"Бастион" - читать интересную книгу автора (Леонтьев Дмитрий Борисович)

Глава 8

В "Зазеркалье" снова пришло лето. Ольга лежала на берегу озера, наслаждаясь тихой музыкой волн. Боренька бесшумно опустился на песок рядом, поцеловал ее в плечо, жадно вдыхая запах нагретой на солнце кожи.

— Боренька, я же говорила тебе, что не…

— Молчи, — он припал к ее губам, рука скользнула вниз, по талии, к бедру…

Она едва не застонала от нахлынувшего желания. Боренька приподнялся на локте, с улыбкой наблюдая за ее реакцией.

— Мне пришлось долго этого ждать… Ты слишком капризна. А ведь я могу дать тебе то, чего не даст ни один мужчина на земле…

— Я не…

— Молчи! Не надо слов — тело говорит за тебя. И я его слышу… А слова… Что слова? Ты же хочешь этого — признайся…

— Но здесь что-то не так… Ты никогда меня не привлекал…

— Какая разница? Не думай ни о чем… Слушай меня... Подчиняйся мне…

А вот этого говорить ему не стоило. Гнев, огненной лавой, смел тонкую преграду желания, поднимаясь откуда-то из глубин сознания.

— Я сказала — нет! Ты пытаешься играть моей волей?!

— Нет у тебя никакой воли, — не поднимая головы, и не замечая странных интонаций ее голоса, прошептал он. — Есть только…

В вихре неукротимой силы ее подняло в воздух, и мускулистое Борино тело оказалось беспомощно распростерто на гранитном валуне, словно готовое к древнему жертвоприношению.

— Со мной нельзя так! — прошипела она, сжимая пальцы на его горле. — Как смел ты, ничтожество…

Боренька жалобно пискнул, и... Исчез. Изумленная, она посмотрела на свою руку, на камень, где только что лежало его тело, и проснулась…

Исчезло "Зазеркалье", исчезло озеро, исчез пляж. Она снова лежала в своей постели… и что-то серое, туманообразное, стремительно утекало с кровати в отрытую форточку.

Еще не вполне осознавая себя после сна, слово находясь на грани сна и реальности, она прыгнула вслед, стремительным взмахом руки вырывая из этой ускользающей дымки испуганно Бореньку, и с нечеловеческой силой прижала его к стене.

— Я же сказала тебе — нет!

— Я понял, понял! — посипел он, полузадушенный, — Я не знал… Я ошибся… Прости! Не убивай!

Она опомнилась, и разжала пальцы, изумленно озираясь.

— Что это было? Что со мной?

Боренька молчал, не делая даже попыток к бегству, и лишь насторожено наблюдая за ней. Видимо, происходящее пугало его не меньше.

— Что это было? — вновь спросила его Ольга. — Что происходит? Кто ты?

— Разве вы не знаете? — удивился он. — Я — инкуб.

— Кто?!

— Инкуб. Странно, что вы спрашиваете…

— Ничего не понимаю… Я сплю?

— Нет, — с явным сожалением ответил Боренька. — Уже нет…

— Тогда что все это значит?! Отвечай же!

— Я сам не очень понимаю… Я думал, что вы — человек… Только потому и позволил себе…

— Я и есть человек…

— Ну уж нет! — убежденно заявил он. — Кто угодно, но только не человек. Это так же верно, что я — инкуб…

— Что ты заладил про инкубов? Кто такие инкубы?

— Дух. Демон… В мире существуют более ста сущностей, которых иногда может видеть даже человек. Домовые всякие, лешие, русалки… Я могу ошибаться, но мне почему-то кажется, что вы немного старше Библии, поэтому и не помните… Я — инкуб. Фома Аквинский писал о нас.

— Я не читала.

— Ну да, ну да… Инкубы приходят во снах к женщинам, суккубы — к мужчинам. Иногда от этих связей рождаются новые духи, но чаще просто… наслаждаемся. По идее, мы должны искушать монахов и монахинь, но видите ли… Большинство из них — старые и некрасивые, а мы, с нашим-то опытом, возможностями…

— Подожди! Что за бред ты несешь?!

— Как вам будет угодно. Бред, так бред.

— Что это ты стал такой вежливый? Боишься?

— Вы смеетесь?! Я всего лишь мелкий дух. Для вас меня на один клык мало будет… Естественно, боюсь!

— Тогда и не зли меня! Я ничего не понимаю. Объясни толком — что происходит!

— Если б я сам понимал, — вздохнул он. — Я-то был убежден, что вы — человек. Вы мне понравились, еще там, в "Зазеркалье", вот я и решил… Ну, это… Заглянуть к вам во сне… Я думал позабавиться… Но вы не человек. Точно не человек.

— Кто же я?

— Не знаю. Я чувствую в вас силу, равной которой я почти не встречал. Ну, может два или три раза в жизни, и то — очень давно, и очень издалека… И больше, признаться, встречать не хочу. К таким, как вы, лучше близко не подходить. Себе дороже. Видимо вы спали крепче, чем я думал… Угораздило же меня…

— Слушай, а ты не спятил, часом? Или я?.. Или — оба? Такое бывает?

— Как вам будет угодно. Думайте, что хотите, только не убивайте. В сущности, я ведь не сделал ничего дурного. Клянусь, что больше даже близко к вам не подойду. Можно я… исчезну?

— Нет. Пока я не пойму, что происходит, ты никуда не исчезнешь.

— Воля ваша, — с тоскливой покорностью отозвался он.

— Ты можешь отпустить его, — послышался за ее спиной знакомый голос. — Я сама все тебе объясню.

Вспыхнувшее пламя свечей озарило сидящую в кресле Смерть.

— Александра? — с радостным облегчением воскликнула Ольга. — Как хорошо, то ты здесь! Кажется, я схожу с ума…

— Нет, ты в здравом уме, и все происходит наяву. Я объясню тебе все. Но сначала отпусти этого бедолагу, — она кивнула на окончательно сникшего инкуба, — он нам больше не нужен.

— Хорошо.

Ольга отступила на шаг, и Боренька тут же исчез, словно его и не было. Ольга недоверчиво коснулась пальцами стены, возле которой он только что стоял.

— Я больна, — жалобно сказала она. — Я сошла с ума и все это происходит в моем воображении.

— Это было бы слишком просто. Все куда сложнее, — сказала Смерть. — Твоя главная задача сейчас — вспомнить, кто ты есть. Скоро память вернется к тебе. Но ты слишком долго отсутствовала в этом мире. Вернув тебя в человеческом теле, я дала тебе и ложную память. Как видишь, даже вездесущие инкубы не узнают тебя. Но скоро все измениться.

Ольга обессилено опустилась на стул:

— И что все это значит?

— Ну, для начала тебе надо знать, что ты действительно не человек.

— А кто же тогда ты?

— Я проводница в иные миры. Люди называют меня Смертью.

— Всего — то…Ладно, предположим… А Николай?

— Демон. Или падший ангел — называй, как хочешь. Когда-то, очень давно, большинство падших ангелов играли перед людьми роль богов. Зевсы, Перуны, Апполоны и Афродиты…С приходом Христа игры кончились. Люди получили знания, старое ушло…Кто-то смог приспособиться в новом мире, то-то нет. Ты не захотела, и я помогла тебе уйти.

— И кем же я была?

— Одой из самых могущественных богинь. В Египте тебя называли Бастет, Баст, Бастида, Баста, Бает. У тебя был собственный город — Бубастис и твой культ процветал по всему Египту. Тебя считали дочерью бога солнца — Ра, его Око и помощницей в его битвах со змеем Апопом. Ты была хранительницей семьи, богиней радости, благополучия и танца. Тебя изображали женщиной с головой кошки, держащей в руках музыкальный инструмент. Древние греки называли тебя Артемидой. Видела над порталами церквей символ: глаз, заключенный в треугольник?

— Да…

— Он берет свое начало именно оттуда. Это ты считалась "оком Ра".

— Почему?

— Если убрать символические легенды… Мужчина выявляется через свое отношение к женщине. Женщина — словно лакмусовая бумажка для проверки мужчин. Мужчина может обманывать других и себя во всем, но в отношениях с женщиной он проявляет свой истинный характер. Через женщин видно, какой мужчина ЕСТЬ, а не каким хочет КАЗАТЬСЯ. Вот потому и "око Ра". Проще говоря: женщина — глаз Бога…

— Мы были с тобой подругами?

— Нет. Я много старше тебя… Впрочем, это сейчас не важно. Позже ты все вспомнишь сама… В Египте ты считалась покровительницей кошек. А их чтили в Египте как священных животных. Ведь они служили проводниками между мирами людей и мирами мертвых.

— Но если я была всего лишь покровительницей домохозяек, кошек и танца, то что же во мне было столь непобедимого и почитаемого?

— Твоя вторая ипостась — Сахмет. Женщина с головой львицы. Сахмет поддерживает вселенскую гармонию и строго карает тех, кто ее нарушает. В этом и кроется смысл: женщина — кошка, до тех пор пока ее гармоничный мир, которому она покровительствует, не пытаются разрушить. И тогда… "И лучше, поверь, на пути у нее не стоять"… В то мире было совсем немного тех, то был способен сразиться с тобой. Да и в этом мире, таких лишь двое: Бог, и я.

— А дьявол?

— В этой схватке, лично я, сделала бы ставку на тебя, — улыбнулась Смерть.

— Почему же я ушла?

— Устала. Что бы бороться за людей, надо любить людей. Твои поклонники поставили религию на коммерческую основу. Деньги оказались сильнее тебя. Потом и вовсе пришел Изменивший Мир… Ты просто устала. И захотела уйти. Я помогла тебе, но с одним условием: когда-нибудь я попрошу у тебя ответной услуги.

— И я снова… уйду в небытие?

— Это — твое дело, — пожала плечами Смерть. — Я-то знаю, что даже если ты и захочешь остаться, то это желание иссякнет через пару — тройку тысячелетий. Жить среди людей тяжело, кошка. Не всем это под силу. Если б ты внимательно слушала, что я говорю, то ты бы уже давно о многом догадалась. Но ты была увлечена только собой. То своей радостью, то своей болью.

— И что же я должна для тебя сделать?

— Свою работу. Снова нарушены законы мироздания. Уже давно демоны напрямую не вмешиваются в дела людей. Предложить, совратить, сбить с пути — это пожалуйста. А что бы заставлять кого-то, или, тем более принуждать… Но случилось куда худшее. Один из бессмертных влюбился в земную женщину и… не дал ей умереть. Она мучается в своей темнице почти три сотни лет, и с этим пора что-то делать. По доброй воле он ее не отпустит. Этот "нарушитель"… Ты знаешь его как Николая.

— Я догадалась. А среди нас вообще есть обычные люди?.. Хотя, подожди — подожди… Но как же тогда… Ведь я… Он…

— Не хочется тебя огорчать, но любви не было. Мы просто заключили с ним пари: если он может влюбить в себя женщин, я дам свободу той, которую он так любит и так мучает. Если же нет...

— Вы спорили на меня?!

— Ну да, — спокойно согласилась Смерть. — Спорили. Только он думал, что ты — смертная. Я обманула его. Формально это не нарушает условия пари. Я знала, чем все закончиться, и мне не хотелось мучить еще одну обычную девушку. Другое дело ты: Баста — Сахмет. Ты с ним можешь играть на равных. Ну, а дальше… Дальше решать тебе…

— Вы спорили на меня… Просто спорили…

— За тобой был долг… И я тебя не обманывала. Впрочем, ты несколько разочаровала меня, кошка. Признаться, я очень хотела, что б ты осталась человеком. И выбор у тебя был. Ведь их было двое. Он создал отражение — двойника, так утомившего тебя в Зазеркалье. Но ведь они были разные, и выбор у тебя был. Один звал к чувственному наслаждению и богатству, другой пытался дать знания, помощь, самого себя… Ты выбрала первого. Сама. Разве это любовь, кошка? Любовь можно зажечь только любовью. Это ведь от твоего имени пошло название самой неприступной крепости. Его нельзя захватить. Он может пасть только сам. По собственной воле. Так и сердце женщины. Я победила, но сказать по правде, я не рада своей победе. Знаешь, почему я люблю танцевать? У человека тысячи причин, что б делать подлости.  И самые большие подлости совершают из "благородных побуждений": ради любви, ради семьи, ради страны и идеи… И, наделав эти подлости, большинство мечтает, что б Того, Кто Все Видит, просто не было… Прячутся, игнорируют, особо буйные даже пытаются "убить"… А потом…Потом я провожаю людей в те места, которые они заслужили. И, если б ты знала, как редко мне приходится вести их к Нему. Я танцую от счастья, открывая им эти двери… Но это бывает так редко… Теперь ты это знаешь по себе.

— Сейчас мне не до этих сантиментов. Уж прости: у меня тут жизнь пополам ломается… Как мне вспомнить себя? Настоящую?

— Хочешь вернуть силу? Я помогу тебе. Но я слышу в твоем голосе ненависть, и потому должна предупредить: его трогать не смей. Это наше пари, и он принадлежит мне. Запомни это хорошо. Я не буду повторять дважды.

— Кто станет спорить со Смертью, — понимающе усмехнулась Ольга. — Что я должна делать?

— Иди со мной.

Она взяла Ольгу за руку и прямо из комнаты шагнула на набережную Невы. Сфинксы повернули к ним головы.

— Дождались, — сказала им Смерть. — Теперь вы можете приветствовать свою повелительницу.

Каменные чудовища грациозно соскользнули со своих постаментов, ластясь к Ольгиным ногам. Странно, но ей совсем не было страшно, наверное, подсознательно, она все еще считала се происходящее сном.

— Хозяйка! Их голоса шуршали, как сухой песок. — Как долго мы ждали тебя!. Чем мы можем быть полезны?

— Я хочу вспомнить… Мне нужна моя память, — сказала она.

Сфинксы нерешительно посмотрели на Смерть. Та пожала плечами и кивнула.

— Это… больно, — прошелестели сфинксы. — очень больно.. Ты в человеческом теле. А оно чувствует боль.

— Делайте! — твердо сказала Ольга. — Я выдержу.

— Но есть еще одно… И это сложнее…

— Что?

— Сердце… в нем еще слишком много от человека… И память здесь не поможет. Нужна жертва. Кровь, — они облизнулись, — много крови… Богиням нужно очень много крови…

Закусив губу, Ольга смотрела а Смерь, словно ждала совета.

— Это только твой выбор, девочка, — сказала Смерть. — Никто не решит за тебя. Так было всегда. Человеку еще дана свобода выбора. Но после этого решения больше ее не будет. Тебе решать — кем быть. Останешься человеком — придется выбирать еще много раз. Каждый день, каждый час… Но у тебя будет это право: самой выбирать свою жизнь и свою дорогу. Станешь демоном — выбора не будет…

— Я не хочу быть человеком, — сказала она. — Я хочу, как боги…

И словно молнии ударили в нее с двух сторон яркие лучи боли. Выжигая, высушивая, выбивая все, что еще секунду назад казалось ей памятью и реальностью. Боль была столь сильной, что она не могла даже кричать, и лишь судорожно пыталась набрать воздух в легкие, что бы взмолиться о пощаде, но не могла даже этого…

Сфинксы медленно, по кошачьи мягко ступая, приближались к ней с двух сторон. Припав к запястьям ее рук, прокусили нежную кожу (она даже не заметила этого, находясь за гранью боли и страха), с утробным урчанием втягивали в себя соленую влагу. Она упала на колени, чувствуя, что умирает… Но не могла умереть. Тела сфинксов налились плотью, под тонкой, мраморной кожей заиграли живые мускулы, глаза вспыхнули зеленоватым сиянием... Они с явной неохотой отступили от неподвижно лежащей девушки, вопросительно глядя на Смерть.

— Продолжайте, — приказала она. — Верните все, что вы хранили…

Поменявшись местами, они вновь припали к запястьям девушки, отдавая то, что теперь уже сложно было назвать кровью. Лицо Басты порозовело, она судорожно вздохнула, и открыла глаза. Теперь ее глаза были разными. Правый — синим, а левый — ярко-зеленым, с вертикальными зрачками. Она медленно поднялась с земли, прислушиваясь к переполнявшим ее новым ощущениям, удовлетворенно прикрыла веки… Когда отрыла их вновь, зрачки стали обычными, зато теперь они излучали странный свет, словно отражая всполохи бушевавшего внутри огня.

— Я вспомнила, — мягким, мурлыкающим голосом сказала она. — Я все вспомнила… Спасибо тебе, старая подруга.

— Я тебе не подруга, кошка, — равнодушно напомнила Смерть. — Со мной бесполезно хитрить и подлизываться.

— И это я тоже помню, — мгновенно согласилась Баста. — Просто я пыталась быть вежливой и выражала свою благодарность…

— С благодарностями не торопись. Пройдет несколько сотен лет, и… Впрочем, ты и сейчас врешь. Кошки не знают благодарности. "Благо дарить" они не способны по определению. А ведь у тебя был шанс остаться человеком…

— Ни за что! — широко улыбнулась Баста. — Променять мои возможности на человеческую жизнь?!

— Ты так ничего и не поняла, кошка… Нельзя стать богом самому. Получить настоящую Вечность можно только от Него. Принести на этот алтарь собственную жизнь, умереть, и воскреснуть, получив Дары… Умереть и воскреснуть — понимаешь? Без смерти нет воскрешения. А ты теперь будешь бояться смерти, кошка.

— У меня ведь теперь девять жизней, — рассмеялась Баста. — И я умею странствовать по Дороге Сновидений.

— Настоящий мир — один. А это все — обманки, иллюзия, "тренажерные залы". Дорога к Богу только одна. Остальные — лабиринт. "Вокруг Бога", "вне Бога" и "в сторону от Бога". Вне Его жизни нет. Мы живем очень долго, но мы не вечны. И в Вечность нас с тобой не пригласят.

— Даже тебя? Такую верную, такую трудолюбивую? Такую…

— Ищешь ссоры?

— Что ты! Просто не удержалась. Извечное женское ехидство…Извини.  Ты же не обижаешься, правда? Ты настолько старше меня…

— И сильнее…

— Что ты такая ранимая? Прямо как люди… Это все их влияние, да? Это хорошо, что я так мало прожила рядом с ними. Я ведь не человек, я — дикая кошка. Я помню бег по прериям и брачные игры в весенних джунглях. Я помню азарт охоты и пьянящий запах крови. Я помню тепло домашнего очага и ярость дикого хищника…

— Главное, что б ты помнила, что я сказала тебе о своем племяннике.

— О, теперь за него можешь не волноваться! Кто станет спорить со Смертью? Тем более, что у него такой "папа"…

— Вот как раз "папа" вряд ли будет защищать. Он — "закон", а не "любовь". Ради закона он пожертвует всем. Даже сыном.

— Но мы же поступили по закону? Кстати, — повернулась она к сфинксам, — что вы там говорили о жертве?

— Нужна жертва, — прошелестели они. — Без жертвы не будет силы. Без жертвы связь с твоим прошлым непрочна. Без жертвы…

— Я поняла, — становила их Баста. — Ты пойдешь с нами?

— Нет, — отказалась Смерть. — Когда закончишь — приходи в клуб. В нашей истории надо расставить все точки.

— О, за это можешь не волноваться: ты выиграешь пари! — глаза Басты полыхнули огнем. — Жаль, что это сделаю не я…

Смерть не удостоила ее ответом, шагнув в сумрак ночи. Баста посмотрела ей вслед, со вздохом пожала плечами:

— Никогда ее не понимала… Ну что, киски, — она потрепала по спинам прильнувших к ней сфинксов. — Пора наносить визиты…

… Над Зазеркальем кружили вороны. Никогда и нигде Баста не видела такое количество этих птиц. Они буквально закрывали собой се небо над спящим лагерем. Солнце еще не взошло, но тьма уже понемногу отползала на запад и таинственные сумерки словно соединяли два мира — реальный и мистический, обычно скрытый от человеческого глаза. Сопровождаемая с двух сторон крылатыми сфинксами, Баста шла по спящему лагерю, оглядывая и изучая его заново.

Брезгливо, словно жабу, носком туфельки, отшвырнула со своего пути маленького зеленого чертика, неосторожно высочившего из травы на тропинку. (Покачала головой, вспомнив детские легенды о "добрых зеленых гномиках" живущих в траве). Брезгливо покосилась на старуху-вахтершу, с явственно различимыми в мистическом сумраке клыками и голодным блеском желтых глаз вампира. Невольно усмехнулась, когда вылезающий из окна комнаты вожатых инкуб Боренька заметил ее, оступившись со страху, рухнул вниз, и на четвереньках, быстро — быстро, скрылся за ближайшим углом. Замедлила шаг, проходя над местом старинного захоронения, прислушиваясь к исходящим от него волнам разложения и неуспокоинности…

— Какое древнее место, — сказала она вслух.

— Древнее, — в один голос прошелестели сфинксы. — Магическое… Много силы… Много крови…

— Сейчас будет еще больше, — пообещала им Баста.

Виктора она нашла сидящим возле разложено на берегу озера костра. Он словно ждал ее. (Во сяком случае, ничуть не удивился ее появлению).

— Узнаешь меня? — спросила Баста.

— Узнаю, — ответил он, вороша угли прутиком. — Ты сильно изменилась… Признаться, я ожидал чего-то подобного.

— И скрыл это от своего хозяина?

— Во-первых, он бы мне попросту не поверил, а во-вторых… у меня не было доказательств. Такое чувствуют только когда… В общем, только когда присматриваются к человеку… Кроме того… Но это уже не важно…

— Да, — согласилась Баста. — Это уже не важно. Важно то, что вы были заодно… или что ты выполнял его приказы — называй как хочешь. Радует, что ты не молишь о пощаде. Терпеть не могу слюнтяев... Сказать, на прощание, ничего не желаешь?

— Помнишь, я говорил тебе, то никак не могу понять, почему люди здесь так плохо живут? — задумчиво сказал он. — Я искал ответ в мистике, в финансовых и "постперестроечных" проблемах… Все проще: нет смысла. Раньше их всех объединяла общая идея, осознание того, что делают хорошее дело, обучая и воспитывая детей. А теперь, когда пришел капитализм, на детских путевках просто делают деньги. Заработать здесь практически не возможно, условия существования — ужасные, природа… Она везде — природа… Едва ли десяти часть из живущих здесь любят свою работу. Остальные просто пьют, гуляют, купаются, жарят шашлыки… Вечный отпуск.  А где леность, там и жалобы, и вечное нытьё, и взаимные обиды, и доносительство… Наверное, примерно так жили неандертальцы.  Впрочем, нет — неандертальцы вынуждены были развиваться, что бы выжить. Здесь такой необходимости нет.

— Зачем ты мне это рассказываешь?

— "Просто так" жить не интересно. Если нет любви, дела, к которому прикипел душой, нет мечты, нет цели… И как себя не успокаивай "красотами здешних мест" — всегда остается неуспокоенность от душевной пустоты. И эту пустоту заполнят другие качества. Злости, раздражительности, усталости… К счастью, человеческий век короток. А если жить вот так — тысячу лет? Пять тысяч? Вечно? Кому нужна такая вечность? Это хуже ада… Ведь и в вашей, "небесной канцелярии" произошел раскол по той же причине? Хоть вы и живете посреди лесов, озер, рек, посреди всей этой красоты, вы все равно остаетесь демонами. Хоть и любите себя, и считаете, что заслуживаете большего… Ты ведь уже уставала от такой жизни, богиня кошек? От жизни без любви?..

— Спасибо, я тебя поняла, — улыбнулась ему Баста и, мгновенным движением руки (нет, уже не руки — лапы!), пробила ему грудь, вырывая сердце.

Он упал на колени, снизу вверх глядя на Басту странными, словно улыбающимися глазами, и, мгновением спустя, рухнул лицом в костер.

Баста отбросила дымящееся сердце, удовлетворенно щурясь, облизала окровавленную руку:

— Вот теперь мне начинает нравиться это место. Приберите здесь… начисто, — приказала она сфинксам. — А мне пора. Ритуал завершен. Жертва принесена. А меня ждет встреча, опаздывать на которую я не хочу…