"Вторая жена" - читать интересную книгу автора (Арни Анджела)ГЛАВА 4— Ох, милый, мне так жаль, — сказала Фелисити. На пороге Примроуз-Хилла стоял Тони, приехавший сообщить о реакции детей. Он выглядел таким безутешным, что Фелисити хотелось обнять его. Но орлиный взгляд стоявшей за спиной матери мешал ей сделать это. — Похоже, вы сильно удивились, — сказала Айрин, жестом пригласив его на кухню. — Хотите выпить? — Нет, спасибо, я за рулем. Но я действительно удивился, — признался Тони. — Я думал, они желают мне счастья. Но… — Что «но»? — поторопила его Айрин. — Мама! — Фелисити проклинала мать за бесчувственность и поднимала брови, прося оставить их с Тони наедине. Но Айрин, не обращая на этот жест никакого внимания, налила себе джина и показала Тони бутылку с тоником. — Да, — ответил Тони бутылке и повернулся к Фелисити. — Я не рассчитывал на такую злобную реакцию. Конечно, это моя вина, потому что я никогда не думал о той боли, которую им причинил развод. А мое решение вступить в новый брак лишний раз напомнило им, что жизнь, к которой они привыкли, кончилась раз и навсегда. Фелисити обняла его за талию. К ее искреннему сожалению примешивались острое облегчение от того, что ей пока не придется знакомиться с детьми Тони, и чувство вины за собственную трусость. — Дай им время, — сказала она. — Их мир полетел в тартарары совсем недавно. Должно быть, развод нанес им сильную травму. Они не хотят терять тебя и наверняка думают, что я могу отнять тебя у них. Внезапно Тони задумался. — А как реагировала на это Аннабел? У Фелисити вытянулось лицо, но не успела она ответить, как на кухню влетела подслушивавшая за дверью Аннабел. — Если хотите знать, то я тоже не пришла от этого в восторг! Тони почувствовал легкую досаду. У его обиженных детей была для этого серьезная причина. Но что заставляет возражать Аннабел, которая никогда не знала собственного отца? — Ради Бога, почему? — спросил он. — Потому что мне и так хорошо. Вы мне не нужны. — Аннабел налила себе джина. — Но я нужен твоей матери, а это для меня главное. — Он отнял у нее стакан. — Ты слишком мала, чтобы пить спиртное. — О Господи! Он уже начинает играть роль властного папочки! — крикнула Аннабел и вырвала у него стакан. Фелисити встала между ними, забрала у Аннабел стакан и вылила джин в раковину. — Зачем же даром переводить хороший напиток? — проворчала Айрин. — Аннабел, иди в свою комнату, — спокойно сказала Фелисити. — Но сначала попроси у Тони прощения. — За что? — дерзко спросила дочь. — За грубость. На мгновение Тони показалось, что Аннабел вот-вот вцепится ему в глаза, но девочка нелюбезно пробормотала «извините» и убежала из кухни, не дав ему открыть рот. Он посмотрел на Фелисити и поднял брови. — Ты хочешь сказать, что она тоже не желает терять тебя? — Вот именно, — вставила Айрин. Ну что за дети такие пошли! — мысленно недоумевал Тони. — Но она будет жить с нами. — Конечно. И перспектива потерять меня ей не грозит. Я все ей объяснила. Помолчи, мама! — Фелисити гневно посмотрела на мать, которая наконец поняла намек, наполнила стакан и ушла из кухни. Тогда Фелисити повернулась к Тони. — И твоим детям потеря отца не грозит тоже. Они постепенно поймут это. Будут вынуждены. Тони слегка приободрился, потом улыбнулся, повернул Фелисити к себе лицом и обнял за плечи. — Теперь я не удивляюсь, что ты торопила меня, — сказал он. — Должно быть, Аннабел устроила тебе бурную сцену. Но ты решила об этом умолчать. Хитрюга! Фелисити предпочла пропустить его замечание мимо ушей. — Мы уговорим их познакомиться со мной после свадьбы, — пообещала она. — Они не захотят разлучиться с тобой навсегда. Тони это внушало большие сомнения. Вспомнив жестокие, враждебные лица всех троих, он промолвил: — Я договорился с Самантой, что если дети передумают, то она позволит им прийти. Она согласилась. Надеюсь, ты возражать не будешь. — Конечно, милый, — ответила Фелисити и поцеловала его. Но все же скрестила за спиной пальцы и, несмотря на чувство вины, помолилась, чтобы они не передумали. Будет куда лучше, если она познакомится с детьми Тони, когда свадьба станет делом прошлого. Фелисити не хотела пышной свадьбы и не раз говорила об этом. Причем очень громко. Однако Айрин Хоббит придерживалась совершенно противоположного мнения, и за десять дней до свадьбы, в среду вечером, Фелисити потерпела сокрушительное поражение. Она поднялась в комнату Примроуз-Хилла, известную под названием «Чердак древностей». Именно там Айрин оценивала товар, которым торговала в своих киосках. Чердак был завален вещами, приобретенными ею на распродажах или у других киоскеров, которые были слишком невежественны, чтобы знать истинную цену своим сокровищам. В общем, это была настоящая пещера Аладдина. В тот вечер Фелисити помогала матери привязывать ярлычки с ценами к старинным «апостольским» серебряным ложкам. Вообще-то Фелисити следовало бы читать рукопись, которую Оливер Дикенс насильно впихнул ей, когда она уходила с работы. — Автор очень милый, но не уверенный в себе молодой человек, — сказал он, вручая Фелисити обтрепанный сверток в коричневой бумаге. — Посмотри хорошенько и скажи, можно ли с этим что-нибудь сделать. Оливер никогда сам не читал рукописей. Во всяком случае, никогда не делал это первым. Он руководствовался инстинктом, который называл чутьем на людей. Фелисити слишком хорошо знала, насколько ненадежен этот критерий, поскольку самое трудное неизменно выпадало на ее долю. С первого взгляда на злосчастный опус Фелисити поняла, что увидеть свет ему не суждено. «Хорошенько смотреть» на рукопись не требовалось; ее следовало просто порвать. Поэтому она махнула рукой и отправилась привязывать ярлычки к ложкам и спорить с матерью. — Давай спустим это дело на тормозах, — снова сказала Фелисити. — Я не каждый день спускаю на воду свою единственную дочь и отправляю ее в брачное море. — Айрин подышала на ложку и начала тщательно полировать черенок; в ее киосках потускневшим серебром не торговали. На мгновение Фелисити представилось, что она спускается со стапеля, словно лайнер «Королева Елизавета II», и что позади реют вымпелы и воздушные шары, привязанные к ее корме. — Меня уже спускали на воду, как ты выражаешься. Четырнадцать лет назад. Когда я выходила замуж за Тима. «Апостольская» ложка застыла в воздухе. Айрин немного помолчала, а потом вздохнула. — Ах да, Тим… Знаешь, я едва не забыла о нем. — Я тоже, — призналась Фелисити. Она умолкла и задумалась. Они с Тимом… Как давно это было. — Мы так мало прожили вместе! Воспоминания тускнеют, и остается только хорошее. Память о моей жизни с Тимом выцвела, как тонированная фотография. Когда я думаю о нем — а это бывает не слишком часто, — то вижу только слабый теплый свет. Лучше всего я помню, что он был блестящим физиком. Если бы он был жив, то сейчас стал бы знаменитым профессором. — А я лучше всего помню его одержимость горами, будь они прокляты. — Тим погиб во время восхождения, и Фелисити всегда казалось, что мать подозревает, будто он сделал это нарочно. Внезапно Айрин подняла голову, посмотрела на дочь и отрывисто спросила: — А Тони не увлекается альпинизмом? — Слава Богу, нет. — Фелисити лукаво улыбнулась. — С его-то зрением? Айрин переварила эту информацию, а потом вернулась к предстоящей свадьбе. — Как бы там ни было, твой первый брак едва ли можно было назвать спуском на воду. Скорее ты потрогала ее босой ногой. Вы оба учились в университете, не имели гроша за душой, а твой отец, мир его праху, не оставил мне состояния, так что я ничего не могла поделать. — Она снова вздохнула, уставилась на пробу, украшавшую черенок полируемой ложки, а потом пробормотала: — Пятнадцать фунтов. — Айрин привязала к ложке ярлычок и проставила на нем цену. — Неплохо. Учитывая, что вся коробка стоила мне двадцать пенсов. — Неплохо, — засмеялась Фелисити. — Настоящий грабеж средь бела дня. По-твоему, это называется справедливыми ценами? Мать только хмыкнула. Никаких угрызений совести она не испытывала. — Именно поэтому сейчас я могу позволить себе пышную свадьбу. Я видела в киоске Лоры Эшли красивое платье. Розовое с мелкими зелеными лапками. В самый раз для Аннабел. Как только она привыкнет к мысли о свадьбе, тут же захочет стать подружкой невесты. Эта мысль заставила Фелисити истерически хихикнуть. — Да Аннабел скорее бросится под семьдесят четвертый автобус, чем согласится! Айрин занялась следующей потемневшей ложкой. — Святой Петр. Около тысяча девятисотого года! — ликующе провозгласила она, осмотрела ложку со всех сторон и рассеянно спросила: — Семьдесят четвертый? Это какой же? — Тот самый, на котором она каждый день ездит в школу. Ты же знаешь, как она ненавидит наряды. Она ни за что не согласится надеть платье, тем более с оборками. Если не считать балетной пачки, единственное, что она соглашается носить, — это мужской черный костюм и ботинки «Доктор Мартен». Мать тяжело вздохнула. — Что ж, придется отказаться от этой идеи, — разочарованно сказала она. — А жаль. Такое красивое платье. — Мама, сделай мне одолжение, — взмолилась Фелисити. — Заодно откажись и от всех других своих идей. — Глупости! — с нажимом ответила Айрин. — Я уже говорила с Тони. Он просто счастлив, что я взяла на себя все приготовления. Тем более что с его стороны будет пятьдесят гостей. — Счастлив! Пятьдесят гостей! — У Фелисити перехватило дыхание. — Но он никогда об этом не говорил. Он согласен на скромную свадьбу, на которой не будет даже его детей. Я познакомлюсь с ними позже. Мать быстро опустила взгляд и начала копаться в коробке с ложками, но дочь успела заметить коварный блеск ее глаз. — Это ты его подговорила! — осенило Фелисити. — Теперь я не удивлюсь, если ты скажешь, что на свадьбе будет присутствовать вся его семья! — Нет. Не думаю, что они придут, — быстро ответила Айрин. — Но он действительно увлекся. Вот его доподлинные слова: «Я хочу собрать близких друзей, а не надутых индюков, как в прошлый раз». Видимо, так устроили его родители, но, поскольку их обоих уже нет на свете, земля им пухом, — ее лицо на мгновение приняло набожное выражение, — они не обидятся. Тони сказал, что я могу начинать подготовку. А раз ты не удосужилась для этого ударить палец о палец, я все взяла на себя. Конечно, лучше всего для этой цели подошла бы Бромптонская часовня, но… — Мы не католики, а Тони в разводе, так что, слава Богу, этот вариант отпадает! — выпалила Фелисити. — Или вестминстерская церковь святой Маргарет, — задумчиво продолжила Айрин. Потом она подняла глаза и лукаво улыбнулась. — Но в конце концов я решила не отрываться от действительности и договорилась с Кэмденским бюро регистрации. — Куда я обратилась еще до тебя, — напомнила Фелисити и облегченно вздохнула. — Однако, — с нажимом продолжила Айрин, — я убедила священника церкви святого Мэтью благословить вас… — тут Фелисити застонала, — и позволить нам принять гостей в церковном саду. Если пойдет дождь, мы сможем войти в притвор, но я молю Бога, чтобы этого не случилось. А продукты я заказала в «Масляных пальчиках». — В «Масляных» — что? — В «Масляных пальчиках», — повторила мать. — В той самой фирме, которую создали две жены членов парламента. Они снабжают все правительственные учреждения. В последнее время о них писали все газеты. Вспомнив эти статьи, Фелисити улыбнулась. — Странно, что они не назвали себя «Кожурой из-под бананов»! — Не надо смеяться, дорогая. Хорошее меню — вещь важная. Там отлично готовят старинные блюда вроде пастушеского пирога и пудинга из хлеба с маслом. Они предложили устроить прием с шампанским и пастушеским пирогом. Фелисити опять застонала. — Как будто я выхожу замуж за Джеффри Арчера! — Увы, это не так. Говорят, он сказочно богат и может написать бестселлер в мгновение ока. Вот бы с кем иметь дело твоему издательству. Айрин привязала ярлычок к последней «апостольской» ложке, проставила цену и витиевато расписалась. — А теперь вернемся к скучным материям, милая, — серьезно сказала она. — Меня тревожит одна мелочь. Нам придется пригласить со своей стороны как минимум двенадцать человек, иначе пропорция будет нарушена. Ага! — подумала довольная Фелисити. На ловца и зверь бежит! — У нас нет такого количества родственников, — напомнила она матери. — И с этим ничего не поделаешь. Однако Айрин не могло смутить ничто. — Глупости. Еще как поделаешь. У тебя ведь много деловых знакомых. И у меня тоже. Они сойдут за друзей. А родня… Можно пригласить даже тех, кто далеко живет. Например, дядю Гарольда и тетю Эдну из Йоркшира. Они с удовольствием приедут. Фелисити вздрогнула. Она видела Гарольда и Эдну всего несколько раз, но эти встречи навсегда врезались ей в память. — Может, лучше не надо? Он пьет как лошадь, а она ругается как портовый грузчик. — Дорогая, они делают это только потому, что состоят в браке. Действуют друг другу на нервы, — безмятежно ответила мать. — Но я всегда считала, что с ними стоит поддерживать связь. У них чудесный домик, а детей нет. Если найти к ним подход, они могут завещать дом тебе. — Когда рак на горе свистнет, — ответила Фелисити. — На Бога надейся, а сам не плошай. Так сказал Кромвель, — загадочно ответила мать. Фелисити не могла понять сложные расчеты матери и не хотела их понимать. Она слишком устала. День свадьбы опускался на нее как огромное черное грибовидное облако с загибающимися краями, давящее и уничтожающее любую жизнь, в том числе и ее собственную. — Не знаю, как насчет спуска на воду. Ужасное предчувствие подсказывает мне, что я утону, — пессимистически сказала она. Свадебное утро выдалось таким ярким и чудесным, что Фелисити, к собственному удивлению, почувствовала себя счастливой. Крошечный садик, разбитый на заднем дворе, расцвел так, словно хотел сказать: «Пришла весна!» Заполонившая его куманика (ни Фелисити, ни ее мать не были заядлыми садоводами) покрылась мелкими листочками. Ярко-зеленые флаги в честь моей свадьбы, подумала Фелисити. А на нескольких кустиках чистотела, росших в дальнем влажном углу сада, вспыхнули желтые звездочки. Фелисити смотрела в окно и грезила. Сегодня я могла бы начать писать книгу, думала она. Если бы для этого было время. И тут зазвонил телефон, напоминая что времени у нее действительно нет. Во всяком случае, сегодня. Это был Тони. — Я люблю тебя. Я люблю тебя, — сказал он, а затем внезапно запел: — Какое прекрасное утро! В комнату ворвалась Айрин и выхватила у нее трубку. — Кончай болтать и поторопись, — выпалила она, — иначе опоздаешь на собственную свадьбу! — Айрин! — свистящим шепотом произнес Тони. — Фелисити нас слышит? — Нет. — Она повернулась спиной к дочери и подошла к окну. — Я думаю, Саманта и дети все-таки придут на свадьбу. Как вы думаете, это нормально? Можно сказать об этом Фелисити? — И да и нет, — ответила Айрин. — Но Фелисити об этом не говорить? — Вот именно, — ответила Айрин. — Но вы уже не успеете. Я возьму это на себя. А теперь поторопитесь, иначе опоздаете. — Я люблю вас, — сказал Тони. — О чем это вы? — поинтересовалась Фелисити, надевая новый темно-синий летний костюм. Она застегнула молнию и посмотрела на себя в зеркало. Неплохо, а если не кривить душой, то совсем неплохо. Яблочно-морковная диета, на которой она сидела последние две недели, оправдала себя. Она сбросила вес, результат был налицо. Странно, что потеря нескольких килограммов добавляет человеку уверенности в себе. Мать подошла и встала рядом. — Синее идет тебе, милая, — сказала она. — Оно в тон твоим глазам. Тебе следует чаще надевать этот костюм. А теперь заканчивай одеваться. Время не ждет. Фелисити села на край кровати, рядом с коробкой с аквамариновыми туфлями на высоченном каблуке. Они были очень элегантными, но Фелисити знала, что к концу дня с наслаждением сбросит их. Однако, как заметила ее мать, когда они покупали эти туфли, замуж выходят не каждый день. — Ты так и не сказала, о чем вы говорили с Тони, — напомнила ей Фелисити, доставая из упаковки новые колготки. — Да так, о всяких мелочах, которые возникают в последнюю минуту, — уклончиво ответила Айрин, а потом сказала: — Надеюсь, Тони еще не напился. Он только что сказал, что любит меня. — Это называется щедростью души, — хихикнула Фелисити, осторожно натягивая колготки. — Чего нельзя сказать о твоей дочери, — ответила Айрин. — Она внизу. Одетая в черное с ног до головы. Более того, она воспользовалась белой пудрой и стала похожа на привидение, разрисовала глаза, как индеец, и накрасила губы темно-пурпурной помадой. Как будто собралась не то на похороны, не то на шабаш. Во всяком случае, не на свадьбу. Фелисити фыркнула. В этом момент никто, даже Аннабел, не мог испортить ей настроение. — Не обращай на нее внимания. У нее трудный возраст. — Это в тринадцать-то лет? — воскликнула Айрин. — Типун тебе на язык! Если такое творится сейчас, что же будет, когда ей исполнится шестнадцать? Об этом Фелисити и думать боялась. Во-первых, потому, что журнальные статьи, посвященные проблемам современного воспитания, рекомендовали не форсировать событий и проявлять терпение. Во-вторых, потому, что Аннабел раздражала ее до безумия. Ей все чаще хотелось задушить собственное чадо. Но она решила, что, если на ум не приходит ничего, кроме слов «я тебя убью», лучше всего молчать. Однако позже, во время приема с пастушеским пирогом и шампанским, который (судя по скорости, с которой исчезало и то и другое) проходил с большим успехом, она сумела по достоинству оценить поведение дочери. Поводом для этого стало знакомство с тринадцатилетней дочерью самого Тони. Если Аннабел была трудным ребенком, то Хилари — просто малолетней преступницей. Все началось со шляпы. Когда новобрачных провели в церковный сад в облаке конфетти, разбросанного приглашенными (к ужасу смотрителя церкви, тщетно пытавшегося исправить ущерб с помощью совка и веника), Фелисити сначала заметила шляпу, а потом женщину под ней. Та была высокой и такой стройной, что Фелисити тут же захотелось записаться в клуб следящих за своим весом. В бледно-лимонном наряде незнакомки чувствовалась рука модного дизайнера. — Ради Бога, кто это? — прошептала Фелисити мужу. — Она явно не из моих гостей. Все ее гости были людьми обыкновенными, за исключением дяди Гарольда, который изрядно налегал на шампанское и уронил на галстук кусок пастушеского пирога. Тетя Эдна до поры до времени держалась скромно, но в какой-то момент ее шляпа, которая могла бы получить приз на ежегодной выставке цветов в Челси, начала сползать набок. Признак этот, насколько могла судить Фелисити, был зловещий. Тони повернулся туда, куда указала Фелисити, и побагровел. Он молился, чтобы Айрин рассказала Фелисити о Саманте, но сомневался, что она это сделала, поскольку начал уже понемногу узнавать деловой стиль новообретенной тещи. Он кашлянул, проглотил слюну и быстро сказал, стараясь держаться как можно непринужденнее: — Вот эта? О, это Саманта. Фелисити ахнула, подтвердив худшие опасения Тони. — Твоя бывшая жена? — ледяным тоном спросила она. — Да, — ответил Тони, пытаясь говорить спокойно и деловито. — Я упоминал, что… — Фелисити не дала ему закончить фразу. — Ты пригласил на нашу свадьбу свою бывшую жену, но не набрался мужества сказать об этом мне? Какая наглость! — Валяйте, валяйте! — воскликнул дядя Гарольд, обладавший великолепным нюхом на скандалы. — Ничто так не украшает свадьбу, как хорошая ссора! К счастью, его почти никто не услышал. Все были заняты выпивкой, закуской и громко говорили, пытаясь перекричать музыку. За репертуар отвечал смотритель церкви, который явно отдавал предпочтение песням Второй мировой войны. В данный момент воздух оглашал хор, исполнявший «Да здравствует Англия!». Но Айрин слышала все. Она быстро пересекла газон, усадила ехидного дядюшку обратно в кресло и наполнила его бокал. — Замолчи, Гарольд, — прошипела она, — а не то тут же окажешься у себя в Йоркшире! Мисс Шримптон, которая была секретаршей Оливера Дикенса в течение тридцати лет, тоже все слышала и толкнула босса локтем в бок. — Оливер, мне кажется, этот человек пьяница, — осуждающим тоном промолвила она. — Вполне возможно, Джоан. Такие люди часто встречаются на свадьбах. — Оливер добродушно улыбался. Ему стоило немалых трудов уговорить Джоан Шримптон прийти на церемонию. Джоан согласилась только тогда, когда босс сказал, что ему как вдовцу нужна уважаемая дама для компании, а один он не пойдет. Она сделала это скрепя сердце и только ради Оливера. Во-первых, Тони был разведен; во-вторых, свадьба была с шампанским. Сама Джоан пила только минеральную воду. Причем негазированную. По ее убеждению, «Аква либра» была воплощением разврата. Пастор евангелической церкви, которую она посещала, заверил, что она получит место в раю, и Джоан не собиралась рисковать этим местом, отступая от курса, которого придерживалась всю свою жизнь. В конце концов, ничего более приятного ее не ожидало. Расправившись с дядей Гарольдом, Айрин подошла к Фелисити и Тони. — Фелисити, милая, ради Бога, потише. Ты на свадьбе. — Знаю. Но это моя свадьба! — гневно воскликнула Фелисити. — А на ней присутствует бывшая жена Тони! Айрин похлопала взволнованного Тони по руке. — Успокойся, дорогой. Я все ей объясню. Фелисити нахмурилась. — Десять дней назад ты отговаривала меня от этого брака, а теперь защищаешь Тони! — Отговаривали! Это правда? — спросил шокированный Тони. Айрин притворилась глухой. — Тони не приглашал ее, — сказала она. — Он пригласил детей. Как тебе известно, они отказались. Однако сегодня утром согласились, но при условии, что их приведет мать. Что мне оставалось? Я пригласила Саманту, ее партнера Пирса Беркли-Холмса и, конечно, детей. — Так это сделала ты? — Фелисити не поверила своим ушам. — Да, дорогая, — приняв покаянный вид, ответила Айрин. — Но почему никто не предупредил меня? — Она повернулась к Тони, переминавшемуся с ноги на ногу и чувствовавшему себя очень неуютно. — Почему ты ничего не сказал? — Потому что я моральный трус. Ты сама так сказала, — промолвил Тони. — Милая, ты сможешь простить меня? — Я… ну… — Фелисити невольно смягчилась. Она всегда сдавалась, когда Тони взывал к ее лучшим чувствам. — Наверно, черт бы тебя побрал! Тони обнял ее и поцеловал в висок. — Спасибо, милая, — прошептал он. — Как бы там ни было, — воинственным тоном сказала Айрин, не понимавшая, почему отпущение грехов получил Тони, а не она, — дети имеют полное право быть здесь. Как и твоя собственная дочь. А Саманта только сопровождает их. Фелисити посмотрела на Тони. Его лицо выражало смешанные чувства. Юмор, тревогу, надежду, но больше всего любовь. Любовь ко мне, — напомнила себе Фелисити. Ко мне, а не к Саманте, оставшейся в прошлом. Зачем делать из мухи слона? Саманта не представляет для меня угрозы. Она посмотрела на Пирса Беркли-Холмса, который выглядел так, словно сошел со страниц журнала светской хроники «Тэттлер». Саманта и Пирс прекрасно, подходили друг другу. Так же, как они с Тони. — Пойдем, — сказала она Тони. — Будет лучше, если ты представишь меня своим детям. И бывшей жене, — добавила Фелисити. Однако на полпути их перехватила толстая женщина в цветастом платье. — Моя дорогая, — сказала она, — я должна поздравить вас. Прекрасная свадьба, и такая оригинальная. Шампанское и пастушеский пирог. Удивительное сочетание. Я расскажу об этом оукфордскому священнику. В июне мы будем создавать фонд для ремонта церковной крыши и непременно устроим нечто подобное. Правда, боюсь, шампанское придется заменить сидром. С нетерпением предвкушаю встречу с вами в одном из оукфордских комитетов… — она смерила Фелисити оценивающим взглядом, — а то и в нескольких сразу. Нам очень понадобится ваша помощь. Саманта всегда почитала нас своим присутствием, и мы будем очень рады приветствовать новую жену Тони. Фелисити сомневалась, что у нее будет для этого время. Но едва она открыла рот, как женщина прытко устремилась к другой жертве. — Я не собираюсь вступать ни в какие комитеты. Особенно в те, которые прежде «почитала своим присутствием» Саманта, — сказала она Тони. — Кто эта женщина? — Алиса Эпплби, жена моего старшего партнера, — сказал Тони. — По-своему милая женщина. Вполне приемлемая в малых дозах. Но Фелисити уже потеряла к ней интерес. Ее гораздо больше волновали дети Тони. — Почему они не хотели со мной знакомиться? — спросила она, кивнув в сторону трех подростков, стоявших рядом с Самантой. — Ну… я хочу сказать, что дети не… — Тони сбился и начал сначала. Ходить вокруг да около не имело смысла, нужно было сказать правду. — Дело вот в чем. Они не хотели, чтобы я женился во второй раз, потому что Саманта и Пирс не женаты и не собираются этого делать. Дети до сих пор питали надежду, что когда-нибудь мы с Самантой сойдемся снова. — Нам всем сильно помогло бы, если бы Саманта и Пирс поженились, — заметила Фелисити. — Тогда дети знали бы, что все благополучно закончилось. — Похоже, Пирса воротит от одной мысли о браке. — Тони пожал плечами. — Наверно, он думает, что когда-нибудь сможет ее бросить. Мне ее жалко. Жалко! Значит, он все еще питает к ней какие-то чувства. Фелисити посмотрела на золотое кольцо, которое Тони только что надел ей на палец, и ощутила себя в куда меньшей безопасности, чем несколько минут назад. Что будет, если Пирс бросит это роскошное создание и Саманта станет умолять Тони принять ее обратно? Много ли шансов останется у самой Фелисити? Как будто можно поставить рядом красавицу и чудовище и предложить выбрать. Нет, Фелисити, конечно, нельзя назвать чудовищем. Но она реально смотрела на вещи и не считала себя писаной красавицей. Она была довольно привлекательной, но обыкновенной. А рядом с ослепительной Самантой вообще чувствовала себя дурнушкой. Темно-синий летний костюм, туфли и сумочка в тон внезапно показались ей безвкусными. И в весе она потеряла недостаточно. По сравнению с Самантой Фелисити казалась себе толстой. Ей отчаянно захотелось стать похожей на вешалку для платьев. Недостаток элегантности портил ей настроение. — В конце концов они успокоятся, — сказал Тони, имея в виду детей. — Ты знаешь психологию подростков. Они не хотят никаких изменений. — Фелисити взяла себя в руки. Конечно, Тони никогдане бросит ее ради Саманты. И насчет детей он прав. Она вспомнила возражения Аннабел и почувствовала себя виноватой перед Тони. — Разумеется, успокоятся. Дай срок. Мы ведь уже говорили, что ваш развод нанес им сильную травму. Время — вот все, что им нужно, — повторила она. Тони вздохнул. — Боюсь, что они травмированы с самого рождения. Я знал это, но не признавался даже себе самому. Честно говоря, я вообще впервые говорю это другому человеку. Фелисити была сбита с толку. — Что знал? И в чем ты не признавался? — В том, что Саманте претит материнство. Она для него не создана. Тут у Фелисити окончательно отвисла челюсть. — Но в таком случае почему она боролась с тобой за опеку над детьми? Тони криво усмехнулся. Ему не хотелось вспоминать о своем бракоразводном процессе. Он отчаянно жалел, что не пришел в «Пиллсон» первым. Так называлась лондонская адвокатская контора, услугами которой воспользовалась Саманта. Тони слишком поздно увидел составленный фирмой вердикт: «Дети нуждаются в чутком, но твердом руководстве». Твердым руководство Саманты безусловно было, но вот его чуткость вызывала у Тони большие сомнения. Именно адвокаты были виноваты в том, что детей отдали Саманте. Они клюнули на образ «тяжко страдающей многодетной матери». — У них был выбор, — грустно сказал он. — Я имею в виду детей. Они любят ее больше, чем меня. Я решил, что там, где замешаны чувства, логику искать не приходится. Особенно чувства, объединяющие мать и детей. Их труднее всего учесть. Фелисити подумала о смешанных чувствах, которые связывали ее саму с матерью и дочерью. — Нет, — медленно сказала она. — Ты прав, логика здесь ни при чем. Но связь между матерью и детьми есть, нравится тебе это или нет. Ты говоришь, что Саманта лишена материнского инстинкта, однако это не так. — Надеюсь, — с сомнением пробормотал Тони. |
||
|