"Лучшее средство от северного ветра" - читать интересную книгу автора (Глаттауэр Даниэль)Глава четвертаяЧерез три дня Дорогая Эмми! Мы с Вами сделали трехдневный перерыв в работе трансляционной сети. Думаю, теперь мы вполне могли бы продолжить акт коммуникации. Желаю Вам приятного рабочего дня. Я много думаю о Вас — утром, в обед, вечером, ночью и даже на стыке указанных отрезков времени, т. е. непосредственно в конце одного и в начале другого. Всего доброго. Лео Через десять минут М… Ма… Мас… Маст… Дорогой Лео! Это ВЫ сделали перерыв, а не я! Я напряженно следила за тем, как Вы делаете этот перерыв. И ждала, когда Вы его наконец закончите. Ждала с нетерпением. И вот наконец дождалась. Вы вновь в эфире и думаете обо мне. Чудесно! У Вас все в порядке? Нет ли у Вас времени и желания сегодня поздним вечером или ранней ночью выпить со мной бокал вина? Разумеется, на расстоянии. С одной стороны Вы и Ваша воображаемая Эмми, с другой — я и виртуальный Лео. Программа мероприятия включает обмен репликами. Хотите? Через восемь минут Да, Эмми, согласен. Вашего Б… Бе… Бер… Берн… Вашего мужа нет дома? Через три минуты Подобные вопросы доставляют Вам удовольствие, верно? Такое впечатление, как будто Вы хотите наказать меня за то, что я вполне довольна своим замужеством… Нет, Бернард дома. Он либо сидит в своем кабинете и готовится к завтрашнему дню, либо читает на своем диване. А может, спит на своей кровати. После двенадцати обычно последнее. Вы удовлетворены? Через шесть минут Да, спасибо, вполне! Эмми, когда Вы пишете о своем муже, складывается такое впечатление, как будто Вы хотите показать мне, насколько свободно и независимо друг от друга можно жить, если (или несмотря на то что) супруги вполне довольны своим браком (или: именно благодаря этому). Вы пишете не «в кабинете», а «в СВОЕМ кабинете», не «на диване», а «на СВОЕМ диване». Более того, он даже спит не на «нашей кровати» — «он спит на СВОЕЙ кровати». Через четыре минуты Дорогой Лео, Вы не поверите, но у нас действительно каждый имеет свою собственную комнату, свой собственный диван и даже свою собственную кровать. Это смешно, но каждый из нас имеет свою собственную жизнь. Вы шокированы? Через двадцать пять секунд Зачем же Вы тогда живете вместе? Через восемнадцать минут Лео, Вы меня умиляете! Вы наивны, как двадцатилетний юноша. На дверях наших кабинетов нет надписи: «Вход воспрещен», а на диванах не висят таблички: «Частная территория». И на наших кроватях тоже не написано: «Осторожно, злой хозяин!» Короче: у каждого есть свои владения, но каждый — желанный гость на соседней территории и имеет право — как мы это недавно сформулировали? — «вторгаться в частную сферу» другого. Ну как, пополнили свои знания о браке? Через тридцать секунд А сколько лет детям? Через тридцать пять минут Фионе шестнадцать, Йонасу одиннадцать. А «мой Бернард» на несколько лет старше меня. На этом, дорогой Лео, мы закрываем рубрику «Моя семья»! Я хотела бы оставить детей за рамками нашей беседы. Несколько месяцев назад Вы писали мне, что наши беседы для Вас — часть постмарленовского реабилитационно-восстановительного курса. (Кстати, может, эта информация уже давно утратила свою актуальность? Сообщите мне при случае!) Для меня это своего рода тайм-аут в семейной жизни. Маленький островок за пределами моих трудовых и семейных будней. Островок, на котором я с удовольствием остаюсь с Вами наедине, если, конечно, Вы не против. Через пять минут Я не против, Эмми! Просто меня иногда вдруг одолевает любопытство, и мне хочется узнать, что происходит по ту сторону нашего зыбкого, призрачного островка, как выглядит Ваше стационарное бытие на суше, в надежной гавани брачного союза. (Простите за сравнение — оно напросилось само собой.) Но сейчас я душой и телом на острове. Итак, когда мы поднимем наши бокалы? В полночь для Вас не поздно? Через две минуты Полночь — это здорово! Я рада нашему предстоящему рандеву. Через двадцать секунд Я тоже. Пока. Полночь Дорогая Эмми! Это Лео, который желает Вам потрясающе романтическую полночь — одну на двоих, только для нас с Вами. Вы разрешите Вас обнять, Эмми? Разрешите Вас поцеловать? Я целую Вас. А теперь выпьем. Что Вы пьете? Я пью «Совиньон Визинтини, Колли Ориентали дель Фриули 2003». А что пьете Вы? Напишите мне, Эмми! Только сразу же, сейчас, хорошо? Что пьет Эмми? Я пью белое вино. Через минуту Лео!! Держу пари, это сегодня не первый Ваш бокал!!! Через восемь минут А, вот и Эмми. Эмми. Эмми. Эмми. Я немного пьян, совсем чуть-чуть. Я весь вечер пил и ждал, когда наступит полночь, когда меня навестит Эмми. Да, Вы правы: это уже не первая бутылка. Я соскучился по своей Эмми. Вы не хотите прийти ко мне? Мы просто выключим свет. Нам необязательно видеть друг друга. Я хочу только чувствовать Вас, Эмми. Я закрою глаза. С Марлен это бесполезно. Мы опустошаем друг друга. Мы не любим друг друга. Она думает, что любим, но это не так, это не любовь, это всего лишь покорность друг другу, власть друг над другом. Марлен не хочет меня отпустить, а я… я не могу ее удержать. Я немного пьян. Не сильно, совсем чуть-чуть. Вы придете ко мне, Эмми? Мы будем целоваться? Моя сестра говорит, что Вы удивительно красивы, Эмми, кем бы Вы ни были. Вы когда-нибудь целовали чужого мужчину? Я сейчас выпью еще глоток белого вина из Фриули. Я выпью за нас. Я уже немного пьян. Но не сильно. А теперь Ваша очередь. Напишите мне, Эмми. Письмо — это как поцелуй, только без губ. Письмо — это мысленный поцелуй. Эмми… Эмми… Эмми… Через четыре минуты Да… наше первое свидание в полночь я представляла себе немного иначе. Лео в дупель пьяный! Хотя в этом есть своя прелесть. Знаете что, Лео? Я отвечу коротко — Вы ведь уже, наверное, не в состоянии отличить А от Б. Но если есть настроение и если сможете, расскажите мне о Вашей семье, о Вашем доме. Только не пишите ничего такого, о чем Вы могли бы пожалеть завтра утром или в обед, когда очнетесь от своего бреда. А я пока выпью красного вина из долины Роны, урожай 1997 года. Я пью за Вас! А Вам я советую переключиться на минеральную воду. Или сварить себе крепкого кофе! Через пятьдесят минут Вы такая строгая, Эмми. Не будьте такой строгой. Я не хочу кофе. Я хочу Эмми. Приезжайте ко мне. Выпьем еще по глотку вина. Мы можем завязать себе глаза, как в одном фильме. Не помню, как он называется, надо подумать. Мне так хочется поцеловать Вас. Мне все равно, как Вы выглядите. Я влюбился в Ваши слова. Вы можете писать, что хотите. Вы можете писать строго. Я люблю все. Потому что Вы совсем не строгая. Вы просто заставляете себя быть строгой, Вы хотите казаться сильнее, чем есть. Марлен не пьет. Ни капли. Марлен очень трезвая женщина, но потрясающая — это говорят все, кто ее знает. Она была с одним пилотом, из Испании. Но это уже в прошлом. Она говорит, что для нее существует только один мужчина — я. Это ложь, понимаете? Меня для нее уже нет. Это так больно, когда расстаешься с близким человеком. Я больше не хочу расставаться с Марлен. Мама очень любила ее. Моя мать умерла, она была очень несчастна. Все не так, как я думал. Какая-то часть меня умерла вместе с ней. Я почувствовал это только тогда, когда она уже умерла. Моя мать мало занималась мной, только моей маленькой сестрой. А отец эмигрировал в Канаду. Он взял с собой моего старшего брата. Я остался где-то посредине. Меня просто не заметили. Я был тихим ребенком. Я могу Вам показать фотографии. Хотите посмотреть фотографии? Во время карнавала я всегда был Бастером Китоном. Мне нравятся немые грустно-веселые герои, которые умеют корчить гримасы. Приезжайте, выпьем по бокалу вина, посмотрим фотографии. Жаль, что Вы замужем. Нет, это хорошо, что Вы замужем. Вы изменяете своему мужу, Эмми? Не делайте этого. Это так больно, когда тебе изменяют. Я уже немного пьян, но у меня еще ясная голова. Марлен однажды изменила мне. То есть я знаю только про одну измену. Когда на нее смотришь, сразу же понимаешь, что она тебе изменяет. Эмми, я отправляю это письмо. Целую Вас. Еще раз. И еще раз. И еще раз. Все равно, кто Вы. Мне хочется, чтобы Вы были рядом. Я не хочу думать о матери. Я не хочу думать о Марлен. Я хочу целовать Эмми. Я немного пьян, простите меня. Сейчас я отправлю письмо. И пойду спать. Целую Вас на ночь. Жаль, что Вы замужем. Мне кажется, мы очень подходим друг другу. Эмми. Эмми. Эмми. Мне нравится писать «Эмми» — один раз левым средним пальцем, два раза правым указательным и один раз правым средним в верхнем ряду. ЭММИ. Я готов тысячу раз написать «Эмми». Писать «Эмми» — все равно что целовать Эмми. Идемте спать, Эмми. На следующий день утром Привет, Лео! Вы уже вернулись на Землю из Ваших космических далей? Всего Вам доброго. Ваша Эмми Через два с половиной часа Вы все еще ломаете голову над тем, как объяснить себе и прежде всего МНЕ свои ночные послания? Бросьте, Лео. Мне понравилось все, что Вы мне нечаянно написали, даже очень понравилось. Вам следует чаще напиваться — Вы становитесь человеком эмоций, очень открытым и прямолинейным, очень нежным, отчасти даже пылким и страстным. Вам идет эта бесконтрольность! И мне льстит, что Вы так часто изъявляли желание меня поцеловать! Отвечайте наконец!!! Мне не терпится узнать, что Вы по этому поводу думаете. Трезвым Вы всегда судорожно стараетесь запрятать подальше того Лео, который под влиянием винных паров вырывается на свободу, как джинн из бутылки. Надеюсь, на этот раз не вместе с содержимым желудка? Через три часа Лео!!! Это нечестно! А еще это совсем не «секси». Это попахивает мужчиной, который утром отказывается от того, что шептал женщине на ухо ночью в любовном опьянении. Это попахивает довольно типичным, довольно средним, довольно скучным мужчиной. Во всяком случае, Лео тут совсем не пахнет. Короче, отвечайте наконец!!! Через пять часов Дорогая Эмми! Сейчас 22.00. Вы не хотите приехать ко мне? За такси плачу я. (Я живу на окраине города.) Лео Без малого через два часа Дорогой Лео! С Вами не соскучишься! Сейчас 23.43. Вы еще грезите или уже спите? Если нет, то у меня к Вам пара вопросов: 1. Вы действительно хотели, чтобы я приехала к Вам? 2. Вы все еще хотите, чтобы я к Вам приехала? 3. Может, Вы опять «немного пьяны»?.. 4. Если я приеду — как Вы себе представляли нашу встречу? Что бы мы с Вами делали? Через пять минут Дорогая Эмми! 1. Да. 2. Да. 3. Нет. 4. Что получится. Через три минуту Дорогой Лео! 1. Ага. 2. Ага. 3. Хорошо. 4. Как получится? Получается обычно так, как мы хотим, чтобы получилось. Так как Вы хотите, чтобы получилось? Через пятьдесят секунд Не знаю, Эмми. Но мне кажется, мы узнаем это, как только увидимся. Через две минуты А если ничего не получится? И мы будем стоять, как дураки, смотреть друг на друга и пожимать плечами, пока один из нас не скажет: «Да, к сожалению, как-то ничего не получается…» Что нам тогда делать? Через минуту Такая опасность, конечно, существует. Что ж, придется рискнуть. Приезжайте, Эмми! Наберитесь храбрости! Наберемся храбрости! Доверимся друг другу! Через двадцать пять минут Дорогой Лео! Меня смущает Ваша необычная настойчивость, которая совсем Вам не свойственна. У меня даже есть одно подозрение. По-моему, Вы прекрасно знаете, чему надлежит получиться. Вы, похоже, еще не совсем освободились от ночного опьянения, Вы, так сказать, еще «в настроении». Вам хочется близости. Вы хотите забыть Марлен или вытеснить ее из сознания. И Вы прочли немало книг на эту тему и видели немало соответствующих киносцен — «Последнее танго в Париже» с Марлоном Брандо и т. п. Лео, эти сцены я знаю наизусть: ОН видит ЕЕ впервые, желательно в полутьме, чтобы было красиво и то, что не очень красиво. И ни единого слова, вместо слов — шорох срываемых одежд. Герои, как обезумевшие от голода звери, набрасываются друг на друга, несколько часов катаются по полу, отпустив все тормоза, перемещаются в этой сумасшедшей пляске из одного интерьера в другой. Потом резкая смена кадра: ОН лежит на спине, на губах его играет фривольная улыбка, непристойный взгляд устремлен в потолок, словно ОН решил заодно трахнуть и его. ОНА лежит на животе, положив голову ЕМУ на грудь, пресыщенная, как олениха, которую оприходовало целое стадо распаленных самцов. Возможная деталь: кто-нибудь из них через нос выпускает дым сигареты. Затем кадр стыдливо гаснет. А что потом? Это меня интересует больше всего. Что потом??? Нет, Лео, так не пойдет. Ваш обычно безупречный вкус на этот раз подвел Вас. Да, конечно, все это может еще какое-то время развиваться по нарастающей. Эти Ваши «завязанные глаза», плод Вашей пьяной фантазии… Значит, мы даже не увидели бы друг друга? Вы вслепую открываете мне дверь, мы вслепую бросаемся друг другу в объятия, вслепую занимаемся сексом. Потом вслепую прощаемся. А потом Вы опять пишете мне благочестиво-назидательные послания о том, что изменять нехорошо, а я опять, как всегда, огрызаюсь. И если этой ночью все будет гладко, мы повторим сеанс в полном отрыве от нашей обычной жизни, совершенно независимые от нашего диалога. Секс в своем высшем проявлении — абсолютная свобода от каких бы то ни было обязательств. Никто ничего не теряет, никто ничего не ставит на кон. Вы получаете свою «близость», я — свое внебрачное приключение… Не могу не признать, волнующая идея. Но в то же время это в какой-то мере мужская фантазия, дорогой Лео. Во всяком случае, лучше нам воздержаться от этого. Или выразимся более ясно: я — пас! (Я произнесла это очень ласково, честное слово!) Через пятнадцать минут А если мне просто хочется показать Вам пару своих детских фотографий? Если мне просто хочется выпить с Вами виски или водки «зауэр»[2] — за нас, за наше отважное решение, — наконец увидеться? Если мне просто хочется услышать Ваш голос? Если мне просто хочется почувствовать запах ваших волос и Вашей кожи? Через девять минут Лео, Лео… Иногда все это звучит так, как будто Вы — женщина, а я — мужчина. Но могу поклясться: это всего лишь игра, игра на высшем уровне. Я мыслю по-мужски, чтобы понять Вас, я пытаюсь влезть в шкуру мужчины, загружаю себе из имеющегося в моем распоряжении жизненного опыта мужской образ мыслей в полном объеме плюс соответствующую лексику — и каков результат? Вы заявляете, что Я секс-инфицирована… Лео, я разоблачаю ваши классические мужские мотивы экстренных полуночных приглашений в гости, а Вы все выворачиваете наизнанку и заявляете, что это мои мотивы. Лео, невинная овечка, робкий мечтатель-романтик! Признайтесь наконец, что целью Вашего виртуального набата в десять часов вечера был совсем не просмотр детских фотографий. (Может, у Вас есть еще и коллекция марок? Тогда бы я, разумеется, немедленно приехала…) Через три минуты Дорогая Эмми! Пожалуйста, никогда не употребляйте форму второго лица множественного числа «ваши», когда говорите обо МНЕ. Я слишком индивидуален и не желаю, чтобы мне напяливали на голову эту округляюще-обобщающую и к тому же обычно пропитанную ядом сарказма форму. Не судите обо мне по другим мужчинам. Это меня оскорбляет, причем не на шутку! Через восемнадцать минут Хорошо, хорошо, извините! Таким образом, Вы опять ловко увернулись от ответа на вопрос, зачем я Вам так неожиданно и срочно понадобилась посреди ночи. Лео, это не позор; напротив — это льстит мне, и Ваш авторитет не падает в моих глазах ни на миллиметр, если Вы в своем посталкогольном сексуальном опьянении и приливе нежности изъявляете желание с завязанными глазами оприходовать хотя и незнакомую, но, по слухам, отнюдь не уродливую Эмми. Ах да, кстати: уже половина второго ночи, мне пора бы уже подумать о сне. Еще раз спасибо за Ваше чрезвычайно интересное предложение. Это было смелое решение. Я люблю, когда Вы свободно импровизируете. А еще мне нравится, когда Вы осыпаете меня хмельными поцелуями. Спокойной ночи, Лео. Я тоже целую Вас. Через пять минут Я никогда и никого не хотел «оприходовать». Спокойной ночи. Через двенадцать минут Ах да, еще два момента, Лео. Я сегодня все равно уже не смогу уснуть. Первое: если бы я действительно приехала к Вам — неужели Вы всерьез думали, что я позволила бы Вам оплатить мое такси? Второе: если бы я действительно приехала к Вам — какую именно Эмми из репертуара Вашей сестры Вы ожидали увидеть у себя? Эмми-«электровеник»? Грудастую блондинку Эмми? Или робкую Эмми-сюрприз?.. Во всяком случае, имейте в виду: Ваша Эмми-фантазия в момент нашей встречи умерла бы навеки. Через день Лео! Ваш ход! Через три дня Дорогая Эмми! Я пишу Вам только для того, чтобы Вы не подумали, что я Вам больше не пишу. Как только я буду знать, ЧТО я мог бы написать Вам, я немедленно напишу. Пока что я собираю воедино свои шизофренические части, на которые распался за прошедшие дни. Как только я соберу все части, дам о себе знать. Эмми, Вы непрерывно бродите у меня в голове, как призрак. Мне Вас не хватает. Я соскучился по Вам. Я читаю Ваши мейлы по нескольку раз в день. Ваш Лео Через четыре дня Алло, господин Лайке! Не мучаетесь ли Вы угрызениями совести по отношению ко мне? Не хотите ли Вы мне в чем-нибудь признаться? Может, я не знаю чего-то, что должна была бы знать? Мне кажется, я догадываюсь, что именно. Я сделала одно жуткое открытие в своем мейл-боксе. Вы понимаете, о чем я? Если понимаете, то облегчите свою совесть!!! Эмми Ротнер Через три с половиной часа Эмми, что с Вами? Что означает этот загадочный мейл? Вы что, раскрываете очередной заговор международного терроризма? Я, во всяком случае, представления не имею, о чем Вы говорите. Что за жуткое открытие Вы сделали в своем мейл-боксе? Пожалуйста, выражайтесь яснее! И не применяйте ко мне на основании одного лишь подозрения этот леденящий душу официальный тон! Всего доброго. Лео Через тридцать минут Глубокоуважаемый господин лингвопсихолог! Если когда-нибудь выяснится, что мое «подозрение» было не беспочвенным, я до конца жизни буду Вас ненавидеть!!!! Лучше признайтесь сами. Через двадцать пять минут Чем бы ни было вызвано это Ваше странное настроение, дорогая Эмми, Ваш тон меня пугает. Я не хочу быть жертвой испепеляющей превентивной ненависти, которая родилась в Вашем пораженном недоверием мозгу и основывается на неких невнятных измышлениях и туманных предположениях. Или Вы говорите прямо, что случилось, или катитесь ко всем чертям! Вы меня не на шутку разозлили! Лео На следующий день В воскресенье я встречалась с одной своей подругой. Я рассказала ей про Вас. «Чем он занимается?» — спросила она. «Он лингвопсихолог и работает в университете», — ответила я. «Лингвопсихолог? — удивилась она. — И что он делает?» Я: «Точно не знаю, мы никогда не говорим о работе, только о нас». И тут я вспомнила: «В самом начале он что-то говорил о каких-то исследованиях в области языка мейлов. Но с тех пор об этом больше не было сказано ни слова». Моя подруга вдруг нахмурилась и сказала буквально следующее: «Эмми, а тебе не приходило в голову, что он, возможно, просто изучает тебя?..» Я чуть не упала в обморок от такого предположения. Дома я сразу же просмотрела наши старые мейлы. И вот что я прочитала в Вашем письме от 20 февраля: «Мы как раз занимаемся проблемой влияния электронной почты на речевое поведение и — что гораздо интереснее — электронной почтой как средством выражения эмоций. Неудивительно, что меня слегка заносит в эту узкоспециальную область. Обещаю впредь контролировать себя и не поддаваться этой слабости». Вот так, дорогой Лео, теперь Вы понимаете мое «странное настроение»? ЛЕО, ВЫ МЕНЯ ПРОСТО ИЗУЧАЕТЕ? ВЫ ТЕСТИРУЕТЕ МЕНЯ КАК НОСИТЕЛЯ ЭМОЦИЙ? И Я ДЛЯ ВАС — НЕ БОЛЕЕ ЧЕМ ТЕМА БЕССТРАСТНОЙ ДИССЕРТАЦИИ ИЛИ ЕЩЕ КАКОГО-НИБУДЬ БЕСЧЕЛОВЕЧНОГО ЯЗЫКОВОГО ИССЛЕДОВАНИЯ? Через сорок минут По этому поводу Вам лучше всего спросить мнение Вашего Бернарда. Я, во всяком случае, сыт Вами по горло. Тем более что ни один «носитель» не выдержал бы бремени Ваших эмоций. Лео Через пять минут Ваш переход в контрнаступление совсем не опровергает моих подозрений, что Вы использовали меня в качестве подопытного кролика для своих лингвопсихологических опытов. И я еще раз прошу у Вас четкого и ясного ответа, Лео. Вы должны мне ответить. Через три дня Дорогой Лео! Последние три дня стали для меня настоящим кошмаром. На одной чаше весов был страх узнать, что Вы и вправду все это время использовали меня в качестве предмета изучения (да, это был настоящий приступ панического страха!), на другой — страх, что я, возможно, обидела Вас несправедливыми обвинениями. Что я своими поспешными выводами что-то разрушила в наших отношениях. Не знаю, что хуже — быть «обманутой» Вами или в каком-то внезапном приступе слепой подозрительности вырвать с корнями крохотный, осторожно посаженный и заботливо взращенный цветок нашего взаимодоверия. Дорогой Лео! Пожалуйста, поставьте себя на мое место. Я давно уже — честно Вам признаюсь — ни с кем так искренне не делилась своими чувствами, как с Вами. Я сама не перестаю удивляться тому, что это, оказывается, можно делать и таким необычным способом. В своих мейлах к Вам я так легко превращаюсь в «настоящую Эмми», как никогда и ни с кем. В реальной жизни, если хочешь чего-нибудь достичь, если не хочешь сбиться с дыхания, приходится постоянно идти на компромиссы со своими собственными чувствами: ТУТ мне надо сдержать свои эмоции! С ЭТИМ надо смириться! На ЭТО надо закрыть глаза! Постоянно приходится приспосабливать свои чувства к окружающей обстановке, щадить тех, кого любишь, ежедневно разыгрывать сотни эпизодических ролей на подмостках обыденности, быть канатоходцем, постоянно что-то уравновешивать, взвешивать, чтобы не разрушить общую конструкцию, потому что ты сам — часть этой конструкции. А с Вами, дорогой Лео, я не боюсь реагировать непосредственно, быть самой собой. Я не думаю о том, что я могу себе позволить в общении с Вами, а чего не могу. Я просто пишу себе, как пишется. И это оказывает жутко благотворное воздействие на мою душу!!! И все это Ваша заслуга, дорогой Лео, поэтому Вы стали мне просто необходимы: Вы принимаете меня такой, какая я есть. Иногда Вы меня слегка осаживаете, на какие-то вещи смотрите сквозь пальцы, какие-то Вас задевают и даже обижают. Но Ваши терпение и терпимость по отношению ко мне говорят о том, что мне можно быть такой, какая я есть. И, прошу прощения за саморекламу, я гораздо более смирная и безобидная, чем это может показаться в моих мейлах. То есть если уж кому-то нравится Эмми, которая не умеет держать себя в руках, которая совсем не старается произвести благоприятное впечатление, которая с пылким рвением демонстрирует свои отрицательные качества… — да, Лео, я ревнивая, подозрительная, слегка невротичная, я, прямо скажу, не в восторге от противоположного пола (от своего собственного — тоже)… Ну вот, я потеряла мысль! Ах да! Так вот, если уж кому-то нравится Эмми, которая не жаждет казаться лучше, чем она есть, которая, наоборот, скорее подчеркивает свои подавляемые в обычных условиях слабости и недостатки, то ему тем более должна понравиться «положительная» Эмми, которая в реальности ведет себя иначе, поскольку знает, что нельзя навязывать себя окружающим во всей своей красе — в виде ходячей композиции из капризов, комплексов и противоречий. Но речь не только обо мне. Лео, мои мысли постоянно заняты Вами. Вы занимаете пару квадратных миллиметров моего головного мозга (или мозжечка, или гипофиза — представления не имею, какая часть мозга заведует мыслями о людях, подобных Вам). Вы прочно обосновались там, стали, так сказать, на якорь. Я не знаю, тот ли Вы, кем Вы мне кажетесь, когда пишете мне. Но даже если Вы — всего лишь часть его, Вы уже нечто особенное. Ваши письма и мои мысли и чувства по поводу написанного Вами — из всего этого складывается образ мужчины, реальность которого я вполне могу себе представить. Вы все время пишете о своей «Эмме-фантазии». Мне, наверное, все-таки труднее, чем Вам, довольствоваться «Лео-фантазией», труднее все время лишь представлять себе того, кто мне так нравится. Мне хочется, чтобы он был из плоти и крови и всего такого. И чтобы он при встрече со мной выдержал проверку реальностью. Об этом пока еще рано мечтать. Но я чувствую, что наши письма неуклонно приближают нас к этому моменту. Пока мы вдруг в один прекрасный день не встретимся глазами. Или руками. Или губами — все равно. Лео, возьмем для примера это мое письмо, которое я сейчас пишу. Одна только мысль о том, что Вы ощупываете его слово за словом, чтобы извлечь из него какие-то научные истины, чтобы потом привести цитаты из него и проиллюстрировать, как и какими средствами выражают эмоции или — еще хуже — вызывают эмоции в другом, как нужно писать, чтобы этот другой эмоционально свалился в вырытую для него яму, — одна только эта мысль настолько страшна, что хочется закричать от боли!!! Пожалуйста, скажите, что наш диалог не имеет никакого отношения к Вашим исследованиям. И пожалуйста, простите мне, что я вынуждена предполагать такую возможность. Такой я человек: я должна исходить из худшего, чтобы мобилизовать свою иммунную систему, которая поможет мне перенести удар, если это действительно окажется правдой. Лео, это мой самый длинный мейл к Вам. Пожалуйста, не оставляйте его без ответа. Возвращайтесь назад. Не снимайтесь с якоря, не покидайте кору моего головного мозга. Вы мне нужны! Я очень… ценю Вас! Ваша Эмми Р. S. Я понимаю, уже черт знает как поздно. Но я уверена, что Вы еще не спите. Я уверена, что Вы еще обязательно заглянете в Ваш мейл-бокс. Вы можете не отвечать мне сейчас. Но напишите хотя бы одно слово, чтобы я знала, что Вы получили мое письмо! Одно-единственное, пожалуйста! Можете написать два или три, если это проще. Пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста!.. Через шесть секунд АДРЕСАТ ВРЕМЕННО ОТСУТСТВУЕТ И НЕ СМОЖЕТ ПРОВЕРЯТЬ ПОЧТУ ДО 18 МАЯ. В ЭКСТРЕННЫХ СЛУЧАЯХ ОБРАЩАЙТЕСЬ В ИНСТИТУТ ПСИХОЛОГИИ ПРИ УНИВЕРСИТЕТЕ ПО АДРЕСУ: [email protected], И ВАША ИНФОРМАЦИЯ БУДЕТ ПЕРЕДАНА АДРЕСАТУ. Через минуту Ну это уже запредельное свинство!.. |
||
|