ГЛАВА 10

Полумрак камеры вальяжно стелился на полу, тенями проникая во все отверстия и клубясь по углам. Стражники перекидывались в карты, изредка перебрасываясь короткими фразами, факелы ровно мерцали, но больше усугубляли ощущение мрака, чем освещали что-либо. Тени под ними колыхали, как живые, и вон ту, на стене, можно было бы принять за чью-то когтистую лапу.

Настроение в углу, где на соломе сидели друзья, было мрачным: прошел день, а Дарен так и не вернулся. Яромир подбадривал остальных, говорил, что его высочество — мужик умный, и вряд ли пригласил Дара только для того, чтобы потом отправить на виселицу. Несколько раз шатренец порывался прорваться к нему же, но стражники лишь ухмыльнулись и спросили, а не надо ли ему, Яромиру, саму королеву в постель. Веля почти неподвижно просидела в углу, сверкая глазами и как будто все время к чему-то прислушиваясь. Ждан попытался пару раз ее как-то расшевелить, но девушка лишь невежливо огрызнулась, что ей было совсем не свойственно, и попросила не лезть туда, где ему медом не мазано.

Но когда наступила ночь, и отовсюду стал слышен угнетающий храп, Яр засомневался в своих собственных предположениях и гипотезах. И даже ему стало не по себе. О чем так долго можно "беседовать"? Поэтому, то, как Велимира вдруг себя повела еще через час, после начала его тревоги, не было такой уж неожиданностью.

Девушка вдруг медленно встала, бросилась к решетке, потом метнулась к стене под непонимающими взглядами друзей, стукнула по ней кулаком, затем снова к чему-то прислушалась… После чего безвольно осела на пол с расширившимися от ужаса глазами.

— Что? — коротко спросил Яр, вскочив на ноги.

— Я. Его. Не чувствую, — неживым голосом сказала Веля, во взгляде которой не осталось и намека на разум: паника смешалась с ужасом, и поглотила Велимиру без остатка.

— Кого? — вклинился Ждан.

— Дарена.

— Это плохо? — уточнил парень.

Девушка, не видя собеседников, еще тише прошептала:

— Я его не чувствую…

— А раньше ты чувствовала? — напряженно поинтересовался Яромир, пытаясь побороть признаки паники у подруги и заодно разобраться в ситуации, — как?

— Чувствовала. Как… ниточку, — девушка подумала и чуть тише добавила: — светящуюся ниточку.

Веля моргнула, и по ее щеке покатилась слеза. Ей не хотелось думать, не хотелось вообще ничего, но подлые мысли все равно лезли в голову, с садизмом разрушая все то, что Велимира выстроила в себе за эти годы.

— Почему ты плачешь? Что случилось? — забеспокоился Ждан, — кто-нибудь может мне объяснить?

— Веля, — тихо сказал Яр, — ты уверена?

Он-то прекрасно понял, что могло значить то, что девушка перестала его чувствовать.

— Да-а, — по-детски всхлипнула чаровница и посмотрела на него такими жалобными глазами, что не устыдился бы только мертвый, — Яромир, за что они его? Что он им всем сделал? Они же даже камнем не смогут воспользоваться… ну почему, почему они?..

Шатренец положил ладонь ей на плечо, легонько сжал его, а потом успокаивающе сказал:

— Может быть, ты ошибаешься. Мало ли что могло произойти?

— Да в чем ошибается? — не выдержал Ждан, ничего не понявший из этой странной беседы: нитки какие-то, камни…

— В том, что Дарена убили, — запредельно спокойным голосом пояснил Яр и снова повернулся к девушке: — Веля, подожди. Давай немного порассуждаем.

Разум Яромира отказывался воспринимать смерть друга как данность. Да и просто отказывался воспринимать. Не мог, ну не мог этот изворотливый тип вот так просто взять и умереть!

— Я не хочу, — попыталась возразить чаровница, но ее возражения шатренца не интересовали.

— Когда он валялся тут, отравленный, ты его чувствовала?

Велимира кивнула и снова сморгнула слезу.

— Хорошо. А эта "ниточка"? Была она? Так же светилась? Или как-то иначе? Вспомни.

— Была… — девушка честно попыталась вспомнить, как она светилась, — но светилась… не знаю, вроде, не так сильно, но точно не помню. Да и какое это имеет значение? Сейчас ее вообще нет! Она не погасла, Яромир. Она — исчезла. А это может значить только одно…

Веля снова замолчала.

— Может быть, ты ошибаешься? Даже если бы его убили профессионально, предсмертная агония длилась бы несколько пылинок. Что-то не сходится. Мне кажется, "ниточка" должна была сначала потускнеть, а потом уже исчезнут насовсем… Как ты думаешь?

— Не знаю, — тихо ответила она и пожала плечами, боясь надеяться раньше времени, — наверное…

Яромир почти успокоился и посмотрел на Ждана:

— Думаю, нас кто-то хочет обдурить.

И как-то плохо пытаются. Надеются на неграмотность Вели? Или это просто ловушка?

— А зачем? — поинтересовался парень, которого почему-то тоже не обрадовала возможная кончина Дарена: сказать по-честному, он и сам не вполне понимал, почему.

— Знал бы я, — отрешенно отозвался Яр.

— Надо выбираться отсюда, — подвел итог Ждан.

— Сейчас надо спать, — возразил шатренец и продолжил: — если нас дурят, то слежка за всеми ведется первостатейная. А если же нет…

Он пожал плечами, и друзья сами догадались, что концом фразы было: "то уже и нет смысла его искать".

Утро началось с публичных извинений стражи, конкретно тех, кто их повязал, и закончилось тем, что ошарашенные таким поворотом дел друзья оказались на улице, залитой солнцем где-то к полудню. Правда, о Дарене никто и словом не обмолвился.

Жажда деятельности кипела в каждом, но что конкретно делать — никто не знал, поэтому для начала все направились в гостильню, потому как хоть за душой и было почти что ни гроша, но есть хотелось просто жутко. Шатренец, задумавшись заказал три кружки биры вместо двух и два блюда вместо трех, и в результате Велимира чуть не осталась без обеда. Ситуацию спас Ждан, вовремя заметивший этот беспредел. Ждану, немного опьяневшему от чувства свободы, казалось, что самым разумным было бы слинять из столицы как можно скорее; Яромир, наоборот, хотел задержаться и кое-что выяснить (что — он никому почему-то не сказал); Веля просто молчала, ибо не хотела встревать в очередную перепалку, чтобы ненароком не попасть под горячую руку.

— Да какая, к лысой лошади библиотека! — распалялся Ждан, потряхивая кулаками, — бежать нам надо! И поскорее, пока другие охотники за нашими головами не спохватились!

— Ты дурак, Ждан, — спокойно отвечал Яромир, — подумай сам: зачем его высочеству нас освобождать, чтобы потом обратно сажать?

— Да дьябол его знает! А вдруг он просто надеется, что мы его приведем к тому, на что он рассчитывает? Папенька-то у него…

— Помолчи. Ты не думал, что интересы ненаследного принца могут идти вразрез с интересами вашего кралля?

— Не думал, — огрызнулся Ждан.

— Советую попробовать. Говорят, помогает.

— Да я тебя сейчас…

— Что? — деловито уточнил Яр, которому этот белобрысый уже успел до печенок надоесть.

Парень засопел, видимо мысленно перебирая те варианты, в которых он одержит победу, потом вспомнил драку в камере и так и промолчал.

Веле тоже вспомнилась драка, и она тут же виновато подскочила:

— Ой! Я совсем забыла, у тебя же…

— Ну ты хоть помолчи? — вяло отозвался шатренец, допивая третью кружку и игнорирую возмущение парня, — и без вас тошно.

Ну не объяснять же ей, что ему совсем бы не хотелось видеть ее кошкой?! Даже если это все неправда, незачем рисковать.

Велимира же послушно замолчала, решив его полечить ночью, втихомолку, а вот Ждан не стерпел и ехидно спросил:

— А чего это тебе тошно? Ты вроде как к кому-то идти собирался…

— Заткнись. Обойдусь без твоих напоминаний, — он встал и все-таки направился к выходу.

Веля было бросилась за ним, но тот жестом остановил ее, и девушка понуро вернулась к своему столику, на котором стоял недоеденный и уже остывший ужин.

Парень молчал несколько пылинок, а потом сделал громкий вывод, что на шатренца плохо повлияла дружба с Дареном. Девушка погрустнела еще больше и пробурчала что-то о пьяных мужиках, одних из которых тянет в сон, а других почему-то на подвиги. Ждан пожал плечами, допил то, что оставалось в его кружке после глотка Яромира, и спросил:

— Что будем делать?

Веля помедлила с ответом, а потом бросила:

— Ждать.

— Здесь?

— А где еще?

— На нас и так уже подозрительно косятся, — проворчал парень, — а если мы тут еще просидим с побег… Да он, в конце концов, может, просто по бабам направился, и хрен сюда после своих подвигов заявится.

— Да что ты понимаешь! — взъярилась вдруг девушка, — если у тебя все мысли ниже пояса, это не значит, что у всех остальных — тоже!

Сказано это было достаточно громко, чтобы услышали все присутствующие.

— Ты чего? — удивился парень.

— Ничего!

Чаровница пулей вылетела за дверь и побежала по улице, толком не разбирая дороги.

Одни говорят, что русалок не бывает. Другие боятся входить в воду после дня Водославы, чтобы не оказаться на дне навеки. Третьи верят, что русалки существуют, но уверены, что бояться их незачем…

И те, и другие, и третьи были неправы. Яромир мог это сказать с такой же точностью, с какой утверждал, что на его руке — пять пальцев. Но сообщать кому-либо эту ценную информацию шатренец не спешил: во-первых, надеялся, что при случае эту информацию можно будет продать подороже, а во-вторых одним местом чуял, что утечка пошла из-за стен Государственной Академии Чародейства. А ГАЧ таких вещей не прощала, и следы заметать умела лучше всех: потом бы никто и не вспомнил, что был на свете такой вот веселый парень Яромир со светлой копной волос…

Яр тряхнул вышеупомянутой "копной", которая сильно поредела после борьбы с колтунами, и, тяжело вздохнув, все-таки свернул в знакомый переулок. Фонари здесь не горели — коптили сквозь черные стекла, распуская вокруг себя мягкий оранжевый свет. Тишина стояла — было слышно, как ветер шумит по углам.

Здесь ничего не изменилось с тех самых пор, как его ноги касались этой улочки последний раз, шесть лет назад…

"Боги, боги, — изумленно думал шатренец, подходя к знакомому двухэтажному домику, зажатому между двумя большими соседями, — сколько времени прошло, а здесь все также…"

В нерешительности он застыл перед низкой дверью, порывисто дергая кулаком, чтобы постучаться, и так же отдергивая его. Мысли рассеянно клубились в его голове вязким туманом и коварно шептали: "А вдруг она уже здесь не живет? Вдруг что-то случилось, а ты так и не узнал? Вдруг она замуж вообще вышла?". Правда, после последней мысли Яромир рассердился сам на себя и все-таки постучался.

Звук утонул в дереве и пропал, будто бы дом поглотил его.

А тайна заключалась в том, что кроме русалок были еще и другие водные жительницы — ундины… По легенде, которую шатренцу однажды удалось раскопать в отцовских архивах, ундины — морские волны, обращающиеся прекрасными девушками с чарующими голосами. Наверное, именно из-за голосов их в одно время и принимали за русалок, пока и вовсе не забыли об их существовании, когда как ундины не были нежитью, они были… душой моря? На суше такие красавицы долго существовать не могли: море звало их обратно, предостерегая от опрометчивых поступков. Ведь своей души у девушек не было… Но легенда гласила, что ундина, хоть однажды познавшая любовь человека, обретет душу, но больше никогда не сможет вернуться.

Он впервые увидел ее мальчишкой, больше десяти лет назад. Увидел и позвал за собой, то ли попав под чары, то ли просто в качестве благородного жеста: ундину он и его друг отбили у трех пьяных матросов. Если бы они не были настолько пьяны, еще неизвестно, как бы все обернулось, а так… После ночи среди людей морская дева пришла к воде, но вода нее приняла ее.

Дверь со скрипом отворилась, и Яромир поднял голову, очнувшись от своих воспоминаний.

Она ничуть не изменилась: миниатюрная фигурка, осиная талия, маленькие ножки, прикрытые длинной юбкой по нынешней моде, бледные тонкие ручки, почти кукольные, длинные-длинные серебряные волосы, которых ласково касался тот оранжевый свет, идущий от ближайшего фонаря. Но самым удивительном в ней были глаза: бирюзовые, пронзительные, они ни пылинки не оставались такими же, и никогда из выражение не было одинаковым, как морские волны, никогда не повторяющие друг друга.

И врут все злые языки, не было у нее никакого рыбьего хвоста! Не было и быть не могло. Какие невежи смогли спутать утопленниц-полурыб с этими загадочными существами?

— Засмотрелся? — улыбнулась женщина и подала ему руку для поцелую, — заходи, коль пришел.

— Здравствуй, — голос дрогнул, как у мальчишки, а ундина уже снова открыла рот, и Яр поспешил заговорить снова: — нет, молчи, молчи, пожалуйста.

Женщина улыбнулась и поманила его пальцем в дом. Шатренец сделал глубокий вдох и вошел.

Дверь бесшумно закрылась за его спиной, и мужчина почувствовал себя так, будто попал в сказку: настоящую сказку с волшебными вещами, добрыми старушками-чаровницами и говорящими стихиями.

— Все говорили, что ты погиб, — сказала ундина, приглашая садиться за стол, на котором стояли две хрупкие чашки, наполненные фруктовым чаем, — но воду не обманешь.

— Ты говорила с водой? — попавший под чары Яромир, казалось, был только рад этому.

— Говорила.

— Я был ранен, — разоткровенничался шатренец и, прислушавшись к себе, добавил невпопад: — у меня голова кружится.

— Сейчас пройдет, не беспокойся. Ты же помнишь, мне все еще сложно… быть человеком.

Мужчина прикрыл глаза и постарался очистить свои мысли от навязанных образов, шуршащих и перешептывающихся, как море. И действительно, через пару волн ему стало легче и он смог, наконец, выговорить:

— Я помню, Мора.

Женщина улыбнулась, блеснув бирюзовыми глазами.

— Ты последовал моему совету, Яромир. Что же тебя мучает?

— Последовал, — серьезно кивнул тот, — но только сейчас понял, что поступил правильно. Спасибо.

Смех осенними колокольчиками разорвал наступившую тишину и пропал, будто и не было его вовсе.

— Титул и род — не такая уж великая цена за жизнь, правда?

— Правда, Мора.

Ундина посерьезнела и посмотрела ему в глаза.

— Чего же ты хочешь, Яромир? Ты знаешь, что сделать предсказание человеку я могу лишь один раз в жизни.

Яр напряг все свои извилины, силясь вспомнить, зачем же он пришел, кроме как поглядеть на нее, на свою Мору, а потом неуверенно выдавил:

— Я пришел просить об иной помощи.

Ундина снова засмеялась, потом вдруг абсолютно серьезно спросила: — О какой?

— О большой, — Яромир помолчал, а потом сказал: — послушай, если ты откажешься, я пойму. Дело опасное, да и…

— Тс-с, — ундина проворно приложила свой палец к его губам, — не решай за меня, воду не заставишь служить себе…

— Прости.

— Делай, что хотел. Спрашивай. Если я смогу помочь — я это сделаю. Ты мне подарил жизнь, думаешь, такие вещи забывают?

— Я не хочу, чтобы ты делала это из чувства одного лишь долга.

Мора промолчала. Изгнанный сын шатренского князя подумал несколько волн. Ундина его не торопила, только смотрела неотрывно, не мигая.

— Мне нужна информация о том, как уничтожить артефакт Анрода. Слышала о таком?

Женщина кивнула, потом отпила из хрупкой чашечки и невинно поинтересовалась?

— Какие сроки?

— Завтра мне надо уходить.

Снова наступило молчание. Бирюзовые глаза подернулись белесой пленкой: ундина задумалась, пошла советоваться с водой. Потом сама себе кивнула и как-то грустно сказала:

— К завтрашнему утру ты получишь эту информацию, Яромир.

— Спасибо, — облегченно выдохнул тот.

Ундина запустила руку в волосы и уже тише посоветовала:

— Не спеши радоваться, Яромир.

Шатренец поперхнулся чаем:

— Что-то случи… — он хотел сказать "случилось", но потом понял, что Мора говорит о будущем.

— Твой друг не хочет посетить меня? — вместо ответа спросила ундина.

— Он жив? — вскинулся Яр, — Мора, ответь, жив, да?

— Да жив, жив. Что с ним станется? Так он не хочет узнать свое будущее?

— Я передам ему твой совет, но… не думаю.

— Передай, — кивнула женщина и тут же беззаботно улыбнулась: — а сейчас… ты бы не отказался провести со мной ночь?

Шатренец вдруг усмехнулся и подумал: "А почему бы, собственно, и нет?", а вслух сказал:

— Если только ты сможешь сделать хоть что-нибудь с этими рваными патлами, — он дернул себя за волосы.

Мора плавным движением перетекла в кресло, к нему на колени и, загипнотизировав своим невозможным морским взглядом, поцеловала его.

Красивая легенда, которую когда-то поведал ей этот мужчина, была правдой. Но не хватало в ней одного кусочка: если ундине не будет хватать любви среди людей, она умрет.

И Мора любила его этой ночью так, как будто в последний раз.

Любила так, как только могут любить ундины.

На следующее утро Яромир проснулся в отличном расположении духа. Впервые за последний месяц у него ничего не болело: ни спина, ни ребра, ни даже лицо, которое стягивали болячки по всему периметру. А когда, встав, шатренец заметил, что к голове вернулась привычная тяжесть волос, то и совсем повеселел. Правда, ундины уже не было, и было неизвестно, куда она отправилась, и когда она вернется, но, в сущности, это было не так уж и важно: все, что они хотели друг другу сказать, они сказали еще прошлой ночью.

Яромир встал с кровати и, на всякий случай обернув простыню вокруг торса, подошел к зеркалу, висящему прямо над столиком.

В серебристой поверхности отразилось молодое лицо, на котором от ран остались лишь едва заметные ниточки шрамов, а само лицо обрамляли светло-русые волосы, чуть темнее, чем у Ждана. Дабы проверить радостную новость, шатренец обернулся и глянул на себя через плечо. Так и есть: волосы вернулись к своему нормальному состоянию и длине — на палец ниже лопаток, и мало того, рана, от которой он еще неделю назад чуть не окочурился на руках друзей, тоже практически затянулась и уже совсем не болела.

Яр перевел взгляд вниз и тут же заметил листочек пергамента, исписанный витиеватыми рунами. Судя по всему, писала все это сама Мора, и сомневаться в подлинности добытых знаний не приходилось. Он быстро пробежался по строчкам и, засунув его за пазуху, улыбнулся сам себе. Значит, все-таки Третья Школа Чародейства. Значит, все-таки пророчество. Ну что ж, значит, будем исполнять в меру своих скромных сил и возможностей. Тем более, что здесь почти точно указано на Дара. Вопрос только в том, почему он — "сын Проклятой"?

Так бы он, наверное, за своими мыслями ничего и не заметил, если бы не слишком громкий шепот под окном:

— Я же сказал тебе, что он по бабам шляться пошел! — голос был подозрительно знакомым и неожиданно злым: — герой хренов!

— Он не мог просто так нас бросить, — возражал другой голос не так уверенно, — я в это не верь.

— Да не верь, что я тебе, запрещаю, что ли? Только если хочешь спасать своего дерганного войника, то дожидаться его легкомысленного дружка я тебе не советую.

Послышались еле слышные всхлипы.

Яромир, настроение которого заметно ухудшилось, подкрался к окну и выглянул в него. И естественно, никакого чуда не случилось: около дома, прямо рядом с цветочной клумбой, сидела зареванная Веля, уткнувшись лицом в помятую и грязную одежду Ждана, а тот бормотал себе под нос ругательства, виртуозно перемежая их со словами утешения.

— Да ладно, сдался тебе этот княжеский сынок, сами справимся. Помнишь, мы же как-то тогда нашли Дарена? Давай еще раз попробуем.

От этого предложения девушка разрыдалась еще громче, и Яр не выдержал, высунувшись прямо из окна:

— Прекратите этот балаган!

Всхлипы стихли. Велимира подняла голову и зло посмотрела на шатренца. Но злость во взгляде быстро сменилась сначала недоумением, а потом и растерянностью. Во-первых, он выглядел так, будто лечился у профессионального чаровника-целителя примерно с две седьмицы, во-вторых, из его зеленых глаз исчезло то, что ей, Веле, так категорически не нравилось: безысходность. Наоборот: во взгляде шатренца пылало нездоровое возбуждение, перемешивающееся с такой же нездоровой радостью.

— Ну, что я говорил? Жив он. А ты тут сопли распустила…

И Яромир с запозданием вспомнил, что ундины поглощают все силы вокруг себя, и Веля, не найдя его следов, подумала, что и его убили. А сейчас, когда Мора ушла, чары спали, и "ниточка" снова засветилась.

— Зачем ты нас бросил?

— Я же сказал, что мне надо зайти к одному знакомому, — пожал плечами Яр и добавил: — тем более, что я узнал две важных вещи.

Ждан рассердился:

— Тогда выходи и поведай нам их, герой-любовник! Или для того, чтобы набраться смелости, тебе надо было обязательно с кем-нибудь переспать?

— Ждан, ты дурак, — отмахнулся шатренец, — Веля скажи ему, что он не прав. Или ты тоже не знаешь?

Девушка, до сих пор смотревшая на него со смесью растерянности и озадаченности, все-таки сказала:

— Я не уверена. Тебе нужно подойти ближе.

— Ладно, сейчас.

Яромир оглянулся на дверь и решил, что выйти через окно, дабы не делать лишних телодвижений и не компрометировать даму, будет удобней. Что он, собственно и сделал, примяв несколько ромашек, цветущих под окном. Позолоченные солнцем волосы взлетели и опустились хозяину на плечи.

Велимира восторженно смотрела на шатренца: длинные волосы вместо коротких обрубков придали лицу какую-то утонченность, а на самом лице не осталось ничего от тех увечий, которыми его наградили с месяц назад.

— Тебе патлы не мешаются? — съязвил Ждан, перехватив этот взгляд.

— Нет.

Наступила неловкая тишина, и Веля напомнила:

— Ты обещал новости.

— Обещал. Первая: наш общий знакомый все-таки жив.

— Это тебе сказала та, с которой ты спал?

Но шатренец, будто и не услышав Ждана, невозмутимо продолжив:

— И вторая: мы сейчас же отправляемся за ним, потому как я нашел информацию куда он направляется и как уничтожить то, что принесло нам столько неприятностей.

— Веля, скажи этому придурку, чем я здесь занимался, и пойдем.

— А окно ты так и оставишь открытым? Не боишься, что у любовницы украдут что-нибудь ценное.

Яр посмотрел на велю и попросил заткнуть этого дурака, пока он не сделал это самостоятельно.

— Ничегошеньки ей не сделают, — буркнула вдруг Велимира, — она — ундина.

— Кто? — переспросил Ждан.

Но ему никто не ответил.

Друзья перелезли через невысокий забор и зашагали по улице. Парень стал раздумывать над тем, что же такое "ундина". Слово было знакомым, да и можно было догадаться, что это что-то связано с чародейством, раз за ночь в этом белобрысом нахале произошли такие разительные перемены.

Девушка шла сбоку от Ждана, помалкивая и стыдясь самой себя. Когда она посмотрела на Нити Яромира, то сразу же почувствовала неприятный укол внизу живота, в простонародье называющийся ревностью. Веля приводила сама себе убедительные доводы, ругала сама себя, говорила, что суженным судьбой все равно назначен другой, и что этот другой сейчас в опасности…

Но ничего не помогало.

И, что больше всего раздражало: Велимира никак не могла определить, к кому из этих двоих она неравнодушна по-настоящему. Ждан исключался сразу же — он и сам относился к Веле, как к сестренке. Дарен сбежал от них, попытавшись надуть, и теперь девушка на него очень сердилась. И на Яромира сердилась, потому как смотался к своей ундине, не потрудившись ничего объяснить, а теперь тут сияет, как начищенный самовар и светится, как новогодний фонарь…

"А с чего это он должен перед тобой отчитываться? — вдруг возникла в сознании девушки снисходительная мысль, — он тебе кто: кум, сват, брат?"

Нет, нет и еще раз нет. Да и вообще чего удумала — ревновать княжьего сына! Да еще к ундине — морской деве, о красоте которых не зря ходят легенды. Куда ей, весницкой девке, с ней тягаться по красоте, уму и даже Дару? Он на такую, как она, Веля, даже и не посмотрел бы в обычной жизни, тягается с ней только из-за того, что она его вытащила из загребущих ручонок Моарты. Да и то: оказалось, что гадкая ундина и то сделала лучше.

И на Ждана девушка тоже сердилась, хотя, если поразмыслить, то на него уж тем более злиться было не с чего да и бессмысленно. Но Велимиру упорно раздражал тот факт, что парень выкаблучивается, как может, перед Яромиром, которому это, судя по всему, жить особо не мешало. И чего они могли не поделить? Ее, что ли? Смешно, господа и дамы.

— А куда мы, собственно, идем? — спохватился Ждан, когда все свернули на рынок.

— На рынок.

— Зачем? — не отставал парень.

— За кобылой. Или ты все это время прятал красавицу Сташу в своей торбе, а я и не заметил?

— Прекратите, — оборвала начинающуюся перепалку Веля, — мы так никогда его не найдем. Яромир, а у нас хватит денег на двух лошадей?

— Зачем двух? — натурально удивился шатренец, — нам с тобой и одной хватит, а этот рядом побежит.

— Яромир!

— Я тебе сейчас побегу! — пообещал Ждан, закатывая рукава рубашки, заскорузлой от грязи.

— Правильно, — чуть не всхлипывая от обиды на всех, бросила девушка, — вы еще подеритесь тут, чтобы снова оказаться в тюрьме.

Яр, насмешливо глядя на парня, только сказал:

— Да я гляжу, твоему дружку уж очень там понравилось.

— Заткнись!

— А то что?

Велимира сжала кулаки и ожесточенно прошипела:

— Да прекратите, наконец! Оба!

Как ни странно — сработало. Спутники девушки замолчали, но красноречивые взгляды, то и дело бросаемые друзьями через нее друг на друга, прекрасно говорили о том, что перепалка вовсе не окончена, а лишь отложена на неопределенный срок.

Повезло путникам лишь отчасти: двух приемлемых лошадей они нашли, но гад-продавец заломил за них такую цену, что как взбешенный Яромир ни торговался, результат не оправдал их совместных ожиданий: в кармане из того, что им выделил господин глава Тайной полиции остался лишь злот, да несколько стрибряников.

— Ну лошадки, — угрюмо приговаривал шатренец, пока они выводили их из города, — раз вы такие золотые, то и работать будете втрое больше, чем какие-другие кони.

Велимира его взглядов не разделяла, но отчасти и себя чувствовала виноватой в плохом настроении друга: ну кто ее дернул именно к тому прилавку? Если бы не она, то они бы не потеряли еще кучу времени, чтобы найтись. Единственное, что утешало, так это то, что девушка сообразила затовариться провизией на день пути.

Слава Оару, путь в искомое место был только один, и деревеньки встречались там нечасто: дорога лежала к югу, и частые возгорания торфяников были нередки для этой местности, вот и желающих рисковать хозяйством да и собственной жизнью почти не находилось. Но, Яр никак не мог успокоиться с потерей времени, а потому решил срезать через почти заросший тракт, несмотря на увещевания Вели о том, что раз его забросили — значит, там было очень опасно.

Когда это он боялся опасностей?

Дарен устало плюхнулся на стул около стойки и заказал ужин с кувшином вина в придачу. Вопрос "не замахнулся ли он на слишком уж геройский поступок" отметался, как глупый, потому как единственное, что ему сейчас хотелось больше всего на свете — так это напиться.

Как бы это ни смешно звучало, но у дарена так не вовремя проснулась совесть, настойчиво напоминавшая ему о том, что друзей оставлять нехорошо. Но это еще полбеды. Беда же заключалась в том, что у него окончательно пропали все линии на ладонях, стоило ему загородиться от девушки стеной. Да еще эта картинка, которую Дар был вынужден прикрывать сейчас кожаным ремешком, жгла, зараза, как незнамо кто. Была бы рядом Веля, наверняка бы объяснила, что и почему, но войник скорее удавился бы, чем признался ей, девушке, что он чего-то не знает, и оттого страдает. На хрена ему ее сострадание и понимание? Помимо всего этого, стена, которую воздвиг его высочество Лексан вокруг даровой сущности, еще вчера была атакована жалобной ищущей нитью Велимиры, которая беспомощно в нее тыкалась, надеясь найти прореху. Это могло значить только одно: сомнительная и без того легенда не прошла. То ли Яромир сообразил, то ли сама девушка умнее оказалась, но, так или иначе, друзья все-таки узнали, что их общий знакомый, обдурив всем головы, сбежал в никуда. Надеяться можно было лишь на то, что они не докопаются до сути проблемы, даже если очень глубоко копнут: Лексан не даст.

Лексан… Вот обрадовал-то, его высочество, врыха ему в зад! Третья Школа Чародейства — это уже не шутки. Да и этот старик, Странник, который его инициировал, не мог что ли рассказать? Сложно было? Теперь вот сиди и думай, как бы чего ненароком не натворить.

В общем, утешало в этот вечер войника только одно: стоящий перед ним кувшин вина, который мог бы заглушить муки совести и вообще все мысли, мешающие спокойно следовать к своей цели.

Агенты его высочества, тенью следовавшие за ним до самой весницы, неодобрительно косились в сторону хлещущего вино Дарена из-за углового столика, но пока помалкивали. Надеялись, наверное, что до драки не дойдет.

В общем-то надеялись правильно, потому как сам Дар не намеривался делать себе еще хуже, чем было в данный момент. Тем более, что дурацкое "клеймо" на виске от спиртного разболелось еще больше.

"Ну что за день такой? — устало подумал он, — сначала обокрасть пытаются, потом снова этот Карстер со своими приветами…"

К слову о Карстере, тот лишь подослал человека, которого Дарен выследил и убил прежде, чем тот успел смыться. И все бы хорошо, если бы не четкая уверенность: старый знакомый продолжал его выслеживать, а этот покойный бедняга был лишь внеочередной проверкой на вшивость. Этот взгляд в спину заставлял дергаться и нервничать, и Дару это категорически не нравилось, потому как предугадать, когда этот паршивец вновь подставит подножку — было невозможно. И чего ему неймется-то, а? Добро бы еще камень бессмертье даровал, а так… Что толку управлять чужими судьбами, если со своей-то справиться тяжело?

Кувшин подозрительно опорожнился, и Дарен покосился на соседа слева — мрачноватого дядьку в рваной рубашке. Он, что ли, вино потихоньку лакал? Но на драку войник, подумав, решил все-таки не нарываться. А вдруг он еще не настолько пьян, а потом будет стыдно?

Яромир остановил свою "золотую" лошадь прямо перед лесом и сверился с записями на уже изрядно помятом пергаменте.

— Так, — он покосился на Велю, потом перевел взгляд на Ждана, — мы пойдем через лес.

— А лошадей на горбу потащишь? — хмуро отозвался парень, так и не смирившийся с тем, что с самого утра не смог набить эту красивую морду шатренцу.

— На твоем — всегда пожалуйста.

Велимира вздохнула: она имела удовольствие слушать все эти пререкания с самого утра. То ли Дарен был чем-то вроде сдерживающего фактора, то ли до этого момента ни у кого еще не было по-настоящему плохого настроения, но от бесконечных переругиваний у девушки разболелась голова, и она уже давно оставила свои попытки прекратить эти словесные язвы.

— А скалозуба в зад хочешь?

— Нет, спасибо, обойдусь как-нибудь, — отозвался Яромир и, не дав парню придумать какой-нибудь обидный ответ, указал в сторону едва приметной тропинки, чуть позолоченной вечерним солнцем, — нам туда. Я поеду первым, вы — за мной след в след. И не отставать. До заката надо пройти как можно больше.

Ждан со злости так дернул поводьями, что Веля чуть не вылетела из седла, но вовремя удержалась за черный загривок Зоськи.

— Совсем обнаглел, — жаловался парень, еле удерживаясь от ругательств, — обращается с нами так, будто мы его верные холопы до скончания веков!

— Тебе кажется, — устало отмахнулась девушка.

— Нет, не кажется! Помыкает нами, как… как…

— Да не выдумывай! Что тебе везде заговоры мерещатся?

— Это ты ничего не видишь, — не отступал парень, — смотришь на него влюбленными глазами и ничего не видишь.

— Дурак ты, Ждан.

На том разговор и заглох. Ну не объяснять же ему, что все не так просто, как кажется? Что не вправе она кого-то любить, пока не исполнится пророчество? А когда исполнится — уже и подавно будет без разницы. Люби не люби — все равно кошкой останешься.

Когда тропинка стала совсем узкой и едва различимой в траве, пришлось слезть с лошадей и взять их под уздцы.

Ждан поинтересовался:

— А мы точно туда идем?

— Точно. Если поторопимся, к ночи будем в веснице.

Веля хотело было что-то спросить, как вдруг увидела невдалеке от тропинки черничник. Девушка поколебалась с несколько пылинок, а потом крикнула:

— Подождите, я скоро! — и шмыгнула в сторону, не озаботившись тем, услышал ее кто-нибудь или нет.

Черными ягодами были усеяны все пригорки. У Велимиры разбегались глаза, и она то и дело металась от одного наполовину обобранного кустика к другому, горстями складывая чернику в жестяную кружку, болтавшуюся на поясе рядом с духовой трубкой. Сейчас-сейчас, еще немного — и она побежит их догонять, вот только ягод всем соберет вдоволь…

Казалось, времени прошло совсем не много, но отчего-то, когда Веля встала и вытерла лоб испачканными пальцами, оставив на лице несколько фиолетовых полосок, уже заметно потемнело.

Девушка вздохнула и пошла обратно. По крайней мере, ей так поначалу казалось. Но чем дольше она шла, чем глубже закрадывалось подозрение: а в ту ли она сторону идет? Черничник же здесь не тронутый совсем… Может, она перепутала, и надо идти обратно?

Юная чаровница развернулась и пошла быстрее. Становилось как-то неуютно. Но, к ее разочарованию и страху, она вернулась совсем не туда, откуда волн с пятнадцать назад ушла.

— Да что же это такое! — Веле даже обидно стало: она никогда не блуждала в лесу, а тут вот такая напасть, — Ждан! Яромир!

Никто не отзывался.

В лесу стояла та самая вечерняя тишина, которая обволакивает незримым коконом-паутиной, не пропуская ни звука наружу. Под ногами мялся высокий сухой мох, делая всю окрестную местность — куда только взгляда хватало — похожей на теплый пушистый ковер. Ноги приятно утопали в нем, как в меху, а в вышине, где сосны тянулись своими макушками к небу, пестрели перистые облака — будто какой художник сделал два небрежных взмаха кистью, завершая картину.

Девушка еще немного попыталась звать, а потом просто села около дерева и уныло поджала под себя коленки. Ну кто ее дернул в этот лес-ловушку? Надо бы дотянуться до друзей, но она еще вчера израсходовала почти весь свой запас сил, пока искала Яромира. Теперь вот сидеть здесь и молиться, чтобы никакой зверь не учуял, а то потом от нее и костей не останется.

Но, стоило Велимире обернуться, как тут же визг застрял в горле. На нее, с расстояния десятка локтей смотрел волк. Девушка жалобно попросила с обидой в голосе:

— Уходи!

А волк, отбившийся от стаи, протяжно заскулил, и где-то вдалеке, к ужасу Вели, ему ответили.

"Ну вот, — успела подумать она, прижимаясь к сосне, — и стоили эти дурацкие ягоды твой жизни?!".

Ждан пнул ногой камешек, который так некстати показался на тропинке, и снова заговорил, наблюдая за прямой спиной шатренца, на плече которого болталась торба с каким-то непостижимым для парня составляющим:

— Брось Вельке голову морочить, она же тебе не нужна.

— А кому нужна? Тебе, что ли?

— А если и мне! — разорялся парень, — ты ж у нас такой весь из себя чистенький господин, куда нам до тебя.

— Вот и помалкивай, раз допрыгнуть не можешь.

Ждан в сердцах ругнулся и съязвил:

— И чего она, в вас, гадах, находит?

— По-моему, единственный в нашей компании гад — это ты, — с таким же спокойствием удава отозвался Яр и, не дав спутнику ответить, добавил: — с Даром ее связывает пророчество, так что брось.

— А с тобой?

— Со мной — пока что не оплаченный долг, — не моргнув, соврал шатренец, — хочешь взять на себя?

— Да пошел ты!

— Ладно тебе, действительно, хорошая идея. И я из твоего поля зрения исчезну, и Веле не буду досаждать своим присутствием… Правда ведь, Вель?

Но девушка ничего не ответила.

Ждан обернулся и ахнул:

— А где она?

Яромир тоже обернулся и застыл с такой кислой миной, будто ему насильно скормили зеленый апельсин. Потом бросил в сердцах:

— Ну куда ее понесло!

— Мне откуда знать? — огрызнулся Ждан, — мог бы и последить, раз уж морочишь ей голову!

— По-моему, это ты брал на себя обязанности брата.

— А по-моему, ты пытаешься спихнуть вину на меня, княжич недоделанный!

Яромир хотел было заехать ему в ухо разок, для профилактики, но потом решил, что это сделать всегда успеет, а вот с окончательным наступлением темноты они вряд ли найдут девушку.

— Пойдем.

Мечи, что болтались за спиной, уже были в руках у шатренца, и Ждан, тяжко вздохнув, направился за ним, держа наготове лук.

Примерно через полпобега они нашли место, откуда, судя по всему, и удрала их подруга: несколько кустов черничника были примяты, и сверху на них отсутствовали ягоды. Друзья, не говоря ни слова, двинулись в глубь леса, удобней перехватив оружие.

— Ве-еля!

— Велимира!

Никто не отзывался.

Яромиру уже закрались нехорошие подозрения насчет того, что Ждан оказался прав, и что девушка так приревновала его к ундине, что решила покончить с жизнью, но он быстро отогнал от себя эти бредовые мысли, потому как такие как она прекрасно знали цену этой самой жизни.

Только вот где ее искать — они не представляли: уже почти окончательно стемнело, и примятые кустики с отсутствующими ягодами перестали хоть как-нибудь отличаться от своих более счастливых собратьев.

— А если она угодила в какой-нибудь капкан? — переживал Ждан.

— Найдем, — коротко отозвался Яр, скорее, обещая самому себе: — обязательно найдем.

Он нервничал все больше и больше с каждой волной. В тех краях, где он вырос, не было никаких лесов, и ориентироваться он в них, естественно не умел. Но признаваться в этом вслух, да еще и этому вздорному мальчишке просто не позволяло элементарное мужское достоинство, как бы это по-идиотски ни звучало.

И все-таки они ее нашли, правда, когда уже совсем стемнело. Сначала правда сильно испугались, заметив на мху растерзанную куртку девушки и рассыпанные ягоды. Ждан уже хотел было завопить, что ее съели, но Яр на первом же слове одернул его, попросту зажав рот.

— Тихо, не кричи. Она жива. Иначе здесь бы была куча крови.

— Мм! — промычал Ждан и укусил того за пальцы.

Шатренец дернул рукой и так выразительно посмотрел на белобрысого, что тот аж попятился, правда, споткнулся о торчащую корягу и упал на пятую точку. Данный факт согрел немного душу Яромира, и он, чуть смягчившись, пояснил:

— Будешь шуметь — звери могут вернуться.

Это заявление не сильно успокоило парня, и тот, поднимаясь с моха, негромко огрызнулся:

— Я-то, в отличие от некоторых, бегаю быстро.

— Хочешь проверить? — поднял брови шатренец, хотя в темноте вряд ли возможно было разглядеть этот жест.

В этот раз Ждан не стал отвечать, только демонстративно отвернулся и тихо позвал:

— Веля!

Несколько пылинок ничего не происходило, а потом ответом ему стали жалобные всхлипы с той самой сосны, под которой они стояли. Яромир подавил облегченный вздох и, запрокинув голову, сказал:

— Слезай, они уже ушли.

Девушка поглядела вниз, после чего совсем расплакалась и, судорожно вцепившись в сосну, жалобно прошептала:

— Я не могу-у!..

— Как же ты туда забралась? — удивился шатренец.

— Не знаю-у!

— Та-ак…

Яр выдохнул и продолжил:

— Медленно перебирай по очереди руками и ногами, и не смотри вниз.

Велимира отчаянно помотала головой, а потом, сообразив, что ничего не видно, тихо повторила вслух:

— Нет. Я боюсь.

— А когда уходила одна в лес — не боялась, значит, — проворчал Ждан.

Но в ответ на это высказывание вместо очередного всхлипа раздался упрек:

— Я предупредила! Но вы, видно, были слишком заняты перепалкой, чтобы это заметить!

Ждан хотел было возмутиться, но Яр перебил его на полуслове:

— Она права. Мы слишком увлеклись и могли не услышать, — и, обращаясь снова к девушке, продолжил: — а тебе надо было дождаться, пока мы услышим. Веля, честное слово, как ребенок! Слезай, если что, мы тебя поймаем.

Наверху пару волн раздавалось сопение, а потом неуверенно спросили:

— Честно?

— Я тебе хоть раз солгал?

Верно, не лгал. А недоговорки уже не считаются… Велимира вздохнула и, зажмурившись, стала аккуратно слезать. Ноги скользили, в руки немилосердно впивались кусочки жесткой коры, сердце стучало так, что девушке казалось — слышно было даже тем, кто внизу. И только она заставила себе поверить в то, что все пройдет хорошо, как предательница нога все-таки сорвалась, уже в нескольких локтях от земли. Веля пискнула, попыталась удержаться руками, но лишь разодрала ладони и полетела вниз.

Яромир, живо подскочив, успел ее поймать, и даже перехватил поудобнее. Потом чуть насмешливо сказал:

— Глаза-то можешь уже открыть.

Веля послушалась, открыв сначала один, потом второй, и, спокойно вздохнув, наконец упала в обморок.

Его высочество ненаследный принц Лексан и по совместительству Глава Тайной полиции мерил шагами свой кабинет, в котором сейчас были опущены все плотные серые шторы и горели настенные подсвечники. Так он ходил уже давно, пока, наконец, не остановился прямо за спиной человека, который в данный момент что-то изучал, сидя за дубовым столом его высочества.

— Вы хорошо понимаете, что сейчас делаете? — проскрежетал спустя десять долгих волн голос, принадлежавший этому человеку.

— Разумеется, — любезно ответил Лексан и великодушно пояснил: — это дело называется перевербовкой.

В тишине отчетливо послышалось скрежетание зубов и злое:

— Это не перевербовка, это петля на шее…

— Отнюдь, господин Карстер, — его высочество побарабанило пальцами по столу и обошло его с другой стороны, — или вы думаете, действительная петля была бы лучше?

Карстер оскалился:

— Вы так уверены, что он бы мне грозил?

— А вы уже ознакомились с материалами дела? — невинно уточнил принц, садясь таки в кресло напротив. — По моему скромному мнению показаний уполномоченного посла Акиремы и доклада моих людей — я уже не говорю о ваших старых грешках — вполне достаточно, чтобы все вместе попало под статью четыре пункт семь уголовного кодекса, в коей говорится о государственной измене, и статью восемь дробь шесть пункт десять подпункт "а" чаровнего постулата, в котором как раз таки точно прописано то, что…

— Довольно! — непочтительно перебил собеседник его высочество. — Я понял.

— Вот и отлично. Я знал что мы с вами найдем общий язык. А теперь вы дадите показания и подпишете эти бумаги, после чего можете приступать к своим обязанностям.

Карстер скривился:

— И в чем же они будут заключаться?

— В том же, в чем заключались ранее. Сбор информации, доклады лично мне. Естественно, пока дело не закрыто, вы продолжите следить за перемещениями небезызвестного нам с вами человека, обладающего на данный момент уникальным артефактом. Но отныне ваша деятельность будет ограничена лишь только наблюдением и сбором информации, учтите это, господин Карстер. Позаботьтесь также о том, чтобы этот человек спокойно мог добраться до своей цели, не перейдя никому дорогу и "случайно" не потеряв сам камень. К слову, для вас он все равно был бы бесполезен. Вы все поняли?

— Да, — удрученно кивнул новый информатор его высочества, — а что делать с чаровником?

— Им уже занимаются пои помощники, вы продолжите работать в паре. Краллю же стоит подкинуть дезинформацию, заботы о которой я возьму на себя. А вы пока пишите.

Его высочество вытащило из стола сигары и закурило, пуская изо рта струйки дыма и отрешенно глядя перед собой.

Мысль о том, чтобы ударить его этим тяжеленным толмутом по голове, казалась такой соблазнительной, что Карстер еле сдерживал свои порывы, заставляя себя то и дело коситься на двух стражников, которые сейчас хоть и были вне зоны слышимости, но все же смотрели в сторону принца неотрывно. В конце концов он перевел глаза на Лексана и, для приличия поборовшись с соблазном с несколько пылинок, все же спросил:

— А если я вздумаю удрать?

— Тогда, боюсь, просто повешением дело не обойдется… Но вы же не станете делать глупостей?

Карстер выругался. Вот уж вляпался так вляпался…

Схватили их по-глупому, уже в городе, когда он с чаровником уже были готовы предстать пред светлые очи его величества кралля Блуда и доложить всю накопившуюся информацию. Взяли под арест по всем правилам за "нарушение общественного порядка", которое, скорее всего, сами и спровоцировали. И под этим предлогом повязали, тихонько погрузили в полицейскую карету и увезли в мрачные застенки Тайной полиции, прямо в загребущие ручонки его высочества Лексана. Пробовать бежать было бессмысленно: рядом околачивался чаровник школы Феникса, который блокировал Силу товарища, а сам Карстер как назло в драке вывихнул руку, и потому мог сосредоточиться лишь на том, чтобы боль не прорвалась неуместными стонами. Какой уж тут побег!

Словом, хорошо сработал ненаследный принц, будучи куда умнее самого Карстера да и собственного папаши тоже. Что же он такое выяснил, что срочно понадобилось брать их за зад? Надо будет сделать себе зарубку на памяти — спросить, если подвернется возможность. Вряд ли, конечно, его высочество разоткровенничается, но чем дьябол не шутит?.. Тем более, что защиту, тем более посредственную, если верить словам товарища, самолично не побрезговал наложить на этого Дарена…

И ведь надо было так посмеяться Нородж, что это именно он подставил этого войника столько лет назад? Карстер, помнится, когда услышал, кто будет разменной "двойкой" — сам удивился. Это ж надо так…

Вот теперь сиди, товарищ шпион, и подписывай собственные показания, расплачивайся за свою глупость. Может быть, в следующий раз умнее будешь.

Куртку пришлось выбросить: изжеванная и заплеванная зверями, она никуда не годилась. В лесу оставаться тоже было опасно, и Яромир настоял на том, чтобы все-таки добраться до ближайшей весницы. В конце концов, до нее осталось-то с версту по выравнивающейся тропинке.

Луна, выбившаяся из-за фиолетовых туч, тускло освещала дорожку, по которой неспешно двигались лошади с ездецами. Трава, посеребренная этим хрустальным светом, чуть колыхалась под пальцами ночного ветра, то отклоняясь в сторону, то снова выравниваясь, будто в море. Сзади молчаливо и с грацией, присущей только кошкам, смыкались тени, отбивая всякое желание оборачиваться, а спереди уже виднелась полоска полей.

Веля, чувствуя свою вину, молчала, сидя перед Жданом и перебирая поясок на нестиранной рубашке; парень тоже помалкивал, временами поглядывая на едущего впереди Яромира; но шатренец тоже не говорил ни слова: и только спина его, застывшая в немом напряжении, говорила о том, что он не просто задумался.

"Холодно ему сейчас, наверное, — с тоской подумала Велимира и вздохнула, — отдать бы куртку обратно — так не возьмет же".

Яр правда проявил чудеса благородства, отдав девушке верхнюю одежду взамен утерянной, но если завтра это самое благородство выльется в паршивую простуду — Веле сильно аукнется собственная безалаберность.

И, наверное, она бы до конца ночи занималась самобичеванием, если бы не радостный возглас Ждана позади, заставивший ее подскойчить в седле:

— Весница!

— И без тебя вижу, — проворчал впереди Яромир, чуть трогая ногами бока кобылы, — давайте, заедем поскорее, пока еще хоть кто-то не спит.

Гостильня, к слову, здесь была, и это сильно обрадовало путников. Правда, Яромир сообщил, что это вполне естественно, так как с другой стороны весницы проходит тракт. Потом он ушел к стойке и долго о чем-то беседовал с хозяином, но так тихо, что как ни напрягали слух друзья — все равно ничего не услышали. Велимира едва дождалась момента, чтобы спросить:

— Значит, Дарен тоже мог здесь быть?

— А как ты думаешь? — улыбнулся Яр.

Ждан пожал плечами и снова пристроился к кружке с бирой, а Веля, отставив тарелку с едой, насторожилась:

— Так ты спросил?

— Я — спросил, — кивнул Яр и усмехнулся, — кажется, он не так далеко уехал, как мы думали.

— Мы сможем его догнать?

Шатренец ухмыльнулся:

— Мы его уже догнали.

— Правда?! — девушка вскочила.

— Правда. Да сядь ты, никуда он теперь не сбежит.

— Откуда ты знаешь? — задала она резонный вопрос, все-таки садясь на стул.

— Потому что дрыхнет твой войник без задних ног, — улыбаясь еще шире, заявил Яромир, донельзя довольный собой, — и завтра никуда не уедет, пока не проспится.

— Ты уверен? — переспросил Ждан, дожевывая какой-то листик.

— Уверен. Пойдем спать.

И едва головы путников коснулись подушек, оплаченных последними стрибрянниками, как тут же провалились они в царство снов. И снились им сны — необычные, красочные, осенние. И все хоть раз, но улыбались во сне: и молодой Ждан, отчаянно старающийся выглядеть взрослым, и изгнанник Яромир, отпустивший, наконец, свою боль, и хмурый войник Дарен, выбранный Осенью, и глупая девочка Веля, которая осмелилась вызваться исполнять древнее пророчество…

Только один раз шатренец проснулся, услышав шорохи в комнате, тут же разлепил глаза и в упор посмотрел на Ждана, суетившегося в углу.

— Ты чего там делаешь? — громкий шепот заставил парня подскочить.

Он быстро оглянулся и быстро сказал:

— Ничего, мне выйти надо.

— Это еще куда?

Ждан покосился на спящую девушку и с едва заметной ухмылкой ответил:

— До кустиков.

— А чего так громко?

— Уж кто бы говорил! — возмутился белобрысый, — сам своим шепотом людей пугаешь…

Яромир зевнул и отвернулся к стенке:

— Иди уже.

Где-то в лесу дрогнул листик на жалобно шуршащей осине и, покачиваясь на воздушных волнах, медленно осел на землю: он был красным-красным. Для середины лета это было более, чем странно, но кто мог его найти?..

А Осень, отводя руку от дерева, лишь улыбнулась: не успеет закончится этот год, как исполнится все то, что успела она нарисовать и вышить. Вот только лето закончится — а потом все будет иначе, так, как должно было быть изначально.

И не надо думать, будто она, Осень, действует лишь только в своих интересах, в конце концов, всех богов для этого мира тоже нашли они с Зимой, Летом и Весной. Нашли — и уже спокойно растворились в воздухе, зажигая звезды, обрывая листья, засыпая снегом и прорастая молодой травой.