"Румбо" - читать интересную книгу автора (Злобо Георгий)студент с лопатойВстав на батарею, Резьба выглянул из окна полуподвала и замер, прислушиваясь. Червём скользнувшая рука вынесла антенну сканера; Бурибак и прибившийся у элеватора толстяк затаили дыхание, только трудно было унять стучащее молотом сердце. «Чисто» — показал Резьба, выползая наружу. Бурибак встал на его место, жадно всматриваясь в сумрак. — Эй, слышь… как тебя звать-то? — повернулся к приблудному. — Кастрюлей величают, — робко отвечал парень. Несмотря на внушительные размеры и едкий аромат, он походил на распухшего ребёнка, — вероятно, с разработанным уже очком. — Вот что, Кастрюля… я — Бурибак. А за водой пошёл мой друг Резьба. Нам надо установить очерёдность, чтобы решить, чья очередь следующая. — Какая очередь? — не понял Кастрюля. — За водой идти, ебёна-ть, — прошипел Бурибак. — Но это же… опасно… — голос Кастрюли дрогнул. — Опасно, ясен красен… Но вот Резьба-то пошёл. А утром нам снова понадобится вода. Сейчас новолунье. Железные выродки разлетелись по своим гнёздам, почти все крупные трассы свободны. А когда проклюнется месяц, у трубы может появиться какой-нибудь из этих дьяволов. — Господи, откуда они пришли на нас? — обречённо выдохнул толстяк после паузы. Бурибак поморщился: — Ты чего, ныть вздумал? Откуда пришли… это каждый ребёнок знает: мутанты. Они после Ядерной войны явились. Говорят, война началась, когда появился первый ублюдок. Его звали Румбо. С виду он не отличался от нас, только вместо сердца у него было стальное яйцо. Он мог поворачивать пространство и перемещаться между мирами, но пока не умел управлять этим… И он переместился в нижний мир и вывел оттуда железную ведьму, и когда они совокупились, произошёл термоядерный взрыв… и понеслось… — А почему на этих тварей радиация не действует? — прошептал Кастрюля. — Не действует?! Идиот! Да они сами светятся как падлы! Ты вообще откуда, сам, парень? Расскажи лучше сам, пока Резьба не вернулся… — А чего рассказывать… — Кастрюля беспокойно поёжился, — родился в метро; мы росли с сестрой и двоюродным братом… люди помогали нам. А потом было наводнение… меня спасла добрая женщина, жена профессора. Она умерла… Кастрюля утих, обкусывая палец. — Когда всё было разрушено, тучи радиоактивной пыли закрыли Солнце… — проговорил Бурибак, закуривая, — те, кто отсиделся в убежищах, выжили. А потом появились яйца: они падали с неба, и некоторые брали их, приносили домой. А потом, когда человек засыпал, железное яйцо незаметно забиралось ему в задний проход, проползало в кишечник и закреплялось там. Это был зародыш, который зрел, а потом вылезал через жопу; при этом люди гибли, потому что он разрывал их. И вылуплялось сатанинское отродье. И уже тогда вблизи него находиться было опасно из-за излучения. Это был конец всему: люди перестали занимать верхнюю позицию в пищевой цепочке Земли; многих истребили, других согнали в резервации. Как раз вблизи одной такой вы с профессором и упали нам на хвост… и теперь ты задаёшь вопросы… Подозрительные вопросы, я б так сказал… Кастрюля молчал. — Ну, чего воды в рот набрал? — голос Бурибака сделался угрожающим, — или профессор не объяснял тебе… В этот момент к окну бесшумно приблизился Резьба. В каждой руке он тащил по 25-и литровой канистре. — Вы чего разорались тут?! Помоги… — зашипел Резьба на Бурибака. Бурибак принял у канистры, а потом кивнул Кастрюле: — Будешь воду носить, усёк? Раз жизнью рисковать не хочешь — тогда тащи. — Да оставь его… я не устал, — Резьба вынул из-за пазухи наполненный водой презерватив и с наслаждением перелил жидкость в рот: — бля, надо же, нигде теперь нет посуды… стаканов простых нету. Адские выродки питаются через специальные трубки-фистулы, а людям не из чего пить… — Пусть он воду носит, чего… — оправдывался Бурибак. — А нелюди от воды не ржавеют? — осторожно поинтересовался Кастрюля, но наткнулся лишь на презрительную усмешку Бурибака. Потоптавшись вокруг канистр, все трое расселись на полу вдоль стен, подстелив обрывки брезента. С минуту молчали. Затем, кивнув на окончательно потемневший прямоугольник окна, Резьба прошептал: — Месяц на небе виден уж, сука… завтра так просто уже не побегаешь… — А? — вздрогнул Кастрюля. — Хуй-на! Новая Луна проклюнулась. Нелюди обретают силу, — пояснил Бурибак. — От Луны? — пробормотал Кастрюля. — Мудаак… — хохотнул Резьба, — У них другой биоритм, ты не знал? Они гораздо медленнее нас. Их сутки равны полной фазе Луны. Во время полнолунья высовываться из берлоги лучше не думай: у демонов самый активный период. А в новолунье они наоборот, впадают в оцепенение… и в это время даже ты, смог бы подкрасться и убить урода, пока он не очнулся. — Только лучше не стоит, — усмехнулся Бурибак, — эта тварь и во сне имеет силу лютую, и перед смертью так разрушит тебе мозги, что мама не горюй. — он прикурил ещё одну папиросу и глубоко втянул дым. — Но… раз они металлические… они же должны быть очень тяжёлые?.. почему ж они быстро двигаются… — вздохнул Кастрюля. — Они используют силовые поля, — пояснил Резьба, — скользят в них, типа как сёрфер… человеку такое не под силу… ну, или под силу, но очень и очень немногим… человек от такого перемещения враз здоровья лишится, — столько оно забирает энергии… а эти твари очень мощные. И при этом подпитываются напрямую, а не как мы — через посредство пищи, воздуха и прочего… Они эволюционно гораздо продвинутее нас, сечёшь, Кастрюля? Они могут мгновенно перемещаться в пространстве, сворачивая его как тетрадный листок! Человеку пиздец настаёт после такой процедуры. И теперь они питаются нами. Используют как пищу. Вон, профессор — полюбуйся… На него напали их выблядки. Их дети жрут нас живьём! А взрослые считают этот способ слишком варварским и потому пожирают наши тонкие тела, питаясь болью, страхом… страданием. Они заключают нас в питомники и там подвергают немыслимым мукам, а когда мы дохнем, делают из трупов одежду, дербанят на сувениры, изготавливают предметы интерьера и корм для домашних животных… Ну да ладно, харэ пиздеть. Пора выдвигаться: профессор может умереть, — Резьба подхватил обе канистры и направился вниз по лестнице. Оставшиеся последовали. Спотыкаясь в плохо освещенном тоннеле и пригнув на всякий случай головы, они вышли к руслу центральной шахты, где сели на ручную дрезину и углубились в чёрное жерло. В кромешной тьме светились экраны ручных приборов: часы, сканер, компас. Наконец вдали замаячил свет, и Резьба упредил: — Скоро. Проехав ещё приблизительно 500 метров, остановились. Здесь было боковое ответвление с тупиком, куда Бурибак загнал дрезину, после чего все трое исчезли в узком ярко освещённом проходе. Вскоре они очутились в помещении с низким широким столом, старым кожаным диваном, холодильником, газовой плитой и креслом. В последнем сидел замотанный в окровавленные бинты человек. Это и был профессор, автор знаменитой книги «Жизнь как осознанный поиск Гармонии». На днях судьба сыграла с ним злую шутку: будучи уверен, что дьяволов поблизости нет, он решил разжиться барахлишком. Профессор давно заприметил место: старый одноэтажный дом в запущенном саду: стены выкрашены белым, немытые окна и плющ. Сканер показывал минимальный фон, но, подойдя к двери, профессор вдруг ясно услышал 2 голоса — мужской и женский, — которые почти одновременно, но всё же не хором произнесли: — Не ходи туда! Но профессор не послушался и пошёл. Назло пошёл: голоса в голове он слышал и раньше, и постепенно привык к ним. В доме обнаружились дети числом 3. По виду — человеческие: мальчик лет 5-и, приблизительно такая же девочка, и, очевидно, их старшая сестра — хилый подросток с косичками. Одеты в какие-то тряпки, у младшей девчушки шея распухшая, перебинтованная чулком… наверное, саркома. И он не обратил на детей внимания, стал рыться в вещах, но находил лишь старые пыльные игрушки. Драный плюшевый медведь — с каких доядерных времён всё это сохранилось? В этот момент профессору краем глаза почудилось странное: старшая девочка подлетела «уголком» в воздухе, и, с хлопком высадив ногами окно, исчезла. Резко развернулся… да вот же эта девочка — стоит, где стояла… Наверное, опять галлюцинации от переутомления. Он замешкался и допустил непоправимую оплошность: дал детям окружить себя. Они взяли его за руки и повели показывать пианино. Пианино было странным: маленьким, размером с журнальный стол. С удивлением профессор раскрыл крышку и обнаружил неокрашенные деревянные клавиши. Они были такие чудные… Не удержавшись, он решил вспомнить юность и сыграть из Шуберта, но вместо аккордов из-под клавиш вылетел собачий лай! Злобный собачий лай. Это лаяли «дети». И, тотчас превратившись в трёх сияющих гибкой металлической плотью оскаленных псов, они набросились на профессора. Они не хотели убивать его: решили просто позабавиться. С тяжёлой лучевой контузией, перекушенной ногой и без левого глаза — таким нашёл его Кастрюля. Они ухаживали за профессором как могли, но через 3 дня он умер. В память о профессоре позволим себе цитату из его труда «Жизнь как осознанный поиск Гармонии»: Чувство недовольства судьбой руководило мной ещё в годы сдачи кандидатской. Я был самолюбив, во многом отчаян. Часто разуму предпочитал невидимое щупальце плоти, позволял себе абсурдные шалости, чем был интересен коллегам. Одной из таких коллег была молодая женщина, Елена П-ва. Елена возбуждала во мне крайне непривычное чувство: мне хотелось надругаться над ней (несмотря на то, что женщин я, как правило, обожал и пленил искренней лаской и обходительностью). Да, мне хотелось взять её за лицо и спросить: — Ну чё, пойдём? И, не дожидаясь ответа, толкнуть её на топчан, срывая одежду, схватить за тощие ляжки, замереть на миг — и воткнуться одубевшей головкой в хлюпающее от течки устье. И грубо, грубо так ебать её, и проебать в нескольких позициях, или хотя бы в двух, а потом вынуть — когда она уже вся раскоряченная такая лежит, — вынуть и вонзить залупу в губы… тут я обрываю сам себя: остановись, что за тривиальную похабщину ты несёшь!.. И я проходил мимо Лены, отпуская порой в её адрес многозначительные шуточки, которые ласкали, но всякий раз соскальзывали не цепляя. И вот однажды я встретил её в коридоре, где лаборатория: Лена шла на обед. Увидела меня — улыбнулась (улыбалась она, влажно заголяя десну). — Приятного аппетита! — говорит мне. Я щерюсь в ответ, хочу сказать нечто приятное, и даже с намёком, но у меня ком в горле, и мысли как-то стопорятся. Ненавидя себя за это, захожу в лабораторию и машинально смотрю на рабочее место Елены. Она только что вышла, так что кресло ещё тёплое. Я прикасаюсь к сиденью лицом и вдыхаю запах. Неожиданно понимаю, что крепко эрегирован. Мой взгляд падает на её туфли. Она только что сняла их: переобула сапоги, потому что идёт обедать в пиццерию через квартал. Интересно, с кем? Наверняка ведь у неё есть парень, и, возможно, не один. Наверняка он азартно ебёт её, прислонив к кирпичной стене гаража. И, вероятно, даже в жопу. И потом кончает: обильно, так что там всё хлюпает и вытекает, как пена из кастрюли с убежавшим супом. А я тут, стою возле её рабочего стола в лаборатории и пялюсь на туфли. Я беру эти туфли в руки — они ещё тёплые, я чувствую пряный аромат, струящийся из их разношенного нутра. Я расстёгиваю ширинку, достаю член и мастурбирую. Член стоит колом, и буквально после нескольких десятков движений я чувствую первые толчки накатывающегося блаженства. Я пытаюсь замедлиться, но не могу: спазмы сотрясают промежность, напоминающий рыдание вскрик слетает с губ. И в этот самый момент дверь открывается, и в лабораторию заходит студент с лопатой. Он останавливается, смотрит на меня, затем улыбается, подмигивает. Он узнаёт меня. Через час об этом заговорит весь институт. Этого нельзя допустить. Что я могу сделать? Вырвать у него из рук лопату и ебануть его по башке? Допустим, а куда девать труп? Можно вот что: упаковать его в полиэтилен (на стеллаже у окна лежит рулон), а потом вынести через пожарный выход, положить в багажник машины, отвезти подальше за город и бросить на обочине шоссе. Его, вполне вероятно, найдут не сразу (надо место выбрать, где ров вдоль трассы поглубже. Или в кусты. Но в кустах скорее найдут: в кусты все ходят по нужде — вот и обнаружат). Какие ещё варианты? Можно, конечно, попытаться его измельчить прямо здесь, в лаборатории… но нет, тогда уж лучше высушить! Да, именно высушить труп, чтобы он был похож на большое мочало, — и весил примерно столько же. Но как сделать это в достаточной степени быстро? Ведь вот-вот с обеда вернётся Леночка. А ещё в лабораторию может заглянуть Григорий Кулаков (неплохой, кстати, мужик, но лучше бы он не заглядывал). Студент между тем улыбается и говорит мне: — Думаю, лучше будет всё это вытереть, пока никто не пришёл… Я смотрю куда он показывает и понимаю, что он имеет ввиду глянцевые потёки спермы, которой минуту назад дал залп мой крендель. — Но… чем же это вытереть?… — лихорадочно начинаю оглядываться. Оба мы отчётливо слышим стук каблуков по коридору. Это стучит тонкий каблук на ноге женщины. Стук приближается. — Что делать!? — бледнею я. — Кажется, я знаю, как спасти ситуацию… — студент с лопатой подходит ко мне (я в этот момент стою на коленях), и расстёгивает брюки. Входит Елена. Увидев нас, она сначала замирает, а затем издаёт звук, похожий на кваканье. До меня резко доходит замысел студента с лопатой: он хочет представить дело, будто это его сперма на туфлях, а то есть я — хуесос. Ну, допустим, я отсосал… но как сперма попала на туфли? Всё равно Леночке это не объяснить: ситуация не из лёгких, но всё же именно сейчас, пока настройка её осознания сбита шоком от увиденного и не восстановила баланс, можно воспользоваться этим и зомбировать её! — Елена! — грозным голосом говорю я, распрямляясь в рост, — Елена, когда я сосчитаю до трёх, вы забудете всё, что здесь увидели! Внимание! — и тут слишком поздно — я понимаю, что вручаю студенту с лопатой убойный козырь: ведь он сейчас вот, пока я не досчитал, имеет возможность сотворить что угодно (уебать меня лопатой, например) — а баба тотчас всё это забудет. Но в этом случае опять-таки возникает проблема трупа. Как студент с лопатой избавится от трупа? Эге, да ведь не даром он |
||
|