"Господин Целитель" - читать интересную книгу автора (Башун Виталий Михайлович)Глава 9Лесочки, полянки, возделанные поля, сады, деревушки и городки, разные и в чем-то похожие, словно декорации на представлении классического театра, где единство места, времени и действия — непреложный закон, крайне неторопливо сменялись за окном кареты. Ску-у-у-у-учно-о-о-о! Ну откуда у такой толпы, как наша, может быть скорость приличного дилижанса? Я прекрасно понимал встречных-поперечных, когда они, завидев нашу немаленькую, хорошо охраняемую, делегацию в составе длиннющего обоза, считали своим долгом задать однотипный вопрос: уж не война ли случилась, раз такое переселение народов началось? А если война, то с кем, и не пора ли запасать соль и сахар, сушить сухари и рыбу? Похоже после нашего проезда цены на основные продукты на местных рынках действительно подскакивали. Бабушка вместе с внучкой гордо ехала в передовой карете с герцогскими гербами, мы с женой следом — во второй, не менее роскошной, но без гербов. Впереди, гордо подбоченившись, гарцевали десять гвардейцев в цветах герцога, по бокам и сзади карет, благо ширина дороги позволяла, выбивали подковами искры из камня мощеной дороги еще сорок лошадиных ног, замыкая важных персон в своеобразное кольцо. А уж за ними вытянулся табор из тридцати крытых повозок, битком набитых барахлом и «нужной» прислугой под охраной трех десятков герцогских гвардейцев и одного моего десятка охранников. Из всей своры дворцовых лизоблюдов — я не про охрану, уж она-то была тренирована на совесть и делала свое дело обстоятельно и умело — я бы оставил одного Брониуса, повара герцогини и добрейшего человека. Как бы поздно я ни пришел из больницы, академии или просто после ночных занятий с Финь Ю, у Брониуса всегда было что пожевать. Мало того. Меня дожидалось не просто дежурное блюдо, которое он и последнему оголодавшему полотеру подаст по доброте своей душевной, но именно то, что я больше всего любил и хотел как раз в данный момент. Я даже не в шутку стал подумывать, что наш скромный глава кухни обладает даром предвидения или, на худой конец, телепатией. Не отказывал он и в добром житейском совете, а повидал повар много и пар кипящих котлов никогда не застилал его проницательный взор. Кроме прочего, он прямо души не чаял в нашей девочке и всегда держал для неё наготове что-нибудь вкусненькое. Даже сейчас в поездке он умудрялся подкармливать ее свежайшими сладостями собственного изготовления. Я сам, по собственному признанию Брониуса, был неплохой кулинар, но как можно приготовить все это в одной из двух прихваченных герцогиней полевых кухонь, в общем-то, рассчитанных на приготовление незатейливой походной еды вроде каши с мясом или супа, не мог даже и помыслить. Видно профессионал тем и отличается от любителя, что даже в самых сложных условиях найдет возможность сделать свое дело, и сделать его на совесть. Герцогиня непрестанно ворчала на нашего лоперца, дескать, после его деликатесов внучку не заставить кушать кошмарно полезную и набитую жутко нужными витаминами кашу с молоком, на что тот в раскаянии склонял голову, но продолжал баловать маленькую баронессу. — Филлиниан! — строго глядя на меня, говорила мне теща, устав от боевых действий с внучкой. — Эта бандитка, твоя дочь, опять отказывается кушать кашу. Извольте, как отец и глава семьи, принять надлежащие меры. Не знаю почему, но у маленькой аристократки папа пользовался авторитетом, и в результате чуть что папе (мне, то есть) приходилось проявлять строгость. Иногда даже суровость. — Таллиана, ты почему не слушаешь бабушку? Так нельзя. Если не будешь вести себя как должно, я вынужден буду запретить тебе играть с маминым кинжалом. Не очень-то она верила, но неизменно слушалась, видимо, не желая огорчать взрослых, ничего не понимающих в детском питании. Например, судя по изумленным глазенкам, она никак не могла взять в толк, как можно хлебать стерляжью уху с хлебом, а не с конфетой. Став бабушками, моя мать и теща очень изменились. По возрасту и состоянию здоровья они так и остались молодыми, привлекательными женщинами, но по отношению к внучке они проявляли все те черты характера и поведения, которые обычно присущи людям пожилого возраста, разве что не скрючивались в три погибели, опираясь на клюку, и не задыхались, поднимаясь на третий этаж. Но в разговоре с ребенком у них стали появляться некие старушечьи уютно воркующие нотки. Недаром говорят: «Дети — это еще не дети, а вот внуки — это уже дети». С нами, впрочем, они вели себя по-прежнему сурово, агрессивно пытаясь научить нас жить так, как они считают правильным. Иной раз я всерьез думал вернуться в общежитие и даже провел предварительные переговоры с комендантом. Кто как, а я считал и считаю, что молодые могут спросить у старших совета, но жить должны своим умом и домом. Понятно стремление родителей уберечь своих чад от ошибок, но зачастую заботливые папы и мамы не понимают, что прожить жизнь в точности так, как прожили они, могут только… они сами. Как бы ни были похожи дети на отцов, но они все-таки в чем-то, но другие. В идеале — лучше, умнее, сильнее и здоровее. Даже мода и та меняется, а уж люди… Попробуй, предложи бабушке надеть платье времен ее мамы, куда она пошлет? А устаревший образ жизни «надеть» на детей считается в порядке вещей. В чем я был полностью согласен с тещей, так это в том, что дети учатся манерам, подражая взрослым. Однако герцогиня, намереваясь воспитать из девочки истинную леди, раз уж с дочкой не получилось, и та выросла отнюдь не хрупким созданием, требовала от всех нас строго соблюдать тонкости этикета и благородного обхождения. Постоянно ходить «застегнутым на все пуговицы» трудно. Особенно в дороге. Все, кто мог, старались обходить герцогиню дальней дорогой, но какие внутри каравана могут быть обходные пути? В общем, как это ни парадоксально, но расслабиться по-настоящему лично я мог только в постели с женой и на занятиях, три раза в неделю, с Финь Ю. Учителя я попросил несколько сместить начало ближе к ночи, так как…хм… приставать с ласками к жене под утро не очень удобно. А так я с некоторым сожалением, когда подходило время, чмокал ее в коралловые губки, говорил спокойной ночи и уходил в состоянии полусна на контакт с учителем. Свента понимала и не обижалась на меня. Во-первых, она в оставшиеся четыре ночи могла компенсировать недостаток внимания, а, во-вторых, по-моему, ей хватало и того, что муж про нее не забывает — она по-прежнему любима и желанна. На тренировках учитель стал уделять больше внимания построению узоров и защите. После слияния мне уже не требовалось тянуть нити магии из тумана. Этот этап был пройден и, чуть не сказал, забыт. Не забыт, конечно же, но стал казаться медленным и, так сказать, неловким, даже немного неуклюжим способом. Вместо нитей теперь использовались линии и узлы структуры, которые подобно трубочкам и бокалам заполнялись магией. Толщина «трубочек» целиком и полностью зависела от замысла целителя и его способности плотно набить их энергией. Намотать такое же количество нитей, чтобы получить сходный по мощности узор старым способом, выплетая нити даже с помощью двадцати «рук», было просто нереально. По-новому строить объемный узор выходило гораздо удобнее и проще: надо «всего лишь» вспомнить его структуру в деталях или сконструировать из готовых блоков; актуализировать его в реальности, то есть вывести его из сферы идеального (воображения) в область магического пространства; и заполнить энергией. Если представить процесс в виде грубой аналогии, то необходимо, как из детских кубиков, построить узор в голове, затем «выдохнуть» (вытолкнуть) его вовне. В зависимости от собственного объема, он зависнет перед магом на расстоянии от двадцати сантиметров до пяти метров. Расстояние может быть и больше, но я таких крупногабаритных еще не делал. Затем остается пустяк — заполнить (вбить, влить, запитать) узор магической энергией. А вот тут места для нитей, как я уже говорил, нет. Учитель показал мне, как закрутить рассеянную в пространстве магическую энергию в нечто похожее на смерч, который, вращаясь с бешеной скоростью, скручивает и уплотняет большие объемы магической энергии. Ножку смерча вставляем в любой узел структуры и весь узор быстро заполняется концентрированной магической энергией. Плотность при этом достигается такая, что никаким нитям не снилась. Как быстро сформируется и какой мощности получится узор, зависит от величины воронки, которую маг способен создать, объема узора и длительности процесса концентрации энергии в нем. Яркость и насыщенность линий — показатель уровня концентрации магической энергии в узоре. Если перестараться и влить слишком много в линии недостаточной толщины, то… Может быть такой ба-бах, что… теперь понятно, почему старые целители, пережившие войну, скрывают подобное знание. Или, во всяком случае, не развивают методики быстрого обучения, если, конечно, знают их, в чем я искренне сомневаюсь. Все как всегда — осторожная старость, имея возможности, влияние и ресурсы, не дает безрассудной юности двигаться вперед из страха нежелательных последствий. Это во мне уже беседа с генералом подсовывает ответы, толкуя данные в его пользу. Но если не рисковать, то ничего и не добьешься. Если не ходить в лес из опасения встретить медведя, то останешься без дичи, грибов и ягод. А также без избы, дров и много чего другого. А может, они в чем-то правы, и прожить можно без грибов? В крайнем случае, вырастить, сколько надо, шампиньонов и ладно? Эх, зачем генерал взвалил на меня эту ношу? Как хорошо было раньше — сунул голову под одеяло, и страшный Бука уйдет, тебя не заметив, а если ты не знаешь, что Бука вообще существует, то даже прятаться не обязательно. В общем и целом, магия, которой теперь учил меня Финь Ю, отличалась от прежней, как уроки каллиграфии от книгопечатания. Если раньше приходилось, пусть очень быстро и для самого себя незаметно, но все-таки плести узор, спаивая или связывая кончики нитей, как бы вычерчивая скорописью каждую «буковку» узора, то теперь можно одним оттиском отпечатать целую страницу. Разумеется, при конструировании новых, неизвестных ранее узоров приходилось «набирать текст вручную» из «литеров», не говоря уж про изобретение новых «символов алфавита» магии, где без нитей не обойтись. Конечно же, и здесь были свои ограничения. Например, проникающий огнешар теоретически можно было так забить энергией, что он прошьет планету насквозь. Однако будет он размером с королевский дворец, и заполнять его придется по моим прикидкам лет пять моего субъективного времени. Причем прерываться на поесть-попить-поспать нельзя. Пока нельзя. Потом, по мере совершенствования мастерства, можно будет, но зачем мне пять лет делать проникающий огнешар? Да. И последнее. Готовый узор можно оставить на месте и отойти самому. Можно метнуть, просто толкнув собственной магической структурой, как рукой и на ту же дальность, а можно использовать вспомогательные узоры, исполняющие роль пружины или тетивы арбалета, катапульты или пращи. Здесь разницы со старой методикой нет никакой. В защите Финь Ю акцентировал внимание в первую очередь на использовании навыков рукопашного боя. Он убедительно доказал мне, что очень часто эффективнее уклониться от атаки, если такое возможно, или даже просто сбежать, если заведомо ясно, что противник сильнее. Героизм стояния до конца в подобной ситуации, внушал мне Финь Ю, оправдан только в одном случае — когда за твоей спиной нечто такое, что требуется защитить любой ценой. Он настойчиво развивал во мне здоровый прагматизм, убеждая на примерах, что далеко не всегда можно победить в конкретной схватке, но, временно отступив и собравшись с силами, набравшись ума, вернуться и выиграть войну. Нет урона чести, если в результате победил ты. Он убеждал меня, что война — не рыцарский турнир и не спортивное соревнование. Поэтому не следует благородно ждать, пока твой противник подготовит свой удар или повернется к тебе лицом. Короче, бей первым, если это возможно. Против магических атак Финь Ю рекомендовал строить щиты только в случае, если нет иного способа нейтрализации угрозы. В первую очередь следует попытаться собственным узором-взломщиком парализовать работу логического блока враждебной структуры или, если удастся, полностью уничтожить этот блок. Без головы, говаривал он, только курица бегает, а магия без управления моментально разрушается и рассеивается. Правда, иногда с нежелательными эффектами в виде, например, взрыва или резкого охлаждения окружающего пространства. Щиты мы изучали тоже. Теперь я мог создавать их не только куполообразными, но и сравнительно плоскими, защищающими только одну сторону — ту, которая подверглась атаке. Разумеется, использовать такой щит в узком проходе можно гораздо эффективнее и проще, чем купол, просто указав в блоке управления параметр заполнения пространства по границам сред (воздух — камень, например). Откровением для меня стало изучение трансмутации — преобразования одного вещества в другое, вещества в магическую энергию и магии в вещество. — А ты думал куда девается большая часть пыли, когда проникающий огнешар протачивает скалу? — усмехнулся он моим восторгам. — Трансмутация вещества пыли в магию предусмотрена строением узора. Как это ни удивительно, самый простейший целительский узор совершенно не требует специального довольно сложного блока управления трансмутацией. Вращение нитей в шаре практически полностью раскручивает в обратную сторону спирали элементарных частиц вещества. — Я понимаю, что элементарные частицы, непосредственно определяющие свойства вещества, суть магическая энергия, структурированная в спираль, где сверхплотное ядро, само состоящее из определенного числа элементарных частиц, обеспечивает привязку сателлитов других элементарных частиц, но неужели все эти спирали закручены в одну сторону? — В нашем мире в одну. В другом — может быть в другую. Мы не знаем. — А как узнать? — А как узнать, если при соприкосновении разнонаправленных пружин-спиралей теоретически должно произойти полное преобразование двух веществ в чистую магию? При этом мы используем даже это опасное знание. Твое тело «не замечает» других узоров, проникая сквозь любые щиты, именно потому, что биологический объект слившийся, сроднившийся с магией на соответствующем уровне становится в момент проникновения как бы… — да без всяких «как бы», пожалуй — частью этой структуры. В момент проникновения ты фактически властен над чужим узором и способен им управлять. Но, сам понимаешь, для этого необходимо быть не дальше, чем на расстоянии вытянутой руки от щита или доспеха. С нитью-лучом так уже не получится. Механика этого процесса почти не изучена. Да и кому изучать, если в нашем мире, вероятно, полных целителей, способных понять, всего двое. Один из них совсем мальчишка, а другой все свое время и силы убивает на этого мальчишку, пытаясь научить чему-нибудь путному. В голосе Финь Ю послышалась мне не грусть даже, а самая настоящая тоска. Меня на секунду охватило чувство, будто-то это я Финь Ю из империи Сун. Это я пережил войну, сжился с мыслью, что полных целителей, кроме меня не осталось, и вот уже сотни и сотни лет не с кем обменяться знаниями, некому рассказать о своих успехах и открытиях, поскольку никто в целом мире не в состоянии понять… даже не на ком проверить эффективность обучающей программы, тщательно продуманной и отшлифованной за века одиночества. М-да. Не осаждают учителя толпы учеников, которым можно передать накопленное. Вот, наверное, почему он так со мной возится. — А золото или алмазы можно делать с помощью трансмутации? — постарался я сбить этот тоскливый настрой. — Разумеется, можно, — оттаяв, с насмешкой посмотрел на меня учитель. — Только нужно ли? Это энергоемко и подсудно. Другие целители и правительство моментально поймут, что ты занимаешься трансмутацией для личных нужд. Слиток-другой, ничего страшного, но если больше, это уже будет угрожать экономике. Драгоценные металлы служат эквивалентом человеческого труда и никто не позволит тебе разрушить его. Так что, проще заработать. Или ты уже настолько обнищал, что не знаешь, как добыть денег на хлеб? Намек на бедность настолько возмутил меня, что я запыхтел, словно ежик с дыней на хребте. Учитель рассмеялся и предложил продолжить урок. — Вот! Мальчишка ты еще совсем, раз тебя посещают детские мысли о богатстве, знатности, роскошных дворцах и столовом серебре. — И ничего не посещают. Просто семью надо же как-то содержать. — Значит, твоей семье нужна вся эта мишура? — Ну-у-у… Свенте она точно не нужна. Главное, чтобы было больше времени заниматься интересным делом, а не бытовыми мелочами. То есть прислуга нужна. А ее надо кормить. Для прислуги нужно жилье… — Я понял тебя. Однако я назвал все эти мысли детскими только потому, что будь у тебя страсть к накоплению благ земных, ты не стал бы целителем. Ты был бы торговцем, фабрикантом или чиновником. Для настоящего целителя, впрочем, как и для другого профессионала, любящего свое дело, важно, чтобы ничто не мешало ему заниматься этим самым делом. Ему необходимо и достаточно иметь минимум благ. Единственная опасность — семья. Она может иметь другое представление о необходимом и достаточном. Если эти представления вступают в противоречие, неизбежен конфликт. В результате, либо художник-творец, озабоченный исключительно заработком, становится ремесленником, либо семья распадается и он остается один, либо семья смиряется. Последнее тоже не очень хорошо в связи с тем, что постепенно копится напряжение, которое неизвестно когда и как разрядится. Хорошо, если никто не пострадает. Есть и еще вариант. Члены семьи тоже увлечены чем-то и также как ты довольствуются тем, что есть. Мне показалось, что жена твоя как раз такая же увлеченная натура, что и ты. «Два сапога — пара», говорят. Наше черепашье и довольно скучное передвижение с остановками в одинаковых гостиницах, зваными обедами и балами у провинциальной аристократии, безумно счастливой от оказанной им чести — настоящая герцогиня, да еще и жена высокопоставленного вельможи почтила их своим присутствием — разбавил только один почти анекдотичный случай. В одном из городков местный дурачок, увидев наш грандиозный обоз, живо построил одному ему понятную логическую цепочку, завопил дурным голосом: «Война!! Война! Халифаты напали! Спасайтесь, люди!», — и рванул к рыночной площади. В каждом поселении есть место, где в любое время суток можно найти подходящее топливо для разжигания паники, способной полыхнуть от самого нелепого слуха. Причем скорость ее распространения не перестает изумлять. Буквально за пару минут улицы на пути нашего следования очистились от прохожих, торопящихся донести горячую новость до слуха родных, близких, знакомых, незнакомых и вообще первых встречных. По углам стали скапливаться граждане, живо обсуждая тему: с кем война. Мнения, как обычно, разделились: кто-то говорил, что война с Лопером, недовольным нашей зажиточностью; кто-то не менее убедительно доказывал, что Халифатам не хватает рабочей силы для реализации проекта по строительству канала от Вардыра в пустыню; были и крики про нападение дикарей с западного континента, якобы пришедших вернуть какую-то святыню, украденную у них пиратами. Короче говоря, все присутствовавшие моментально поверили словам дурачка и столь же стремительно забыли, кто их сказал. Каждый был уверен, что именно он узнал об этом событии первым из надежного источника и довел информацию до сведения остальных. Для нас это обернулось тем, что на выезде наш поезд остановил отряд стражи, усиленный группой разномастно вооруженных ополченцев, и категорически отказался пропускать на тракт без разрешения местного представительства КСОР в связи с идущими военными действиями. Сержант стражников был так убедителен, что даже наш капитан охраны поверил. Он, никого не спрашивая, развернул оглобли в сторону лучшей местной гостиницы, окружил наши кареты плотным кольцом охраны, будто прямо сейчас из-за угла вылетит толпа голых и размалеванных дикарей, и, не слушая тещиных возражений, приказал править туда. Это был единственный городок, где теща не собиралась останавливаться, поскольку до заката было еще далеко, городок был маленьким и соответственно дворянское собрание незначительно, как по количеству представителей, так и по их статусу. Тем не менее, получается, из-за слухов о войне остановиться все-таки пришлось. Молодец-герцогиня — не мог не похвалить я ее за предусмотрительность. Она прихватила с собой сверх расчетного количества еще по три комплекта платьев, и нам не пришлось возвращаться в столицу, чтобы пошить комплекты еще и специально для этого поселения. Что со мной происходит — не знаю, но я, несмотря на однообразие пейзажей и скуку, тем не менее, почему-то радовался каждой задержке в пути. Неведомое мне ранее сосущее чувство глухой тоски мрачным фоном затеняло мне все удовольствие от близости семьи и отдыха. Что являлось источником странной депрессии, мне понять никак не удавалось. Помучившись первую недельку путешествия, а с тещей до Бардиноса предстояло тянуться еще, как минимум, две — я даже боялся опоздать к сроку — решил, что это мои предыдущие встречи с горами так повлияли. Два раза был в них и оба с такими приключениями, что лучше бы дома оставался или не поступал на лекарский факультет. Разнообразили наше путешествие прогулки с женой и дочкой, разговоры обо всем на свете, частые привалы на живописных полянах, больше похожие на пикник, чем на перекус в походе. Брониус, как обычно, был на высоте, и нам со Свентой единственно приходилось все-таки за ним присматривать, чтобы совсем уж не перекормил деликатесами Таллиану, и дал возможность накормить девчушку кашей, потрафив теще. Хотя, признаться, я и сам предпочел бы овсянке вафельные трубочки с суфле и шоколадной крошкой, но… увы… приходилось поддерживать образ аристократа и подавать пример подрастающему поколению. Въезд в Бардинос поначалу ничем не отличался от вступления нашей «армии» в другие провинциальные городки: также бежали за нашей процессией мальчишки с криками: «Едут-едут!»; также останавливались поглазеть на нас прохожие; также азартно гавкали, приветствуя, местные собаки и также, лениво повернув головы в нашу сторону, щурились на подоконниках, заборчиках и ветках деревьев вальяжные коты. Время было послеобеденное и день будний, поэтому прохожих на улицах было немного, но, как и везде, возле единственного в городе постоялого двора уже собиралась небольшая толпа во главе с местной знатью. Впрочем, толпа все росла и росла, как тесто на дрожжах. Мы подъехали к крыльцу и два лакея, перед въездом в город выставленные для торжественности, словно на витрину, на запятки кареты герцогини, спрыгнули на землю, до тошноты изящно открыли дверцу, откинули ступеньки и склонились в поклоне. Теща-герцогиня величественно сошла на землю, заранее милостиво улыбаясь. Однако… воплей восторга и криков: «Ура!», — с подбрасыванием в воздух головных уборов отчего-то не последовало. Толпа немного всколыхнулась, по ней прошел шепоток и… все. Встречающие снова вернулись к полной неподвижности, будто ждали кого-то еще. Высокие чины магистрата, лишенные поддержки народных масс, попытались, было, шагнуть вперед, дабы со всем тщанием поприветствовать прибывшее благородное лицо, но, поозиравшись, остались стоять на месте. Матушка Свенты в полнейшем недоумении от такой встречи сделала знак няньке вынести или вывести (как получится) из кареты внучку. Толпа вновь с любопытством шелохнулась и вновь затихла. Мы с женой тоже ничего не понимали. Обычно, не переваривая на дух всякую официальщину, мы давали возможность встречающим накричаться, приветствуя герцогиню, выговориться, рассказывая, как они счастливы лицезреть… в лице… пожелать от лица их лиц… и, так сказать, лично засвидетельствовать свое почтение, уважение, восторг… и так далее и тому подобное, затем проводить гостью городка в предназначенные для нее покои. После протокольного словоблудия обычно вся знать протискивалась в двери гостиницы или постоялого двора (в зависимости от того, что имелось в конкретном городе), простой народ довольный разбегался трепать языки, в красках расписывая представление «Приезд герцогини в нашу глухомань» тем, кто не смог придти лично. В этот момент и мы с женой тихонько выскальзывали из своей кареты и, смешавшись с местными, без шума проникали в свои апартаменты. Самое трудное бывало отловить кого-нибудь из прислуги, чтобы уточнить, где они — наши апартаменты. В этот раз наработанный сценарий не хотел проигрываться столь же гладко, как раньше. Вздохнув, мы со Свентой поглядели друг на друга и, синхронно пожав плечами, вышли из кареты. С другой стороны от крыльца. Свента всегда презирала ступеньки и даже в платье выпархивала из кареты, словно бабочка. Так и сейчас, не дожидаясь застывших в поклоне лакеев, мы выпрыгнули пред очи тех, кто не смог попасть к крыльцу. Мое появление вызвало странную реакцию. Кто-то истошно закричал: «Вот он!!», — и я в полнейшем недоумении оглянулся, чтобы посмотреть на «его», хотя и знал, что в экипаже больше никого не было. — Вот он! — уже вся толпа заорала так радостно, будто встретила обоз с богатыми подарками любимого дядюшки. — Наш(!!) Филлиниан приехал! Он здесь!! От крыльца в нашу сторону стремительно ломанулись все, кто там был, исключая чиновников, обязанных поприветствовать герцогиню. Я испугался, что тещу сейчас затопчут, а вместе с ней дочку, поэтому моментально сформировал маленький купол, накрывший моих близких. Несколько человек мячиками отлетели назад, но ничуть не ошеломленные оббежали тещу с ребенком по большой дуге и влились в общее столпотворение. С испугу я вкачал столько энергии, что и рушащиеся скалы не смогли бы причинить вреда моим подзащитным. Толпа, будто единый организм орала: — Будь здоров, Филлиниан! Ты действительно приехал! Добро пожаловать! И Благородная Свента здесь! Ур-р-ра-а-а-а! Меня буквально оглушил шум и приветствия. Главное, я не мог взять в толк, откуда такая радость и с чего бы такие почести в наш адрес? В первые ряды продрались мои старые знакомые: дознаватель Саллиниан и травник Ирритано. Наобнимавшись с ними мы с женой предложили встретиться в знакомом всем ресторане постоялого двора и поговорить подробнее. В это время гвардейцы, наконец, вспомнили о своих обязанностях, оттеснили толпу и мягко, но настойчиво воссоединили нас с герцогиней. Купол я уже снял, увидев, что опасности нет. Люди немного успокоились и чиновники, откашлявшись, смогли приступить к своим обязанностям. После церемонии знакомства, когда формальности были окончены, кто-то из толпы спросил: а что это за женщина с ребенком. Я объяснил, что женщина — мать Свентанианы, а девочка у нее на руках наша дочь. Что тут началось. Казалось, спектакль отыгрывают заново. Народ словно обезумел. Еще немного и, отшвырнув гвардию, нас всех принялись бы обнимать и подбрасывать в воздух. — Тихо, уважаемые граждане! Ребенка напугаете! Эти слова, которыми я попытался утихомирить людей, оказались волшебными. Все моментально затихли, и стали расходиться, шепотом обсуждая результаты прошедшей церемонии встречи. |
|
|