"Свинцовый ливень Восточного фронта" - читать интересную книгу автора (Кунов Карл фон)

Глава 1 Польская кампания: «Штуки», снопы и высокопоставленные генералы

Исторический комментарий

Сентябрь 1939 года обозначил конец бескровных побед для Третьего Рейха и начало войны в Европе, второй раз за менее чем 21 год. После формального аннулирования военных ограничений Версальского договора в марте 1935 года Гитлер провел энергичную реконструкцию немецких вооруженных сил (Вермахта), включавших новый военно-морской флот (Кригсмарине), военно-воздушные силы (Люфтваффе), а также значительно увеличившиеся и частично механизированные сухопутные войска. Последующие четыре года принесли огромный прирост территории Германии, при этом не было потеряно ни одного немецкого солдата в бою. Между мартом 1936 года и мартом 1939 года немецкая армия вновь заняла долину Рейна, захватила Австрию, большую часть Чехословакии и заняла литовский Мемель, все, не сделав ни единого выстрела. В результате немецкая армия, вторгшаяся в Польшу в сентябре 1939 года, была чрезвычайно мощной, но не проверенной в бою.

Учитывая стоявшие перед польской армией задачи, казалось, у нее был шанс против немцев. Немцы выдвинули четырнадцать механизированных дивизий, сорок четыре пехотные и горнострелковые дивизии и кавалерийскую бригаду для завоевания двадцатитрехлетнего польского государства. Поляки могли, проведя мобилизацию, удвоить численность своей армии, без того состоящей из тридцати пехотных дивизий, кавалерийской дивизии и 11 кавалерийских бригад. Их солдаты в целом были хорошо обучены, и их боевой дух был высок. К несчастью для них, мобилизация их армии началась только 30 августа, а немецкое вторжение началось 1 сентября. Кроме того, значительное количество частей должно было быть развернуто на востоке на случай советского вторжения, таким образом уменьшая силы, доступные для противодействия немцам на западе. С заключением 23 августа советско-германского договора о ненападении у поляков были все основания ожидать неприятностей с востока.

Еще больше осложняла ситуацию для поляков слабость их ВВС, имевших на вооружении менее четырехсот боевых самолетов. Будучи полностью подавлены Люфтваффе с их 1400 истребителями и бомбардировщиками, польские ВВС в течение всего конфликта не оказывали серьезного сопротивления. У поляков было мало танков и противотанковых пушек, стоявшие на вооружении образцы были устаревшими, причем они использовались весьма неэффективно, будучи разбросаны по войскам. Польская кавалерия была совершенно анахроничной на поле боя середины двадцатого века и почти бесполезной для чего-либо, кроме разведки на пересеченной местности. Не встречая серьезного сопротивления со стороны польских ВВС, Люфтваффе энергично поддерживали действия сухопутных войск, используя, помимо прочих типов самолетов, оборудованные сиренами пикирующие бомбардировщики «Штука», которые не только несли разрушение, но и подрывали боевой дух обороняющихся польских войск. Польское главнокомандование еще больше осложнило ситуацию, развернув силы на границе, в районах, мало пригодных для организации обороны. Подобное размещение войск не только затруднило оборону, но и фактически привело к окружению немцами значительных сил польской армии — так называемой Познаньской армии — на западе Польши.

В основном немецкая стратегия состояла в окружении значительной части польской армии двойным кольцом, с закрытием их в районе Варшавы. Также наносились удары на юг, с целью захвата Львова, и на север, в направлении Бреста.

Для этого германское Верховное командование (Oberkommando des Heeres, или OKX) разделило доступные силы на две группы. Группа армий Юг, под командованием фон Рундштедта, включала восьмую армию под командованием Бласковица, десятую армию фон Райхенау и четырнадцатую армию Листа. Основное усилие в наступлении пришлось на десять механизированных дивизий фон Рундштедта. Группа армий Север, под командованием фон Бока, состояла из третьей армии фон Кюхлера и четвертой армии фон Клюге. Части фон Бока пробили Данцигский коридор, лишив Польшу выхода к морю, и окружили с севера польские Поморскую и Модлинскую армии.

В целом, несмотря на изначальные намерения германского командования использовать повышенную мобильность механизированных подразделений и гибкость «воздушной артиллерии» Люфтваффе, стратегический замысел и ход течения кампании больше напоминали план Шлиффена времен Первой мировой, нежели более поздние германские «блицкриги». Основной задачей было непосредственное уничтожение польской армии, а не их воли к борьбе. Действительно, сражаясь отважно и упрямо, но будучи в меньшинстве и занимая невыгодные позиции, польская армия была практически разгромлена немцами еще до вторжения Советской Армии с востока 17 сентября.

Хотя несколько польских кавалерийских частей участвовали в ограниченных вторжениях на территорию Восточной Пруссии, немцы с самого начала захватили стратегическую и оперативную инициативу и сохраняли ее в течение всей кампании. В целом, хотя германские танковые соединения и Люфтваффе хорошо зарекомендовали себя в польской кампании, основные победы принадлежали германской пехоте, поддерживаемой артиллерией на конной тяге. Кампания была проведена с ошеломляющей быстротой и с относительно низкими потерями наступавших — немногим более 10 000 убитых немцев.

Часть Карла фон Кунова в польской кампании была несколько удалена от мест важных боев. 1 сентября 1939 года третья армия фон Кюхлера начала наступление из Восточной Пруссии против Модлинской армии и части группы Нарев. Часть автора, 21-я пехотная дивизия, была одной из восьми пехотных дивизий, участвовавших в этом наступлении. Будучи в составе дивизионного батальона полевого резерва, Карл и его бойцы следовали за основными частями дивизии. Хотя автор участвовал в немногих боях этой кампании, его воспоминания, однако, иллюстрируют многие из основных особенностей войны в Польше в 1939 году.

Вспоминает Карл фон Кунов…

Немецкий народ, как, вероятно, и правительство, был в глубоком смятении от событий 1939 года. Мы, солдаты, знавшие истинное лицо войны по рассказам наших отцов, конечно, не приходили в восторг от перспективы ранней смерти героя. Однако мы были готовы исполнить свой долг.

К середине июля 1939-го все наши подразделения были в состоянии повышенной готовности, которое мы наблюдали ранее только во время учений по мобилизации. Все шло гладко и по плану, как хорошо смазанная машина. Никто не говорил о приближающейся войне, и тайно каждый из нас надеялся, что и в этот раз все пройдет так же, как и прежде.

В начале августа наш 2-й батальон 3-го пехотного полка проводил учения по организации укреплений вдоль польской границы. Мы устраивали позиции для использования на случай возможного противостояния с Польшей. Мне казалось, что принимались меры, чтобы убрать женатых солдат, особенно солдат с детьми, с возможной линии фронта. Так как моя рота покидала казармы, я был направлен в недавно организованный дивизионный резервный батальон (21-й батальон полевого резерва). Нелегким было прощание с моими товарищами из 9-й роты, с которыми я провел много лет. В первые дни войны в Польше я пытался вернуться к моей старой команде вместе с пополнением, но мне отказали.

Батальон полевого резерва располагался в городе Морунген, в Восточной Пруссии, там же располагался и штаб третьей армии. На знаках, расставленных вокруг казарм, было написано только «Учебная армия — 3-й штаб». Командующий армией был наш старый командир генерал артиллерии Георг фон Кюхлер. Ядро армии составляли три прусские пехотные дивизии. В 3-й армии было только восемь пехотных дивизий, 4-я танковая бригада и единственная кавалерийская бригада в Вермахте. 3-я армия была также одной из наиболее малочисленных армий, участвовавших в польской кампании; к сравнению, 10-я армия включала в себя восемнадцать дивизий, из них две танковые и две моторизованные.

О прибытии в Морунген я доложил штабсфельдфебелю резервный роты, в которую меня направили. Он оказался приятным немолодым человеком, отслужившим почти двадцать четыре года. Он прослужил так долго только потому, что его назначили в полковой оркестр. Теперь этот немолодой штабсфельдфебель был назначен нашим старшим сержантом. К сожалению, впоследствии он был убит в бессмысленной атаке на линии Мажино.

Вскоре по прибытии в Морунген батальон полевого резерва начал пополняться резервистами. Сразу после этого батальон погрузился на поезд, чтобы присоединиться к остальным частям 21-й пехотной дивизии, которые уже находились в районах сбора около польской границы, в окрестностях Грауденца (ныне польский Грудзёндз. — Прим. пер.). Как старший унтер-офицер, я был, таким образом, отослан назад в наш гарнизон, где более десяти лет назад я проходил рекрутское обучение.



Остероде был городом с населением примерно в 16 000 человек, а в нашем гарнизоне неподалеку было около 1000 солдат. Несмотря на наше скромное довольствие, наше присутствие всегда было важным фактором в экономике этого маленького городка. За исключением случайных инцидентов — и по сегодняшним стандартам, даже эти инциденты были вполне скромными происшествиями — например, редкие драки — все заведения приветствовали солдат в своих стенах.

Заведения, предлагавшие развлечения для военных в их свободное время, были, естественно, важной составной частью экономики каждого гарнизонного города. В то время, когда я был здесь — с 1928 года по 1939 год, — в Остероде было два кинотеатра, три кафе, добрая дюжина удобных и приятных таверн и множество превосходных постоялых дворов и ресторанов. Солдатам было чем заняться и в самом городе, и в окрестностях. Нашими любимыми занятиями были еда и выпивка, танцы, участие в различных спортивных мероприятиях или путешествия по красивой восточнопрусской сельской местности на лодке или по железной дороге. Каждые выходные в трех крупных залах города устраивались танцы, но можно было вступить и в частный клуб — в некоторые по поручительству, в другие — просто заплатив. Культурные мероприятия не были в почете у молодых пехотинцев. И конечно, решающий фактор, влияющий на наши внеслужебные похождения, всегда был один и тот же — деньги!

Пять марок обычно хватало на вечер. Чтобы войти в настрой, пойти на танцы, к примеру, нужны были деньги на необходимые «микстуры» — немного пива и, например, стопки ржаного виски обычно было достаточно, чтобы рассеять любое колебание. Бутылка пива в таверне стоила двадцать пять пфеннигов; коньяк стоил двадцать, а стопка виски — десять пфеннигов. Укрепившись, мы направлялись на передовую бала.

Добравшись до цели — танцзала — нужно было экономить оставшиеся ресурсы, так как плата за вход обычно была около трех марок. Чтобы оставаться в зале, нужно было всегда иметь перед собой выпивку, так что нам приходилось использовать свою солдатскую смекалку. Обычно в соседней с залом комнате был бар с длинной стойкой, и именно там можно было найти беднейших из нас. Седые ветераны Первой мировой войны находили здесь лучших слушателей, и они с радостью пополняли наши кружки, а мы слушали рассказы об их героических поступках в Вердене или на Сомме. Настоящие виртуозы слушания могли растянуть это действие на несколько часов, удивляясь и восторгаясь этим небылицам. Но нужно было не меньшее воображение, чтобы заставить себя покинуть этих благотворных стариков; решением была иллюзия плотских потребностей!

Широко известна красота наших девушек, да и население вообще хорошо относилось к солдатам. Фактически среди большинства девушек военная служба считалась важным атрибутом мужественности человека. Однако ситуация в Остероде была непростой — не легко было девушкам столь небольшого города хранить свою честь, когда вокруг них была тысяча преимущественно неженатых молодых людей. Это было особенно тяжело для милых девушек, которым приходилось выбирать из многих молодых людей, которые при этом были не слишком серьезны в своих намерениях. Выбор правильного партнера потребовал глубокого знания психологии молодых пехотинцев. Однако казалось, что это знание передавалось девушкам каждого старого гарнизонного города с молоком их матерей, так как многим поколениям их предков по женской линии приходилось сталкиваться с такими же трудностями. Также большинство девушек знало, что большинство парней, вернувшись в казармы, вряд ли будет держать свои рты закрытыми и что они объявят о своих успехах своим товарищам по казарме на следующее же утро. Таким образом, большинству молодых пехотинцев не приходилось и мечтать об удовлетворении их цветущих страстей с хорошей девушкой из Остероде.

Это не значило, что у граждан или девушек Остероде было что-то против серьезных долгосрочных отношений с кадровыми солдатами… и все мы были кадровыми солдатами в Рейхсвере! Действительно, как раз противоположное было верно. Так как большинство солдат, отслуживших двенадцать лет, затем хорошо устраивались на гражданской службе, замужество за кем-то из нас приветствовалось семьями нашего гарнизонного городка.

Как и многие города Восточной Пруссии, Остероде лежал на берегу большого озера. В нижнем квартале города была длинная набережная, которую по праздникам украшали гирляндой фонарей длиной в километр. Был также причал для маленьких прогулочных судов. Многие из озер Восточной Пруссии были соединены каналами, так что можно было легко путешествовать по воде на большие расстояния. В начале 30-х наш батальон основал водноспортивный клуб, в котором можно было взять напрокат каноэ или весельную лодку. В летние месяцы в неслужебные часы эти лодки практически постоянно были заняты, в основном чтобы катать наших девушек по тихим притокам или на маленькие островки.

Однако в конце лета 1939 года эти идиллии быстро становились предметом далекого прошлого. Шли последние дни августа 1939 года. Я когда-то читал, что летние дни до начала Первой мировой войны были особенно прекрасны, как будто природа показывала все свое величие и блеск перед надвигающейся смертью. Теперь, двадцать пять лет спустя, пожалуй, можно было написать то же самое. Каждый день того лета был краше предыдущего.

Вечером 25 августа наш командир роты полагал, что час «X» вот-вот наступит[1]. Значительно позже мы узнали, почему операция была отложена и части уже на пути к позициям были отозваны. До последней минуты происходили лихорадочные дипломатические маневры. Однако 31 августа фон Риббентроп объявил, что у него больше не было полномочий вести переговоры. Кости были брошены!

Начал исполняться план «Вайс». Приказ, пришедший из верховного командования еще вечером, был краток: «Задачи и цели остаются прежними. День „X“ — 1 сентября 1939 года. Час „X“ — 04:45». Открыв окно в своих казармах в пять утра, я услышал бесконечный грохот грома с юга. Артиллерия на польской границе открыла огонь.

Я был ошеломлен. Мои детские воспоминания о Первой мировой до сих пор были очень яркими. Я поспешил на плац, чтобы найти кого-то, с кем можно было поговорить. Там был прежний командующий нашей 11-й роты, майор фон Т., теперь офицер Генерального штаба и Iа нашей части[2], окруженный солдатами и осажденный вопросами. «Да, — сказал он, пожав плечами, — на сей раз это настоящая стрельба!»

До долгожданного окончания моей двенадцатилетней службы оставалось ровно 9 месяцев. Абсолютно точно ни мирные немцы, ни мы — солдаты — не знали, ни сколько продлится эта война, ни как она закончится почти шесть лет спустя. 1 сентября 1939 года началась эпоха, которая изменит лицо Европы и нашу судьбу. Вторая мировая война началась.

Батальон полевого резерва был поднят в 8 утра, потому как польские войска предположительно готовились пересечь реку Вислу около парома в Курцебраке и к югу от него. Мариенвердер располагался примерно в четырех километрах от Вистулы, которая в этом месте шириной почти в полкилометра. По-видимому, берег реки напротив польского коридора тогда слабо охранялся пограничными патрулями, и по той или иной причине патрульные запаниковали, что часто случается в начале войны.

Однако первым делом мы выдвинулись на позиции на плато к западу от Мариенвердера и начали окапываться. Мы зря копали окопы, нам даже пришлось их засыпать тем же днем. Ложная тревога! Через несколько часов после начала наступления у поляков было достаточно других проблем, чтобы переправляться через Вистулу в нашем направлении!

С ранних часов, не переставая, эскадрильи немецких бомбардировщиков летали к польской границе на юге и назад. К тому времени польский маршал Эдвард Рыдз-Смиглы, по-видимому, понял, что его марш на Берлин не состоится. К тому времени большая часть польских Военно-воздушных сил была уже уничтожена на земле[3].

4 сентября наша дивизия уже вошла в предместья крепости Грауденц, которая была захвачена 5 сентября. После этого нас перебросили на юго-восток области и оттуда снова против Польши. Батальон полевого резерва следовал за дивизией через реку Нарев между Ломшей и Остроленкой и за несколько дней достиг цели — Белостока. За всю польскую кампанию я был только в одном бою. Мы стояли на привале к югу от Наревы, когда внезапно сообщили, что рассеянные, но сильные польские части приближались к северу от наступающей дивизии.

Так называемый «боеспособный» патруль на велосипедах под моей командой послали в направлении возможного пути продвижения противника. Мы проехали несколько километров, ничего не заметив, пока мое внимание не привлек большой луг с множеством стогов. Я приказал своим пехотинцам проверить стога, и они начали энергично протыкать солому штыками. Как вскоре стало очевидно, не зря. После нескольких громких криков многие стога сена внезапно ожили. Из практически каждого стога вывалились побитые в сражениях польские солдаты, некоторые все еще с оружием, но сдавшиеся без сопротивления. Они были рассеяны на укреплениях Наревы. Позже, во время допроса, они говорили, что атаки «Штук» на их бункеры больше всего подорвали их волю к борьбе.

В нашем наступлении к Белостоку мы прошли место с множеством могил немецких солдат. Они все были из одной роты разведывательного батальона, которая, возможно, попала здесь в засаду.

В тот же самый день, двигаясь сквозь песок и пустошь, мимо нас проехал длинный конвой. В первой машине, очевидно в отличном настроении, ехал командующий группы армий Север, генерал-полковник Фёдор фон Бок, который приветствовал нас поднятой рукой, крича «Хайль Гитлер, мои дорогие товарищи» (!).

Судьба польской кампании была решена за первые восемь дней. Последнее польское сопротивление, однако, было сломлено только 1 октября, спустя четыре недели после начала войны. Позднее я испытал триумфальное возвращение под светом факелов моей старой роты к благодарному народу. К сожалению, были и раненые, и погибшие.