"Очарованные" - читать интересную книгу автора (Робертс Нора)Глава 5Сон не шел очень долго. Бун не ворочался и не ерзал в постели, просто лежал, уставившись в потолок, глядя, как лунный свет бледнеет в последней предрассветной глухой темноте. Заснул, когда солнце бросило яркие полосы на кровать, лежа на животе лицом вниз, раскинув руки-ноги. В проплывающем в подсознании сне нес Ану на руках по длинной круглой беломраморной лестнице. На самом верху, среди пухлых хлопковых облачков, подвешено огромное ложе, утопающее в водопадах белого атласа. Сотни длинных тонких свечей испускают мерцающий свет, источают аромат — нежный привкус ванили, мистического жасмина. И еще слышен слабый манящий запах, который ее повсюду сопровождает. Она улыбается. Волосы — солнечное сияние. Глаза дымчатые. Он кладет ее на кровать, оба в ней глубоко утопают, словно в облаках. Звучит арфа, романтично, как слезы, раздается шепот, не громче дыхания легкого ветерка. Она поднимает руки, заключает его в объятия, они плывут, как призраки в чьей-то фантазии, неразрывно связанные желанием и невыносимой сладостью долгого нескончаемого поцелуя. Губы ее призывно шевельнулись под его губами, она шепчет… — Папа! Бун разом проснулся, когда дочка прыгнула ему на спину. Невразумительно забормотал, и она захихикала, чмокнув щетинистую щеку. — Проснись! Я завтрак приготовила! — Завтрак… — проворчал он в подушку, прокашливаясь после сна и стараясь прогнать сновидение. — Который час? — Маленькая стрелочка на десяти, а большая на трех. Я поджарила тосты с корицей и налила в стаканчики апельсиновый сок. Бун застонал и перевернулся, глядя заспанными глазами на Джесси, яркую, как солнечный лучик, в розовой хлопчатобумажной блузе и шортах. Пуговицы застегнуты наперекосяк, но волосы расчесаны. — Давно встала? — Очень давно. Дэзи вывела и покормила. Сама оделась, почистила зубы и посмотрела мультики. Потом проголодалась и приготовила завтрак. — Деловая девочка. — Угу. И сидела тихо, чтобы рано тебя не будить в выходной. — Правда тихо, — подтвердил Бун, перестегивая пуговицы на рубашке дочки. — По-моему, ты заслужила награду. Глазки вспыхнули. — Какую? Что мне за это будет? — Как насчет розового животика? Он свалил хохочущую девочку на кровать и начал с ней бороться. Прикинувшись, будто совсем выдохся и сдается, отдал ей победу, позволив вновь влезть на спину. — Ты мне не по силам. — Потому что я овощи ем, а ты нет. — Кое-что ем. — А по-моему, нет. — Когда тебе стукнет тридцать три года, тоже не станешь есть брюссельскую капусту. — А я ее люблю. Бун усмехнулся в подушку: — Только потому, что я замечательный повар. Тогда как моя мама не выдерживала никакого сравнения. — Она даже сейчас не умеет готовить. — Джесси вывела пальчиком на голой спине отца собственное имя. — Вместе с дедушкой Сойером ходит куда-то обедать, чтобы только не дома. — Потому что дедушка Сойер далеко не дурак. — Бун отметил проблемы с написанием буквы «с». Над этим надо поработать. — Ты сказал, что сегодня мы будем звонить всем бабушкам и дедушкам. Будем? — Конечно, часа через два. — Бун перевернулся, глядя на дочку. — Скучаешь по ним, детка? Угу. — Высунув язык, девочка принялась выписывать на его груди «Сойер». — Как-то странно, что их рядом нет. Они к нам в гости приедут? Обязательно. — Вечное чувство вины перед родителями. — Тебе хотелось бы остаться в Индиане? Джесси выкатила глаза. — Ни за что! Там нет ни пляжа, ни чаек, ничего такого, ни большой карусели в городе, ни Аны в соседнем доме! Здесь лучше всего на свете. — И мне тут тоже нравится. — Бун сел, чмокнул дочку в лоб. — Теперь проваливай, дай одеться. — Прямо придешь завтракать? — уточнила она, слезая с кровати. — Разумеется. Я такой голодный, что мигом проглочу все тосты с корицей. Довольная, Джесси метнулась к двери. — Сейчас еще сделаю. Зная, что она поверит на слово и поджарит целую буханку, Бун поспешно принял душ, решил не бриться, натянул футболку и шорты, больше годившиеся в половые тряпки. Он изо всех сил старался не вспоминать сон. В конце концов, интерпретировать очень просто. Он хочет Ану — не такая уж новость. А сплошь белые декорации — символ ее невинности. Страшно до чертиков. Джесси на кухне деловито намазывала маслом очередной кусок хлеба. На блюде гора тостов, в большинстве подгоревших. Пахнет корицей. Бун сначала налил себе кофе, а потом уже взялся за тост, затвердевший, холодный, с комочками засахаренной корицы. Джесси явно унаследовала кулинарный талант бабки. — Потрясающе, — объявил он, демонстративно причмокнув. — Мой излюбленный воскресный завтрак. — Думаешь, Дэзи можно немножечко дать? Бун снова взглянул на гору тостов, потом на собачку, высунувшую язык. Если повезет, щенок сожрет половину воскресного завтрака. — По-моему, можно. — Он наклонился, дал Дэзи понюхать кусочек, твердо и безапелляционно приказал сидеть, как написано в руководстве по дрессировке. Дэзи, высунув язык, виляла хвостом. Бун прижал ей спину. — Сидеть! Собачка присела и сразу вскочила на четыре лапы, прыгая на него. — Ладно, проехали. Он высоко поднял хлеб и повторил команду. Вспоминая, с какой легкостью добивается послушания Ана, через пять безнадежных минут уговорил Дэзи присесть на задние лапы. Довольная собой собачка мигом проглотила подачку. — Смотри, пап, сидит! — М-м-м… допустим. — Бун поднялся, налил себе кофе. — Выйдем потом во двор, позанимаемся по-настоящему. — Ладно. — Джесси радостно грызла тост. — Может, от Аны уйдет гость, и она нам поможет. — Какой гость? — спросил Бун, держа в руках кружку. — Я ее видела во дворе с каким-то дядей. Она его обнимала и целовала и все такое прочее. — С каким… — Кружка стукнула о стол. — У тебя пальцы в масле, — усмехнулась Джесси. — Правда. — Стоя к ней спиной, он налил кофе. — Ну, и кто это был? — Будем надеяться, вопрос звучит обыденно, по крайней мере для шестилетней глупышки. — Такой высоченный, с черными волосами. Они держались за руки и смеялись. Может, Ана его любит. — Любит? — прошипел Бун сквозь зубы. — Ты чего, пап? — Ничего. Просто кофе горячий. — Он хлебнул черную жидкость. Обнимались, целовались, держались за руки, смеялись… Надо взглянуть на этого субъекта. — Джесс, пойдем на террасу, попробуем научить Дэзи сидеть. — Пошли. — Джесси схватила блюдо с тостами, запев песню, выученную в школе. — Люблю есть на улице. Очень приятно. — Еще бы. — Выйдя на террасу, Бун не сел, а остался стоять у перил с кружкой в руках. В соседнем дворе никого — тем хуже. Можно представить, чем Ана занимается в доме с черноволосым возлюбленным. Наедине с ним. Он съел еще три куска хлеба, обмакивая в кофе и придумывая, что скажет ей при следующей встрече. Если она думает, что можно целоваться с ним вечером, чуть не доведя до взрыва, а утром забавляться с неизвестным типом, то сильно ошибается. Будьте уверены, он ее выведет на чистую воду. Как только отловит, сразу же… Мысль прервалась — она вышла из кухонной двери, кому-то что-то крикнув через плечо. — Ана! — Джесси сорвалась со скамейки, замахала руками. — Эй, Ана, привет!.. Бун прищурился, Ана оглянулась. Рука, на его взгляд, нерешительно ответила на приветствие, а губы улыбаются напряженно, искусственно. «Конечно, — думал он, потягивая кофе, — я бы тоже нервничал, если бы в моем доме была другая женщина». — Можно ей рассказать, что делает Дэзи? Можно? — Можно. — Он с мрачной усмешкой поставил кружку на перила. — Почему же нельзя? Откусив еще кусок хлеба, Джесси слетела по лестнице, позвав с собой Дэзи и крикнув, чтобы Ана не уходила. Бун заставил себя дождаться вышедшего из дома мужчину, который направился к Ане. Действительно высоченный, признал он с легким огорчением. Шесть футов с лишним. Бун расправил плечи. И волосы действительно черные, длинные, падают на воротник, романтически развеваются на ветру, как сказала бы женщина. Загорелый, ладный, элегантный. Он заскрежетал зубами, когда незнакомец обнял Ану за плечи, будто имел на то полное право. Ну, посмотрим, решил Бун, спускаясь по лестнице, сунув руки в карманы. Просто взглянем, и все. Когда дошел до розовой изгороди, Джесси уже рассказывала про Дэзи со скоростью в тысячу миль в минуту, а Ана смеялась, интимно обхватив незнакомца за талию. — Я бы сам сел, если бы мне кто-нибудь предложил тост с корицей, — объявил тот, подмигивая Ане. — Ты бы сел, если бы тебе хоть кто-нибудь что-нибудь предложил. — Она слегка его стиснула и только тут заметила Буна за изгородью. — Ох… — На щеках вспыхнул бесполезный легкий румянец. — Доброе утро. — Как поживаете? — медленно кивнул Бун, переводя подозрительный взгляд на стоявшего рядом с Аной мужчину. — Мы не хотели вам помешать… — Вы и не помешали… — Ана смущенно запнулась, чувствуя загудевшее в воздухе напряжение. — Себастьян, это Бун Сойер, отец Джессики. Бун, это мой кузен Себастьян Донован. — Кузен? — переспросил Бун, а Себастьян даже не позаботился спрятать расплывшуюся на губах усмешку. — Хорошо, что ты нас так поспешно представила, — обратился он к Ане. — Я вполне доволен формой своего носа. — И протянул руку. — Рад познакомиться. Ана нас уже известила о новых соседях. — Пап, это у него есть лошади! — Помню. — Пожатие руки Себастьяна было сильным и крепким, а взгляд любопытно-насмешливый. — Вы недавно женились? — Совершенно верно. Моя жена… — Себастьян оглянулся на хлопнувшую дверь. — Вот она. Свет моей жизни. Из двери вышла высокая стройная женщина с буйными волосами и в пыльных ботинках. — Прекрати, Донован. — Стыдливо краснеющая новобрачная. — Оба явно друг над другом подшучивают. Себастьян взял жену за руку, поцеловал. — Это соседи Аны, Бун и Джессика Сойер. А это моя истинная любовь, Мэри Эллен. — Мэл, — быстро уточнила женщина. — Только у Донована хватает терпения называть меня Мэри Эллен. Выглядит потрясающе, — добавила она, кивая на соседний дом. — Кажется, мистер Сойер сочиняет сказки, пишет детские книжки, как тетушка Брайна. — Правда? Здорово, — улыбнулась Мэл Джесси. — Ты наверняка страшно рада. — Папа пишет лучшие в мире сказки. Это Дэзи. Мы ее учим сидеть. А можно мне приехать посмотреть на ваших лошадей? — Конечно. Мэл наклонилась погладить взъерошенную собачку, завела с Джесси беседу о лошадях и собаках, а Себастьян снова взглянул на Буна. — У вас славный дом, — признал он. — Собственно, я сам подумывал его купить. — В глазах снова вспыхнул насмешливый интерес. — И местоположение очень удачное. — Нам нравится. — Глупо прикидываться, будто не понимаешь подтекста. — Очень нравится. — Бун демонстративно протянул руку, дотронувшись до щеки Аны. — А вы сегодня бледненькая, Анастасия. — Да нет, все в порядке. — Легко выдерживать ровный тон, хотя Себастьян с легкостью читает мысли. Наверняка прощупал подсознание Буна, и сама она чувствует неназойливые попытки. — Прощу прощения, я обещала Себастьяну отростки боярышника. Бун поймал и удержал взгляд Аны. — Разве вчера вечером не собрали? — Для других целей. — Мы вас отпускаем. Пошли, Джесс. — Он схватил дочку за руку. — Приятно с вами обоими познакомиться. До скорой встречи, Ана. Себастьяну хватило такта дождаться, когда Бун окажется за пределами слышимости. — Так-так… Стоило мне уехать на пару недель, как ты уже попала в щекотливое положение. — Не смеши меня. — Ана от него отвернулась, направилась к клумбе. — Никуда я не попала. — Милая, милая детка, твой сосед и приятель готов был мне в глотку вцепиться, пока ты меня не представила своим кузеном. — Я бы тебя защитила, — серьезно заверила мужа Мэл. — Героиня моя. — Кроме того, мне кажется, — продолжила она, — что он скорее дернул бы Ану за волосы, чем перегрыз тебе глотку. — Вы оба мелете полную чепуху. — Ана, не глядя, обрывала боярышник. — Он очень милый человек. — Не сомневаюсь, — пробормотал Себастьян. — Только, понимаешь, мужчина хорошо себе представляет границы своей территории, тогда как женщинам это понятие вообще недоступно. — Ох, перестань. — Мэл толкнула его локтем. — Факт есть факт, дорогая Мэри Эллен. Я вторгся на его территорию. Или ему так показалось. Разумеется, я в нем разочаровался бы, если бы он не старался ее отстоять. — Разумеется, — сухо подтвердила Мэл. Скажи, Ана, насколько вы сблизились? — Тебя это совсем не касается. — Ана выпрямилась, аккуратно перевязывая ветки боярышника. — Буду очень благодарна, кузен, если ты отойдешь в сторонку. Мне отлично известно, что ты щупал. — И поэтому выставила преграду. Что твоему соседу не совсем удалось. — Очень грубо, даже если неосознанно, лезть людям в душу, заглядывать под шляпу… — захлебнулась Ана. — Любит над всеми верх брать, — сочувственно поддержала ее Мэл. — Это несправедливо, — возмущенно тряхнул головой Себастьян. — Ни под какие шляпы я не заглядываю. У меня всегда есть идеальные оправдания. В данном случае, будучи твоим единственным родственником мужского пола на всем континенте, считаю своим долгом следить за ситуацией и за действующими лицами. Мэл только закатила глаза, а спина Аны выпрямилась и застыла. — Вот как? — Сверкнув глазами, она ткнула кузена пальцем в грудь. — Тогда разреши разъяснить. То, что я женщина, вовсе не означает, что мне необходимо мужское покровительство и руководство со стороны родственника или постороннего. Я сама распоряжаюсь собственной жизнью уже в течение двадцати шести лет. Через месяц будет двадцать семь, — услужливо подсказал Себастьян. — И дальше справлюсь. Если что-то и происходит между мной и Буном… — Ах — триумфально воскликнул он, — значит, между вами что-то происходит! — Какой бред, черт возьми! — Она так выражается, только когда ее в угол загонят, — обратился Себастьян к жене. — Как правило, сестричка очень мила и хорошо воспитана. — Придержу язык, или я дам Мэл снадобье, которое она вольет в суп и на неделю заморозит твои голосовые связки. — Правда? — Мэл заинтригованно наклонила головку. — Все равно дай на всякий случай. — Оно сильно тебе пригодится, пока еду готовлю исключительно я, — заметил Себастьян и стиснул кузину в объятиях. — Не сердись, дорогая. Я обязан о тебе заботиться. Это мое прямое дело. — Нечего обо мне заботиться, — пробурчала Ана. Впрочем, она уже смягчилась. — Ты в него влюблена? Ана сразу же снова ощетинилась. — Да что ты в самом деле! Я с ним всего неделю знакома! — Какое это имеет значение? — Себастьян бросил на жену долгий взгляд поверх головы кузины. — Я гораздо быстрее понял, что Мэл жутко меня раздражает именно потому, что я от нее без ума. Конечно, девочка не так скоро сообразила, что влюблена в меня до потери сознания. Да ведь она у нас туповатая. — Неси снадобье, — потребовала Мэл. Не обращая внимания на угрозу, Себастьян пристально смотрел на сестру, удерживая ее на расстоянии вытянутой руки. — Я спрашиваю потому, что он тобой интересуется не просто по-соседски. Фактически… — Хватит. Что бы ты ни выкопал у него в голове, держи свои открытия при себе. Я серьезно, Себастьян, — предупредила Ана, не позволив кузену вставить слово. — Предпочитаю действовать самостоятельно. — Ну, если настаиваешь… — вздохнул он. — Настаиваю. Забери свой боярышник, отправляйся домой, будь примерным новобрачным. — Ничего умнее за весь день не слышала, — прокомментировала Мэл, потянув мужа за руку. — Оставь ее в покое, Донован. Ана вполне способна справиться со своими делами. — Если она хочет справиться, то должна знать… — Пошел прочь! — Ана оттолкнула Себастьяна, сдерживая смешок. — Проваливай с моего двора. Мне надо работать. Если понадобится экстрасенс, я тебя вызову. Себастьян покорно наградил ее поцелуем. — Обязательно вызови. — На губах его заново расцветала улыбка, пока он удалялся с поля боя рука об руку с женой. — Заедем проведать Моргану и Нэша. — Очень хорошо. — Мэл бросила через плечо последний взгляд. — Хотелось бы собственными ушами услышать, что они скажут об этом парне. Себастьян со смехом прижал ее к себе. — Женщина, ты хочешь похитить мое сердце. — Не хочу. — Мэл его звучно чмокнула. — Уже похитила. Несколько дней Ана работала дома. Не то чтобы она избегала Буна — по крайней мере, специально не старалась. Просто была загружена делами. Лечебных препаратов огорчительно мало, а у клиента из Кармеля кончился эликсир от ревматизма. Надо послать и срочно приготовить новый. В духовке уже томится примула вместе с пустырником. В маленькой комнатке, которая соединяется с кухней широким арочным проходом, стоят приготовленные перегонные колбы, конденсаторы, горелки, бутылочки, пузырьки, серебряные чаши и свечи. С первого взгляда похоже на небольшую химическую лабораторию. Но между химией и алхимией большая разница. Алхимия — ритуал с тщательным расчетом астрологического времени. Цветы, корни, травы, собранные в полнолуние, старательно прополосканы в утренней росе. Другие, снятые на разных фазах Луны, предназначены для особых целей. Необходимо выпарить маковый сироп, высушить иссоп для эликсира от кашля, выжать шалфейное масло со специфическим запахом, к которому можно добавить ромашку для пищеварения, приготовить настойки, отвары с маслами и ладаном… Куча дел, тем более что сорванные при полной луне цветы обладают магией. Ана трудилась с радостью, наслаждаясь заполонившими кухню и подсобку запахами, любуясь прелестными розовыми листочками цветущего майорана, лиловой наперстянкой, солнечными ноготками. Истинное очарование, невозможно удержаться, чтобы не расставить их в вазах по дому. Она пробовала отвар горечавки, морщась от резкого вкуса, когда в дверь постучали. — На этот раз мне действительно нужен сахар, — объявил Бун с мимолетной улыбкой, от которой заколотилось сердце. — На нынешней неделе исполняю роль кормилицы целого класса и назавтра обязан испечь три дюжины печенья. Ана оглядела его, склонив голову набок. — Наверняка купить можно. — Чего стоит кормилица, которая покупает лакомства в школьном буфете? Чашки сахара хватит. Она улыбнулась, представив его за стряпней. — Пожалуй, найдется. Входите. Позвольте мне дело закончить. — Пахнет сказочно. — Бун принюхался к кипевшей на плите кастрюльке. — Что это у вас тут? — Не трогайте! — предупредила Ана, видя, что гость собирается сунуть палец в черную стеклянную миску, охлаждавшуюся на кухонном столе. — Это белладонна. В таком виде ее внутрь нельзя принимать. — Белладонна… — нахмурился Бун. — Яды готовите? — Готовлю болеутоляющее растирание от невралгического ревматизма. Если траву прокипятить и взять в нужной пропорции, это будет не яд, а целебное средство. Бун, насупившись, заглянул в подсобку с химическим оборудованием и кипящими отварами. — У вас есть лицензия или что-нибудь вроде того? — Если вам от этого будет легче, я квалифицированная травница и имею научную степень в фармакологии. — Она его оттолкнула подальше от миски. — Это не для новичков. — От бессонницы что-нибудь есть? Кроме белладонны… не хочу вас обидеть. Ана сразу прониклась заботой. — Плохо спите? Лихорадки нет? — Протянула ко лбу руку и замерла, когда он перехватил запястье. На оба вопроса ответ утвердительный. Считаю вас причиной и средством исцеления. — Бун поднес ее руку к губам. — Даже став классной кормилицей, все-таки остаюсь мужчиной и постоянно думаю о тебе. — На запястье под его губами прерывисто зачастил пульс. — Постоянно хочу тебя. — Очень жалко, что я не даю тебе спать. Он вздернул бровь. — Действительно жалко? Ана не сдержала улыбку. — Стараюсь почувствовать сожаление. Трудно не обольщаться признанием, что ты не спишь, думая обо мне. И трудно угадать, что делать. — Она отвернулась, выключила конфорку. — Я сама слегка беспокоюсь. — Ладони легли на плечи, глаза закрылись. — Займись со мной любовью. — Губы коснулись шеи. — Я не сделаю тебе больно. Сознательно не сделает, нет, знала Ана. Со своей добротой никогда боли не причинит. Но не причинят ли они боль друг другу, если она получит от него желаемое, жизненно необходимое, не открыв свою сущность? — Для меня это очень серьезный шаг, Бун. — Для меня тоже. — Он осторожно повернул ее лицом к себе. — После смерти Элис для меня никого больше не существовало. Лишь за последнюю пару лет одна-другая женщина, исключительно для того, чтобы заполнить физическую пустоту. Ни с одной не хотелось проводить время, быть с ней, разговаривать. Ты мне дорога. — Он медленно приблизил губы. — Не пойму, как увлекся так сильно, так быстро, только это действительно правда. Надеюсь, ты мне веришь. Даже не установив подлинной связи, Ана не могла не почувствовать правдивости этих слов. И это почему-то осложнило дело. — Верю. — Я об этом думаю. Воображаю, лежа без сна. Времени много. — Он невольно поправил заколку в ее волосах. — А в тот вечер тебя отловил, может быть, испугал… — Нет. — Она пожала плечами, отвернулась, слила отвар в бутылочку с уже наклеенной этикеткой. — По правде сказать, немного испугал. — Если бы я знал, что ты… Если бы догадался, что ты никогда… Ана со вздохом заткнула горлышко пробкой. — Я сама предпочла хранить девственность, Бун, и это не доставляет мне никаких неприятностей. — Да я не о том… — Он с шипением выдохнул воздух. — Очень сильно старался осмыслить. Она взяла другую воронку, наполнила другой пузырек. — Ты нервничаешь. Бун с некоторой досадой следил, как Ана твердой рукой закупоривает пузырек. — По-моему, точнее сказать, перепуган. Был с тобой груб, а это недопустимо. По многим причинам. Твоя неопытность только одна из них. — Ты вовсе не был груб. — Она продолжала работу, скрывая нервозность, хоть нервы трепетали не меньше, чем у него. Сосредоточившись на деле, можно прикинуться уверенной и спокойной. — Ты страстный мужчина. Тут не за что извиняться. — Извиняюсь за то, что к тебе приставал. И за то, что явился сегодня с полным намерением все легко уладить. Губы Аны дрогнули в улыбке, она направилась к раковине сполоснуть кастрюльки. — Этим ты сейчас занимаешься? — Я сказал себе, что не стану тебе предлагать лечь со мной в постель, хоть мне этого хочется. Собирался только спросить, сможешь ли проводить со мной время. Поужинать, или куда-то пойти, или что там делают люди, желая поближе кого-то узнать. — С удовольствием поужинаю, или куда-то пойду, или что-то еще. — Хорошо. — Оказалось, не так уж и трудно. — Может, в конце недели? Вечером в пятницу. Найду сиделку. — Глаза Буна затуманились. — Кого-нибудь, кому можно вполне доверять. — А я думала, ты приготовишь ужин для меня и Джесси. Словно камень с плеч свалился. — Не возражаешь? — Думаю, мне понравится. — Тогда ладно. — Бун обхватил лицо Аны. — Отлично. — Поцелуй немыслимо сладкий, внутри как бы что-то разорвалось пополам, но стерпеть можно. — В пятницу. Улыбаться не трудно, хотя весь организм содрогается, словно при землетрясении. — Я вино принесу. — Хорошо. — Он снова поцеловал ее. — До встречи. — Бун! — окликнула Ана, когда он шел к двери. — А сахар? — Фальшивый предлог, — усмехнулся он. Ана прищурилась. Значит, тебе не надо печь печенье для всего класса? — Надо. Только у меня в чулане пять фунтов сахара. Слушай, а трюк сработал! — И Бун вышел, насвистывая. |
||
|