"Парижский десант Посейдона" - читать интересную книгу автора (Черкасов Дмитрий)
Глава четвертая ПРИКАЗ НА ЗАПАД
Начальство непредсказуемо, как сама жизнь. Для многих оно и является жизнью, тяжелой и беспросветной.
«Сирены» уже вовсю готовились начать операцию по поиску и захвату капитана Гладилина, и Каретников даже успел связаться с Маэстро и договориться о встрече для выработки плана совместных оперативных действий, когда его снова выдернули в Управление.
Все тот же Клюнтин.
Генерал-майор, как ни в чем не бывало, объявил, что ситуация меняется и Посейдону не придется заниматься Гладилиным.
Посейдон не сдержался:
- Но как же, товарищ генерал-майор… Маховик уже запущен, отрабатываются пути… Теперь все бросить?
- Товарищ капитан! - Клюнтин повысил голос - Гладилиным займется группа Маэстро. Я думаю, они отлично справятся. А вы, мне кажется, забыли, кем являетесь. Вы - водный, а точнее, подводный спецназ. И руководство считает целесообразным использовать вас, так сказать, по профилю.
Услышав это, Каретников несколько приободрился. Гладилин отодвинулся на второй план, хотя чувства, которые капитан испытывал к нему, не претерпели ни малейшего изменения.
Эти чувства заключались в жгучем желании разделить Гладилина на отдельные части тупым ножом.
- Вашей же группе предстоит выполнить несколько иную задачу, - продолжил генерал-майор. - Насколько мне известно, вам еще никогда не приходилось действовать на территории Франции.
Насколько ему известно!
- Во французских территориальных водах? - удивился Каретников. - Как это не приходилось?
Он приготовился загибать пальцы, но Клюнтин остановил его, предупреждающе выставив ладонь:
- Я о другом говорю, товарищ капитан. Сена, по-моему, ни разу не становилась объектом вашей оперативной разработки.
Каретников озадаченно посмотрел на него.
- Сена - в смысле река? Нет, не становилась.
- Ну вот. Что вам известно о парижских набережных, товарищ капитан? О географии города?
Посейдон сосредоточенно наморщил лоб:
- Ну… самое общее. Набережная Конти. Набережная Орфевр, естественно. Набережная Святого Августина. Набережная Анатоля Франса… там еще музей д'Орсе, импрессионисты…
- Стоп, - генерал удовлетворенно кивнул. - Похвально обладать такими познаниями, когда они не представляют непосредственного оперативного интереса. Собственно говоря, именно упомянутая вами набережная Анатоля Франса и станет местом пристального внимания вашей победоносной группы.
Посейдон отрывисто кивнул - возражать не было никаких оснований. Тем более что он уловил плохо скрытый сарказм. Всем своим видом капитан показывал, что ждет дальнейших инструкций.
Клюнтин утопил кнопку в тумбе стола, и позади него разъехались шторы. На месте привычного экрана оказалась карта Парижа - точнее, только один фрагмент. Тот самый знаменитый музей д'Орсе с импрессионистами.
- Будем брать живопись? - с интересом осведомился Посейдон, позволяя себе некоторую вольность.
- На кой она нам сдалась, - отмахнулся Клюнтин. - Берите, впрочем, если время останется… Нас интересует не сам музей, а вот этот особнячок неподалеку. Просто сказка, согласны? Чудо, а не особнячок.
- Понятно, - кивнул Каретников.
- В этом особняке окопался один древний гад. Старый фашист, врач-преступник. По нему давно плачут виселица, газовая камера, пуля и электрический стул - все сразу, вместе взятое, но лучше бы поочередно. Его зовут Валентино Баутце. Но и он нас не слишком интересует, пусть им занимаются израильтяне… Только не позволяйте им путаться у вас под ногами!
- Не позволим, товарищ генерал-майор.
- К тому же мы подозреваем, что они охотятся не только за этим эсэсовцем, но и за тем же, за чем и мы.
- А за чем охотимся мы?
- За документацией этого мерзавца. Валентино держит в сейфе важные документы, имеющие непосредственное отношение к событиям на острове Коневец. И к эсминцу «Хюгенау», конечно. Как они к нему попали - это еще только выясняется. Зачем они ему понадобились, мы выясняем тоже. На сей счет, кстати, имеются определенные соображения, но это уже вопрос не вашего уровня.
Посейдон обнаглел и спросил напрямую:
- Не он ли направил на остров немецкую группу? И не с ним ли будет искать связи Гладилин?
Генерал-майор Клюнтин поджал губы и неприязненно посмотрел на капитана поверх очков.
- Вы можете строить любые гипотезы, товарищ капитан, - ответил он сухо. - Вопрос, повторяю, не вашего уровня.
Каретников задумчиво побарабанил пальцами по столу.
- Странно, - пробормотал он.
- Что вы находите странным?
- Да так… Особняк, набережная… Почему «Сирены»? Это вполне сухопутная операция. Тот же Маэстро справится куда эффективнее.
Клюнтин усмехнулся:
- Как же вам хочется заняться Гладилиным, капитан… Это плохо. Личные амбиции в нашей работе противопоказаны.
- Личная неприязнь, товарищ генерал-майор. Ничего не могу поделать, за ним серьезный должок.
- Эмоции вредят делу, товарищ Каретников. Обещаю вам, что, если нам удастся взять Гладилина живым, я организую для вас короткую встречу. Полчаса вам хватит?
- Хватит двух минут.
- Ну и отлично. И при условии, конечно…
- Что мы сами вернемся живыми из нашей передряги, - докончил сообразительный Каретников.
Клюнтин согласно кивнул:
- Именно это я и хотел сказать. Вы спрашиваете, почему посылают вас, а не того же Маэстро? Я объясню вам. Этот очаровательный домик укреплен настолько надежно, что голыми руками его не возьмешь.
Посейдон недоверчиво хмыкнул:
- Это Маэстро не возьмет? С его-то людьми? Да там один Гусар все разнесет к чертовой матери…
Клюнтин усмехнулся:
- Вот этого и не хотелось бы. У нас нет ни малейшего желания устраивать войсковую операцию в центре Парижа.
- А Моссад? У Моссада есть такое желание?
Клюнтин махнул рукой:
- Мне нет дела до того, как там будет действовать Моссад. В конце концов, им, может быть, и в самом деле нужен только сам Валентино. А старик как-никак выползает из своей норы. Кости погреть, мир посмотреть… Его можно похитить или просто тупо ликвидировать… Не наша это забота, - повторил генерал-майор. - Наша забота - содержимое его сейфа.
- Но если сухопутная боевая операция исключена, то…
- То это означает, что вы пойдете под водой. Канализационный коллектор, трубы, подкопы - что угодно, там должен быть какой-то вход.
Каретников подумал:
- Данные предварительной разведки?
- Их нет! - развел руками генерал. Чувствовалось, что этот ответ дался ему с известным усилием.
Очередная странность.
Обычно в таких случаях проводится тщательная разведка, устанавливаются пути подхода и отхода.
А здесь - ничего.
Как будто Клюнтин действует на свой страх и риск, не прибегая к обычному в подобных ситуациях содействию параллельных ведомственных структур.
История с эсминцем повторялась - там тоже не было никакой поддержки, как, впрочем, и внятных разъяснений по поводу ее отсутствия.
Повторялась и малопонятная история с тотальной и ненужной зачисткой баронского особняка.
«Ну ладно, - сказал про себя Каретников. - Придет время, и все встанет на свои места». Вслух же он произнес:
- Это все, что мне положено знать, товарищ генерал-майор?
- С одной стороны - да. С другой - нет.
- Я вас не понимаю…
- Вам положено знать еще меньше. Я хочу сказать, что вашей группе под страхом военного трибунала запрещено знакомиться с содержанием документов, которые вы выкрадете у Валентино.
Вот даже как.
Посейдон смотрел на него ошарашенно.
- Но, товарищ генерал-майор, возможны случайности… бумаги могут рассыпаться… у Магеллана, в конце концов, фотографическая память, он специально обучен… мы не можем исключить, в конце концов, необходимости. Как нам поступать, если возникнет прямая угроза их уничтожения? Не лучше ли запомнить?
- Они не должны рассыпаться, - жестко ответил Клюнтин. - И мы не в каменном веке, капитан. Вряд ли это бумаги - скорее всего, электронные носители. И вы должны полностью исключить угрозу, как вы выразились, их уничтожения.
- Но если все же…
- А если все же, то…
* * *
Повисла долгая пауза. Каретников все понял.
Их просто убьют, причем свои же.
И у капитана немедленно зародилось предположение даже худшее и вообще бредовое: их убьют е любом случае, страховки ради.
С этим несчастным эсминцем была связана какая-то дикая некрасивая история. И в Управлении существовали силы, которые не хотели, чтобы эта история всплыла. Он давно это подозревал, и подозрения неуклонно усиливались.
Посейдон принял решение: он ознакомится с документами.
Возможно, таким образом он сумеет обезопасить себя и своих людей - Мину, Торпеду, Флинта и Магеллана. Да и Чайку - ее в особенности. Убить человека, находящегося в больнице, - задача для первоклашек.
* * *
Доктор Валентино очень и очень постарел.
Кожа высохла, стала дряблой и покрылась рыжевато-коричневыми пигментными пятнами; нос сделался малиновым, испещренным прожилками. Руки дрожали, а с ногами вообще была беда: деформирующий артроз в стадии, когда помочь человеку уже ничем нельзя. Ноги у него изогнулись причудливым колесом, и Валентино передвигался с великим трудом. Чаще всего он предпочитал пользоваться креслом-каталкой. До недавнего времени на ней был установлен мотор, но потом Валентино от него отказался, приняв решение упражнять уже давно увядшие мускулы рук.
Плюс сотня других обычных старческих недугов - и тебе одышка, и перебои в сердце, и надсадный кашель по ночам, и аденома; всего не перечесть.
И еще память.
Которая не отказывала - наоборот, работала слишком хорошо. Конечно, события далекого прошлого помнились лучше, чем вчерашние, как и положено в глубокой старости, но жаловаться было грех.
Нет, Валентино не испытывал ни малейшего сожаления по поводу своих людоедских лагерных подвигов. У него по сей день, бывало, чесались руки - так хотелось засадить какому-нибудь ублюдочному недоделку добрую дозу фенола в сердце. У него даже хранился дома этот фенол - уже готовый к введению, в шприце. Наподобие сувенира из прошлого.
Но что-то грызло его.
Он чувствовал, что отвечать в итоге придется.
Казалось бы - чего ему бояться? Он слишком стар, чтобы страшиться смерти. Хотя никто не цепляется за жизнь сильнее, чем старики. Он никогда не верил в Бога, но изо дня в день к нему будто подступало что-то, словно подкрадывалось какое-то неоформленное опасение, некое сомнение и подозрение.
Да еще проклятое воображение, чересчур обедненное повседневным опытом.
В те редкие дни, когда верный Лютер вывозил его на прогулку - конечно, под усиленной охраной, - и он обозревал веселый Париж, знать не знавший, кого приютил, все виделось ему в убогом лагерном свете.
Воды Сены были начисто отравлены «Циклоном», повсюду мерещились сутулые виселицы и пулеметные вышки; везде была накручена кольцами колючая проволока под током, а вместо заливистого уличного аккордеона в ушах звучала ефрейторская губная гармошка. В воздухе плавал невидимый пепел, ноздри улавливали примесь сладковатой гари.
Он сидел в инвалидном кресле, укрытый клетчатым пледом, и мрачно рассматривал собственные ладони с истонченными венами, когда кошачьей поступью вошел Лютер. Адъютант, по совместительству - нянька, батька, постельничий и медбрат, - почтительно поклонился и замер, демонстративно не отваживаясь раскрывать рот по собственному почину.
- Что тебе, Лютер? - проскрежетал Валентино, не оборачиваясь. Он и так знал, кто стоит у него за спиной.
- Санта вышел на связь, герр Мендель, - доложил Лютер. - Четыре минуты назад; он пока что в относительной безопасности.
Для пущей конспирации Валентино умышленно выбрал себе еврейскую фамилию.
- Как ты сказал? - старик приложил к уху ладонь.
- Я осмелился доложить вам, что Санта вышел на связь.
На лице доктора Валентино зазмеилась слабая улыбка. Это означало высшую степень удовлетворенности.