"Парижский десант Посейдона" - читать интересную книгу автора (Черкасов Дмитрий)
Пролог ФЕРЗИ И ПЕШКИ
Западный ветер с моря усиливался; власти поспешили объявить даже штормовое предупреждение, но в сонном городском парке непогода почти не ощущалась. Обреченную небесную синеву постепенно заволакивало тучами, однако солнце еще не сдавалось и очень даже прилично жарило, обозначаясь в ясных голубых лакунах. По аккуратным, с утра пораньше отменно выметенным дорожкам мчалась бурая прошлогодняя листва; природа засучила рукава и вышла на субботник, как обычно не удовлетворенная работой дворников из рода человеческого.
В современной России осталось не так уж много островков, где в прежние времена собирались многочисленные шахматисты-любители - в подавляющем своем большинстве пенсионеры. Когда-то такие компании можно было наблюдать в любом парке, служившем оазисом в царстве асфальта и смога. Эпоха давно переменилась, и острова ушли под воду. Вернее, ушли под землю многие игроки. Но кое-где - как и в этом калининградском парке - прошлое, державшееся на последнем издыхании, еще цеплялось само за себя, и шахматы возобновлялись изо дня в день.
На вытертых белых скамейках сидели озадаченные противники, разделенные досками; вокруг кучковались зрители.
Кое-кто попивал вино и пиво; былые запреты на это дело канули в небытие. Это в старое время гонимые охотничьим азартом дружинники шастали, как хищные звери, высматривая припрятанные бутылки с портвейном «три семерки» и выкручивая руки всем попавшимся, независимо от возраста. Старички не роптали; они быстро насобачились и маскировались очень ловко. Теперь же любая надобность в маскировке отпала, пришла демократия. Шахматисты, впрочем, не злоупотребляли, принимали на грудь исключительно для «сугрева» холодеющей крови.
Вокруг одной такой пары столпилось особенно много публики. То есть не много, конечно, современность баловала зевак гораздо более острыми зрелищами. За игрой наблюдали только траченные молью шахматные фанаты, такие же ископаемые любители. Все они заведомо считали себя великими знатоками, небрежно перебрасывались глубокомысленными замечаниями о гамбитах, рокировках, эндшпилях и системах защиты. Практически каждый из полубезумных зрителей воображал себя куда круче игроков и снисходительно следил за процессом; в то же время никто не рискнул бы, поступи вдруг такое предложение, сразиться один на один с кем-либо из этих доисторических ящеров.
Деды и впрямь смахивали на ящеров. В обоих проступало нечто такое, что неотвратимо наводило на мысль о мире рептилий.
Оба они были приблизительно одной комплекции: грузные, обрюзгшие; оба в вышедших из моды плащах и шляпах. К алкоголю относились с презрением, бережно охраняя еще не померкнувшую ясность мышления. Один был лысый, как бильярдный шар, и шляпу носил, чтобы не мерзла голова; второй просто поддерживал имидж, считая, что шляпа - непременный атрибут солидности. Оба носили очки в тяжелой оправе, но у правого, что оставался при шевелюре, линзы были намного мощнее.
- Ну а вот так? - Бильярдный Шар передвинул коня.
Мощные Линзы сидели, закинув ногу на ногу и покачивая ступней в пыльном дырчатом ботинке. Риторический вопрос повис в воздухе, Мощные Линзы сосредоточенно изучали доску, одновременно давая понять окружающим, что все это для Линз сущие пустяки, детский лепет.
Прошло две минуты, и Линзы снисходительно отозвались:
- На это последует наш сокрушительный ответ… мы мирные люди, но наш бронепоезд…
С юмором у старика было неважно, в его арсенале имелись лишь бородатые штампованные остроты - древние, как и он сам.
Линзы, довольные собой, тут же принялись напевать песню про шар голубой, который крутится, вертится и хочет упасть.
Бильярдный Шар взялся за подбородок, задумчиво оттянул челюсть, показал вставные зубы. Мясистый нос его, и без того слегка крючковатый, загнулся еще больше, что было признаком чрезвычайной заинтересованности. Густые брови сошлись к переносице, лоб страдальчески наморщился.
Он взирал на белую ладью как на опасное насекомое.
При этом Шар не выказывал никакой суетливости - не хватался за фигуры, не бормотал ерунды. Поразмыслив, он отвел коня в сторону, и тот был немедленно съеден хищным ферзем.
- Шах, - оскалились Мощные Линзы.
- И тебе, - отозвался Шар, прикрывая короля слоном.
На сей раз долгих раздумий не последовало.
Линзы проворно прикрылись ненасытным ферзем; в ответ Бильярдный Шар переставил свою ладью в дальний угол, через всю доску.
- И мат, - удовлетворенно отметил он, разворачиваясь и откидываясь на спинку скамьи.
Не тратя времени на обдумывание фиаско, Линзы аккуратно и со значением опрокинули черного короля навзничь. Оба игрока умели проигрывать, причем делали это так, что со стороны проигрыш казался победой.
Зрители стали переговариваться; один чересчур болтливый наглец даже позволил себе «разбор полетов»:
- Надо было пойти пешкой и отдать ладью, тогда…
- Сынок… - добродушно перебили его Линзы, хотя тучноватому «сынку» было явно не меньше пятидесяти, - …ты давай, сынок, не мельтеши. Знаешь, что бывает, когда ввязываются в чужой базар?
Терминология заставила советчика напрячься.
Линзы уставились на него, слегка запрокинув голову; в очках сверкало солнце, игравшее в прятки, и глаз не было видно. За улыбкой, игравшей на тонких губах, таилось что-то страшное, о чем не хотелось ни спрашивать, ни рассказывать.
- Еще партию, Андреич? - будничным голосом осведомился Бильярдный Шар, как ни в чем не бывало.
- Не сегодня, - визави потянулся. - Повестку прислали, в прокуратуру. Уже пора - пока дойду…
- Чего это они? - равнодушно осведомился Шар.
- Кто их знает, - пожали плечами Мощные Линзы.
Общество, увидев, что продолжения не будет, постепенно рассосалось; старики остались одни.
С мерзким криком пролетела чайка; порыв ветра закружил пыль, образуя столб; солнце скрылось за увесистым свинцовым облаком.
- Дай посмотреть.
Линзы протянули повестку, и Шар внимательно ее изучил.
- А зачем идешь? Пусть сами приходят, если им нужно.
- Привычка, - Линзы пожали плечами. - Кум вызывает - ты и идешь. Это уже не то что в крови - в костях.
- И не знаешь, что за дело?
- Знаю, что дело не мое. Но им-то что. Когда они по делу хватали? Мне бояться уже нечего. Кому я нужен? Меня сажать незачем. А и посадят, так не привыкать: словно к себе домой вернусь.
Старческая болтливость явно брала свое; еще недавно Линзы отличались суровой немногословностью, предпочитая держать свое мнение при себе, да и вообще не говорить, когда не спрашивают. А о разглашении самого предмета разговора и речи быть не могло. Кстати, эту полезную привычку оба приобрели в далекой молодости.
- Ну, суши сухари.
- А чего их сушить? Они у меня всегда насушены. Сидор еще с тех времен. С ним и пойду.
Бильярдный Шар задумчиво смотрел себе под ноги, хмурил брови и что-то чертил тростью.
- Но валидол-то прихвати.
- Ерунда этот валидол, - отмахнулись Линзы. - И ни к чему. Меня повесткой не испугаешь.
Шар явно хотел спросить о чем-то, но сдерживался.
- Ну, удачи тогда. Завтра как обычно?
- Ну да, - кивнули Линзы, давно подготовленные жизнью к тому, что день завтрашний может и не настать.
Они тяжело поднялись со скамьи и разошлись, больше уже не прощаясь. Линзы, зажав под мышкой шахматную доску, побрели к автобусной остановке. Бильярдный Шар, опираясь на трость, пошел к многоэтажке, он жил рядом с парком. Ветер налетел, дернул шляпу, и Шар придержал ее.
* * *
- Присаживайтесь, Василий Андреевич, - следователь прокуратуры, невысокий мужчина лет сорока, указал на стул.
Мощные Линзы, назвавшие себя и застывшие на пороге, снялись с места.
- Присаживайтесь, в ногах правды нет, - повторил следователь. - Меня зовут Константином Анатольевичем. Очень любезно с вашей стороны так вот сразу прийти. Народ-то нынче пошел несознательный.
Линзы, коротко кивнув и не проронив ни слова, устроились на краешке стула. Константин Анатольевич мельком взглянул на сидор, который старик и вправду прихватил с собой.
- Собственно говоря, вызывал вас не я, - сообщил Константин Анатольевич, вставая из-за стола с телефоном в руке. - Я здесь хозяин, а побеседовать с вами хочет мой гость. Никита Владимирович! - обратился он к невидимому собеседнику - Да, уже здесь. Милости прошу.
Дверь распахнулась почти мгновенно, как будто названный гость уже некоторое время караулил в коридоре, хотя Мощные Линзы могли поклясться чем угодно: там только что никого не было. Вошедший субъект был очень высок и угловат, как-то обманчиво нескладен; опытные Линзы, однако, безошибочно угадали в нем гибкого тигра. За свою жизнь они предостаточно насмотрелись на эту публику.
Никита Владимирович, приветствуя, протянул Линзам руку и выказал избыточное радушие.
- Ну, я вас покидаю, - удовлетворенно сказал Константин Анатольевич. - Вы позвоните мне, если что-то понадобится.
- Большое спасибо, - кивнул гость. - Думаю, мы управимся быстро. С людьми старой закалки, - он подмигнул Линзам, - обычно не возникает проблем.
Он сменил хозяина за столом, положил руки перед собой, сцепил кисти в замок. Константин Анатольевич бесшумно вышел. Никита Владимирович деловито и чуть манерно откашлялся.
- Василий Андреевич, - начал он, - дело у меня к вам чрезвычайно серьезное. Я следователь Генеральной прокуратуры по особо важным делам. Давеча был откомандирован в ваш замечательный город для расследования очень прискорбного случая.
Мощные Линзы, помедлив, понимающе склонили голову. Они, естественно, не поверили ни единому слову.
Никита Владимирович тяжко вздохнул.
- Вы ведь часто бываете в парке с шахматами. Практически ежедневно. Многое замечаете.
- Бываю, - несколько озадаченно подтвердили Линзы.
- Тогда вы, я полагаю, не можете не знать, что неделю тому назад… девятнадцатого числа… там, видите ли, произошло убийство. Убили молодого человека. Это случилось вечером.
- Я этого не видел, - решительно отмежевался Василий Андреевич. Он даже испытал облегчение: нет, его собственной персоной здесь никто не интересуется. Он приглашен лишь в качестве свидетеля. Так, в принципе, и мыслилось изначально - во всяком случае, представлялось крайне вероятным; правда, хоть времена и переменились, разве можно что-то знать наверняка?
- Но слышать-то должны были… - с доброжелательной настойчивостью заметил следователь.
Мощные Линзы пожевали губами.
- Ну да, разговоры идут, - признал он нехотя. - Только на что оно мне нужно? Сейчас вообще каждый день убивают.
- Вам - ни на что, - согласился Никита Владимирович. - Но это нужно нам. Так о чем же ведут разговоры ваши товарищи? Поймите, это не донос. Специфика нашей работы всегда подразумевала вербовку осведомителей, но сейчас совершенно не тот случай. Так что не бойтесь.
- Да к чему им разговоры-то вести? Шпана ведь, известное дело. Нажрались, раздухарились, энергию девать некуда, вдобавок наследственность тяжелая. Вот они и треснули парня бутылкой по черепушке, а потом вынули кошелек…
- Кто-нибудь видел это?
- Вряд ли, - ответили Линзы. - Это ведь ближе к ночи случилось, а мы все больше с утра сидим. Солнышко ловим, последнее. Из тех, кто вокруг нас кучкуется, никто не признавался, будто что-то видел. Да и не в тему это все, наша игра уж куда интереснее будет.
- Ну да, конечно… Видите ли, Василий Андреевич, дело вот в чем. У нас есть все основания полагать, что это было не простое хулиганство. Я, конечно, не могу посвящать вас во все детали…
- И не надо, - живо подхватили Линзы.
- …не могу посвящать вас во все детали, - повторил следователь, словно не услышав. - Но поверьте мне на слово: потерпевший не был обычным прохожим. Случайное нападение шпаны, конечно же, возможно, но мы вынуждены исходить из худшего. Поэтому нам важна любая информация. Вы сами говорите, что тема все-таки обсуждается, несмотря на увлекательность ваших шахматных поединков. Что говорят конкретно? Вы можете не называть имен.
Он был весьма убедителен, и Василий Андреевич задумался. Он неожиданно ощутил несвойственное ему желание помочь органам. Убийство есть убийство, и ничего худого не будет в том, что он окажет посильное содействие.
- Конкретного ничего, - молвил он после паузы. - Просто говорят, что убили. А дальше, сами понимаете, начинаются оценки и выводы. Порядка никакого нет, милиции не дождешься… пиво на каждом углу. Хулиганье совсем распустилось, маньяки какие-то развелись, каких раньше в помине не было… Да мы и не слушаем особо! Мы же играем, думаем о фигурах.
- Жаль, - вздохнул Никита Владимирович. - Ну а ваши партнеры… вы с ними дружны, наверное, больше, чем со случайными зрителями?
- У нас случайных почти нет. Все одни и те же. Вымираем как класс. А партнер у меня, считайте, один…
- Это Нисенбаум, если не путаем?
- Он самый, - недовольно кивнул старик. - Моисей Залманович. Вы и о нем уже навели справки?
Никита Владимирович широко улыбнулся:
- Не беспокойтесь, мы обо всех навели справки. И со всеми поговорим. Я к чему клоню: ведь с Моисеем Залмановичем вы, скорее всего, общаетесь более тесно, да? Уж он-то не зритель, с ним вы не только о шахматах разговариваете?
Мощные Линзы подозрительно вздохнули:
- Да о чем нам еще разговаривать? Жизнь прожита, вспоминать тяжело. Только шахматы и остались.
- И все же? Что этот ваш Моисей Залманович думает о происшествии? Вы же наверняка обсуждали с ним это событие.
Линзы остро посмотрели на следователя:
- Гражданин начальник! Вам зачем-то понадобился Нисенбаум, верно? Вы сразу так и скажите. А я на это отвечу, что мы - заурядные пенсионеры, доживаем последние деньки. Нас убийства не интересуют.
- Почему же последние деньки? И солнышко у вас «последнее»… Зря вы так, Василий Андреевич, не торопите события - на тот свет всегда успеется. Уверен, вы еще ой-ой как пошумите с Моисеем Залмановичем.
Старик внезапно разгорячился: своим глупым оптимизмом следователь задел его за живое.
- Да потому! Что вы ерунду говорите, в самом-то деле?! Из нас обоих уж давно песок сыплется! Если вы дернете Нисенбаума, то его запросто кондратий хватит. А вам, давайте говорить прямо, лишь бы отчетность соблюсти…
- Серьезно? Ну спасибо, что предупредили. Мы и вправду собираемся его пригласить на беседу. Он что же, так тяжело болен?
- Тяжело? - Мощные Линзы презрительно смотрели прямо в глаза Никите Владимировичу - Да он весь разваливается! У него ж не зря номер на руке вытатуирован! Понимаете, что это значит?
- Догадываюсь… - Следователь с готовностью помрачнел. - Мы это обязательно учтем. Обещаю, что мы будем обращаться с ним исключительно аккуратно.
- Впрочем, и я не лучше, - Василий Андреевич завелся окончательно. - Только номера у меня нет, ваши ребята не такие аккуратисты. Номеров нам не ставили. А так все то же самое, только среди родных березок…
- Я знаю, - мягко ответил Никита Владимирович. - И где же содержали Моисея Залмановича, извините за бестактное любопытство?
- Откуда мне знать, где его содержали? Он об этом вспоминать не любит. Сказал однажды, что еще мальчишкой тогда был… Да упомянул, что на нем какие-то медицинские опыты ставили. И дальше прямо как отрезало - замолчал. А я и не настаивал: на себе испытал что-то подобное… Только вот опыт ставился другой, не медицинский, а… пошире, в мировом, скажем так, масштабе эксперимент: «Построение социализма в отдельно взятой стране».
- Ну да, да… я все хорошо понимаю. А чем он конкретно болен? Может быть, мы сумеем помочь…
Мощные Линзы прикинули и решили, что ничем не рискуют:
- Никто не знает, что с ним такое. У него все полетело… весь организм. Тысяча болезней.
Следователь усмехнулся про себя.
«Болеет весь организм» - как это похоже на пенсионеров! Он еле удержался, чтобы не поинтересоваться, не смотрит ли старикан по утрам ток-шоу Малахова.
- А точнее?
- Да он везде лежал, - с горечью сказал Василий Андреевич. - Доктора буквально разводят руками. Он про опыты почему-то помалкивает, а они что ни пробуют, ничего не могут сделать… - Мощные Линзы внезапно нахмурились. Они вдруг - неожиданно для себя - осознали некоторую странность в скрытности партнера по шахматам.
Никита Владимирович сделал пометку в блокноте.
- Государство обязательно обратит на это внимание. Я лично позабочусь. Но вы пока не обнадеживайте вашего товарища: я же не решаю эти медицинские вопросы. Расскажете потом, а сейчас вообще не нужно обсуждать с ним эти вопросы, касающиеся здоровья. Договорились? А вот об убийстве обязательно с ним поговорите - может быть, он что-то вспомнит из услышанного. Ну а про болячки пока лучше повременим…
Мощные Линзы ничего не имели против.
Просьба казалась вполне разумной. Зачем внушать человеку призрачные надежды?
Если признаться, то на душе у старика стало значительно легче, когда следователь его отпустил. Мощные Линзы ничем не погрешили против совести - наоборот, постарались помочь товарищу.
И может быть, даже преуспели в этом.
…Никита Владимирович откинулся в кресле и задумчиво побарабанил пальцами по столу. Никакое убийство в парке его, конечно же, не интересовало. Там, действительно, прибили бутылкой какого-то прохожего придурка, и спецслужбы этим воспользовались как удачным предлогом для специальных бесед. Хулиганство, разгул шпаны, драки по пьяни - всю эту ерунду можно вообще не расследовать. Кстати говоря, и до Мощных Линз Никите Владимировичу тоже не было дела. Его интересовал исключительно Моисей Залманович Нисенбаум, особенно же - состояние его здоровья. Правда, не само по себе, а в свете определенных симптомов.
Он вынул мобильный телефон, настучал номер.
- Похоже, мы нашли его, - сообщил он, не здороваясь.
* * *
Придя домой, Моисей Залманович Нисенбаум положил шахматную доску на тумбу, служившую одновременно и столом, и шкафчиком для обуви, да и вообще всем чем угодно. Снял плащ, повесил на крючок шляпу, переобулся в полуразвалившиеся тапочки и замер, поглощенный тревожными мыслями.
Его покамест никто не трогал, но Нисенбаум очень не любил, когда карательные органы - неважно, какие; он, что характерно, никогда не называл их правоохранительными - приближались к нему на расстояние вытянутой руки.
Сейчас же они приблизились именно на это расстояние.
Моисей Залманович почти ни с кем не общался, позволяя себе из всех развлечений одни лишь шахматы; Василий Андреевич, в принципе, не был ему другом, но, тем не менее, являлся на сегодняшний день самой близкой душой. И вот эту близкую душу внезапно тянут в прокуратуру - зачем, неизвестно.
Моисей Залманович автоматически сделал стойку.
Он, естественно, не исключал у себя паранойю, усиленную склерозом. Но, как говорится, если у вас паранойя, то это еще не значит, что вас никто не преследует. За долгую жизнь у Моисея Залмановича неплохо развилась интуиция, которая никогда его не подводила.
Выиграть можно, лишь опережая противника на один ход. И даже если противник всего лишь мерещится, то эта предусмотрительность никак не отразится на выигрыше.
Где бы он сейчас был, веди себя иначе?
Однако склероз склерозом, а особый номер, по которому следовало звонить в экстренном случае, Нисенбаум помнил назубок. После звонка номер должен был смениться, он был разовый, но Моисей Залманович знал наверняка, что с первого раза запомнит и новый.
Для связи у него был мобильник, которым он практически никогда не пользовался - просто не возникало нужды, ведь звонить ему было некому.
Он вынул телефон из ящика письменного стола.
- Алло, - произнес он, когда абонент ответил. - Не исключено, что на меня вышли. Пока, правда, не трогали, но могут в любую минуту…
Он подождал, выслушивая ответ.
- Хорошо. Я понял. Да, я буду ждать там.
Нисенбаум отключился и шаркающей походкой прошел в аскетически обставленную спальню. Отодвинул старенькое бюро, проверил тайник: оружие лежало на месте. Моисею Залмановичу еще ни разу не приходилось его применять - ликвидации были не по его части, - однако он регулярно его разбирал, чистил, смазывал.
Вид оружия буквально преобразил Моисея Залмановича.
Он словно помолодел, в выцветших глазах зажегся огонь. Хотя годы, конечно же, взяли свое, и давнишние, давно обернувшиеся тенями одесские подружки ни за что не признали бы в нем жгучего молодца по имени Соломон Красавчик.