"Русский Эрос "Роман" Мысли с Жизнью" - читать интересную книгу автора (Гачев Георгий Дмитриевич)

Сверхидея из роддома

Итак (мое «итак» — священное отправное слово для дневного перехода мысли, как у Шехерезады: когда же настала 397-я ночь, Шехерезада сказала: «Дошло до меня, мой царь»), приступаю к очередному утреннему умозрению — после перерыва в сутки: вчера не умозрел — и жизнь стала захлестывать Так что мне нужно усилие, чтобы растолкать ее и опять вознести голову к свету из волн Опять она меня, жизнь, облепила, как многостепенное и многокапиллярное влагалище — и теперь продираться сквозь нее Но это, очевидно, и радость — так это я с собой всю жизнь делаю- создавать себе безвыходные положения и дать втянуть себя в капканы — чтобы иметь потом повод вырываться к свету, вдохнуть широкой грудью, вкушать процесс высвобождения В ходе этого высвобождения я остро ощущаю жизнь, продираюсь впритирку — как при загребистом соитии И для мысли наваливающаяся жизнь ( о жизни я сказал сейчас такое, что где-то в своих записках о женщине: «Женщина — это что? То, что наваливается и липкое?») подкидывает свой хворост, что ей пожирать, выбиваясь Вот и сейчас подкинута мне пара загвоздок Позавчера, выйдя из утреннего умозрения в дневные дела (№ мой день, оказывается, строится так, что реализует 3 индийских служения- Дхарма — религиозно-философская деятельность духа — этому отдаюсь с утра, до дня; Артха — практическая деятельность в миру — как мужа и главы семейств и члена общества; и Кама! — наслаждение плотское: вечер, друзья, пир, зрелище, женщина Правда, равномерности здесь нет, и я ее не хочу Сейчас все вырываюсь к Дхарме — ею хочу заполнить все Но яйца, грехи сотворенных через Каму дел (Артха) — не пускают приходится бегать в роддом, справки, стройки — и это досадно выбивает из чистого умозрения, так прекрасно мыслилось с утра и дышал легко и чуял чистым себя! — а тут в круговорот зависимостей и сует голову сую)

И вот, собственно, я уж и высказал загвоздку то, что я принял себе принцип: делать дела, но сам находясь как бы в рассеянности (в броне умозрения и не отдавать делаемому души, т. е. имея в идеале мечту ничего такого житейского не делать и не ввязываться) — правильно ли так нацеливаться и что это с точки зрения Эроса? Если жизнь есть прорастание фалла сквозь бытие, то, отказываясь от сует, бронируясь от них в умозрение, — отступаю ли я от предначертания мужа пронзить жизнь, или, напротив, держу в чистоте, холе и силе свое оружие — все мое существо в крепости духа и воли и непреклонности? Ведь подхлестывающая, насаживающаяся, как баба, жизнь провоцирует тебя рассосать и раскидать твою силу по мелочам хлопот и сует. На самом же деле и ей, жизни, этого от тебя не нужно: напротив, и ей нужно, чтоб ты твердо стоял и было бы ей на что насаживаться, — так что соблазнами хлопот она тебя испытует и бьет, чтобы еще и еще раз испытать наслаждение от твоей упругости. Ведь тогда и взаимно дары приносятся. Ведь не откуда как из роддома, я вынес свою сверхидею об Эросе. Стоя на днях в толпе в посетительской и передаточной и вспоминая еще свои утренние священнодейства и продолжая в уме ход мысли, я сосредоточился: все люди вокруг предстали как сквозь воду — в мистическом тумане, и узрел всю жизнь как вхождения и выхождения — и вдруг родилось умозрение о жизни как соитии и что человек- самоходный фалл, — умозрение, легшее во главу угла текущего рассуждения. Значит, жизнь, любя меня, заставила рыпаться, раздражаться, я стал умом сопротивляться — ив совместном наседании и отталкиванье и родилось это умозрение. А сиди я дома днем и пытайся далее умозреть — кончился бы: импотентное самососущее онанистическое расслабленное рассуждательство бы могло потечь. День и жизнь как практического существа — значит, создают и жизненные накопления для мысли. А мысль, утреннее умозрение, служение дает мне крепость стоять в миру и твердо, и с широко открытыми через идеи глазами: ведь нося в себе идеи, я притягиваю на себя, как громоотвод, — факты жизни, и сок и молнию из них извлекаю, что по моим жилам просачиваются и просверкивают. — Значит — так держать! «Под лежач камень вода не течет», — сказано. И очень через Эрос это помыслено: ведь «лежач камень» — это мертвый фалл; живой же человек должен быть «стояч» камень или «бегуч» — и тогда вода женское его оросит. Однако, вишь, на каком уровне держит твою мысль двухдневный контакт с жизнью: ты никак не то что не воспаришь, но даже и самоопорной мысли начать не можешь, — а все отбиваешься и в тенетах и путах житейских тужишься: на уровне правил практического поведения мыслишь и линию эгоистически-личного поведения вырабатываешь; свет еще не вошел, и ничего я не вижу, а лишь топчусь, кручусь, барахтаюсь безглазым телом. Вот видишь, и польстить тебя себе жизнь заставила: выдоила из тебя ей славословия: что, дескать, и мысли без неё шагу никуда. Не воин ты, а бабник — в сегодня до сих пор пройденном рассуждении: слишком оно заинтересованно

Та-а-к, Значит, есть во мне ощущение того, чем может быть мысль: красотой, истиной, — т. е. есть цель, и она проволакивает меня на любовь к себе, на пир веселости и окрыленности духа и умозрения сквозь жизнь и ее тенета. Ибо я, вкусив однажды, уж помню эту радость легчайшую. Значит, не просто любить, а что любить кто призван и кому пристало. Значит, я сквозь тенета продираюсь к той, кого я больше люблю и кого мне любить пристало, — и отрясаюсь от любвей сирен и русалок. Ну да: плывя по жизненному морю среди майи забот и хлопот о ближних, которые сладчайшими песнями-рассуждениями (вроде сегодняшнего) тебе дух туманят, говоря, что только они истинные и есть на свете и к ним припади, — памятуй, что припадешь и утонешь; оттого мудрый Одиссей велел силой себя приторочить к мачте: чтобы и слышать — и не поддаваться