Глава 5. Без Рочестера

POV Rosalie

"Все это так нелепо…" — билась в голове мысль, пока моя машина ехала по дорогам штата Нью-Йорк.

Мечты, ожидания, надежды разбились о реальность. Все мои идеалы рухнули вместе со словами Эмметта МакКарти. Он разрушил мою жизнь, не прилагая к этому никаких усилий. Ему и не нужно было это. Я сама вручила ему свою судьбу, отдала, как самое ценное, что у меня есть, а он просто выбросил ее, словно ненужный мусор.

Даже смешно. Мне восемнадцать лет, а я до сих пор жуткая идеалистка. Была таковой… Теперь этого не повторится. Я оставила свою душу в его доме двадцать первого августа… Вчера.

Я не помню, как выбежала из дома, не помню, как меня нашла Алексии. Я размазывала по щекам тушь, выплакивая и уничтожая все, что напоминало мне про Эмметта.

Моего Принца нет. Вчера я узнала это с пугающей достоверностью. Я ненавидела его. Ненависть забрала с собой мою любовь и оставила пустоту. Вчера Розали Хейл умерла…

Отец списал мое сегодняшнее состояние на отъезд: я молчала, мне не хотелось никого видеть. Отец, мать, подруга… Эти лица лишь раздражали меня. Мне следовало плакать, но я этого не хотела. Я желала избавиться от слез, от Рочестера, от любого воспоминания о присутствии в моей жизни человека по имени Эмметт МакКарти. Я не хотела даже прощаться с кем-либо. Мне уже было безразлично, что будет дальше. Запомнился лишь шепот Алексис "Позвони мне… И вернись прежней, Роузи, пожалуйста…" На ее лице была боль. Теперь меня это не волновало. Я лишь собрала почти все вещи и уехала, не желая больше появляться в этом чертовом городе. Моего возвращения не будет. Я вычеркну все эти годы моей жизни, как исписанные тетради, как дневник, который мама подарила мне в детстве и где я с таким восторгом писала про нашу дружбу с Эмметтом. Все рухнуло словно карточный домик. Мечты о прежнем взаимопонимании, дружбе, любви остались лишь мечтами. Как сказал Эмметт, все это глупо.

Да и сама я глупа и наивна. Счастья нет. Любви тоже. Она никому не нужна. Все это лишь представление каждого о наслаждении. Кто-то счастлив, обладая деньгами, кто-то — женщиной, кто-то — автомобилем… Мимолетное наслаждение, которое хочется испытать вновь и вновь… Глупо мечтать о годах счастья и любви, это пустышка, пшик. Бессмысленно стремиться к улучшению, к совершенствованию — ты либо нравишься, либо нет… Это правило этого мира — будь такой, какая ты есть. Как говорил Тайлер Дерден "Самосовершенствование — это онанизм". Он был прав.

Зазвонил телефон:

— Роузи, привет! — в трубке раздался звонкий голос Алексис.

— Здравствуй, — я не испытывала восторга по поводу ее звонка, не хотела иметь ничего общего с городом, принесшим мне лишь боль.

— Я не вовремя? — тихим голосом спросило мое напоминание о Рочестере.

— Какая разница? — пожала я плечами. — Ты что-то хотела?

— Роузи, пожалуйста, поговори со мной.

Алексис никогда не просила меня об этом. У нас не возникало пауз. Мы могли болтать часами напролет. Так было раньше.

— О чем? О погоде? Или о падении индекса Доу Джонса? — насмешливо поинтересовалась я.

— Рози… — всхлипнула девушка. — Пожалуйста…

— Алексис, что ты от меня хочешь? Вежливости, жалости, счастья, любви? Я устала отдавать этому миру себя и взамен получать лишь боль. Это невыгодно… — раздраженно сказала я.

— Рози, прошу, не становись его отражением… Ты лучше, ты сильнее, ты можешь это сделать.

Я остановилась на обочине и устало положила голову на руль, тихо шепча в трубку:

— Нет, Алекси, я слабая. И я ничем не лучше его. Просто он понял этот мир и его правила раньше меня, а я опоздала на девять лет…

— Нет, Рози! Это не так! Ты же, как никто другой, умела видеть счастье в этом мире! Не теряй это качество! Он не один в мире! Ты найдешь еще того, кого полюбишь всей душой и кто… — я оборвала подругу.

— Нет, не найду. Алекси, ты же знаешь, что я любила его. Я отдала ему себя. Он отгораживался, я, как собачка, следовала за ним. Вчера я отдала ему душу. Она принадлежит ему по праву. Вот уже тринадцать лет моя душа — его собственность, но он выкинул ее, словно кожуру от банана. У меня больше нет души, вчера она умерла. Умерла из-за него. Даже если я когда-нибудь вновь найду силы полюбить, в чем я очень сомневаюсь, то ни о каком "всей душой" и речи быть не может. Еще одного разочарования я не допущу. Я не желаю больше испытывать эту чудовищную боль. Моя выносливость закончилась с его вчерашним поступком. Я даже не уверена, осталось ли что во мне от прежней, такой любимой тобою Роузи Хейл.

Я уже даже плакать не могла — слезы закончились еще вчера…

— Рози… — тихо прошептала Алексис.

— Не надо… — выдохнула я. — Мне надо забыть обо всем. Забыть словно страшный сон. Учеба поможет мне в этом. Я просто устала от этого, Алекси… Эти восемь лет были кошмаром. Я должна убедить себя в этом. Я смогу это сделать.

— Я люблю тебя, Роузи, — дрогнувшим голосом прошептала моя лучшая подруга.

— Я тоже люблю тебя, Алекси. Я позвоню, — я нажала кнопку и отключилась.

Сил не было, но надо было ехать дальше…

POV Emmett

— Бокал мартини, — мой голос утонул в звуках музыки, но через пару минут напиток был уже у меня в руках.

Жаль, что попробовать его так и не удалось. На плечо легла чья-то рука, а затем я оказался стащенным с высокого табурета, на котором расположился пятнадцать минут назад.

— Какого черта ты занял мое место? — моя челюсть почувствовала довольно болезненный удар.

Я слегка вздернул голову, обнажая зубы в подобии улыбки. В глазах тут же заплясал огонек: на часах всего лишь одиннадцать вечера, а у меня уже намечается отличное развлечение.

— Мальчик, твою сорочку за пару сотен долларов мять или оставить целой? — блондин сам сделал пару шагов на меня, так что лишь пришлось занести руку, чтобы наградить его ответным ударом.

На мое удивление парень сразу же поднялся с полу и понесся вновь на встречу мне. Очередной удар, и на моей руке, впрочем, как и на его щеке красовалось пару капель крови. В этот раз он устоял на ногах. Парень непринужденным жестом поправил воротник рубашки и ткнул в меня пальцем:

— Кто ты вообще такой, чтобы бить меня в моем же городе? — звуки музыки стали ритмичней, будто она знала о происходящем.

— А у тебя есть оружие, чтобы интересоваться такими вещами или в нагрудном кармане лежит кусок ФБР'овского железа? — мой взгляд был надменным; парнишка был для меня не важнее, чем маленькая лающая собачка.

— Заткнись, урод! Ты еще не знаешь, с кем связался! — во время его пылкой речи я медленно снял пиджак и отдал его симпатичной брюнетке из толпы: она была хорошенькой и эту ночь обязана будет провести лишь со мной. — Никто не…

— Ты закончил, или мне подождать еще пару минут? — нарочито прервал я его посредине фразы, закатывая рукава белоснежной рубашки, которые мне не хотелось пачкать кровью этого юнца.

Парень не выдержал такого отношения к себе и налетел на меня, пытаясь повалить на пол. Ему это удалось, но, к его сожалению, сверху оказался я. Снова и снова я заносил свою руку, чтобы с еще большей силой ударить нежное лицо парня. Каждое свое движение я сопровождал словом, чтобы он запомнил их навсегда:

— Я — Эмметт МакКарти, и никакой щенок не смеет повышать на меня голос, ни в этом, ни в каком-либо другом городе, — лишь спустя пару секунд я увидел, как лицо парня изменило выражение.

В голубых глазах застыло удивление, а разбитая губа дрогнула в улыбке:

— Твой отец Рик МакКарти? — голос почти звенел.

Я моргнул, одно лишь воспоминание его имени заглушало все мои эмоции. Оно несло в себе слишком много энергии, и сейчас она ударила по мне сильнее, чем минуту назад я — парня, лежащего подо мной.

— Да, — я все еще продолжал, сидеть на блондине. — Ты знал его?

— Так, же как и ты моего, — парень слегка пихнул меня вверх, я поддался и даже протянул ему руку, чтобы помочь встать.

Мальчишка отряхнулся и, улыбаясь, провозгласил:

— Дэн Монтгомери.

Одно рукопожатие, и встреча второго поколения состоялась. Наши отцы были хорошими друзьями, хотя семьями мы никогда не дружили. Их встречи были чисто мужскими: дорогой алкоголь и VIP-зоны в ресторанах. Еще наши прадеды заложили первые камни крепкой дружбы между мужчинами семей МакКарти и Монтгомери в годы Великой депрессии. Теперь пришла наша очередь с Дэном продолжать семейную традицию.

— Ты должен мне бокал мартини, — проговорил я, пожимая его руку.

— Лишь после того, как ты купишь мне новую рубашку, — Дэн улыбнулся и, похлопав по плечу, повел к столику.

Разговор завязался довольно легко. Блондин оказался истинным Монтгомери, таким, каким мне описывал отец Монтгомери-старшего: напористый, категоричный, самовлюбленный, но при всем этом искренний и с чувством юмора. Нам нечего было делить, кроме того стула, который теперь стал началом истории нашей дружбы. Вечер, медленно перешедший в ночь, я закончил с той самой брюнеткой, которая во время драки держала мой пиджак.

— Розали Хейл? — я поперхнулся, когда узнал о планах Дэна.

— Что такого? — я видел искреннее непонимание в его глазах. — Ты ведь знаешь, девушки любят меня, впрочем, как и я их.

— Ну, что ж, тогда удачи, — я пытался сдерживать ехидную ухмылку, зная, что друга ожидает фиаско.

Мы сидели в ресторане "Аsiate", когда Дэн решил мне поведать о своих планах на ближайшие выходные. Сейчас в его глазах было непонимания, смешанное со злобой от незнания того, что знаю я.

— Ты ее знаешь, не так ли? — я не хотел скрывать того, что уже понял Дэн со своей проницательностью, поэтому лишь кивнул в ответ, чем вызвал радостный крик парня. — Тогда как раз ты мне и нужен.

Я не хотел вспоминать о своем прошлом, поэтому резко оборвал Дэна:

— Может, закроем эту тему? — утверждение, обличенное в форму довольно вежливого вопроса.

— Но, Эмметт, ты ведь можешь помочь мне стать первым в нашем университете, кому удастся добиться самой очаровательной и неприступной крепости факультета искусств — Роуз Хейл, — с надеждой в голосе мечтательно произнес Дэн, уже воображая себе новую победу.

— Я уже сказал, Дэн. Ты знаешь, что я не поменяю решения, — моя категоричность сейчас медленно убивала Монтгомери, но я не пошел бы на это, ради того, чтобы он лишь занес Розали в свой список.

В этот день Дэн все же обиделся на меня, и обед мне пришлось доедать в одиночестве. Примерно через неделю я был одним из тех, кто успокаивал Дэна в баре, после его сокрушительного провала. В какой-то момент мне даже стало жаль своего друга, я должен был предупредить его. Но все же и в этом его поражении нашлись положительные стороны. Он встретил Алексис: оказывается мой друг может быть однолюбом. Он продолжал ходить со мной на вечеринке, но все чаще не оставался на них и до полуночи, торопясь к своей возлюбленной. Точно так же делала и Розали.

Я часто видел ее, но продолжал сдерживать клятву, данную самому себе: тот разговор в моем доме был последним. Видя ее в коридорах университета или на очередных вечеринках, я избегал столкновения с ней. Не видя смысла, что-то изменять, я просто жил дальше, жил без нее. У меня были девушки, и призрак прошлого по имени Розали Хейл мне был совершенно ни к чему. Она осталось в Рочестере, как и все остальное: друзья, семья, могила отца.

В Колумбийском университете я учился с одной единственной целью — стать независимым от отчима и его денег. Окружающая обстановка постепенно затягивала меня: учеба, спорт, клубы, девушки. Мне нравилась такая жизнь: легкая, непринужденная с четко определенным будущим. Я не строил грандиозных планов, я лишь хотел получить образование, чтобы самому заработать на жизнь и иметь возможность получать от жизни максимум возможного. В Рочестер я ездил лишь на выходных: это была дань уважения моему прошлому. Для меня этот город, некогда такой родной, сейчас был похоронен под толстым слоем истории. В нем не осталось ничего, что притягивало бы меня. Я не перевез ни одной вещи в Нью-Йорк, которая бы напоминала мне о Рочестере и его жителях. Лишь Розали Хейл постоянно появлялась с моем настоящем, как призрачная тень, заставляющая вспоминать, но я все выше и выше возводил стену в своем сознании, которая могла защитить меня от осколков памяти, причиняющих мне боль. Здесь, сейчас, в Нью-Йорке у меня было все: власть, связи, деньги, возможности. Мне не нужно было прошлое, чтобы достичь желаемого.

POV Rosalie

Прошло 8 месяцев… Месяцы учебы, прохождения сквозь непонятные, но такие заманчивые дебри искусства. Месяцы знакомства с новым образом жизни, когда должен быть готов ко всему. Месяцы новых людей, стремящихся узнать о друг друге как можно больше за короткое время.

Время, за которое я попыталась изменить свою жизнь. Это удалось мне лишь отчасти. Вечеринки, клубы, алкоголь только притупляли боль. Я говорила, что любовь к МакКарти умерла? Чушь! Я скучала по нему. Мне не хватало его хриплого голоса, сводящего мня с ума, не хватало презрительного взгляда ярко-зеленых глаз, в которых блестели искры. Мне хотелось знать, что с ним, где он…

Любовь существует. Это я ощутила на себе. Нехватка МакКарти была явственной. Я задыхалась без него. Все клятвы, которые я давала себе и всем окружающим, растворились. Я не могла стать такой, как он. Я слишком слаба для жестокости. Слишком слаба, чтобы переступить через свое прошлое и идти дальше. Алекси обрадовалась тому, что я не превратилась в бездушную стерву, но разозлилась, когда я сказала, что по-прежнему люблю МакКарти. Как же она кричала! Там было все. И "глупая идеалистка", и "идиотка, ничего не вынесшая из своей ошибки", и "сучка во время течки"… С последним я была категорически не согласна.

Я по-прежнему была девушкой. Парни считали меня первым призом и соревновались на право быть со мной. Сейчас я умела использовать людей в своих целях. Это во мне изменилось. Особенно мне нравилось ощущать свою власть над противоположным полом. Легко и до смешного просто. Пара долгих взглядов, легкая улыбка, и он пойдет за тобой на край света… Даже обидно от такой простоты.

Главным моим развлечением была встреча с ними: таинственная интимная обстановка, свечи, розы… Почему-то никому в голову не приходило, что я не люблю розы. Обязательным атрибутом этих встреч была огромная кровать, застеленная шелковыми простынями. Они знали, что я не собиралась ютиться в комнатке общежития. Для свиданий со мной снимали первоклассные номера в гостинцах либо VIP-залы в клубах. Богатенькие нью-йоркские наследнички могли себе это позволить, а я могла позволить себе развлечься. Шикарное платье, кружевное белье, стильные туфли, прическа, макияж, но я никогда не собиралась портить ничего из этого. Я просто шла развлечься.

Все были галантны, любезны, но у всех них была черта, которая выдавала их с головой — похотливый блеск в глазах, который отражал готовность похвастаться очередной девочкой в их списке. Но ни одному не удалось вписать мое имя в перечень своих любовниц. Они ждали этого, пытались споить меня, накачать наркотой, но все было бесполезно.

Лишь одному удалось добраться до моего нижнего белья. В тот момент, когда его руки чуть не скользнули под соблазнительное кружево, я улыбнулась и капризным тоном потребовала стриптиз, который был тут же исполнен и заснят на видео, после чего я успешно смылась, оставив парня ждать подарка… Запись я ему отдала. На день рождения при всей студенческой толпе, мгновенно заинтересовавшейся что там. Разумеется, именинник не успел убрать ее, и приглашенные были награждены первоклассным мужским стриптизом. После этого случая у нас была холодная война, которая развивалась с попеременным успехом. Закончилось это перемирием и крепкой дружбой. Дэн Монтгомери стал моим лучшим другом, мгновенно поладившим с Алекси, которая училась на факультете дизайна Беркли. Поладившим до такой степени, что моя подруга начала встречаться с ним. Я была рада за них.

Дэн не знал ничего о моем внутреннем мире. Когда я буду готова, он все узнает, но пока я не хотела разрушать образ ветреной и независимой Рози Ли, как меня называли в университете.

Я все так же продолжала писать картины. Лучше всего у меня получались портреты и пейзажи, хотя мне больше всего нравилось писать абстракции. Там я выражала все, что думала: плавные линии, подобранные цвета, свобода, полет…. Это давало мне возможность жить, быть независимой и скрываться от своей боли.

Дэн и Алекси обожали наблюдать за тем, как я пишу. Даже просили не начинать без них. А я… Я могла вскочить посреди ночи и в пижаме (а иногда и без нее) начать писать. Идеи приходили неожиданно, они были простыми и изящными…

А потом мой друг предложил устроить выставку моих картин. Его мать была владелицей галереи, и он хотел уговорить ее выставить меня там. Мне очень хорошо запомнилась встреча с миссис Монтгомери: строгая стройная женщина, голубые глаза, шоколадного оттенка волосы. Стильно, изящно, лаконично.

Она не хотела устраивать меня в галерею лишь из-за рекомендации сына. Я возила ей картины, почти все, что были у меня в Нью-Йорке, но она выбрала только одну… Мою самую важную. На ней было Его лицо. Я нарисовала ее однажды, когда боль вновь заставила меня выть, словно дикий зверь. Это было моим средством от душевной боли. Я смотрела на него и выходила из этого состояния.

Это был не Эмметт МакКарти. На картине был мой Принц: улыбка, нежный взгляд, чуть вздернутый нос, ямочки на щеках и мои любимые искры в глазах. Я не показывала ее никому. Мама Дэна была единственной. Она забрала холст, и на следующий день мы вновь встретились. Мою картину купили, и она привезла деньги и контракт.

Я предоставила ей возможность выбирать картины. Раз в месяц она приезжала и, словно бесшумная тень, скользила по комнате, выбирая самые лучшие работы. Это позволяло мне хорошо зарабатывать, но нужно было привезти и старые мои картины. Те, которые я оставила дома. Я решила посвятить этому выходные, заодно устроить родителям сюрприз, и, возможно, краем глаза увидеть МакКарти.

Субботним утром я попрощалась с Алекси и Дэном и поехала… Путь домой пролетел незаметно. Сейчас я хотела вернуться туда. Вся ненависть к родному городу пропала уже давно, и отношение к нему изменилось. Это был мой город. Там я провела немало счастливых дней, и это стоит ценить… Даже если темных дней было больше.

Мой город ждал меня. А я ждала его. Ждала перемен от моего появления в нем…