(оперативная)

Я стараюсь не замечать мелких неприятностей. От всей души отплевываюсь от тины, отдираю от шеи нескольких пиявок. Толстенные бестии - уже успели насосаться сладкой оборотневой кровушки. Между клыков застрял хвост какого-то тритона. Он соленый на вкус и скользкий, словно взопревшее сало. Оборачиваюсь и так, чтобы никто не заметил, извлекаю гадость изо рта. Разжеванный хвост летит в болото, следом за ним несутся красочные ругательства. Даже представить трудно, в какие дали я только что послал этот кусочек жабьей плоти.

– Хват-майор, у нас тут небольшое затруднение, - говорит Слимаус.

Он дрожит, на лице и грамма крови. Бледен, словно новенький саван, из которого так любят шить себе одежду первоклассные некроманцеры. Еще бы не бледнеть - ведь этот сын… смертной матери недавно грохнул по макушке самого меня! В другой раз я бы ему так отдал… Но сейчас меня больше волнуют другие вещи.

– Еще один проклятый диверсант? - спрашиваю его. И кошусь в сторону, где посреди мерно колеблющегося болота рассекает волны убийца моего земляка. Повар гребет так усердно, словно бы не занимался любовью целый год, а сейчас на другом берегу его ожидает какая-нибудь сногсшибательная цаца.

– Кажется, мы действительно убили Проводника, - голос астролога также безличен и перепуган, как и весь его вид.

Болотный дух валяется прямо у моих ног. Выглядит он совершенно непотребно: между глаз выскочила громадная пунцовая шишка; нос переломан, а глаза буквально съехались к переносице. Казалось бы, что на кончик его носа уселась муха, и он с громадным удивлением рассматривает назойливое насекомое. Казалось… если бы зрачки не были столь расширены, а белки не заплыли алыми пятнышками лопнувших жилок. Кроме того подбородок чудища развернут под невероятным углом. А именно - опирается на лопатку правого плеча. Обыкновенный "утиль", как выражаются в ГлаВМорге, Главном Валибурском Морге, где я имел когда-то несчастье когда-то работать. Именно из этого самого заведения, благодаря счастливым обстоятельствам и моим непревзойденным бойцовским качествам, я и оказался на службе в Управлении (историю об этом вы, дорогой читатель, можете узнать из первой книги "Клыков на погонах").

– Лично мне плевать! - ворчу и пытаюсь подняться. - Абсолютно и безоговорочно плевать на всяких там духов. Меня больше волнует следующий вопрос.

Я говорю довольно миролюбивой и почти по-дружески. Потому Слимаус облегченно вздыхает и расслабляется. Какой чудесный повод пощекотать парнишке нервы!

– А вопрос таков, - говорю по-прежнему спокойно, но вдруг срываюсь на крик. Забываю, кто на самом деле угробил беса. - Какого демона, сволочь, ты убил моего сослуживца!!!

Звездочет отскакивает от меня как от магиевой боеголовки в активированном состоянии. При этом он оказывается так близко к краю плота, что некоторое время я даже сожалею: и почему не заорал погромче? Ведь еще какая-то доля децибела, и Слимаус исполнил бы точно такое же купание, на которое, несколько минут назад, обрек меня.

– Ну тише, - ласково мурлычет Харишша. - Не стоит так волноваться.

Ах, такую женщину да мне бы в койку! Сколько бы я отдал за подобное… Думаю об этом и не подозреваю, что в ближайшее время эта мечта не только осуществится, но еще и заставит о ней немало пожалеть.

– И вправду, волноваться не буду, - смягчаюсь и, опираясь на благожелательно протянутый локоть некромантки, оказываюсь на ногах. - Бесы невероятно живучи. Сомневаюсь, что Грумпль действительно его убил.

– Эт-то радует, - запинается Слимаус. Он широко размахивает руками и пытается удержаться на плоту - балансирует в опасной близости от поверхности болота. Хватит малейшего окрика, чтобы он по самую макушку нырнул в трясину.

Открываю рот, но сдерживаюсь. К моему предплечью прижимается изумительно мягкая грудь Харишши. Это успокаивает.

Поскальзываюсь в луже, коротая натекла из развороченной головы бедного Кульпунтия. Убитый унтер-бес лежит рядышком с трупом Проводника и выглядит не лучше. Энергетический разряд, выпущенный поваром, разнес несчастному добрую половину черепа. Глаз и половина щеки превратились в беспорядочное месиво из мяса и раздробленных костей. Из образовавшейся дыры выглядывает едва пульсирующий мозг.

Эквитей молча обнажает клинок. Брови монарха настолько нахмурены, что кажется, будто он только что застал свою жену с любовником. Да не с одним, судя по яростному взгляду.

– Было бы неплохо, если бы очнулся Прасс, - деревянным тоном говорит король. - Многовато нелюдей собирается.

Трясина буквально кишит восставшими со дна солдатами. Мертвые рыцари приближаются к плоту. Очень медленно, будто утопая в киселе. Тяжелые двуручные мечи, которые мертвецы сжимают на вытянутых над головами руках, тащат их вниз. Мешают изрядно проржавелые панцири, кольчуги и прохудившиеся шлемы. Но мертвецы неумолимо двигаются. Их сотни, если не больше.

– Полагаю, здесь целая тысяча покойного Гуги, - сообщает Эквитей.

Мог бы и не говорить - сам понимаю, к тому же математику учил.

– Этого самого Одноглазого, - интересуюсь я, - который скачет на скелете лошади впереди всей этой компании?

– Это скелет не лошади, а коня, - поправляет меня Харишша.

Вот негодница! И как она рассмотрела на таком расстоянии?

– Почему ты уверена, что это конь, а не лошадь? - я стараюсь на смотреть в ту сторону, ибо мертвый Гуга выглядит не очень привлекательно.

Громадный мужик с широкими плечами почти как у меня; длинные седые волосы, в которых запутались водоросли и всякая грязная гадость; высохшее лицо, едва обтянутое пергаментно-белой кожей с темными трупными пятнами. Или это не пятна, а засохшая тина? Не разглядеть - точно не могу быть уверен.

Покойный король облачен в корявые латы, сквозь соединения которых кое-где выглядывают позолоченные элементы. Доспехи изрядно покрылись тиной и мулом, но от моего тренированного взгляда никогда не укроется ничего ценного. На голове Одноглазого (кстати, на месте отсутствующего ока присутствует какой-то коричневый нарост) поблескивает тонкий обруч короны. Даже несмотря на грязь и плесень, можно рассмотреть, что она инкрустирована ошеломляющей красоты рубинами и топазами. Защищенную горжетом шею обнимает мокрая бесформенная тряпка. Она очень напоминает горностаевую накидку самого Эквитея, если бы не парочка заплат на плечах.

В руках Одноглазого Гуги находится устрашающего вида меч. Двуручник, да такой длины, что волнистый клинок почти в два раза превышает размеры меча нашего монарха. Скелет коня высоко прыгает с кочки на кочку. Костлявое лошадиное тело взмывает в воздух и, кажется, что Гуга летит. Оружие то и дело тускло поблескивает в лучах танцующего солнца.

– Так почему конь? - еще раз спрашиваю Харишшу.

– Ну, - краснеет она. - Я ведь некромант. Мы профессионально отличаем строение скелета любого живого существа. А уж отличить женское посмертное начало от мужского… Мы чувствуем начало в каждом живом или мертвом создании богов, Хаоса, Порядка, духа териантропии или же обычных демонов.

Интересно-то как! Откуда провинциалка с липовым дипломом знает о существовании териантропии, то бишь о возможностях оборотней? Что-то нечисто с этой девочкой. Или это ее тот загадочный парень из Валибура научил? Придется ненавязчиво допросить некромантку, когда появится такая возможность.

– Будем драться! - решительно заявляет король.

– Ох, - это Слимаус.

Он опять превратился из сурового мужчины в парнишку-размазню. Неужели обычный вид разъяренного оборотня может сделать из героя бесславную тряпку?

Я приближаюсь к астрологу и несильно отвешиваю подзатыльник. Он перепугано вжимает голову в дрожащие плечи.

– Не бояться на посту! - командую и сую звездочету весло. - Извини, что наорал. Не имел такого права - ведь ты же не мой подчиненный…

– Да что вы… - бормочет парень. - Не стоит.

– Стоит! Вполне вероятно, что ты спас всех нас от нападения Проводника. Кто его знает, что мог натворить этот болотный дух.

Слимаус приходит в себя и выглядит более свежим. В глазах появляется некоторая суровость - первый признак настоящего мужчины.

– Идиоты! - верещит Эквитей. - Что бы этот дух нам сделал? Дорогу бы показал!

Плечи астролога снова превращаются в два безвольных горба.

– Тихо ты! - вполголоса, чтобы не слышал Слимаус, цыкаю на короля. - Парню надо отвлечься. Иначе распустит тут сопли и повесится где-нибудь повторно. Или с плота в трясину сиганет. Мало ли надо?…

Монарх понимающе кивает. Я возвращаюсь к астрологу и снова хлопаю его по плечам. Чуть более сильно, чем того требуется, но лучше пусть звездочет получит пару синяков, чем будет торчать здесь как контрацептив ветке.

– Мне нужны дееспособные бойцы, - говорю ему твердо. - Потому твердо держи свое оружие.

– Что? - его подбородок слегка поднимается.

– Будем воевать! - рявкаю и указываю на приближающихся мертвецов. - Ты ведь хочешь погибнуть смертью героя?

Он отрицательно вертит головой. Не хочет, мол, геройски гибнуть с именем родины на устах.

М-да, плохой из меня командир. Если верить КуСаМлОф, Курсам Самых Младших Офицеров, боец должен бы сейчас попасть под гипнотическое влияние моего командирского голоса. Должен внимать каждому малейшему моему слову. И, конечно же, утвердительно закивать, истекая слюной и в готовности сдохнуть за честь и славу, то есть согласиться на геройскую смерть. А этот отрицает…

– Молодец! - кривлю мину и стараюсь не замечать провала. - Крепче держи оружие и давай - работай.

– Что делать? - коротко чеканит он.

Не все потеряно! Боец со мной, боец готов к активному труду.

– У тебя в руках что? - ласково интересуюсь у него.

– Весло…

– Вот и греби! - ору изо всех сил.

– Но вы же сказали - оружие…

– Греби, кому сказано! И не пытайся даже воевать этим куском полена. Иначе отправлю в плаванье на дно!

Слимаус покорно работает веслом. Я же внезапно вспоминаю про погибшего сотрудника. Оранжевая кровь беса растеклась по бревнам плота, успела свернуться. Маленькое тельце неподвижно лежит, упираясь босыми розовыми пятками в шлем бессознательному Прассу. Рядом - широко раскинутые лягушачьи лапы мертвого Проводника. У нас не плот прямо, а самый настоящий погребальный паром, коих немало ходит по Черному озеру Валибура.

– Оживить болотного духа сможешь? - спрашиваю Харишшу.

В моем голосе нет уверенности. Я видел, как последний из понимаемых ею зомби показывал нам увесистый кукиш. Чего уж говорить погибшем духе.

– Смогу, - вдруг отвечает некромантка. - Тело очень свежее, может получиться.

– Да уж, - морщусь я и прикрываю нос ладонью. - Свежее трупа не бывает - воняет словно под хвостом у скунса. По сравнению с немытыми подмышками этого урода ядовитый туман Гугиной трясины - что надушенная мадам из салона красоты.

– Может, лучше оживить бесенка? - предполагает Харишша. - У него, конечно, изрядной части мозга не хватает, но все же он знает побольше. И может открыть нам секреты падающего солнца…

– Не получится его воскресить, - сокрушаюсь я. - Бесы практически бессмертны, как и большинство демонов. Повар убил только материальное тело Кульпунтия, а душа беса сейчас на половине дороги к нашему миру. Там он попозже сам себя оживит, когда взойдет Черная Луна над Валибуром. Очнется в каком-нибудь котле посреди Второго Круга, и пойдет пьянствовать в соседстве с темными эльфами, воскресшими в тот же день. Воодушевленным созданием Кругов быть очень неплохо - не боишься ничего, даже серебра. Правда, в конце концов бесы умирают от старости, да и живут они поменьше оборотней. Но все же…

Словно в подтверждение моих слов тело Кульпунтия начинает мерцать. При этом оно шипит и теряет очертания. Бесенок тает как кусочек льда в бокале шампанского. Несколько секунд его окружает желтоватый ореол, затем исчезает. Следом испаряется труп Кульпунтия. На мокрых бревнах плота остается только бесформенное пятно запекшейся крови.

– Видишь, как ему неплохо? - назидательно говорю Харишше. И в то же время размышляю, что лучше иметь одну жизнь и не воскресать. Лично я бы и врагу не пожелал умирать по несколько раз в жизни.

– Деремся! - прерывает мои размышления король. Я замечаю, что мертвецы уже вплотную подобрались к плоту.

Меч монарха рассекает воздух и обрушивается на шлем какого-то мертвого рыцаря. Ржавый металл не выдерживает, брызжет искрами и раскалывается напополам. Клинок Эквитея почти до подбородка прорубает голову мертвеца.

Пуская пузыри, мечник камнем идет под воду. Остальные солдаты Одноглазого Гуги не осмеливаются приближаться в одиночку.

– Их тут действительно целая тысяча, - подсчитывает Слимаус.

Он больше не дрожит, но работает веслом с таким остервенением, словно за ним гонится не пара сотен каких-то оживших мертвецов, а само воплощение смерти.

– Не забывай о трех десятках односельчан Харишши, - напоминаю звездочету.

– Их не забудешь… - неопределенно бормочет парень. - Но у хуторян хотя бы нет здоровенных мечей.

– Мечи предоставь мне!

С этими словами я вспоминаю о том, что должен был сделать еще несколько минут назад. Объятая болотными брызгами спина повара находится на невероятно далекой дистанции. Выстрел из "Карателя" не гарантирует точного попадания на расстоянии большем чем триста метров. Это вам не магарбалет "ЛегОлАС", Легкий Огнем Легированный Арбалет Снайпера, которым можно с дальности в два километра отстрелить лапку пси-мухе. Но и с моим любимым табельным клинком попробовать стоит.

Привычным движением вскидываю "Каратель". Ловлю предателя на мушку - голова, на которой, словно приклеенный, болтается запятнанный кулинарный колпак, оказывается прямо в центра трезубца на кончике клинка.

Не тороплюсь, дышу ровно. В таких случаях излишние нервы или спешка могут только помешать. Надо хранить спокойствие, твердо верить, что снаряд попадет в цель.

Плавно нажимаю на кнопку-камень, при этом бормочу слова древнего заклятия стрелка. Оно настолько матерное, что запрещено к воспроизведению вслух. Тем более в присутствии обаятельных молоденьких девушек.

– Вот это да! - восторженно вскрикивает Харишша.

Она некромант, посему обладает несколько ускоренными рефлексами и нечеловеческим восприятием действительности. Подозреваю, красавица не только различает сорвавшийся с клинка магиталлический диск. Уверен, она прекрасно видит, как серебристое кольцо, повитое тончайшей магической аурой, вращается в воздухе. Я тоже это замечаю, но мои рефлексы оборотня позволяют увидеть только блеск и стремительный полет снаряда.

– Проклятье!

Как раз в тот момент, когда диск почти вонзился в голову Грумпля, из болота пожелал вылезти очередной мертвец Одноглазого. Выстрел снес ему изрядный кусок щеки и отбился от заданной траектории. Мне удалось попасть в улепетывающего повара, но диск всего лишь распорол ему плечевой сустав.

Раненый кулинар уходит под воду, а затем продолжает движение. Ишь ты, шустрый какой! Одной рукой гребет, даже не повернулся, чтобы погрозить стрелку. И не вскрикнул даже. Что-то подсказывает: этот тип из той же шайки хомункулюсов, которые баранкой укатили куда-то в глубину трясины.

Мертвые рыцари приближаются. Слимаус гребет со всех своих немощных сил. Но на нашем плоту осталось только одно весло - после того как угостил меня по черепушке, звездочет уронил второе в воду. За прошедшее время мы отплыли далековато, чтобы попытаться его достать. И почему я не догадался сделать несколько запасных весел? Ах да, мы же спешили, фамильный демон мне под хвост…

Какой-то излишне шустрый рыцарь взбирается на проплывающий мимо островок. Он замахивается на меня тяжелым двуручником. У меня холодеет в груди, поскольку я никак не успеваю парировать этот удар. "Каратель" по-прежнему прижат к моему плечу, а выстрел новым диском не нанесет мертвецу никакого ущерба.

Разворачиваюсь и разряжаю следующий снаряд во врага. Магиталлическая молния бьет нападающего в грудь. Он покачивается, но все же опускает свое страшное оружие. Чувствую, что раскину сейчас мозгами не хуже покойного бесенка. Думаю, мои внутренности напополам с костями черепа разлетятся по меньшей мере на метров пять.

Спасает меня счастливый случай. Рыцарь, хоть и мертвец, но все же подвержен некоторым законам природы. В этом случае нанести удар ему мешает закон всемирного тяготения.

Нога в прогнившем сапоге поскальзывается на влажной кочке осоки. Чтобы удержаться на своих двоих, рыцарю пришлось бы отвести удар и схватится за что-нибудь руками. Но меч уже летит мне на голову, а нога мертвеца съезжает с островка. Враг буквально складывается пополам, резко отклоняется назад. И вместо того, чтобы угостить меня проржавелой сталью, или из чего тут у них изготавливают клинки, бьет себя по коленке.

– Молодец! - ликую и хлопаю в ладоши. - Хотел сотворить гадость, а оттяпал себе ногу.

Меч и вправду начисто сносит ему половину ноги. Продолжая падать, мертвец удивленно смотрит пустыми глазницами, как мимо проплывает его ступня в раскисшем сапоге. Затем он грохается затылком о какой-то пенек, мирно торчащий посредине островка, и со всплеском погружается в трясину.

У короля тем временем проблемы. Несколько рыцарей сумели выскочить на бревна плота. Наше плавсредство опасно наклоняется, все мы визжим и машем руками. Но колебания нам на руку.

Мертвецы едва удерживаются на негнущихся ногах. Балансировать они не могут - руки заняты тяжелыми мечами. Один тотчас хлопается обратно в болото. Другие слишком заняты попытками устоять. Этим вовсю пользуется Эквитей. Издавая громкие атакующие выкрики, он бросается на своих предков.

Солнце уже перевалило через отметку обеда. Нетрудно догадаться, что направляется оно поближе к горизонту - ему не помешает поужинать. Светило медленно покачивается на небосводе, не делает резких движений. Кажется, оно с интересом наблюдает за нашей маленькой схваткой.

Клинок монарха сверкает в лучах. Солнце играет на поверхности болота, на драгоценных камнях, которыми усеяна корона Эквитея, на кончиках горностаевой шкурки. Блестит даже закопченная после удара молнии кираса короля. Правитель окружен золотистым солнечным ореолом. Высокий, с широко расставленными ногами и занесенным клинком над головой. Уверенный в себе властелин этих земель. И даже мускул не дрогнет на его мужественном лице. Он словно воплощение какого-нибудь мелкого божества из антропоморфного пантеона. Непобедимый воитель, славный герой. Если бы не струящаяся по доспехам грязная вода и не пятна засохшей тины.

– Какой типаж, - вздыхает Харишша. Она восхищенно таращится на замершего в атакующем броске Эквитея. - Настоящий герой!

Кровь ударяет мне в голову. Это уже входит в привычку… Жил себе, не тужил, с женщинами почти не общался. Даже от Клинны всего лишь раз в неделю отчеты получал. А тут, после "разборки" с вампиршей Дашаушелией, у меня такое бабье царство началось! Подумать только, ревную какую-то соплячку к не менее какому-то монарху доисторической страны…

– Герой, как же! Захудалый королишко мелкой державки в маленьком мирке, - бормочу про себя. - Скала-под-Небом за героями плачет. Вот сейчас ка-ак дам ему по затылку. И поволоку…

Договорить я не успеваю.

Король сметает с плота двоих мертвецов. Третий отскакивает в сторону и врезается в меня. Едва удерживаюсь на ногах и, чтобы в буквальном смысле не ударить перед Харишшей лицом в грязь, бью его "Карателем" в живот.

Клинок превращается в мой любимый полуторный меч. Больше меча я люблю только шпагу или рапиру. Но думаю, тут уколом узкого клинка не обойтись. Мертвец попался мне здоровый. Такого не колоть необходимо, а взять, и порубить на мелкие куски.

Рыцарь наклоняет голову и несколько мгновений смотрит на торчащий у себя из пуза меч. Поскольку он выглядит не слишком удивленным, я тут же превращаю "Каратель" в покрытую длинными шипами дубинку.

Рывок, и вот уже мертвец пялится на здоровенную дырищу на месте живота. Кожа и высохшие внутренности вместе с обрывками кольчуги уносятся на острие моего клинка. Еще одно превращение - на этот раз в шпагу. И все непотребности бултыхаются в воде.

Пинок ему по ногам, и можно умывать руки. Подняв немалую тучу брызг, рыцарь скрылся в трясине.

Мертвецы продолжают активно нападать. Некоторые обогнали нас и замедлили движение плота. Слимаус разбил кому-то голову, но на его месте тотчас появилась парочка других. Ржавые кольчуги и дырявые шлемы обступили плот со всех сторон. Высохшие лица, выеденные рыбами и змеями глаза, клочки кожи и глухое лязганье металла. Длинные клинки, обнаженные коленные чашечки, костлявые пальцы. Все это кружится в безумном хороводе.

Сожалею, что нет сейчас в наличии нескольких магранат. Швырнуть бы их в самую гущу этой нежити и отойти в сторонку. Вот бы грохнуло, вот бы бардак из летящих рук-ног и голов получился бы. Но, к сожалению, весь боекомплект серьезного вооружения пропал без вести не то в преогарских лесах, не то еще в Коридоре Зеркальных Отражений.

Ах, если бы у меня был хоть один небольшой фитильгрузовик с кузовом, набитым цементом. Высыпал бы содержимое в трясину и спокойно наблюдал бы как мертвецы окаменевают в готовом растворе… Но и такого не найдется.

Я сражаюсь как левоборотень, мой далекий родственник. "Каратель" без усталости рубит головы и раскраивает грудные клетки, превращаясь то в топор, то в меч, то моргенштерн. Клинок давно не ел, со вчерашнего дня ему попались только несколько капель крови погибших стражников из столицы Преогара. А мертвой плотью сыт не будешь. Магический потенциал почти иссяк.

Мне удается только дважды воспользоваться "огненным хлыстом". Магическое пламя, бурлящее на рукояти, изогнутой параболой вьется в воздухе. Огонь буквально разрубает передний ряд нападавших. Но из болота тут же поднимаются их собратья.

Еще удар, и еще. Руки сводит судорогой, глаза щиплет от пота. Тело дрожит, за комбинезон хватаются высохшие руки. "Каратель" отдает последние крохи магического запаса. Защитные экран, способный принимать внушительные удары двуручников едва мерцает. Некоторые клинки уже проникают сквозь него. Хорошо, экран слегка замедляет прикоснувшиеся к нему предметы. Это позволяет мне парировать еще несколько ударов.

Краем глаза вижу, что Эквитея оттеснили от края плота. Он все ближе отступает ко мне, почти впритык спина к спине. Слимаус вяло отмахивается от мертвых рыцарей веслом. Но он физически довольно слаб. Тяжелое древко почти выскальзывает из его рук. Удары практически не наносят мертвецам ущерба.

Харишша испуганно прижимается к лежащему без сознания Прассу. Сбоку ее прикрывает туша оглушенного ослика. Но ходячие трупы почти приблизились к ней. Девушка шепчет какие-то заклинания и периодически указывает на рыцарей пальцем. Словно бы прогоняет их вон. Впрочем, мертвецы не желают подчиняться приказам некромантки. Они упрямо лезут на плот, переступая через разрубленные тела своих товарищей.

Я делаю сумасшедшую попытку. Использую последний магзапас, отстреливаю защитный экран. Рукоять от перенапряжения едва не взрывается в ладони, но послушно исторгает из себя остатки колдовства. Колеблющийся полупрозрачный купол врезается в нападавших. Он почти не осязаем, но движения воздуха достаточно, чтобы покачнуть мертвецов. Рыцари взмахивают руками и, роняя двуручники, дружно валятся за борт. Это позволяет мне проделать спасательный маневр.

Мертвец заносит искривленный временем клинок над головой Харишши. Я прыгаю, целясь ему в спину, но понимаю, что уже поздно. Ужас в моих глазах такой же, какой бурлит в серых очах некромантки.

– Не-е-ет! - кричит девушка и в страхе прячет лицо между коленей.

Я даже не успеваю подумать, что многое отдал бы, чтобы побывать среди ее замечательных коленок. Я даже не в силах понять за такое короткое время, что происходит.

Из маленького колечка телесного цвета, украшающего тонкий пальчик Харишши, срывается крохотная молния. Золотистая стрелка накаляется в воздухе и со странным звоном вонзается в надбровную дугу мертвеца. Тот резко опускает меч и делает шаг назад. На грубом, почти окаменелом лице все же можно различить недоумение. Рыцарь удивленно смотрит сначала на свои руки, потом на некромантку. Затем опять на руки и опять на девушку. Затем еще раз, и еще…

Харишша поднимает лицо и с не меньшим удивлением смотрит на рыцаря. Некоторое время они играют в безмолвные гляделки.

Мертвецы продолжают прибывать. Плот раскачивается словно резиновая уточка на поверхности работающего джакузи. Мне едва удается сдерживать врагов на подступах к центру плавсредства.

Эквитей совсем выдохся. Он стоит на одном колене и через силу отбивает выпад очередного рыцаря. Слимаус возвышается над королем и коротко тычет веслом в шею другому нападавшему.

Кто-то бьет меня локтем под ребра и я падаю к ногам некромантки. Девушка не реагирует - продолжат таращиться на заколдованного молнией мертвеца.

– Чего пялишься?!! - не сдерживаюсь я. - Хватай какой-нибудь кинжал и помогай.

Отбиваю удар и с глухой радостью перерубаю какому-то мертвяку бедро.

– Помогай! Иначе долго не продержимся!

– Помоги, - шепчет Харишша. Я удивляюсь, поскольку слова предназначены не мне, а тому высохшему трупу, который смотрит на свои руки и на некромантку так, словно бы впервые их увидел в своей загробной жизни.

Глаза едва не вылезают у меня из орбит.

Мертвец манерно, будто на приеме у городского Мэра, досточтимого смертоборотня Дамнтудеса, кланяется до земли. Вернее, предназначенный Харишше поклон завершается почти у самого бревна, из которых состоит наш плот. Проделав этот жест, рыцарь хватает двуручник и бросается в атаку.

Самое интересное, что нападает он не на нас, а на своих же посмертно боевых товарищей! Не ожидав такого поворота событий, другие мертвецы ошарашено раскрывают гнилые рты. Они даже не сопротивляются, когда двуручник побратима сносит им головы. Один за другим враги валятся в трясину. Брызги тухлой воды, кажется, навсегда повисли в воздухе - столько плесков и падений свершается в этот момент.

Приободренный таким поворотом событий, я призываю все свои возможности. И, конечно же, бросаюсь на подмогу неожиданному союзнику.

Рядом стонет Эквитей. Старику немало приходится страдать, чтобы держаться на уровне со мной. Но король еще тот крепкий орех. Упрямо встает и, опершись на мое плечо, орудует клинком. Подозреваю, если бы не я, - валяться монарху на плоту с рассеченной физиономией. Но вслух догадку не высказываю. Надо иметь совесть и уважать старость. Несмотря на то, что я буду старше Эквитея раз эдак в пять-шесть.

Мертвецы тем временем отходят от внезапного потрясения. Они уже вписали нашего мертвого помощника в ряды мерзких предателей и теперь активно теснят его поближе к болоту. Ни я, ни король, ни измученный звездочет не желаем придти ему на выручку. Потому бедный рыцарь гибнет. Его разрывают на мелкие кусочки. Воздух наполнен смрадом поднявшихся со дна ила и тины, вонью разложения и шелухой разодранной кожи.

– Еще кого-нибудь заколдуй! - кричу Харишше.

Она непонимающе смотрит на меня.

– Еще одного мертвеца! - объясняю, но все же не наблюдаю и гранка понимания в ее изящных раскосых глазах. - Сделай также, как и с этим.

Указываю подбородком на то место, где несколько мгновений назад еще сражался рыцарь. Теперь оно забито наступающими мертвяками и несколькими скользкими кусками истлевшего мяса.

– Это не я сделала, - едва не плача отвечает некромантка. - Это подсознательно… Какая-то магия от кольца. Кольцо мне мама подарила. Сказала, что оно будет хранить меня в безопасности от любого чудовища или человека… Сказала, чтобы я девственность хранила, и это кольцо берегла…

Всю эту тираду девушка рассказывает мне в спину. У меня нет времени выслушивать девичьи басни на тему заговоров и маминых заветов. Отмахиваюсь "Карателем" от полчища мертвецов и размышляю. Вот интересно, а как поведет себя это харишшино колечко, если к ней кто-нибудь за любовью полезет? Неужто подобным же образом молнией в глаз засветит? Не знаю. Желание попробовать огромное, но инстинкт самосохранения подсказывает другое. Впрочем, насколько помню, проблему девственности разрешил какой-то пришелец из Валибура. Тот, который девушке диплом подарил. Хотя… О! А ведь нет данных, что этот валибурец попал обратно домой. Вдруг его молнией - хвыц, и нету?… Спрошу на досуге.

Страшные удары отбрасывают нас с Эквитеем к плачущей Харишше. Она не старается приглушить рыдание. Ей можно - она не оперативница и не мужчина. Я бы и сам с удовольствием затянул бы "жалобную да слезливую песнь", как говорится в некоторых балладах про истерику. Но мне, хват-майору, руководителю серьезного боевого подразделения, это не к лицу.

– Мамочка, спаси… - сквозь слезы шепчет некромантка.

Отличное пожелание. Из разряда тех, если бы я сейчас бросился перед этими мертвецами на колени и спел бы хвалебную оду какому-нибудь богу из древнего пантеона. Мол, приди, боженька, грохни по мертвым рыцарям огненным молотом. А я тебе потом свечку на алтаре поставлю. Или даже две свечи, если всех мертвецов убьешь.

Тяжелый клинок ударяет Эквитея в плечо. Слышится хруст, но судя по звуку, ломается не кость, а трескает наплечник. Король воет от боли и отбрасывает нападающего ударом кулака в переносицу. Повторный хруст. Вот тут уж точно сломалось кое-что существенное.

– Сколько мы убили? - слабо спрашивает монарх. Он едва ворочает мечом и все больше наваливается на меня. Теперь мне приходится не только отбиваться самому, но и придерживать короля на ногах.

– Всего экземпляров сорок… - воздух горит в груди. Тяжело дышать, до боли. Сердце стучит как перегретый мотор. В животе бурлит горячая смесь из бойцовского рвения, ужаса перед смертью и сожаления. Подумать только, моя потенциально блестящая карьера закончится на каком-то гнилом болоте посреди малоизвестного варварского мира.

– Мало, - угрюмо суммирует Эквитей. - Неужели вот так и помрем?

Я не отвечаю. Пригибаюсь, пропускаю над головой чужую сталь и бью в ответ. Еще один полуживой труп валится под ноги с изрядной дыркой в груди.

У Слимауса отобрали весло и порубили инструмент в мелкую щепу. Парень стоит на коленях и трясет головой. Нет, молодец парень. Он не просит у врагов пощады - просто получил куском полена по голове. Над его шеей поднимается широкий клинок, зеленоватый от тины. Я с ужасом понимаю, что сейчас наш "звездный компас" умрет. А следом за ним и все мы.

Внезапно мертвецы расступаются. Двуручные мечи останавливаются, словно принадлежат нерушимым статуям. Мы устало переводим дух и готовимся к очередным сюрпризам.

Я подозреваю что сейчас будет. И оказываюсь прав.

На плот, верхом на пожелтевшем от времени скелете лошади, въезжает предок Эквитея. Вблизи он выглядит еще более мерзко чем издалека. Оскаленная застывшей злобой физиономия яростно смотрит на меня единственным глазом. Остатки шлема с тонкой драгоценной короной насмешливо блестят. Словно бы говорят: пришел твой последний час. Молись, оборотень-оперативник, не справится тебе с мертвыми рыцарями этих земель.

Конь подъезжает поближе, расталкивая мертвецов. Гуга Одноглазый наклоняется к нам. Из соединений его доспеха льется тухлая вода, вываливаются комки вековой грязи. Некоторое время умерший король смотрит на меня, затем на Эквитея. Взгляд мельком скользит по съежившейся Харишше и обессилено развалившемуся на бревнах Слимаусу. Затем голова Одноглазого опять поворачивается к нам.

Рот древнего завоевателя раскрывается, оттуда вылетает комар. Известно, что комары создают себе гнезда в болотистой местности, но живут где посуше. Оскаленный рот, полный кривых трухлявых зубов, разверзается словно портал в Подземное Царство.

– Что ж ты наделал, сопляк?! - вдруг заявляет Гуга. Он смотрит прямиком на меня.

– Я?… - спрашиваю изумленно. - А что я сделал, извольте? Мы только вчера прибыли.

Конь фыркает и наклоняет голову. При этом широкая лобовая кость коня прижимается к моему лбу. Пустые конские глазницы угрожающе пялятся прямо мне в душу.

– Не могли бы вы… э-э-э… объясниться? - задаю еще один вопрос.

– Слишком широкие плечи как на моего наследника-то, - трескучим голосом отвечает Гуга. Он разговаривает глухо, словно бы большую металлическую бочку до отказа набили булыжниками, а затем потрясли. - Или мамка сгрешила?

Я развожу руками. Мол, не знаю ничего ни о мамкиных грехах, ни о ширине плеч возможного наследника. Поскольку этим самым наследником не являюсь.

– Не ты ли будешь Стусей Первый-то? - трещит глухой бас.

– Не буду, прошу меня покорно извинить. Перед вами другой потомок - Эквитей Второй. Тот, который в походной короне…

С этими словами бесцеремонно выпихаю вперед монарха.

– Второй Эквитей? - озадаченно интересуется Гуга. Говорит покойник старым сельским говором. В своей истории Эквитей не рассказывал о предке таких занятных нюансов. - Это ж когда успели наплодиться-то?

Законный король благоразумно молчит в ответ. Понимает, что лучше дать выговориться покойному предку.

– Вернусь в замок и мамку на кол посажу! - решает Одноглазый.

– Не надо на кол! - решается Эквитей. - Стусей Первый - мой дед. Потом королевством правил отец - Бандрес Пятый, а за ним уже и я…

– Вот как, - размышляет вслух покойник. - Это же сколько годков прошло-то?

– Древние премудрые легенды говорят, что целых долгих сто лет, - отзывается вдруг Слимаус. - Но верить им безоговорочно нельзя. Если быть точным, досточтимый Гуга, то прошло не меньше полторы сотни лет.

– Помпезность его когда-нибудь погубит, - притворно стонет Эквитей.

– Тебя никто не спрашивал-то, чернь! - рявкает Одноглазый на Слимауса. - Если захочу, скажу: пляши, шут гороховый. И будешь плясать, трясти своим колпаком-то.

– Это не колпак шута, - пытается возразить звездочет. - Это официальный головной убор придворного астролога.

Гуга игнорирует Слимауса, будто перед ним не парень, а кусок компоста.

– Потомок… - в голосе мертвеца отчетливо проступают нотки грусти. - Совсем не экономишь-то… Держишь при дворе всяких шарлатанов…

– Э… - Эквитей краснеет и прячет глаза. - Предсказания очень помогают в боевых действиях.

– Угу, - заключает Гуга, в лексиконе которого напрочь отсутствует слово культура. - Этот сопляк-то тебе предсказывает кому сегодня яйца отрежут, а кому завтра?

– Ну, - теряется король. - Не все так просто.

– Убить эту собаку звездную? - размышляет Одноглазый. - Дело-то нехитрое. Заодно и казну-то слегка облегчим. Не будешь поди нести эти… как их… затраты на выплату… этого-то… роялти… сему смердящему…

– Не надо меня убивать, - молит Слимаус. - Без меня они дорогу не найдут.

– Почему не найдут-то? - удивляется Гуга. - Из болота я их выведу. Но…

Он умолкает, в черном провале единственного глаза угадываются нотки тяжелого размышления. Взгляд покойника направлен на остолбеневшего от изумления Эквитея.

Одноглазый рывком соскакивает с коня и резво подпрыгивает к владыке Преогара. Секунду он смотрит Эквитею прямо в глаза.

– Знаешь, - говорит о грустно. - А ведь ты нас разбудил-то…

– Я тут не при чем, - лепечет король. - Меня жена обманула!

– Баба-то?! - грозно хмурится глаз мертвеца. - Ты позволил какой-то там бабе себя обмануть?!

– Ну…

– Вот это я понимаю! - вдруг хохочет Гуга и по-дружески хлопает Эквитея по плечу. - Это у нас семейное-то!

Я припоминаю, что король мимоходом рассказывал, будто жена Одноглазого была та еще особа. У деда Эквитея, Стусея Пятого, насчитывалось около двух десятков незаконнорожденных братьев и сестер. Причем только Стусей мог похвастаться общей кровью с Гугой. Остальных воспитывали конюхи, пажи и обычные крестьяне. Да уж, невольно возникают параллели с любвеобильной Хатланиэллой.

– Разбудил ты меня, наследничек, - печально сообщает мертвец. - Из-за тебя начался конец света-то. Наша с тобой кровь всколыхнула древние чары. И мне теперь тебя убить надлежит…

Гуга тянется к рукояти меча. Еще парочка секунд и голова Эквитея отправится в трясину. Это надо как-нибудь решить. Я делаю шаг вперед, но король Преогара меня опережает.

– Может договоримся? - дрожащим голосом интересуется действующий монарх.

– Это как? - в голосе Одноглазого бурлит нескрываемая заинтересованность.

– Я слышал, у тебя некоторые затруднения с финансами…

– И шо?

– Денег дам…

– Деньги за собственную душу-то?

– Много денег.

– Сколько много-то?

Эквитей негнущимися пальцами шуршит в поясном кошеле. Его лицо стремительно бледнеет и я даже беспокоюсь, чтобы монарха не хватил сердечный приступ. Опускаю глаза и вижу, как из громадной дырки в кошеле показывается грязный ноготь короля.

– В драке порвали… - шепчет монарх. Он лихорадочно шарит взглядом по бревнам. Но там не лежит и малейшей монетки.

– Нет денег, стало быть? - будничным тоном справляется мертвец.

Эквитей сглатывает и отрицательно мотает подбородком.

– Ну, нет денег - нет договоренности, - вздыхает Гуга.

Он уже наполовину извлекает меч, когда король пугает окрестности счастливым выкриком.

– Нашел! - орет Эквитей. - Проводнику готовил и засунул за отворот перчатки… Не пригодилась тогда - пригодится сейчас…

В его руке поблескивает полновесная золотая монета.

Алчность так и прет изо всех прогнивших дыр мертвеца. Он протягивает скрюченные пальцы и хватает золотой. Вертит его, пробудет прикусить гнилыми пнями зубов. Лижет металл набухшим черным языком.

– Договорились! - заключает Гуга. На этот раз в его рокочущем голосе искрится настоящая радость. - Где ж ты был, внучок, когда мы этой канавой болотистой перебирались-то? Если бы нам денег хватило, мы бы дракона поимели-то… Как догадался-то, что на болото надо с деньгами идти?

Эквитей пожимает плечами:

– На твоем примере обучен. Наслышан и о твоих подвигах, и о Проводнике.

– Ох, попался бы этот покруч мне в руки-то! - мечтательно говорит Одноглазый. - Уж я бы его…

– Вот он, - толчком ноги выкатываю тело Проводника.

Гуга некоторое время смотрит на погибшего духа болот. Он просто сияет от счастья. Наклоняется над трупом и от всей души пинает его под ребра.

– Надеюсь, вы его долго мучили? Этого ублюдка трясины? Скажите, что долго. Ну скажите-то!

– Не очень, - говорю честно. - Умер от удара веслом по голове.

– Башку, сталбыть, раскроили… - как сытый кот мурлычет Одноглазый. - А мне он говорил, что погибнуть не может-то…

– Мы тоже так думали, пока Слимаус не угостил его по черепку.

Гуга резко поворачивается к звездочету и, недоверчиво склонив голову, смотрит на парня.

– Беру свои глаголы обратно, - говорит он Эквитею. - Удвой этому портку заработную плату-то. Хорошее дело парень сделал.

– Спасибо, - несмело улыбается астролог.

– Не убью вас теперь-то, - заявляет Одноглазый. - Но при условии.

– Готовы слушать.

– Ты, внучок, знаешь наверное, что через неделю солнце рухнет? - морщится покойник. - Если убить всех причастных, то чаша сия нас минует.

– Знаю.

– Сможешь с этой бедою разобраться-то? - серьезно вопрошает Гуга. - За неделю-то сможешь?

Эквитей почесывает подбородок и смотрит прямо в единственный глаз предка.

– Больше некуда деваться. Придется либо предотвратить конец света, либо самим умереть.

– Похвально сие, - кивает Одноглазый. - Договор таков. Если сумеешь остановить напасть, то не приду за тобой. Но ежели неделя пройдет, в тот же миг предстанет пред тобой моя рать. И порубим тебя, ясен пень, на куски…

– Понятно, - Эквитей хмурится и сплевывает. - Раньше хоть две недели оставалось для маневра. А теперь неделя…

– Именно неделя, - подтверждает мои опасения Гуга. - Какое-то чародейство ускорило этот… как его… процесс.

Пораженные этой новостью, мы готовимся к отплытию. Мертвые рыцари медленно уходят под воду. Покойный монарх остается с нами - хочет немного поговорить с Эквитеем, разузнать о судьбе государства и заодно помочь отыскать отсюда выход.

– Долго мы тут петляли, - говорит он. - Но добирались до Пустой горы с большим трудом. Но не будем о старом-то, внучок. Поведай-ка лучше о делах государственных.

Мне удалось выломать два длинных березовых ствола и мы со Слимаусом, словно баграми отталкиваемся от болотного дна. Плот медленно плывет, рассекая грязные волны, поднятые погружающимися рыцарями. Утомленная последними происшествиями Харишша уснула. Она свернулась калачиком возле Прасса и укрылась полой его грязного плаща. Осел приходит в себя и перепугано всхрапывает. Приходится повторно стукнуть его между глаз. Я орудую шестом и с интересом прислушиваюсь к негромкому диалогу двух монархов.

Одноглазый спешился и уселся рядом с Эквитеем, прислонившись спиной к ноге конского скелета. Он расспрашивает потомка обо всем, что произошло за последние столетия.

Но ведь каков Гуга! А думал, что он станет задавать вопросы о жизни своих детей и внуков. Но его интересуют лишь политика и деньги.

– Что с моими землями-то? - вопрошает покойник.

– За это время границы не слишком расширились. На севере часть державы отвоевали варвары…

– Проклятье! - ревет Одноглазый. - Какой подлец разрешил им это сделать?

– Кхм, - пытается успокоить его Эквитей. - У прадеда не было другого выхода. Ты пропал и оставил пыльную казну совершенно пустой. Пришлось продать большинство нарядов прабабушки…

– Печально, - вздыхает Гуга. - Кто ж знал-то, что мы от дракона не вернемся. Так что там с границами?

– Север, конечно, неприятно. Но кроме двух торговых трактов там нет ни полей, ни хороших охотничьих угодий, - продолжает король. - Потому я не посчитал умным идти на их завоевание. Тридцать лет назад я пошел с войсками сначала на запад, а потом на юг. Захватил Триниллин, а потом отхватил изрядный кусок Каплаута и Темного края. Теперь восточный кордон проходит по Быстрому ручью, а запад заканчивается Морской рекой и Твердым озером.

– Вот это по мне! - хвалит потомка Одноглазый. - Поди неплохо погулял с дружиной-то? Не могу поверить, что тебе Триниллин поддался. Тамошняя графиня-управительница изрядно попила мне кровушки из казны, когда я договаривался с ней о будущем браке своего сына. Проклятая стервица! Ей целых десять золотых за рядовую принцессу предлагали, а она ни в какую. Моя рать целых два месяца держала тупых принцессок в осаде. Но не поддались подлые. Только издевались со стен и кукиши показывали…

– Мне они тоже изрядно надоели, - признается Эквитей. - За "пристройку" Мэлами хотели целых десять возов серебра.

Гуга присвистывает, понимающе покачивая подбородком.

– И где я эти десять возов возьму, если два рудника ушли кукушке в гнездо только на вооружение придворной охраны.

– А какого ослиного органа ты серебро в оружие совал-то? - журит Одноглазый. Внезапно его око сверкает. - Впрочем, довольно мудрый выбор, учитывая…

– Что?

– Не хочу говорить об этом… Срамота…

– Ваше высокое величество, - обращаюсь к покойнику. - Нам необходимы любые, даже самые срамные факты из истории Преогара. Любая информация способна помочь нам в деле с падающим светилом.

Пустая прорва глаза смотрит на меня. На грубом лице, пятнистом от трупного яда и мула, читается раздумье. Гуга поднимает руку и скрюченными пальцами почесывает подбородок. Грязные ногти глубоко вонзаются в сухую кожу, она шелушится и падает на плот невесомыми перышками.

– Была у меня одна ведьма. Говорила, что из другого мира. Прилетела ко мне в какой-то розовой ступе. С цветочками… И глаголет мол, у нее в нашем государстве какая-то работорная работа…

– Лабораторная-то? - копирую манеру речи Одноглазого.

– Точна! Бораторная. - радуется он. - Говорит сия ведьма, же хочет взять у меня немного королевской крови. Ну а я ей, знамо, отвечаю, чтобы катила свою задницу откуда пришла. В подтверждение слов своих луплю бабку по темени мечом. Ненавижу ведьминское отродье. Слегка прорубил, думаю, все - окочурилась. А стервица старая встает как ни в чем не бывало. И лыбится, дурная. Глаголет, же ее только серебром убить можно…

– Занятно, - я раздумываю над тем, что надо бы найти неизвестную ведьму. Речь, несомненно, про уроженку Валибура. Значит союзница в виде землячки мне не помешает. Вот только почему она, глупая, про серебро распространялась? Небось, не оперативный сотрудник, а кто-то из НЭАДеКВАТА, Ново-Экономической Академии Державной Культуры Валибурской Ассамблеи Технологических Академий. Кто еще в здравом уме будет рассказывать о таких опасных вещах?…

– Слышу-то про серебро, - продолжает Гуга, - и тянусь к подсвечнику. Думаю, гэпну ее по тыкве, и все пройдет. А она мне говорит, же денег даст за баночку крови. Предлагает целый мешок золота! Я едва не роняю слезу-то. Известно, какие неприятности с казной… А тут это старье в цветастом платьице и со ступой. Ну, и даю-то этой бабке пинту-другую своей кровушки. Она собирает все в большую банку, рассчитывается со мной по долгам и улетает. Больше я ее не видал, бабушку эту.

Значит ведьма кровью интересовалась. Не иначе, проводила исследования на тему королевского иммунитета к колдовству.

– Вы эта… - говорит Одноглазый. - Если бабку ту увидите - спросите, не нужна ли ей кровь покойного владыки.

– Обязательно, - соглашается Эквитей.

– А теперь поведай, внучок, - вопрошает Гуга, - как у тебя дела с налогами-то?

– Все нормально, - оптимистично отвечает король. - На эту тему могу говорить бесконечно.

Я вспоминаю, что он является реформатором и главным идеологом какой-то новой системы налогообложения.

– Итак, - начинает монарх. - Каждый житель Преогара облагается двойным налогом.

– Две мзды-то? - ахает Одноглазый. - Молодец, внучок. Ну-ка, ну-ка, поведай, поведай…

– У нас есть три вида налогов: пеший, конный и торговый. Каждый год казна пополняется следующим образом. Десять мелкушек взимается с пешего гражданина, сребринка с одного коня, полторы сребринки с двух лошадей, то бишь с воза - это я такую скидку придумал.

– Хорошо, - довольно суммирует Гуга. - Скидку делаешь со дворцовой стены, или просто в ров бросаешь-то?

– Нет, делаю скидку в виде меньшего налога, если человек обладает парой коров или другого скота. Это делается, чтобы селяне не взбунтовались. Еще начнут кричать о разорении… Или, еще хуже, станут требовать домкратии и затеют революцию…

– Да ты что? - волнуется Одноглазый. - Неужели и при тебе домкратия щупальцы свои грязные показывает? А я, старый дурак, думал-то, что уничтожил вольнодумство на корне еще при жизни.

– Эта зараза похуже сорняка, - соглашаюсь с покойником. - Вырви одного демократа, и на его месте тут же появится два новых да еще и с правозащитником в охапку.

– Тяжко живете, - заключает Гуга. - При мне все домкраты и пузатая адвокатура сидели в застенках.

– Эх, - тяжко вздыхает Эквитей.

– Ты вот что сделай, внучок, - советует Одноглазый. - Поставь вдоль самой длинной дороги ряд виселиц. И на каждой повесь табличку "Место для домкрата". Поди революционеров-то поубавится.

– Хорошая мысль! Поразмышляю на досуге. - Глаза монарха светятся истинным негодованием демократической несправедливостью. Но продолжу. Так вот, каждый конный рыцарь в год выплачивает золотой, каждый пеший мечник - сребринку. Торговцы платят десятиной со стоимости каждого воза…

Дальше они вникают в подробности фискальной политики и я не прислушиваюсь. Успокаивающе обнимаю Харишшу и шепчу ей на ушко какие-то глупые комплименты и байки из оперативной жизни.

– Ой, покойники опять лезут, - вздрагивает некромантка. - Кажется, это мои хуторяне.

Возле плота выныривает прогнившая башка какого-то мертвеца. За ней из-под тины и осоки показываются остальные двадцать девять подгугиневцев.

– Ты его, внученька, не боись! - гордо изрекает Гуга и пинает всплывшего зомба в оскаленную харю. Голова с бульканьем скрывается в трясине. - Мои воины их попридержат.

Из воды действительно высовываются несколько сотен рук. Они хватают хуторян за ноги и шеи, тащат ко дну.

– А нельзя попросить, чтобы зомбы там и остались, на дне? - умоляющим тоном спрашивает Харишша.

– Нельзя, - Одноглазый отрицательно отмахивает ладонью. - Мертвые друг с другом не воюют - закон природы.

– Еще бы они с живыми не воевали, - грустно раздумываю вслух. - Кто бы такой закон придумал…

– Нельзя, - отвечает Гуга. - Мы со дна и так поднялись из-за вашего вмешательства. Вот ты скажи, - обращается он к Эквитею. - Зачем на старой кошелке женился-то?

Плечи потомка поникают словно паруса в безветренную погоду.

Покойник игнорирует раскаяние короля. Он рассказывает о некоторых забавных фактах из своей биографии.

– Слушай, - наклоняется он к монарху. - Давай утопим твоего звездочета?

– С чего бы это? - пугается Эквитей. - Мне этот парень жизненно необходим. К тому же он в последнее время зарекомендовал себя с лучшей стороны: не трусит, дорогу указывает…

– Видишь ли, внучок, - щелкает языком Одноглазый и говорит заговорщицким шепотом. - Боюсь я этих предсказателей-то. Мне когда-то один звездун сказал, что однажды я встречу своего далекого потомка.

– Да ты что!

– Угу… И сказал он, что один из нас, то есть либо я, либо потомок, погибнет. А произойдет все это во время конца света.

– Занятно, - корчит кислую рожу король. - Ты потому меня убить хотел?

Гуга кивает и хлопает Эквитея по колену.

– Но ты же мне заплатил. К тому же вы убили болотного духа, который нас держал в этой вонючей выгребной яме. Теперь наши души свободны-то…

– Как же я рад! - монарх восхищенно перебивает предка. - Невероятно рад!

– … Но погоди радоваться-то, - мрачно заявляет Одноглазый. - Мы еще неделю посидим в этих местах. Если за это время не справишься с солнцем, придется тебя убить.

На Эквитея внезапно нападает икота. Простудился, видимо, когда меня из трясины вытаскивал. Несмотря на летнюю пору, в здешних местах не так тепло как хотелось бы.

– Ну а пока что я вас провожу и покажу путь к Пустой горе. Кстати, что вы там забыли-то? Неужель этот подлый дракон с Теплым связан?

Монарх рассказывает предку о том, что мы собираемся воскресить Тугия.

– Этого прыщавого недоноска?! - восклицает Гуга. - Видал я его. Он когда-то приходил, спрашивал, каким образом обойти магические ловушки в подземельях горы.

– И как?! - выдыхаем вместе с Эквитеем.

– Не скажу. И не просите-то, - твердо отказывает Одноглазый. - Я вона Тугию уже сказал. Он потом сюда в виде духа прилетал. Благодарил сердешно…

Понятно. Не буду доставать мертвеца глупыми вопросами. Надеюсь, что доберемся до подземелий без лишних приключений и по дороге мне удастся покормить "Каратель". Будем надеяться, что волшебное полиморфоружие и мозгомпьютер Клинны позволит обойти здешнюю допотопную магию.

Покойник и король вновь ударяются в длительные размышления на тему налогообложения. Их разговор настолько скучен и монотонен, что я ложусь головой Харишше на колени и на некоторое время засыпаю.

Когда сновидения уходят и мои глаза открываются вновь, небо над трясиной уже багровеет и поблескивает вечерними звездами. Все вокруг окутывается желтоватым туманом. Вонь усиливается до такой степени, что привычная к трупным испарениям некромантка даже прикрывает нос белоснежным платком. И как она умудряется содержать эту деталь гардероба в такой чистоте? Не иначе как с помощью магии.

Вечерняя прохлада пробирается под комбинезон. Кожа покрывается пупырышками, я сутулюсь от холода и прижимаюсь поближе к Харишше. Девушка не сопротивляется. Наоборот, ласковая ладошка нежно гладит меня по небритому подбородку, пальчики ерошат мои короткие волосы. Я улыбаюсь и щекочу ее за талию. Она смеется и внезапно наклоняется. Поддавшись внезапному порыву, приподнимаю голову. Спустя несколько длиннейших мгновений, которые кажутся сладкой вечностью, я понимаю, что мы упоительно целуемся.

Она обнимает меня за шею, притягивает к себе. Пухленькие губки едва касаются моего рта, юркий язычок ласкает мне небо. Как чудно, какое неземное наслаждение! Руки переплетаются, я заваливаю девушку на бревна. Она взвизгивает - шлем Прасса упирается ей в бедро. Приходится подняться.

С удивлением мы замечаем, что за нами следит пять глаз. Именно пять - пара Эквитея, два хитро прищуренных ока Слимауса и насмешливый огонек внутри пустой глазницы Гуги.

– Голубки, - кряхтит Одноглазый. - Как же приятно быть молодым-то.

– Я примерно вдвое старше тебя, старичок, - угрюмо сообщаю покойнику. - Но как самый взрослый среди этих мальчуганов, - указываю на смущенного звездочета и улыбающегося короля, - мог бы посоветовать им повернуться к нам спиной. Только не говори, что занимался амурными делами в присутствии придворных.

– Как же, как же, занимался-то! - довольно изрекает Гуга. - Зимними ночами весь мой двор вместе со скотиной ночевал в большом тронном зале. Какие были моменты…

Извращенцы средневековые. Это же видано, ночевать рядышком с потными ишаками и немытыми фрейлинами!

Смущенная Харишша краснеет и садится, обхватив колени, на краешке плота.

– Ну, заговорился я с вами, - говорит Одноглазый. - Мы и так лишних четыре часа блуждали.

Он вскакивает в потертое седло и пришпоривает коня. Скелет лошади раскрывает рот в беззвучном ржании и скрывается в трясине. Поднимаются высокие каскады брызг. Мутная водица окатывает нас с головы до пят.

– У вас неделя, отроки, - доносится на прощанье.

– Вот же… - ругается Эквитей. - Мерзкий труп! Расспрашивал о делах фискальных и ничего не сказал, что водил нас кругами!

– Брось, - успокаиваю короля. - Что с мертвеца еще взять-то?

Услышав приставку "то" к последнему глаголу, монарх яростно сопит и сверкает глазами. Небось считает, что я над ним насмехаюсь.

Не обращаю на короля никакого внимания. Плот приближается к высокому берегу. На краю трясины темнеют кривые стволы деревьев. За ними виден крохотный лоскут поля и обрубленная сбоку громада Пустой горы. Дальше алеет закат, бешеное солнце устало подпрыгивает над горными пиками, украшая их в розовые тона.

– Будешь оживлять Проводника? - спрашиваю Харишшу. - Хоть из трясины мы выбрались, но этот трупик может показать черный вход в подземелья горы.

– Смогу, - неопределенно отвечает некромантка.

Девушка встает на колени перед убитым духом и делает несколько пасов ладонями над его грудью.

– Помочь? - интересуется Слимаус.

– Отвернитесь, - командует Харишша. Не дожидаясь, пока мы подчинимся, она снимает свое бесформенное платье. Черная ткань шуршит и стелется на мокрые бревна плота.

Король и звездочет слушаются и взирают в сторону Пустой горы. Я поворачиваюсь только слегка и через плечо смотрю на девушку. Пожираю глазами ее изогнутую спинку, пялюсь на плавные ямочки над бедрами. Как же мне сейчас ее хо…

– Какие люди к нам пожаловали! - доносится вдруг довольный голос из темноты. - Никто не желает познать любовь одиноких мужчин из дальних земель?

– Симиминийцы, - обреченно выдыхает Эквитей. - Кажется, это голос Большого рункура.

В подтверждение этих слов из-за деревьев дружелюбно вылетает пылающая стрела. Она вонзается в бревна рядом с моим сапогом. Над болотом и полем раздается громкий вопль множества глоток:

– За Кутлу-Катла! А-а-а-р-р-р-а-а!

Чувствую, что дело пахнет не просто серебром, а полным серебряным песцом, легендарным врагом всех оборотней.

Огненные стрелы барабанят по плоту, хлюпают в трясине. Последние крохи энергетического запаса "Карателя" отбивают несколько снарядов. Затем защитный полог исчезает и я вскрикиваю от боли.

В левой стороне груди у меня торчит длинное древко. На вечернем ветру трепещет черное оперение.

Глава посвящается Алексею Глушановскому на День его Рождения!