканной косметики, пышно украшенные гребни, иными словами — предметы, которым явно не место ни в ессейском монастыре, ни в поселке ремесленников и сезонных рабочих. На этом основании Изхар Хиршфельд выдвинул гипотезу о том, что Кумран был имением богатого еврейского землевладельца, возможно — какого-нибудь вельможи при дворе Хасмонеев. (Эта гипотеза перекликается с давним предположением Донкильса, который считал Кумран загородной виллой иерусалимского богача.)

Понятно, что все эти гипотезы исключают ессейскую природу Кумрана, и неудивительно, что сторонники канонической версии встретили их в штыки. Так, американский пастор Рэндалл Прайс из университета в штате Нью-Мексико немедленно предпринял поездку в Кумран, провел там молниеносные, продолжавшиеся всего пять недель раскопки и объявил, что нашел очередное «несомненное доказательство» ессейского характера поселения — кости животных, уложенные таким специальным манером, который может объясняться только правилами какого-то особого религиозного ритуала. Судя по этой поистине отчаянной попытке спасти прежние представления, новые археологические данные уже всерьез угрожают самим основам канонической «кумрано-ессейской» теории. И действительно, недавняя международная конференция археологов, прошедшая в 2002 году в Броуновском университете (США), констатировала, что новые гипотезы практически вытесняют — если еще не вытеснили совсем — прежние представления науки о Кумране.

Но если Кумран не был поселением или монастырем ессеев, это возвращает нас к поставленному ранее вопросу: каково же происхождение Кумранских свитков? Какие предположения на сей счет выдвигают противники «кумрано-ессейской» теории? Попробуем рассказать и об этом.

Из семи свитков Мертвого моря, первыми попавших в руки исследователей, три представляли собой варианты библейских книг (Исайи и Бытия), а четыре резко выделялись на их фоне своим особым характером. Один из них, «Устав общины» («Серех а-Яхад»), резко противопоставлял членов некой религиозной общины всему остальному человечеству: по изначальному установлению божьему люди делятся на «сынов света» и «сынов тьмы», и в конце времен Господь дарует первым полную победу Над вторыми; пока же члены общины «сынов света» должны подчиняться строгим правилам общежития и следовать возвышенным этическим нормам (которые перечислялись в заключительной части свитка). «Свиток гимнов», содержавший около 35 псалмов, пронизывала мысль об изначальной греховности человека и предопределенности не только его судьбы, но даже его мыслей. Лишь ибранники (слова «Израиль» в тексте нет) удостоены постижения этой великой мудрости Господнего замысла, и лишь у них есть надежда на спасение; собственно, вступление в общину и есть первый шаг к такому спасению и посмертному воскресению. Свиток с текстом, посвященным «Войне сынов света с сынами тьмы», подробно описывал грядущую в конце времен «последнюю» войну, в ходе которой будут уничтожены все враги сынов света — сначала потомки Сима, потом Хама и наконец Яфета. А в свитке, содержавшем комментарий на библейскую книгу пророка Авваккука, провозглашалось, что Господь дал откровение некому «Учителю праведности», и откровение это состоит в том, что конец времен приближается.

Имя «Учителя праведности» снова появлялось в другом, приобретенном позднее свитке — т. н. «Дамасском документе», где более подробно излагалась история секты. Согласно документу, она возникла в Иерусалиме через 390 лет после разрушения Первого храма (т. е. в начале II в. до н. э.), незадолго до появления Учителя праведности, он же «единственный учитель» или «учитель единого», или, в некоторых прочтениях, просто «учитель общины», который объединил всех своих последователей в т. н. «Новый Завет». Ему противостоял некий «Проповедник лжи», под влиянием которого Израиль отступил от «Нового Завета» и власть в Храме (уже Втором) узурпировали «неправедные». (Этот эпизод отражает определенную реальность: именно во II в. до н. э. Ионатан Хасмоней, брат Иуды Маккавея, стал первосвященником, узурпировав эту власть у потомков Цадока — первосвященника времен Давида и Соломона; эту власть Хасмонеи удерживали потом около 150 лет подряд.) Поэтому члены секты под руководством «законодателя, излагающего Тору», бежали в «Дамаск» (одни исследователи считают это названием реального Дамаска, куда могли бежать противники Александра Янная, когда он захватил престол Иудеи; другие видят в этом названии метафору пустыни). Там они будут находиться до второго появления Учителя праведности, которое произойдет «в конце дней».

Легко понять возбуждение ученых, которым попали в руки эти свитки. Хотя налицо было определенное сходство изложенных в них религиозных идей с идеями гностиков и зороастрийцев (последователей иранского пророка VI в. до н. э. Заратустры), еще большим было их совпадение с этическими и мистическими элементами новозаветного раннего христианства, вплоть до фигуры «Учителя праведности», его вторичного появления в конце времен и спасения тех, кто следует его учению. Вскоре существование неизвестной секты, создавшей эти свитки, было объявлено доказательством исторической реальности Христа и его первых последователей, а когда профессор Элиезер Сукеник выдвинул предположение, что эти свитки созданы ессеями, и де Во, на основании своих раскопок, назвал Кумран местом их создания и центром ессейской общины, представление о том, что ессеи были прямыми предшественниками ранних христиан, а Кумран — важнейшим очагом этого протохристианства, утвердилось окончательно.

«Кумрано-ессейская теория» безраздельно господствовала в науке в течение почти 30 лет. Но тем временем обнаруживались и изучались все новые и новые свитки и их фрагменты, и постепенно стало ясно, что материалы «ессейского» происхождения составляют лишь небольшую их часть. Значительная доля собранного исследователями «кумранского архива» представляла собой не столько произведения ессейского характера, сколько документы библейского толка — копии библейских книг (несколько отличные от канонических) или их переводы на арамейский и даже греческий языки, а также_чапокрифы (т. е. книги, не вошедшие в библейский канон) и псевдоэпиграфы (книги, авторство которых приписывается тем или иным упоминаемым в Библии лицам — например, «Завещание Нафтали» или «Речения Моисея» и т. п.). Общая картина стала исподволь меняться — совокупность кумранских рукописей все больше выглядела как «библейская библиотека» самого широкого профиля с изрядным вкраплением «ессейских» материалов, но никак не как чисто «ессейские» творения. В целом, эта библиотека проливала новый свет на историю иудаизма — стало очевидно, какое большое, пестрое и противоречивое множество библейских прочтений, трактовок и версий существовало в тогдашней еврейской среде, какие разноречивые идеи, концепции, мысли сталкивались в еврейском коллективном уме, какие основные течения «вываривались» в этом бурлящем духовном котле.

Первым, кто высказал сомнения в чисто ессейском характере Кумранских рукописей, был уже неоднократно упоминавшийся Норман Голб. Исходя из определенных палеоэпиграфических соображений, он заявил, что в написании свитков, найденных в пещерах вокруг Кумрана, участвовало не менее 150-ти писцов — число, намного превышающее все, что могло существовать в рамках кумранской общины.

Надо сказать, что вопрос о «писцах Кумрана» тоже оказался довольно запутанным и противоречивым. Представление о том, что найденные в пещерах свитки писались в Кумране, возникло после того, как де Во и сопровождавший его Хардинг нашли в одном из раскопанных ими помещений Кумрана вделанный в пол глиняный кувшин, похожий на те, в котором в пещерах хранились рукописи, а в другом помещении — обломки деревянных столов и целых пять чернильниц. Все это и было объявлено ими доказательством того, что свитки Мертвого моря писались в этом втором помещении (которое с легкой руки первоисследователей получило название «комнаты писцов» или «скрипториума»), а затем помещались в глиняные кувшины и относились в пещеры для хранения. Поскольку пол в помещении с кувшином датировался первым веком нашей эры, т. е. временем, близким к временам т. е. Иудейской войны, или «Первого Восстания», то и рукописи были первоначально датированы, первым веком н. э. Дополнительным подтверждением этой датировки были найденные де Во и Хардингом в том же помещении старинные монеты.

Однако последующие раскопки — как в самом Кумране, так и в соседних местах, в частности — в Йерихо, поставили под сомнение все эти выводы де Во. Пресловутый пол в первом помещении оказался настланным на более древний, засыпанный в конце I в. до н. э. и затем расчищенный. Найденный там кувшин оказался относящимся к этим более древним временам, поскольку совершенно аналогичный кувшин, твердо датируемый концом I в. до н. э., был найден Рахелью Бар-Натан в развалинах Йерихо. Другие кувшины, найденные де Во, хотя и относятся к I в. н. э., но, по признанию самого де Во, не предназначались специально для хранения свитков и потому не могут свидетельствовать, что свитки писались именно в I в. н. э., а не раньше. Из пресловутых пяти чернильниц (именно это необычное количество чернильниц в одном месте когда-то и заставило де Во заговорить о специальной «комнате писцов» в Кумране), три. оказались, как выявил более поздний анализ, принадлежащими к III в. н. э., то есть ко временам, когда никакая кумранская община, даже если она когда-то была, теперь наверняка уже не существовала. И, наоборот, монеты, найденные де Во и Хардингом, оказались более древними, относящимися не к I в. н. э., а к I в. до н. э. На то же более раннее время указывают данные палеографического анализа кумранских рукописей (например, Ада Вардени доказала, что в кумранских текстах нет того способа написания букв — специфического полукурсива, — который был характерен для I в. н. э.), а также радиоуглеродного метода их датировки.

Любопытно, что хотя все эти факты стали со временем известны де Во, он ни разу не упомянул их в своих выступлениях и статьях последующих лет. Данные его собственных раскопок, как мы уже говорили, до сих пор не опубликованы до конца, и трудно понять, почему он так упорно датировал все свои находки именно I в. до н. э., несмотря на все противоречия этой датировки с новейшими данными. Возможно, то была ошибка, возможно, какую-то роль сыграл тот факт, что I в. н. э. очень хорошо знаком историкам — это век, подробно описанный Исофом Флавием и другими тогдашними авторами, тогда как I–II в. до н. э. — это «темные века» иудейской истории. Но не исключено также, что датировка Кумранских рукописей I в. н. э. была продиктована подсознательным стремлением доказать историчность Иисуса Христа: уж очень хорошо ложился «Учитель праведности» на его образ. Как бы то ни было, Грег Дудна, который суммировал все эти споры в своей обзорной статье «Передатировка кумранских свитков» (2004), в конце статьи заключает, что все имеющиеся сегодня данные приводят к решительному выводу: кумранские свитки были написаны не позднее конца I в. н. э., т. е. почти за столетие до Иудейской войны.

Несколько более точную дату предлагает Майкл Вайз, проделавший специальный анализ скрытых намеков в тексте этих свитков. В результате своего анализа Вайз обнаружил, что 6 таких намеков относятся к людям и событиям, существовавшим или имевшим место во II в. до н. э., 26 — к людям и событиям I в. до н. э., и нет ни одного, который относился бы ко времени позднее 37 года до н. э. На этом основании Вайз заключает, что «почти 90 % всех «ессейских» рукописей Кумрана были написаны (или переписаны) в I в. до н. э., причем 52 % из них — в десятилетие между 45-м и 35-м годами до н. э». Потом это занятие буквально обрывается. Несомненно, тут таится какая-то загадка, требующая разрешения.

Одно из возможных решений этой загадки предложил Стивен Пфанн, один из главных дешифровщиков кумранских свитков. Он выдвинул предположение, что ессеи жили в Кумране (и, по его мнению, писали там свои рукописи) лишь до землетрясения и пожара 31 года до н. э. Потом они перешли в Иерусалим по приглашению царя Ирода и, возможно, снова вернулись в Курман с началом Иудейской войны. В промежутке же, соглашается Пфанн, там могли временно жить ремесленники и сезонные рабочие, а, может, даже и вельможи. Этим, по Пфанну, объясняется противоречивость кумранских археологических данных. Пфанн, как видно из его гипотезы, упорно хочет сохранить авторство кумранских рукописей за ессеями. Но Дудна в своем обзоре приходит к несколько иным выводам. «Не вступая в противоречие со всеми имеющимися сегодня данными, — пишет он, — можно думать, что главная или, во всяком случае, значительная часть этих текстов была импортирована в Кумран, то есть доставлена извне, тогда как некоторые, действительно, могли быть составлены на месте… Что касается их обнаружения в пещерах, то тут могут быть три объяснения. То могло быть постоянное хранилище, вроде т. н. «генизы», откуда свитки и не планировалось изымать, — они просто складывались там, потому что это были священные тексты, которые у евреев, даже устарев или придя в негодность, не уничтожаются, а хранятся в особом помещении. Либо же это было своего рода действующее книгохранилище, которым пользовались до тех пор, пока война или другое бедствие не нарушили прежний порядок жизни и заставили его забросить. Либо же, наконец, свитки могли спрятать там во время той же войны, а спрятавшие их люди уже не смогли за ними вернуться, потому что были убиты или депортированы. А, возможно, что каждое из этих объяснений приложимо к различным пещерам». И далее Дудна, подобно Вайзу, указывает на еще одну загадку Кумрана: «Любопытная деталь, — говорит он, — состоит-в том, что в одних пещерах, более далеких от самого Кумрана, свитки были найдены в кувшинах, а в других, более близких — разбросанными как бы наспех. Но при этом во всех пещерах были свитки самого разного рода и разных дат. Как это истолковать? Не знаю и не думаю, что кто-либо из кумрановедов может предложить ответ».

Мысль о том, что большинство свитков было доставлено в Кумран извне, для сохранения во время опасности, приобретает в последние годы все больше сторонников. А поскольку в этом случае авторами свитков не обязательно должны были быть ессеи Кумрана, то такое авторство приписывается самым разных группам, существовавшим в тогдашней Иудее, — ведь принести свитки в Кумран могли откуда угодно. Так, Баумгартен и Шиффман предложили гипотезу, согласно которой основная часть т. н. кумранских свитков была, в действительности, написана не ессеями, а саддукеями (влиятельной при Хасмонеях религиозной группой, тесно связанной со жречеством Иерусалимского храма и крупными землевладельцами) или группой «радикальных цадокитов», идейно родственной этому течению тогдашнего иудаизма. В пользу этой гипотезы говорит, во-первых, само название «саддукеи» (современная наука возводит его к первосвященнику Цадоку, к которому возводит себя и секта из «Дамасского документа»), а, во-вторых, содержащееся в свитках (и характерное как раз для саддукеев) ригористическое требование исполнения всех мельчайших предписаний религиозного закона. Однако социальное положение саддукеев во времена Второго. Храма, отрицание ими воскресения из мертвых и ряд других важных деталей саддукейской доктрины явно не совпадают с перечисленными выше религиозными идеями собственно ессейских документов Кумрана, и потому гипотеза Баумгартена-Шиффмана представляется кумрановедам не очень убедительной.

Самое радикальное объяснение загадки кумранских свитков предложил все тот же Норман Голб. Это объяснение постепенно приобретает все больше сторонников. Сегодня в его пользу высказываются многие авторитетные археологи и историки, занимающиеся Кумраном, в том числе упоминавшиеся нами Изхар Хиршфельд и Ицхак Маген. По Голбу, свитки Мертвого моря вообще не имеют отношения к Кумрану, независимо от того, существовала там какая-то сектантская (ессейская?) община или нет. Широкий спектр этих документов, отражающих самые разные течения и подходы в тогдашнем иудаизме, может быть объяснен, — утверждает Голб, — только предположением, что все они первоначально принадлежали либо Храмовой библиотеке, либо, еще скорее, самым разным группам и отдельным людям. В таком случае, они могли оказаться в пещерах по самой простой причине: владельцы спрятали их там, когда бежали из Иерусалима от римлян, в конце «Первого восстания». Эту же мысль повторяет Ицхак Маген: «Они (свитки) могли быть принесены сюда кем угодно, включая беженцев, спасавшихся от римлян. Некоторые из них уносили с собой драгоценные свитки, но позже, перейдя Иудейские холмы и оказавшись перед необходимостью пробираться по берегу моря, не захотели нести их с собой и решили спрятать. Таким образом, это не сектантские писания, ессейские, саддукейские или храмовые, это — литература иудаизма в целом, литература иудаизма времен Второго Храма. Она принадлежит всему еврейскому народу».

Развивая эту «гипотезу бегства», Норман Голб недавно опубликовал статью «Маленькие тексты, большие вопросы» (2002), в которой предложил детальную возможную картину такого бегства, довольно убедительно обосновывающую его рассуждения о происхождении кумранских свитков. В книге Иосифа Флавия, — напоминает Голб в своей статье, — говорится, что евреи, бежавшие из захваченного римлянами в 70-м году н. э. Иерусалима, направлялись по двум основным путям — на юг и на восток. Голб считает, что целью первого потока, который шел через Бейтлехем (Вифлеем), Иродион и вади Эйн-Геди, была Масада, тогда как второй поток беженцев, шедший на восток, двигался в сторону другой горной крепости — Макерус, на восточном берегу Мертвого моря, в Транс-Иордании, построенной во времена наибольшего распространения Хасмонейского царства. Этот поток мог разветвиться — одни люди обогнули Мертвое море по суще, с севера, тогда как другие перешли его вброд или вплавь в ближайшем удобном месте. На карте, которую Голб прилагает к своей статье, этим «ближайшим удобным местом» (после Йерихо) оказывается именно Кумран. И потому именно здесь, готовясь продолжить путь по воде, беглецы расставались с драгоценной ношей, захваченной из Иерусалима, — каждый со своими свитками, которые он не хотел оставить на осквернение римлянам. Отсюда и такое необычное скопление этих свитков в Кумранских пещерах. Некоторая часть беглецов продолжила свой путь к Макерусу, другие остались в Кумране. Эти последние вскоре погибли от рук римлян, пришедших по их следам и разрушивших кумранскую крепость. В свое время погибли и те, кто надеялся укрыться в Макерусе, как впоследствии погибли и защитники Масады.

А свитки — что ж, свитки остались. Вот они, вы можете увидеть их в Храме Книги при иерусалимском Музее Израиля. Будете смотреть — вспомните тех, кто шел в толпе людей по темным гористым тропам, пробираясь к Мертвому морю, то и дело оглядываясь на пылающий Иерусалим и сжимая под рубахой спасенные от огня и позора будущие кумранские свитки. Впрочем, если предпочитаете — представьте себе склонившихся над рукописями неведомых писцов-ессеев. Ученые ведь все еще спорят.