"Психология войны в ХХ веке. Исторический опыт России" - читать интересную книгу автора (Сенявская Елена Спартаковна)

Источниковая база исследования

Источниковой базой исследования является широкий круг разнообразных видов и категорий источников, преимущественно впервые вводимых в научный оборот. Прежде всего, это архивные материалы из РГВИА, ЦАМО РФ, РГВА, ЦХДМО, ЦДНА при МГИАИ, ЦМ ВС, БГМИ ВОВ, МБС ИФ МГУ и др., опубликованные в дореволюционное и советское время в отечественных и зарубежных изданиях мемуарные и эпистолярные источники, а также данные историко-социологических обследований — в форме анкетирования и интервьюирования непосредственных участников ряда исследуемых событий (Великой Отечественной и Афганской войн), проведенных автором по специально разработанной им программе.

Изучение субъективной реальности, какой являются психологические явления и феномены, возможно главным образом на основе субъективных источников. Поэтому в основу исследования нами положены прежде всего источники личного происхождения, освещающие психологию личности «изнутри» (письма, дневники, воспоминания), как наиболее адекватные предмету и задачам исследования, поскольку основной спектр историко-психологических проблем вооруженных конфликтов XX века рассматривается на индивидуально-личностном уровне их участников. Поставив себе цель показать войну «из окопа», глазами непосредственных участников боевых действий, мы привлекаем свидетельства не столько известных полководцев, сколько рядовых солдат и офицеров младшего и среднего звена, представителей всех родов войск со свойственными им особенностями психологии и восприятия военной действительности. Активно используются также материалы «устной истории», особенно собранные автором воспоминания-интервью участников Афганской войны.

С другой стороны, в монографии используются официальные источники трех видов.

Первый из них носит в основном пропагандистский характер: это листовки, военная печать (фронтовая, армейская, дивизионная) и публицистика, не столько отражающие реальную атмосферу в обществе и среди военнослужащих, с разной степенью объективности фиксирующие деятельность и поступки людей, через которые проявляется их характер, мировоззрение и мировосприятие, сколько выполняющие задачу формирования стереотипов массового сознания, которые выгодны в данный момент государственной власти. Так, этой категории источников принадлежит ведущая роль в создании героических символов как феномена общественного сознания в определенный исторический период.

Второй источник, дополняющий картину пропагандистских представлений конкретной эпохи более объективными данными, также имеет немаловажное значение при исследовании героических символов. Это наградные материалы (представления к наградам, в том числе в форме наградных листов, переписка различных инстанций по вопросу о награждениях и т. п.), которые содержат описание подвигов и помогают проследить эволюцию представлений о том, что в разных войнах считалось героическими поступками и каким из них отдавалось предпочтение для поощрения наградами, каковы были критерии присвоения наград разного статуса.

Третий вид документов имеет скорее характер аналитический. В первую очередь, к нему относятся материалы военной цензуры, анализирующие настроения в собственной армии, причем для Великой Отечественной и советско-афганской войн ту же функцию выполняли еще и политсводки и политдонесения. Если цензура строит свои выводы в основном на анализе перлюстрированных писем военнослужащих, то донесения политических органов опираются как на официальные отчеты о проведенных в войсках мероприятиях «партийно-политической работы», так и на доносы информаторов о разговорах и настроениях в армейской среде. Близкий к данной категории тип источников представляют собой боевые донесения и доклады, содержащие информацию о настроениях в войсках неприятеля, основанные на данных разведки и показаниях военнопленных, что особенно важно при изучении формирования и эволюции «образа врага».

Для исследования духовной сферы имеют значение не только источники, фиксирующие те или иные события, явления или их оценки конкретными лицами, но и источники, заключающие в себе обобщенную, часто художественную оценку, и приобретающие особую ценность вследствие независимого от создателя источника широкого социального бытования. В этом случае содержащиеся в них мысли и оценки приобретают характер знака, символа, определенного среза духовной реальности. Поэтому, кроме перечисленных выше, в монографии также используются источники, в обобщенной форме отражающие универсалии и стереотипы массового сознания, — например, поэтические и фольклорные произведения.

Наряду с источниками, отражающими явления духовной сферы, характеризующими массовое сознание и индивидуальную психологию, то есть область «субъективного», ментального, в исследовании нельзя было обойтись и без других, освещающих «объективную» (фактическую, событийную) сторону объекта изучения, выступающую в качестве исторического фона. Особое место среди этой категории источников занимают данные статистики — демографической, социальной, военной и др. Например, для раскрытия психологических явлений в армии в период ведения боевых действий важна вся совокупность объективных параметров, характеризующих как конкретную войну (условия ее возникновения, масштабы, длительность и проч.), так и саму армию (ее численность, виды и рода войск, вооружение, статистику боевых потерь и т. д.).

Сравнительный анализ историко-психологических явлений, характерных для разных войн XX века, основывается преимущественно на сопоставлении однотипных источников, относящихся ко всем изучаемым периодам, однако сочетание основных источников для освещения особенностей каждой из войн не всегда одинаково. Так, при рассмотрении событий начала века мы используем лишь письменные источники, в том числе эпистолярные и мемуарные, а для Афганской войны в общем ряду мемуарно-эпистолярных источников в нашей работе доминируют материалы глубокого интервью. (Образцы использованного нами историко-социологического инструментария включены в приложение к монографии.)

В наши задачи не входит детальная характеристика каждой из перечисленных категорий источников, однако некоторые из них, а именно — источники личного происхождения, в силу своей специфики заслуживают более подробного анализа в качестве основы историко-психологических исследований. Рассмотрим их особенности, в первую очередь, применительно к периодам Первой мировой и Великой Отечественной войн.

Наиболее важный массив материалов по нашей теме — письма, дневники, воспоминания участников войн XX века. Именно они являются основными источниками для изучения психологических особенностей современников или людей сравнительно недавнего прошлого. При анализе этих документов необходимо учитывать социальную обусловленность мышления их создателей и различать три уровня отражения духовных процессов: общие представления эпохи, идеи и представления той социальной общности, к которой принадлежит автор, и, наконец, его собственное, индивидуальное отношение к действительности. К мемуарам примыкает и совершенно особая категория источников — устные воспоминания, которые существуют до тех пор, пока жив человек — носитель памяти об исторических событиях. В последнее время, с широким распространение звукозаписывающих устройств, появилась возможность фиксации свидетельств и документов «устной истории», перевода их на магнитные носители с последующей расшифровкой и созданием еще одной разновидности письменных источников — записи «воспоминаний-интервью».

Главная особенность мемуаров и переписки — их субъективность. В описании фактов проявляются индивидуальные качества автора, его мировоззрение и политические взгляды. Связанная с этим специфика в изложении событий, в характеристике людей иногда определяется как субъективность, то есть личное мнение автора[47]. Однако, на наш взгляд, это слишком узкое ее понимание, не включающее ни индивидуальной формы отражения действительности автором документа, ни многообразного спектра его переживаний. Значение мемуарных и эпистолярных источников очень велико, и дело даже не в том, что по целому ряду вопросов они служат единственным свидетельством. Источники личного происхождения играют первостепенную роль в воссоздании «живого образа человека» в его неповторимой индивидуальности, дают возможность восстановить атмосферу эпохи, психологический фон событий, без которых немыслимо и само их понимание. Именно эти источники позволяют приоткрыть внутренний мир своих создателей, сделать изучение событий прошлого живым, эмоциональным.

Основным источником переписки и мемуаров является память, аккумулирующая человеческий опыт, сохраняющая традиции. При этом по памяти в первую очередь воспроизводится необходимое в человеческой деятельности, что связано с процессами мышления[48]. Однако запоминается подчас не все существенное; на первый план могут выступать разрозненные и даже случайные факты, а события более значительные — упущены, что-то может быть привнесено автором позднее, на основании других впечатлений, или просто придумано, но тем самым эти источники являются характерным отображением духовной деятельности людей, свидетельством особенностей все той же человеческой психики. Исследования психологов показывают, что наиболее значительные и важные для себя события человек запоминает в первую очередь, наиболее правильно и точно; то, что произвело на него наибольшее впечатление и было связано с более или менее сильными чувствами, сохраняется в памяти в течение продолжительного времени[49]. То есть процесс запоминания связан, прежде всего, с эмоциональным восприятием событий. Сами мемуаристы нередко подчеркивают сложности, с которыми сталкиваются, когда вспоминают прошлое. «Странная это вещь, память, избирательная, — размышляет ветеран Великой Отечественной Мансур Абдулин. — Картинку, например, помнишь до подробностей, звуки помнишь, запахи и, что интересно, мысли, которые в тот миг думались, помнишь… А название места забыл! Или неправильно его произносишь. Или дата не та!.. Но вот что тяжелей: ведь все, о чем я пишу, мне надо пережить заново, и у меня от этого „заново“ стало побаливать сердце. Я могу записать „солдатский дневник“, как он есть во мне, только через свои собственные ощущения. Может быть, мои товарищи гвардейцы и фронтовики узнают в этом описании и себя самих, и свои чувства в те дни…»[50]

В той же связи особое место занимают так называемые «лирические отступления», время от времени прерывающие изложение событий, — это размышления, описания мыслей, чувств, впечатлений, личные оценки автора по поводу происходящего в окружающей его действительности. Что может быть субъективнее, чем этот своего рода «источник в источнике», весьма своеобразный элемент в и без того сложной структуре мемуарной и эпистолярной литературы? И тем не менее, именно эта часть источника является наиболее значимой в раскрытии и освещении психологии отдельного человека, а совокупность такого рода материалов дает возможность широкого обобщения, создания образа целого поколения, жизнь и деятельность которого пала на определенный отрезок времени.

В этом смысле особо выделяются источники периода Великой Отечественной войны, и не только потому, что своеобразие исторических условий, в которых они создавались, наложило отпечаток как на форму, так и на содержание этих документов (это закономерное явление, так как любой исторический источник является носителем социальной информации, продуктом своего времени), но и потому, что влияние событий Великой Отечественной войны определило целый исторический период в развитии духовной атмосферы советского общества, необычайно сильно отразилось в индивидуальном и массовом сознании всего населения нашей страны, а источники личного происхождения, как самый интимный, и потому отличающийся высокой степенью психологической достоверности вид документов, наиболее ярко воплотили в себе черты этого сознания во всей его многогранности, сложности и противоречивости. Обратимся к словам К. Симонова, подчеркивавшего огромную важность записи и сохранения воспоминаний о войне — «живой» памяти и «живой» истории: «Для того, чтобы выработать какой-то взгляд на войну, надо ее знать. Для того, чтобы сказать о ней правду, надо знать взгляды разных людей, которые участвовали в ее событиях… Мы окажемся тем ближе к правде, чем больше будем разговаривать с людьми, которые участвовали в войне, докапываясь до их индивидуальной правды, точки зрения на войну, то есть до собственного рассказа человека о том, что он видел, чувствовал, переживал, как он смотрел на вещи, как он считал тогда, — это особенно важно постараться восстановить — как он считал тогда!.. Мне кажется, что нужно как можно больше знать о войне и искать правду на скрещении разных точек зрения»[51].

В своем исследовании мы еще неоднократно будем обращаться к свидетельствам писателей и поэтов — ветеранов Великой Отечественной, чьи размышления о своем времени в публицистических статьях и литературных произведениях носят характер «обобщенной мемуаристики», — ибо, художественно переосмыслив личный жизненный опыт, они выражают настроения большинства своих сверстников, соратников и друзей, фронтового поколения в целом.

Говоря о таком источнике, как письма с фронта, следует отметить, что, хотя он и является массовым, при работе с ним, как правило, приходится иметь дело с единичными письмами многих авторов, в то время как комплексы писем одного лица встречаются сравнительно редко. В тех случаях, когда такие письма принадлежат перу известных людей или адресованы им, они могут отложиться в именных фондах архивов и музеев. Что касается писем рядовых граждан, то они обычно хранятся в семейных и личных архивах участников войны или их родственников, недоступные исследователям, а по прошествии времени часто оказываются утрачены. Но и получив доступ к частным архивам, не всегда можно обнаружить полную подборку документов за интересующий нас период: даже если солдат или офицер оставался жив и не выбывал надолго из строя по ранению, в сложных условиях военного времени далеко не все письма доходили по назначению. Лишь в отдельных случаях письма с фронта позволяют проследить боевой путь автора от начала и до конца войны (или до его гибели), — но это редкая удача для историка. Поэтому в данной книге мы активно используем обнаруженные нами три комплекса писем участников мировых войн (А. Н. Жиглинского, И. И. Чернецова и Ю. И. Каминского), относящиеся к числу именно таких уникальных находок. Полностью они были опубликованы в приложении к монографии автора «Человек на войне. Историко-психологические очерки».

Все письма с фронта проходили через руки военной цензуры, которая особую роль сыграла в период двух мировых войн. Именно в этих войнах участвовали многомиллионные массы людей, и поток писем из армии в тыл и обратно был огромен и по масштабу, и по значимости своего воздействия на общественное сознание. Но была и существенная специфика в работе этого органа. В Первую мировую в его задачи входили не только просмотр писем и составление сводок о настроениях армейских масс, но и снабжение газетами и литературой, естественно, прошедшими строгий отбор, войсковых частей. В Великую Отечественную войну часть функций цензуры перешла к политорганам, а за ней сохранились преимущественно перлюстрация писем и составление обзоров о морально-психологическом состоянии и настроении войск, причем информация поступала в основном в контрразведку и карательные органы, а политотделы получали ее по специальному запросу. Безусловно, в обеих войнах за цензурой сохранялась функция пресечения утечки через переписку информации, составляющей военную тайну. Поэтому при использовании писем военных лет в качестве источника, при оценке полноты и достоверности их содержания всегда следует учитывать, что появились они в условиях военной цензуры, о деятельности которой было хорошо известно их авторам, понимавшим, что за любую неосторожную фразу можно жестоко поплатиться.

В отличие от достаточно распространенных дневниковых записей участников российских войн начала XX века, фронтовые дневники периода Великой Отечественной — явление довольно редкое. В действующей советской армии запрещалось ведение подобного рода записей. Вот как этот факт отмечается в воспоминаниях поэта-фронтовика Давида Самойлова: «Вести дневник или записывать что-либо для памяти на войне не полагалось. Информбюро постоянно цитировало дневники немецких солдат и офицеров. Я не помню публикаций наших солдатских и офицерских дневников. Даже генеральских не помню. Есть журналистские дневники — Симонова и Полевого, но это другое дело. Солдат практически и не мог вести постоянные записи. Это внушило бы подозрения, да и при очередной бесцеремонной проверке вещмешка старшина приказал бы изничтожить тетрадку или записную книжку, поскольку они не входили в список необходимого и достаточного солдатского скарба»[52]. Однако, вопреки всем уставным запретам, записи такого рода все же велись и до нас дошли некоторые дневники, созданные на передовой и в партизанских отрядах. Авторами большинства опубликованных дневников являются фронтовые корреспонденты, писатели, поэты. Основная же масса этих документов хранится в семьях фронтовиков или в музейных фондах. Написанные «для себя», они отличаются большей свободой и раскованностью суждений, чем даже письма, которые обычно предназначаются для прочтения узким кругом людей, — разумеется, с поправкой на военную цензуру. Но и в дневниках, как в любом другом документе, сохраняется, — хотя и значительно слабее, — элемент самоцензуры.

Мемуары, в отличие от писем и дневников написанные по прошествии часто довольно длительного срока и рассматривающие события прошлого «через призму времени», подчас с изменившихся позиций, что ведет к определенным искажениям ввиду невозможности всецело восстановить подлинные мысли и ощущения давно минувшего, сохраняют, тем не менее, яркую эмоциональную окраску в повествовании и оценках и позволяют воссоздать образ одного человека в разные периоды его жизни — в тот, о котором идет речь в воспоминаниях, и тот, когда эти воспоминания создавались. С этой точки зрения, особый интерес представляют мемуары, автор которых, с одной стороны, пытается с максимальной полнотой и точностью восстановить свои мысли, чувства и поведение в описываемый им период, а затем выражает свое к ним отношение, сформировавшееся на протяжении ряда лет, иногда — целой жизни. Вопрос о том, «как бы я поступил сейчас, попав в подобную ситуацию», и ответ на него, содержащий иной канон поведения, ясно показывают эволюцию мировоззрения на основе сложного жизненного опыта и некоторые особенности возрастной психологии. Но и ответ, предусматривающий повторение поступка, совершенного в прошлом, вовсе не означает, что личность мемуариста и его представления о мире не претерпели никаких изменений. Это говорит, скорее, об устойчивости базисных элементов структуры данной личности и об их эволюции в пределах одной поведенческой установки, а не в переходе от одной установки к другой.

Особый интерес для нас представляют не только мемуары в собственном смысле слова, как их принято понимать, но и отрывочные воспоминания об отдельных боевых эпизодах, включая воспоминания-размышления в форме писем участников войны в редакции газет и журналов. Избирательность памяти почти всегда выносит на поверхность то, что вызвало когда-то наиболее глубокое потрясение. И, на наш взгляд, именно эта разновидность мемуаристики выявляет наиболее яркие впечатления и события человеческой жизни, дает больше возможностей для понимания психологии, чем воспоминания, охватывающие иногда довольно значительный период времени, а потому «смазывающие» значение отдельных эпизодов и вызываемых ими мыслей и чувств.

Подводя итоги этого краткого источниковедческого анализа, можно сделать вывод, что источники для изучения психологии массового социального субъекта (в том числе личного состава вооруженных сил) имеют двойственный характер: с одной стороны, — объективно фиксируют социальную практику, а именно, — действия и поступки, в которых проявляются интересы, ценности, взгляды и убеждения людей; а с другой, — непосредственно отражают эту, субъективную сторону их бытия.

Субъективность отдельных видов источников (прежде всего, личного происхождения) при разработке тем, связанных с воссозданием атмосферы исторической эпохи, ее психологического фона, менталитета больших и малых социальных групп, является необходимым, а порой и единственным их свойством, позволяющим успешно решать указанные задачи. Внутренний мир человека — не что иное, как субъективная реальность, а изучение субъективной реальности возможно преимущественно на основе субъективных источников. Они имеют подчас не меньшее, а даже большее значение, чем источники, безличностно, чисто фактологически отражающие социальное бытие, потому что, в отличие от последних, позволяют непосредственно проникать в духовный мир человека, выявлять побудительные мотивы его поведения. При этом источники, относящиеся к продуктам индивидуальной духовной деятельности, часто становятся выразителями типичных взглядов и настроений.

В целом, разнородный характер источников, привлекаемых для решения поставленных в исследовании задач, потребовал дифференцированного подхода к их изучению и использованию, в ряде случаев углубленного источниковедческого анализа и отработки некоторых специальных методик. В своей совокупности используемые источники составляют комплекс взаимосвязанных и взаимодополняющих документов, позволяющий разносторонне осветить психологию российских участников войн XX века.