"Киберпространство" - читать интересную книгу автора (Ливадный Андрей Львович)

Глава 5

— Сэр, докладывает навигационная рубка. Пеленг сигнала семь градусов от оси курса.

Командир крейсера «Синапс» повернулся к панели связи.

В прозрачной сфере стек-голографа в данный момент отображались данные, снятые с систем локации.

— Рубка, кто на связи?

— Галактлейтенант Курбанов.

— А, Володя… не узнал по голосу. Богатым будешь. — Полковник Ничменов посмотрел на конфигурацию сигнала и тут же осведомился, одновременно высказывая свое мнение: — Какие-то обломки. Что показывают датчики энергосканирования?

— Сигнал есть. Слабый, но стабильный. Похоже на работу аварийных систем.

— Сколько до него? — Ничменов имел в виду объект.

— Миллион семьсот. Я поднял по тревоге группу быстрого реагирования.

— Добро. Контур не опознан?

— По отраженному сигналу аналогий нет. Через тридцать секунд будет видеоряд. Оптические умножители заканчивают маневр ориентации.

— Хорошо. Я сейчас поднимусь в рубку. — Ничменов понял, что экстренного торможения не избежать. Хотя, нет… Здесь, на противоположной от границ освоенного космоса окраине скопления О’Хара, приходилось постоянно быть начеку — зона средней звездной плотности предполагала наличие планет в тридцати процентах близко расположенных друг от друга систем. Все миры, сколько-нибудь пригодные для жизни, были заселены; среди многочисленных колоний инсектов преобладали так называемые «дикие семьи», не связанные с Конфедерацией договором о «дружбе и сотрудничестве». Учитывая, что кланы насекомоподобных существ начали осваивать космос три миллиона лет назад, приходилось быть вдвойне осторожным: семьи часто воевали между собой, к тому же, после долгого владычества харамминов, они не выносили гуманоидов. Все это, вместе взятое, сильно осложняло картографические исследования. Космические корабли инсектов уже дважды пытались атаковать «Синапс», не утруждая себя переговорами.

— Есть оптическое изображение, командир, — прервал его мысли доклад лейтенанта. — Взгляните.

Ничменов обернулся.

Сфера голографического монитора действительно демонстрировала обломки: фрагменты космического корабля образовывали в пространстве подобие кометы с выраженным ядром и длинным шлейфом. Собственная скорость данного образования была невелика — порядка одного километра в секунду.

В нижней части виртуального монитора система опознавания целей вела тщетные попытки идентификации.

Присмотревшись к сменявшим друг друга фрагментам изображений, Ничменов вдруг понял, что узнает некоторые характерные узлы. Корабль явно принадлежал людям, но один космос ведал, какая прихоть судьбы занесла его в столь отдаленные и еще совсем недавно — абсолютно недоступные галактические пределы…

Хотя…

В оперативном окне поисковой системы на несколько секунд задержались оплавленные секции гипердрайва, и капитан «Синапса» вдруг ясно осознал — данный корабль не подвергался нападению — он лишь пытался «всплыть» из гиперсферы в метрику трехмерного континуума, причем, судя по следам плавления, которые носили все попавшие в поле зрения умножителей обломки, это происходило около полувека назад, в ту пору, когда скопление О’Хара еще было скрыто сетью логрианских устройств, искривляющих метрику ~ пространства.

Вполне естественно, что корабль подвергся воздействию блуждающих по кругу световых потоков, которые за миллионы лет гравитационного плена накопили энергию в сотни мегаватт, пришел к очевидному выводу Ничменов, подумав, что ни одно оружие современности не могло нанести крупному кораблю таких масштабных энергетических повреждений.

— Система распознавания целей не нашла аналогов в базах данных, — доложил галактлейтенант Курбанов.

— Не мудрено. — Командир «Синапса» уже вышел из каюты, направляясь к главной лифтовой шахте. — Группе немедленного реагирования — старт по готовности! — теперь он отдавал распоряжения в коммуникатор.

— Экстренное торможение?

— Отставить. Эти обломки могут оказаться ловушкой. Приманкой. Переходим с крейсерской скорости на расчетную боевую. Курс по петле возвращения. Всему экипажу — боевая тревога.

— Принято. Исполняю.

По сети внутреннего космодрома «Синапса» шел обычный предстартовый монолог автоматической системы запуска.

— Вниманию экипажей, затворы стартовых катапульт закрыты, накачка ускорителей пятьдесят процентов. Завершить тестирование и доложить готовность.

Звено «Тайфунов» — многоцелевых разведывательных кораблей, которые в этом вылете прикрывала эскадрилья «Фантомов», стартовало за десять секунд до того момента, как крейсер «Синапс» озарился короткими вспышками корректирующих двигателей, начиная сложный пространственный маневр. Через три часа огромный корабль вернется в исходную точку для подбора группы немедленного реагирования, в задачу которой входило исследование обломков и выявление источников энергетической активности, обнаруженной сканерами базового корабля в сфероидальном скоплении бесформенных фрагментов.

— «Тайфун—один», лег на курс сближения.

— Здесь второй, есть навигационный захват оси курса.

— Третий, подтверждаю. Вхожу в строй. Бортовые системы в норме.

Доклада от истребителей не поступило — все «Фантомы» шли в полном автоматическом режиме под управлением реабилитированных в последние годы и значительно усовершенствованных модулей «Одиночка». Данная Модификация печально знаменитого пакета программ независимого поведения была создана на базе системы «Клименс-12».

— Пять минут, полет нормальный. Дистанция до объекта — двести тысяч. Носовая полусфера — никаких посторонних сигналов.

— Второй, подтверждаю, левый траверз сканирования, все чисто.

— Третий, правая полусфера свободна.

Фантомы начали перестроение. Три «Тайфуна» продолжали двигаться к цели, в то время как истребители, разделившись на звенья, совершили маневр, ложась на курс сферического патрулирования.

— «Маленькие» начали карусель. Данные телеметрии с их сканеров подтверждают: зона операции свободна.

— «Тайфун—один», до начала торможения пятнадцать секунд. Цель в оси курса. Синхронизируемся.

Скопление обломков приближалось.

Пилот первого «Тайфуна» чуть наклонил голову, удерживая плотное сферическое образование в прицеле сканирующих систем, отчет которых постоянно выводился на проекционное забрало гермошлема.

Процедура сближения проходила в автоматическом режиме. Система кибернетического пилотирования «Тайфунов» считалась одной из самых надежных разработок, поэтому человек, как правило, брал управление на себя лишь при возникновении неординарных обстоятельств.

В данном случае проблем не возникло, окончательное маневрирование протекало, как обычный, сложный и рутинный процесс сближения с нестабильным скоплением крупных частиц.

— Первый, причаливаю. Масса объекта стыковки — сорок семь тонн. По данным энергосканирования, источник сигнала расположен внутри. Ведомым: расчистить зону сближения.

Коротко полыхнули генераторы короткоживущей плазмы, испаряя препятствия в оси курса ведущего «Тайфуна».

— Есть визуальный контакт с объектом. Ведомым — стоп. Включаю генератор суспензорного поля.[9]

Мягкая зеленоватая аура окутала обломки, ограничивающие расчищенный проход. Теперь ни один из бесформенных фрагментов корабля не сдвинется с места, прочно сцементированный силовыми линиями суспензорного поля.

Автопилот ввел «Тайфун» в мерцающий тоннель.

— Система идентификации отработала вхолостую, — доложил пилот второго «Тайфуна». Мы не можем опознать корабль.

— Да, непонятная конфигурация… — согласился с ним первый. — По массе обломков вроде бы крупный корабль, однако мои сканеры определили объект исследования, как стандартный аварийный модуль малого транспортного судна.

В этот момент мягкий толчок касания и точечные вспышки статики от работы электромагнитов удержания возвестили о стыковке.

Из носовой части «Тайфуна» выдвинулся манипулятор. Часть обшивки чудом уцелевшего отсека покрыл уплотнитель, затем микролазеры прожгли крохотные отверстия, через которые внутрь были выпущены наномашины.

Взгляду командира группы быстрого реагирования открылось сумеречное помещение, выполненное в форме шестигранной призмы. Две тусклые аварийные панели бросали зловещие красноватые блики на колпаки пяти криогенных камер, расположенных, словно лепестки фантастического бутона, вокруг центрального столба, в котором были скрыты механизмы и аппаратура поддержания жизни.

Жутковатое и одновременно завораживающее зрелище. Облако нанопыли быстро рассеивалось в затхлой остаточной атмосфере модуля, и взору открывались все новые подробности функционального интерьера небольшого отсека.

Впрочем, взгляд лишь мельком скользил по технологической оснастке, обнажившейся из-под расплавившихся от температуры декоративных кожухов — все внимание командира мобильной группы сейчас было сосредоточено на низкотемпературных саркофагах.

Два из них оказались пустыми, в трех других лежали люди — девушка лет двадцати пяти и два молодых человека приблизительно того же возраста.

Зеленые огни индикации на приборных панелях причудливо смешивались с красными и желтыми сигналами. Процессы криогенного сна во всех трех камерах дали сбой, но еще не вошли в необратимую фазу, когда модуль поддержания жизни начинает работать, как простая морозильная установка.

— Командир, мы не сможем их эвакуировать, — раздался по связи хриплый от волнения голос пилота второго «Тайфуна». — Я прогнал тест, система анализа подтверждает: при вскрытии камер риск летального исхода составляет 99 процентов.

— Да, я вижу. Нужно произвести идентификацию тел.

Мысленный приказ, отданный наномашинам, заставил часть из них внедриться внутрь камер, через полупрозрачный материал колпаков.

Идет анализ ДНК. Ждите. Результат поиска по унифицированным базам данных будет выведен на ваш монитор по окончании процесса.

Медленно текли томительные минуты.

Наконец на проекционном забрале гермошлема командира группы открылось новое оперативное окно.

Странно… А выглядят одинаково молодыми…

— Что там, командир?

— Они граждане первой Конфедерации. Уроженцы Кассии.

— И что будем делать? Мы не в состоянии их вытащить.

— Но и бросить тоже не можем, — вставил свое слово пилот третьего «Тайфуна».

Командир на несколько секунд задумался. Действительно, ситуация неприятная. Знать бы еще, как эти трое оказались тут… Впрочем, какая разница? Информационных носителей с вразумительными записями бортовой киберсистемы погибшего корабля в аварийном модуле точно нет, наномашины уже проверили все работающие приборы.

Они люди. Этим сказано все.

Командир мобильной группы протянул руку, коснувшись сенсора на приборной панели корабля.

Повинуясь приказу, с пульта ручного управления в специальный контейнер мягко скатились три колючих иссиня-черных кристалла.

Три логра.

— Начинаю процедуру логр-сканирования.[10] Это все, что мы можем сделать для них.

Она открыла глаза.

Над головой плавилось лазурью безоблачное небо. Свет шел отовсюду, но Лиза в первый момент не обратила внимания на отсутствие в ясных небесах такой важной детали, как наличие солнца.

Память кружилась в обрывочном калейдоскопе драматических воспоминаний.

— Генераторы защиты отказали!

Обзорные экраны ходовой рубки гасли один за другим, синхронно с выходом из строя внешних видеодатчиков. Вокруг был только свет, неистовый, всесжигающий, и даже без посредства приборов становилось ясно — им не уцелеть. Температура в отсеках росла с каждой минутой, дышать было невыносимо, едкий дым от плавящихся декоративных панелей клубами врывался в рубку сквозь вентиляционные шахты.

— Лайт, что делать?!

Она запомнила взгляд Андрея, когда тот повернулся. В его глазах была надежда. Безумная надежда. Он, как и Сэм, никогда не сдавался.

— Этот голубокожий скот отправил нас в преисподнюю. Он знал, что нам не прорваться к их планетам.

— Какая разница, Лайт!.. — задыхаясь от едкого дыма, выкрикнула Лиза. — Нужно что-то делать!

— Ничего не успеем. Повреждение обшивки — девяносто процентов. Но мощность светового потока слабеет!

— Скафандры!

— Нет. — Он остановил ее, схватив за запястье. — Лиза, ты ведь не хочешь медленной смерти? Корабль не выдержит, он развалится. Все несущие конструкции потеряли прочность!..

Да, в ту минуту она растерялась, позволила отчаянью завладеть разумом. Ее губы предательски дрогнули.

— Что делать… Лайт?

— Аварийный модуль, — отрывисто произнес Андрей. — Там двойная защита. Даже если корабль развалится, модуль, под прикрытием обломков, преодолеет барьер.

— Криогенный сон?

Он кивнул, подтолкнув ее к дверям ходовой рубки.

— Это еще не смерть, Лиза. Когда-нибудь нас найдут.

Возвращение в мир было совершенно безболезненным.

Никаких постэффектов после долгого криогенного сна, сознание очнулось, словно бы и не засыпало в ледяной тиши низкотемпературного саркофага.

Как будто в темной комнате внезапно включили свет.

«Где я?»

Хороший вопрос.

Лиза заставила себя отрыть глаза и осмотреться, но тут же зажмурилась, едва не вскрикнув. В животе похолодело, будто она падала в бездну.

Вокруг не было ничего, кроме лазурного сияния.

Бред.

«Или я еще сплю? Что происходит, в конце-то концов?»

За неполную минуту, что прошла с момента возвращения сознания, ее разум успел окунуться в воспоминания, и вот теперь, тщетно пытаясь осознать окружающую реальность, внезапно отказался реагировать на абсурдное проявления внешней среды.

Ее начало подташнивать. Полная дезориентация в пространстве, шок, щедро приправленный реакцией вестибулярного аппарата на отсутствие таких понятий, как «верх» и «низ».

«Господи… Где я?»

Она не ощущала ни сопротивления воздуха, ни каких-то иных признаков, сопутствующих падению, только холод в животе и груди да застрявший в горле комок удушья.

Шли гулкие, полные внезапного отчаянья секунды… но ничего не происходило.

Лихорадочные мысли начали понемногу успокаиваться.

В конце концов, в прошлом она была профессиональным космодесантником и понимала, что прыжок с орбиты в атмосферу планеты происходит совершенно иначе. Однако увиденная ею лазурь отсекала любую мысль об открытом космическом пространстве.

Так выглядит небо с поверхности, планеты, ну, на худой конец, с высоты в пару тысяч метров, значит, внизу должна быть какая-то твердь, иначе сама реальность теряла смысл…

«Давай… Открывай глаза… Делай что-нибудь!»

Внутренний окрик подействовал.

Хуже не будет. Нужно понять, что происходит.

Ее ресницы дрогнули, Лиза вновь, уже в третий раз, заставила себя взглянуть на окружающий мир и…

От этого действительно можно было легко сойти с ума.

Под ногами, там, где только что простиралась лазурная бездна, внезапно появились яркие, контрастные очертания земли. Все происходило на ее глазах: резко, из ниоткуда появилась ровная как стол бесконечная плоскость, и тут же с новой остротой пришло чувство падения, на периферии сознания промелькнула совершенно неуместная, вырванная из контекста прошлого опыта мысль о том, что нужно искать площадку приземления…

Какая к фрайгу площадка приземления? Откуда взялась эта бесконечная плоскость, которая не приближалась и не удалялась? Если это планета, то где рельеф?

Сумасшедшая ситуация.

Она наивно полагала, что хуже не будет, но в следующий момент поняла, что ошиблась.

Стоило подумать о рельефе, как ровная плоскость вдруг стала видоизменяться, — возникало бредовое ощущение, что кто-то демонстрирует ей сжатые в ничтожный отрезок времени процессы естественного формирования планетной коры…

Непонятная плоскость внезапно начала сминаться, образуя складки, а сознание Лизы невольно вбирало взглядом подробности совершенно нереального (с точки зрения здравого смысла) действа, отмечая, как образовавшиеся за несколько секунд горы и равнины принимают реалистичный, правдоподобный вид, — она смогла различить вполне достоверную фактуру бесплодной тверди… Если верить собственным ощущениям, то выходило, что безликая плоскость в течение нескольких секунд трансформировалась в рельеф пустынного мира, никогда не ведавшего понятия «жизнь», но самым поразительным, вернее — противоестественным, сводящим с ума, оказалось продолжение процесса. Горы не остановили свой рост, они поднимались, разламывались трещинами ущелий, тянулись к ней, пока одно из каменистых плоскогорий не приблизилось настолько, что его края образовали новый горизонт.

Лиза уже не верила ни одному из чувств.

Все происходило стремительно, парадоксально, неправдоподобно, и она, сжавшись в ожидании удара, не почувствовала его.

Нет. Твердая поверхность коснулась ее ног и мгновенно остановила свои трансформации, словно едва ощутимое касание являлось ограничителем, выключателем процесса.

Несколько секунд Лиза стояла, тщетно пытаясь убедить себя, что это происходит именно с ней, а затем, будто сдавшись реальности, медленно опустилась на прохладный, шероховатый камень.

«С прибытием…»

Ошалевшая, абсурдная мысль шарахнулась в рассудке, но, как ни странно, принесла облегчение, словно ее сознание действительно сдалось, поверило, что твердь каменистого плоскогорья настоящая.

Кружилась голова. Во рту было сухо и противно. Мышцы мелко дрожали от перенапряжения.

Случившееся с ней не укладывалось ни в какие рамки логики. Такое может происходить во сне или в бреду, но куда девать явственные, острые ощущения реальности? Например, прохладу камня, его шероховатую поверхность… даже вдыхаемый воздух нес кристальную свежесть высокогорья.

Еще один нонсенс. Безжизненная планета с кислородной атмосферой?

Лучше бы она придержала свои мысли.

Взгляд Лизы был направлен вниз, и она увидела, как долины предгорий, смутно угадывающиеся с такой высоты, вдруг подернулись характерной зеленью растительности, будто там в одно мгновенье выросли лесные массивы, зазеленели поляны, по склонам с тихим переливчатым журчанием побежали ручьи и речушки, воздух вдруг утратил неправдоподобную прозрачность, подергиваясь дымкой испарений, которые тут же потянулись вверх, образуя перистые полосы облаков.

Она машинально осмотрелась, подняла небольшой камушек и слабым движением бросила его в пропасть.

Крохотная точка пролетела по крутой дуге, ударилась об отвесную стену скалы, отскочила и канула в сумеречных глубинах ущелья.

«Ну, что тебе еще нужно для полного счастья?»

«Хотела тверди — получи ее. Живи и радуйся».

«Живи?»

Это слово внезапно отдалось в сознании фальшивой нотой.

«Нет. Так не пойдет. Либо я сумасшедшая, либо…»

Какой выбор был у нее? Признать себя невменяемой?

Пожалуй, следовало подождать с категоричными суждениями. Она уже испытывала нечто подобное в своей жизни… и ничего, справилась.

«Ладно. Будем считать, что я бредила. А теперь очнулась».

Мыслить иначе — означало подписать себе приговор.

Человеческий рассудок способен адаптироваться к самым невероятным ситуациям. Конечно, не все люди обладают достаточной устойчивостью психики, само понятие «адаптация» несет двоякую трактовку, как положительную, так и отрицательную, но Лиза, преодолев первый барьер ужаса, неприятия, постепенно и ненавязчиво загнала мысли о парадоксальных явлениях в глубь своего сознания, сосредоточившись на вполне конкретных, реальных мелочах, которые несли требуемую степень правдоподобности, чтобы разум не начал вновь впадать в ступор.

Выдавала ли она таким образом желаемое за действительное?

Нет.

Она лишь защищала себя от необъяснимых противоречий, возникших в первые минуты осознания окружающего.

Нервы постепенно отпускало, непроизвольная дрожь уже не гуляла по телу.

Лиза не стала задерживаться на высокогорном плато — немного придя в себя, она тщательно осмотрела обрывистые склоны, пока не нашла приемлемого спуска: с одной стороны скалы были разрушены, отвесная стена превратилась в пологую, но ненадежную осыпь, однако выбирать не приходилось, и она начала спуск, сначала осторожно, а потом все увереннее.

Вместе с усилиями, которые приходилось прилагать, продвигаясь по грозящему внезапным обвалом склону, к ней постепенно возвращалось ощущение реальности.

Она не хотела сейчас думать об обстоятельствах, предшествующих ее странному появлению в этом мире.

Вспоминать прошлое — значит сформулировать для себя целый список безответных вопросов.

«Нет. Нужно сосредоточиться на главном: выяснить, куда я попала, отыскать людей — ведь кто-то спас меня из обломков космического корабля…»

С такими мыслями Лиза продолжала спуск, искренне надеясь, что алогичные проделки пространства — лишь следствие временного помутнения рассудка, вывих сознания, порожденный постэффектами после долгого низкотемпературного сна.

Но даже при такой трактовке чувство подспудной тревоги не отпускало. Было совершенно непонятно, почему после пробуждения она оказалась совершенно одна, не в больничной палате, а на открытом всем ветрам плоскогорье?

Думать о том, что она все еще спит в ледяных объятиях криогенной камеры, а окружающую реальность формирует ее воображение, не хотелось.

Спускаясь с очередной угловатой глыбы, она в кровь содрала пальцы.

«Нет, — думала Лиза, глядя на выступившие капельки крови, — это не сон. Странное, можно сказать, роковое стечение обстоятельств, которому рано или поздно найдется логичное объяснение, но только не сон».

Сутки без сна.

Ранящий калейдоскоп мыслей возродил внутреннее ощущение времени, Илья, привыкший к определенному укладу своего существования в фантомном мире, понимал: с ним происходят необратимые перемены. Жесткий, концентрированный вброс информации заставил очнуться от стасиса душу, вернул острое, чувственное восприятие событий.

«Что же ты сделал, Ник?.. — с укором думал Горка-лов. — Зачем пересек допустимую информационную границу? Неужели ты не понимал, что даешь доступ к данным, которые не позволят мне вернуться в состояние насильно культивированного покоя?»

Существование закончилось. К осмыслению последних событий примешивались эмоции, но прогнать их — значит вновь перешагнуть через себя, замкнуться в коконе безразличия. Этого Илья сделать не мог. Да и не хотел.

Проблема не пришла из прошлого, реальная угроза существовала в настоящем, а Илья Матвеевич никогда не игнорировал данность. Закрыть глаза, мысленно сказать: «не мое дело» — означало перестать быть самим собой, совершить акт осознанного морального суицида, растоптать, стереть все, что составляло личность.

Говорят, в одну реку невозможно войти дважды.

Ложь…

Горкалов уже испытывал подобные сомнения, толкающие к действию, требующие немедленной, адекватной реакции, но в прошлом, очнувшись после погасившего сознание смертельного удара, он, заново осознавая себя, находил поддержку в неведении и надежде. После атаки харамминов на Элио и битвы в Сфере Дайсона положение человечества оставалось незавидным. Горкалов погиб в критический момент, когда победа могла обернуться жестоким поражением, но, осознав себя как фантомную личность, он понял — его планы были осуществлены, древняя машина логриан возрождена, с Логрисом установлен конструктивный двухсторонний контакт, иначе как бы его личность попала на уникальный носитель?

Подобные мысли поддерживали Илью, они помогли ему не только адаптироваться в абсолютно новом для человека пространстве, но и пережить шоковые воспоминания, не дать им шанса возобладать над рассудком.

К счастью, его знания о Логрисе сводились на тот момент к расшифрованной записи с древнего кристалла, растолковывавшей истинное предназначение логрианской сети, да некоторым догадкам, получившим обоснованное подтверждение в ходе осторожных опытов.

Он ни на миг не забывал то, о чем предупреждал в своих размышлениях один из создателей Логриса: не пытайся вырваться в мир живых, иначе твои действия принесут лишь горе. Справедливость предостережения не требовала дополнительных доказательств — пример харамминов, получивших бессмертие в бесчисленных реинкарнациях, их постепенная деградация, вырождение целой расы в горстку циничных существ с одряхлевшей душой, служили ярким, назидательным примером справедливости законов, которые вывели логриане для своего детища.

Что же изменилось теперь?

«Ты принесешь горе и горек будешь сам…»

Фраза въедалась в рассудок, словно кислота, сжигающая мысли.

«Право на поступок… Почему я считаю, что получил его?»

Илья сидел на террасе, погрузившись в мрачные размышления. Его взгляд был устремлен вдаль, туда, где дорога, по которой пришла к нему мнимая Шейла, сливалась с далекой, клубящейся грозовыми облаками линией горизонта.

Резервный логр, куда были скопированы данные созданной им реальности, ничем не отличался от оригинала. Проблема заключалась в изменившемся восприятии Ильи Матвеевича.

Вспоминая прошлое и сравнивая его с настоящим, картину которого скупо, но доходчиво обрисовал ему адмирал Сокура, Илья понимал: он опять стоит на краю стремнины, как несколько десятилетий назад. Его жизнь после распада первой Конфедерации Солнц в чем-то была похожа на существование в Логрисе. Сознательно культивированный стасис души при полной самоотдаче рассудка. Да, именно так он жил, наблюдая, обобщая факты, осознавая, что пестрый конгломерат независимых миров, потеряв единую власть, медленно, но неуклонно движется по гибельному пути.

И вот, когда казалось, что он — не более чем песчинка, затерявшаяся в ледяной бездне бесконечности, к нему попала информация о Логрисе, и почти сразу, буквально вслед за расшифровкой записи с древнего кристалла, пришло понимание: те расы, от которых, по общему мнению, остались лишь артефакты, не исчезли бесследно, они рядом, буквально в двух шагах, по меркам космических расстояний, и…

Тогда он нашел в себе силы пойти против течения, бросить свою жизнь на чашу весов, принимать решения не только за себя, но, по сути, за человечество в целом.

Очнувшись здесь, в Логрисе, он полагал, что сам факт реанимации его сознания на носителе древней машины есть прямое доказательство победы…

Победы ли?

Единство, купленное ценой виртуального бессмертия… Если вдуматься в смысл фразы, становилось жутко.

Люди — не логриане. Личности человека противопоказан стасис. Большинство из попавших в Логрис не сможет смириться с невозможностью вернуться, оставаясь один на один с абсолютной памятью. Не вполне понимая законы, которым подчинено фантомное пространство любого логра, они, вольно или невольно, окажутся между жерновами тяжелейшего морального испытания.

Разве среди нас есть святые?

Нет. В каждом человеке незримо присутствует две личности, вся жизнь — это борьба противоположностей, поступки — следствие подавления одной из половин сущности, а добрые они, злые или вперемешку, какие придется, зависит оттого, что за чувства, порывы или же рассудочные побуждения берут верх.

Здесь, в Логрисе, все иначе.

Чуждое киберпространство, принимая личность человека, не учитывает полутонов, черное здесь выглядит истинно черным, а белое — безукоризненно белым. Память утрачивает спасительное свойство избирательности, ты вдруг вспоминаешь все до мелочей, каждый свой поступок, начиная с того момента, как в далеком детстве осознал факт собственного бытия, и на поверхности сознания внезапно проявляются образы, которые, казалось, были навек спрятаны в тайниках души.

От этого нельзя спастись, некуда бежать, абсолютную память не заставишь забыть неугодное.

С этим можно лишь примириться.

Размышляя, Илья не замечал, как небо над головой наливается свинцовой тяжестью грозовых облаков, воздух стал жарким, душным, казалось, что он загустел, даже листва многочисленных растений оазиса поникла от непривычного зноя.

Сейчас должны ударить первые крупные капли проливного дождя, вслед которым темнеющие небеса разорвет ветвистая вспышка молнии…

Знойное предгрозовое марево струилось над прямой как стрела дорогой.

Илья перевел взгляд на «Гранд-Элиот».

Почему машина и дорога остались невредимыми после исчезновения таинственной воли, вторгшейся в его мир?

Создавалось ощущение, что упомянутая сила не исчезла вовсе, она продолжает незримо присутствовать тут, подталкивая его мысли в нужном направлении.

Машина и дорога.

В последний раз он сидел за рулем «Гранд-Элиота» в день атаки харамминов на Элио.

Теперь он знал с точностью, что в реальном мире минуло сорок лет.

Те, кого он знал молодыми, состарились, иные, ровесники Ильи, уже ушли в Логрис, и их обретшие бессмертие души ищут мира с собой, пытаясь адаптироваться к совершенно новому и крайне дискомфортному для человека фантомному пространству.

Они где-то здесь, рядом.

Мысль беспокоила, как заноза.

Массовый исход в Логрис неизбежно, рано или поздно, но приведет к взрыву, который вызовет потрясение не только в виртуальной среде бесчисленных «личных пространств», — он встряхнет сотни планет обитаемого космоса, потому что Логрис, на мощностях которого базируется современная сеть Интерстар, связан с реальным космосом миллиардами информационных каналов общечеловеческой межзвездной сети.

Учитывая новые факторы, существенно повлиявшие на развитие человечества, Илья с предельной ясностью понимал: запертые в личных вселенных сущности людей непременно вырвутся из узилищ, где нет спасения от себя самого, и тогда межзвездная сеть вновь сыграет роковую роль, став торной дорогой для вырвавшихся на свободу фантомов.

Как поведут они себя, что станут делать, предсказать нетрудно.

Решение зрело, оно уже прошло через этап трудного морального осмысления, и, словно в подтверждение этой мысли, первые капли проливного дождя хлестнули по иссушенной земле.

Яркая вспышка молнии озарила потемневшую реальность, вслед громыхнул оглушительный раскат грома, и Илья, будто очнувшись, наконец посмотрел вокруг, удивляясь мрачной красоте стихии, сформированной под напором его душевного состояния.

Он принял мысль о том, что не сможет более существовать, — он вновь хотел жить, этого требовали очнувшиеся чувства, которые, как ни старайся, уже не загнать назад.

Да и ни к чему.

Он встал и вышел под дождь.

Прими себя таким, каков ты есть… Вот главная заповедь для любого человека, чье сознание попало в Логрис.

Стоя под проливным дождем, Илья испытывал облегчение.

Он снова хотел жить, действовать, словно очнулся от долгого летаргического сна.

Гроза все еще бушевала над оазисом, когда «Гранд-Элиот» медленно развернулся, вырулил на аллею и покатил к дороге, соединяющей прибежище Горкалова с берегами многоцветной реки.

Илья сделал нелегкий выбор и больше не возвращался к вопросу моральной оценки предполагаемых действий.

Теперь он сосредоточился на другом: прежде чем шагнуть навстречу неведомому, следовало до конца переосмыслить знания о Логрисе в свете той информации, которую передал ему Николай.

Итак, что такое логр?

Илья машинально достал сигареты, прикурил и откинулся в кресле, позволив автопилоту взять управление машиной.

Дождь рушился стеной, полоска электростатического дворника едва успевала справляться с низвергающимися потоками воды, сумрак то и дело продолжали рвать ветвистые вспышки молний, но Илья, как никто другой, понимал: бушующая стихия — суть отражение его душевного состояния.

Он не зря сформулировал для себя вполне конкретный мысленный вопрос.

«Адаптивная, нейроподобная сеть». — Он глубоко затянулся, глядя, как сизый дымок втягивается в щель приспущенного ветрового стекла. — Адаптивная — значит самонастраивающаяся, гибко реагирующая на малейшие, даже самые незначительные изменения.

Илья при жизни не являлся профессиональным программистом, он был боевым офицером, пилотом серв-машин, но опыт прямого нейросенсорного контакта с изобретенными людьми кибернетическими системами и последующее существование в логре вкупе с развитыми способностями логического мышления давали ему определенный шанс в поиске правильных ответов.

В конечном итоге истина, которую он искал, заключалась не в детализации конкретной технологии — важно понять саму концепцию, которая позволит сформировать правильный подход к возникшей проблеме.

«Нейроподобная сеть, — продолжал размышлять он. — Логично предположить, что в основе структуры логра лежит принцип передачи и хранения данных, основанный на использовании миллиардов искусственно созданных нейронов, иначе личность человека никогда не нашла бы адекватного отражения в фантомных вселенных, созданных порядка трех миллионов лет назад абсолютно чуждой расой.

Отсюда следовал важный вывод: строение исходных биологических клеток, отвечающих за высшую нервную деятельность, у различных рас, развившихся в условиях нетождественных эволюции, одинаково в принципе. Подтверждением такого вывода служили знания о телепатических способностях расы инсектов.

Мы пусть не сразу, но сумели вступить в контакт с ними именно на уровне передачи мысленных образов, значит, при всех различиях в строении тела и метаболизме, функциональность высших отделов коры головного мозга у всех известных разумных существ основана на одном и том же принципе получения, хранения и передачи информации — природа вышлифовывала его миллиарды лет, приходя к закономерной унификации…

Смелое, но оправданное допущение, которому (при определенных исследованиях) гарантирован статус истины…»

Мысль Ильи скользнула дальше. Он понимал, что Природа и техническая мысль суть не одно и то же. Да, логры вследствие своей уникальной структуры способны воспринимать матрицу человеческого сознания, но это вовсе не означает, что люди до конца поняли все функциональные особенности древних микромашин.

Мы — пользователи. Никто, даже современные поколения логриан, судя по всему, не могут прояснить всех функций и конструктивных особенностей логров. А ведь ни одна система не возникает в одночасье, и прежде чем стать комфортным (для логриан) вместилищем разума, микрокомпьютеры расы двухголовых ксеноморфов должны были пройти определенный путь технологического совершенствования.

К счастью, теперь знания Ильи о лограх не ограничивались лишь одной памятной записью, в которой прямо указывалось на основное предназначение микромашин. Существовали и другие свидетельства, связанные с более древними исследованиями Рукава Пустоты, в частности, отчеты экипажа рудодобывающего комплекса «Спейсстоун», который, собственно, и обнаружил массовое скопление кристаллов, оставшееся на месте разрушенных харамминами космических поселений логриан, три миллиона лет назад окружавших первозданный Логрис.

Вкратце, зерно истины, скрытое среди плевел домыслов и страхов, заключалось в следующем: помимо основополагающей функции хранения записи личности, каждый логр был способен к взаимодействию с себе подобными — данная особенность служила для построения временных структур, собранных из десятков, а иногда и сотен отдельных кристаллов. Существовали конкретные, проверенные данные о различных конфигурациях, специализированных для выполнения часто возникающих, можно сказать — стандартных задач, таких, как запись аудио — и видеоряда, сканирование, накопление энергии, самостоятельное перемещение в пространстве.

Проводя аналогии, нетрудно понять, что изначально основная функция логров лежала в чисто практической, материальной плоскости злободневных задач и лишь постепенно, по мере совершенствования и развития технологий, на носителях микромашин были размещены универсальные нейросетевые структуры.

Значит, каждый логр и по сей день хранит определенный набор функций, обеспечивающих его самодостаточность. Кристаллы, несмотря на явную специализацию, способны выполнять ряд других не менее важных функций. Остается узнать, как правильно управлять ими, найти, как говорят программисты, точки входа в систему…

Наши знания здесь не годятся. Все, что не относится к нейросетевым структурам, наверняка запрограммировано с применением недоступных для интуитивного понимания приемов. Знать их может только логрианин…

Что ж… На данном этапе Илья не имел возможности задать интересующие вопросы компетентному представителю расы двухголовых ксеноморфов. Но при случае он уже не упустит представившегося шанса выяснить все об автономных возможностях микромашин.

Адаптивность.

Он вновь вернулся к термину, с которого начал.

Здесь подразумевалась высокая степень гибкости внутренних систем логра. Тот факт, что по периферии Логриса удалось провести информационные потоки человеческой сети Интерстар, лишь подтверждал предположение о небывалой адаптивности структуры любого, произвольно выбранного логра. Он принимает и свободно, без искажений, передает информацию, активно реагируя лишь на запись нейросетевых структур.

Стоп.

Если допустить, что каждый логр неизбежно реагирует на появление нейросетевой структуры, значит, постулат о незыблемости фантомных вселенных не выдерживает критики?

Действительно, если рассуждать здраво, понятия «незыблемость» и «адаптивность» не просто не сочетаются — они противоречат друг другу.

И тем не менее… У каждого логра есть доминирующая матрица личности, на поддержку которой отданы все ресурсы, но означает ли это, что кристалл не примет еще один или даже несколько рассудков?

Примет.

Появление мнимой Шейлы не оставляло сомнений: логр, в принципе, неспособен игнорировать запись нейросетевой структуры. Он действительно адаптивен — при появлении новых личностей логр автоматически примет их…

«Гранд-Элиот» мягко притормозил и остановился.

Только сейчас осмотревшись, Илья заметил, что гроза осталась позади.

Отдав распоряжение автопилоту на обратный путь к оазису, Горкалов вышел на отлогий берег сформированного его волей залива, который заметно обмельчал, но не исчез вовсе.

«Зачем я приехал сюда?»

Хороший вопрос, который следовало бы задать себе еще в начале пути, прежде чем сесть в уютный, комфортабельный салон «Гранд-Элиота».

«Мною пытались манипулировать».

Не знай Илья о существовании мнемоников и кибрайкеров, он бы остался в логре, продолжая мысленно искать виновников происшествия «на стороне».

«Зачем Николай рассказал мне о них? Зачем раскрыл информацию о вертикалях гиперсферы? Почему позволил присутствовать при разговоре, относящемся к разряду государственных тайн? Дань уважения к прошлому? Смешно. Человек на государственной службе должен понимать, что существует грань дозволенного, он не разбрасывается информацией.

Значит, я оружие в твоих руках, верно, Ник? Моя потревоженная душа, мысли о Шейле, новые знания плюс известная тебе решительность — идеальное сочетание для поиска недоброжелателя, но не среди мифических иных рас или машинных разумов, как это наивно полагалось мной поначалу, а здесь, в Логрисе, среди человеческих миров, куда после физической кончины попало немало людей, отдавших свою жизнь виртуалке…»

Сказать, что Илья не испытывал страха или сомнений, означало бы солгать.

Он рисковал. Прежде всего — целостностью своей личности, поскольку не мог прогнозировать, примет ли поток сети Интерстар его сознание, не раздробит ли матрицу на множество отдельных информационных пакетов, которые будут унесены стремниной каналов гиперсферной частоты по разным адресам?

Казалось бы — менее суток назад (по реальному времени) он уже передвигался среди радужных потоков, но рядом постоянно находились фантомы Хранителей, наверняка владеющих специфическими приемами для перемещения в рамках сети Интерстар.

Илья не любил оглядываться назад, но сейчас на какое-то время замер, прежде чем сделать решающий шаг.

«Что я найду, вернувшись?»

Лишь гложущую пустоту безответных вопросов. Вечность без сна, покоя, чувство неудовлетворенности и постоянные рассуждения: «а что было бы, если б я решился?»

Нет. Не только история не терпит сослагательного наклонения.

Николай сказал: «Ты был первым из людей, кто попал в Логрис».

Илья подошел к самой кромке радужных волн.

Мир вокруг внезапно начал меняться. Он стоял на границе двух пространств, напряженно думая о том, как сохранить целостность своей личности, и вдруг боковым зрением заметил, что отовсюду — из глубины небес, от капризных, непостоянных песчаных дюн, из самого воздуха к нему потянулись тонкие, напряженно мерцающие нити, их прикосновение не осязалось, однако с каждой секундой вокруг Горкалова все четче, все явственнее проявлялась аура, будто его фантом оказался облит неведомым флюоресцирующим составом.

Это логр преданно реагировал на четко сформулированное, осмысленное желание хозяина.

Илья шагнул вперед.

Легкое сопротивление, и его ноги по колено скрылись в радужном сиянии информационных потоков, но он уже и сам выглядел сродни им: окружившая его аура вспыхнула, переливаясь всеми мыслимыми оттенками…

Еще один шаг.

Затем еще… и Илья вдруг понял — он полностью погрузился в информационный поток и движется, подхваченный течением.

Что-то оборвалось в груди, фантомные ощущения на миг вернули рассудку чувство неприятного холода, окатившего тело волной бесконтрольной дрожи, но он быстро справился с ней, понимая, что сейчас не самое подходящее время для подобного всплеска эмоций.

Фантом Ильи вынесло за пределы залива, и он вдруг с головой погрузился в радужное мерцание. Берега исчезли, пространство его логра уже осталось позади, а стремительное течение несло его по темному тоннелю.

Дрожь вернулась.

Он понимал, если в ближайшие секунды поток не выйдет в пространство сопряженного кристалла, ему несдобровать.

Сознание внезапно начало тускнеть, мысли казались нечеткими, размытыми, он совершенно потерял ориентацию, не воспринимая ничего, кроме радужного сияния, поглотившего его сущность.

Неужели вот так приходит окончательная информационная смерть?