"Лучшее средство от северного ветра" - читать интересную книгу автора (Глаттауэр Даниэль)Глава восьмаяНа следующее утро Доброе утро, Лео! Плохая новость: мне нужно ехать в Южный Тироль. Бернард лежит там в больнице. Тепловой удар или что-то в этом роде, говорят врачи. Мне нужно поехать туда и забрать детей. Голова болит! (От виски!) Спасибо Вам за прекрасную ночь. Я тоже не знаю, что такое «обман». Я знаю только, что Вы мне нужны, Лео, — очень, очень! А я нужна своей семье. Ну, я поехала. Завтра напишу. Надеюсь, Вы чувствуете себя не очень плохо после Вашего французского вина… На следующий день До сих пор нет мейла от Лео?.. Я просто хотела сообщить, что мы вернулись. Бернард тоже. У него был спазм сосудов, но он уже на ногах. Пишите, Лео! Пожалуйста!!! Через два часа Уважаемый господин Лайке! Решение написать Вам стоило мне больших усилий. Честно признаюсь: мне стыдно за это письмо, и с каждой строчкой неловкость положения, в которое я сам себя поставил, будет все мучительнее. Я Бернард Ротнер. Думаю, мне нет необходимости представляться более обстоятельно. Господин Лайке, я хочу обратиться к Вам с просьбой. Возможно, она Вас смутит или даже шокирует. Высказав ее, я попробую изложить причины, побудившие меня сделать это. Правда, я не большой специалист по письменной части, к сожалению. Но я попытаюсь в этой непривычной для меня форме выразить все то, что не дает мне покоя уже несколько месяцев и из-за чего моя жизнь постепенно разладилась — моя жизнь и жизнь моей семьи, в том числе и моей жены. Думаю, что я могу об этом судить после стольких лет нашего гармоничного брака. Итак, моя просьба: господин Лайке, я прошу Вас встретиться с моей женой! Сделайте это и положите конец этому наваждению! Мы взрослые люди, я не могу диктовать Вам условия, я могу только умолять Вас встретиться с ней. Я страдаю от болезненного сознания своей слабости и Вашего превосходства. Если бы Вы только знали, как унизительно для меня писать все это. Вы же, господин Лайке, напротив, на высоте. Вам абсолютно не в чем себя упрекнуть. Да и мне не в чем упрекнуть Вас. К сожалению, к моему огромному сожалению. Призрака трудно в чем-либо упрекнуть. Вы недостижимы, господин Лайке, и потому неприкосновенны. Вы нереальны, Вы — всего лишь плод воображения моей жены, иллюзия бесконечного праздника чувственности, отрешенный от реального мира экстаз, утопия любви, построенная из букв. Против этого я бессилен, я могу только ждать, когда судьба смилостивится и претворит Вас в человека из плоти и крови, в мужчину с реальными очертаниями, с преимуществами и недостатками, с болевыми точками. Только когда моя жена увидит Вас так же, как видит меня — уязвимым, несовершенным, когда Вы столкнетесь с ней лицом к лицу и тоже предстанете перед ней ущербным существом по имени «человек», Вы лишитесь своего преимущества. Только тогда у меня появится шанс дать Вам отпор. Только тогда я смогу бороться за Эмму. «Лео, не заставляйте меня листать мой семейный альбом», — написала Вам однажды моя жена. Теперь я вынужден сделать это вместо нее. Когда мы познакомились, Эмме было 23 года, я был ее преподавателем в Музыкальной академии, на четырнадцать лет старше ее, женат, отец двоих очаровательных детей. Автомобильная катастрофа превратила нашу семью в груду обломков: младший, трехлетний малыш, получил глубокую психологическую травму, старшая дочь — несколько серьезных ранений, мне тоже изрядно досталось — проблем со здоровьем хватит до конца жизни, а Йоханна, мать моих детей, погибла. Без пианино я бы этого кошмара не пережил. Музыка — это жизнь. Пока она звучит, ничто не умирает навсегда. Музыкант, исполняя музыку, живет воспоминаниями так, словно это реальные события. Цепляясь за музыку, как за спасательный круг, я постепенно вернулся к жизни. Определенную роль, конечно, сыграли и мои ученики — это было какое-то дело, в этом был какой-то смысл. А потом вдруг появилась Эмма. Эта живая, бойкая, излучающая энергию, необыкновенно хорошенькая молодая женщина начала разбирать наши обломки — просто так, ничего не требуя и не ожидая взамен. Таких необыкновенных людей кто-то посылает в наш мир, чтобы они побеждали печаль. Их очень мало. Не знаю, чем я заслужил это, но рядом со мной вдруг оказалась она. Дети сразу же потянулись к ней, а я без памяти влюбился. А она? Вы, господин Лайке, конечно же, спросите себя: а Эмма? 23-летняя студентка — она так же, без оглядки, влюбилась в него, этого почти сорокалетнего рыцаря печального образа, который тогда держался только на своих клавишах и нотах? На этот вопрос я и сам до сих пор не знаю ответа. Сколько в ее чувстве ко мне было любви, а сколько — просто восхищения моей музыкой (в то время я был довольно известным пианистом)? Какой процент в нем составляли просто сострадание, участие, желание помочь в тяжелую минуту? Насколько я напоминал ей отца, которого она рано потеряла? Насколько она прикипела сердцем к хорошенькой Фионе и обаятельному карапузу Йонасу? Насколько это была моя собственная эйфория, которая отразилась в ней, как в зеркале? Может, она просто любила мою неукротимую любовь к ней, а не меня самого? Может, просто наслаждалась уверенностью в том, что я никогда не изменю ей, не предпочту ей другую женщину? Наслаждалась сознанием моей пожизненной верности, в которой у нее не было оснований сомневаться? Поверьте мне, господин Лайке, я никогда бы не осмелился пойти на сближение с ней, если бы не почувствовал живого, горячего отклика в ее сердце. Ее явно, вне всяких сомнений, влекло ко мне и к детям, она хотела стать и стала частью, важной, определяющей частью, сердцем нашего мира. Через два года мы поженились. С тех пор прошло восемь лет. (Простите, я испортил Вашу игру в прятки, раскрыл одну из множества тайн — «Эмми», которую Вы знаете, 34 года.) Каждый день я удивлялся, видя рядом эту живую, свежую красоту. И каждый день со страхом ожидал, что это случится — появится кто-то моложе меня, кто-нибудь из ее многочисленных поклонников и обожателей. И Эмма скажет: «Бернард, я полюбила другого. Как же нам теперь быть?» Эта беда меня миновала. Зато пришла другая, еще страшнее, — Вы, господин Лайке, беззвучный «внешний мир». Иллюзия любви в Интернете, непрерывно раскачиваемые чувства, растущая тоска, неутоленная страсть, устремленные к одной цели, высшей цели, которая лишь кажется реальной, а на самом деле вновь и вновь отодвигается, — «встрече встреч», которая никогда не состоится, потому что взорвала бы привычные границы земного счастья; абсолютная полнота счастья — без конечной точки, без даты истечения срока, проживаемого только в сознании. Против этого я бессилен. Господин Лайке, с тех пор как Вы «появились», Эмму словно подменили. Она витает где-то в облаках и все больше отдаляется от меня. Она часами сидит перед компьютером в своей комнате, уставившись на монитор, в космос своих грез. Она живет в своем «внешнем мире», она живет Вами. Если на ее лице появляется просветленная улыбка, то эта улыбка адресована не мне. Ей с трудом удается скрывать от детей свое «отсутствие». Я вижу, как она мучается, заставляя себя хоть какое-то время побыть со мной. Вы знаете, как это больно? Я пытался пережить этот период, вооружившись терпением и терпимостью. Эмма ни в коем случае не должна была чувствовать себя как в клетке. В наших отношениях никогда не было места ревности. Но в какой-то момент я вдруг растерялся: ведь я не видел зримой причины этой перемены — ничего и никого, ни реального соперника, ни серьезных проблем, никакого явного инородного тела. В конце концов, не выдержав и тайком обыскав комнату Эммы, я обнаружил корень «зла». Вот до чего я дошел! Мне и сейчас от стыда хочется провалиться сквозь землю. В одном из ящиков стола я нашел папку с бумагами. Это была вся ее переписка с неким Лео Лайке, аккуратно распечатанная, страница за страницей, мейл за мейлом. Трясущимися от волнения руками я скопировал содержимое папки и несколько недель успешно боролся с соблазном прочесть письма. Потом был этот ужасный отпуск в Португалии. Сын заболел, дочь до беспамятства влюбилась в местного инструктора по серфингу. Мы с женой все это время практически молчали, но изо всех сил старались делать вид, что все в порядке, что все замечательно, что все как всегда, как и должно быть, как велит привычка. Наконец я не выдержал: уезжая с детьми на каникулы, я взял с собой папку и в очередном приступе самоедства и садомазохизма залпом, за одну ночь, прочел все письма. Поверьте, таких жестоких душевных мук я не испытывал со дня смерти моей первой жены. Дочитав до конца, я уже не смог подняться с постели. Дочь вызвала «скорую помощь», меня отвезли в больницу. И позавчера моя жена забрала меня домой. Теперь Вы знаете все. Господин Лайке, вот я и подошел в этом письме к чудовищному апогею своего самоунижения. Я прошу Вас встретиться с Эммой! Да, встретьтесь с ней, проведите с ней ночь, займитесь с ней сексом! Я знаю, Вы были бы этому рады. Я разрешаю Вам это. Я даю Вам свое благословение, я избавляю Вас от всех сомнений и угрызений совести, в моих глазах это не обман. Я чувствую, что Эмма стремится не только к духовной, но и к телесной близости с Вами, она хочет «познать» это, ей кажется, что ей это нужно, она испытывает потребность в этом. Острота ощущений, новизна, разнообразие — ничего этого я не могу ей дать. Сколько мужчин ни почитало и ни боготворило Эмму, я ни разу не заметил в ней физического влечения к кому бы то ни было из них. И вот я читаю мейлы, которые она пишет Вам. И вижу, насколько сильным может быть ее вожделение, если оно вызвано именно тем, кто ей был нужен. Вы, господин Лайке, — ее избранник. Я почти искренне желаю Вам секса с ней. ОДИН РАЗ (я пишу это кричащими заглавными буквами, как это делает моя жена). ТОЛЬКО ОДИН РАЗ! Пусть это станет целью Вашей облеченной в письменную форму страсти. Конечным пунктом. Поставьте точку над «i» в Вашей переписке — и прекратите ее. Я прошу Вас, инопланетянина, неприкосновенного и недосягаемого, отдайте мне мою жену! Отпустите ее! Верните ее обратно на землю. Не уничтожайте нашу семью. Сделайте это не ради меня, не ради моих детей. Сделайте это ради Эммы. Прошу Вас! Я заканчиваю это ужасное прошение о помиловании, обрываю свой мучительный для Вас и для меня крик о помощи. Еще только одна заключительная просьба, господин Лайке. Не выдавайте меня. Оставьте меня за рамками вашей истории. Я злоупотребил доверием Эммы, обманул ее, прочел ее личную, интимную почту. Я уже заплатил за это. Если она узнает о моем шпионстве, я не смогу уже смотреть ей в глаза. А она не сможет смотреть в глаза мне, узнав, что я прочел письма. Она возненавидит и себя, и меня. Господин Лайке, избавьте нас с ней от этой пытки. Не говорите ей о моем письме. Прошу Вас! А теперь я отправляю это послание, самое страшное из всех, что я когда-либо писал. С глубоким уважением, Бернард Ротнер Через четыре часа Уважаемый господин Ротнер! Ваш мейл я получил. Не знаю, что и сказать по этому поводу. Я даже не знаю, должен ли я вообще что-нибудь говорить. Я ошеломлен. Вы не только унизили себя самого, Вы поставили в мучительно неловкое положение всех нас троих. Мне нужно подумать. Я на некоторое время возьму тайм-аут. Обещать я Вам ничего не могу, абсолютно ничего. С уважением, Лео Лайке На следующий день Лео, ну где же Вы? Я постоянно слушаю Ваш голос… Одни и те же слова: «И вот так этот тип все время со мной говорил? И этот скрежет называется голосом?» Так что я очень хорошо усвоила, как он говорит, этот тип. Вот только он ничего не говорит уже несколько дней. Вы что, до сих пор никак не придете в себя после своего французского вина? Вы помните тот вечер? Вы приглашали меня на Хохляйтнергассе, 17. «Только почувствовать запах Вашей кожи», — писали Вы. Вы даже не подозреваете, как близка я была к тому, чтобы приехать. Так близка, как никогда. Мысленно я с Вами круглые сутки. Почему Вы молчите? У Вас все в порядке?.. На следующий день Лео, что случилось? Пожалуйста, ответьте мне!! Ваша Эмми Через полчаса Уважаемый господин Ротнер! Я предлагаю Вам одну маленькую сделку. Вы должны мне кое-что пообещать. А я в свою очередь окажу Вам ответную услугу. Итак: я обещаю, что не скажу Вашей жене ни слова о Вашем письме и о его содержании. А Вы обещаете мне, что НИКОГДА БОЛЬШЕ НЕ ПРОЧТЕТЕ НИ ЕДИНОГО МЕЙЛА, написанного мне Вашей женой или мной Вашей жене. Я знаю, что, дав такое обещание, Вы его сдержите. А Вы можете быть уверены в том, что я сдержу свое слово. Если Вы согласны, напишите просто «да». В противном случае я переадресую эту горькую чашу, которую Вам следовало бы испить самому и которую Вы так любезно уступили мне, Вашей супруге. С уважением, Лео Лайке Через два часа Да, господин Лайке. Это я могу Вам обещать. Я не прочту больше ни единого мейла, предназначенного не для меня. Я и так уже прочел слишком много того, чего мне нельзя было читать. Вы позволите мне спросить Вас: Вы встретитесь с моей женой? Через десять минут Господин Ротнер, на этот вопрос я Вам ответить не могу. И даже если бы мог, то не стал бы отвечать. На мой взгляд, Вы, обратившись ко мне, совершили чудовищную ошибку, которая свидетельствует о каких-то серьезных и, судя по всему, давнишних неполадках в Вашем браке. Вы обратились не по адресу. Все, что Вы рассказали мне, Вы должны были рассказать своей жене, причем гораздо раньше, в самом начале. И я настоятельно рекомендую Вам: сделайте это! Попытайтесь наверстать упущенное! В заключение я прошу Вас больше мне не писать. По-моему, Вы уже сказали все, что (как Вам казалось) Вы должны были мне сказать. Даже больше. Всего доброго. Лео Лайке Через пятнадцать минут Привет, Эмми! Я только что вернулся из командировки, из Кельна. Меня там, к сожалению, так взяли в оборот, что совершенно не оставалось времени на письма. Надеюсь, все члены Вашего семейства вновь здоровы. Я хочу воспользоваться хорошей погодой и отдохнуть несколько дней где-нибудь на юге, где я хоть какое-то время буду ни для кого не досягаем. Я уже давно созрел для отпуска: чувствую себя как выжатый лимон. Я напишу Вам, когда вернусь. Желаю Вам приятных летних дней — и поменьше вывихнутых детских рук. Всего Вам самого доброго! Лео Через пять минут Как ее зовут? Через десять минут Кого? Через четыре минуты Лео! Вы сильно недооцениваете мой интеллект и мое чутье в области Лео. Когда Вы вдруг начинаете важно разглагольствовать об утомительных командировках и необходимости воспользоваться хорошей погодой, жаловаться на свою лимонную выжатость и грозите мне «приятными летними днями», то у меня есть только одно объяснение: ЖЕНЩИНА! Как ее зовут? Надеюсь, это не Марлен?.. Через восемь минут Нет, Эмми, Вы ошибаетесь. Это ни Марлен, ни кто-либо другой. Просто мне нужно побыть одному. Последние месяцы меня доконали. Мне нужен отдых. Через минуту Отдых от меня? Через пять минут Отдых от меня! Я скоро напишу. Обещаю! Через три дня Привет, Лео! Это я. Я знаю, Вас сейчас нет в городе, Вы где-то отдыхаете от самого себя. Интересно, как это делается? Я бы тоже хотела научиться этому. Мне срочно необходим отдых от меня. А я вместо этого занимаюсь собой и самоистязанием. Лео, я должна Вам кое в чем признаться. То есть я, конечно, совсем не обязана это делать, это вообще нехорошо — что я это делаю, но я просто не могу не сделать это. Лео, я в настоящий момент совсем, ни капельки не счастлива. И знаете почему? (Вы, скорее всего, не хотите этого знать, но ничего не поделаешь — придется!) Я несчастлива — без Вас. Для счастья мне нужны мейлы от Лео. Для счастья мне не хватает мейлов от Лео. К несчастью, мне ОЧЕНЬ не хватает мейлов, которые нужны мне для счастья. С тех пор как я услышала Ваш голос, они нужны мне в три раза больше, чем раньше. Вчерашний вечер и полночи я провела с Леной. Это было первое нормальное общение за много лет. И знаете почему? (Я понимаю, это запрещенный прием, но Вам придется меня выслушать.) Встреча получилась удачной потому, что я наконец-то была несчастна. Лена говорит, что я, в сущности, всегда и была такой, только на этот раз призналась в своей неприкаянности. Перед собой и перед ней. И за это она мне благодарна. Грустно, правда? Лена утверждает, что я необычным образом — письменно — влюбилась в Вас. Она считает, что я сейчас в каком-то смысле не могу без Вас жить, во всяком случае, быть счастливой. А еще она говорит, что даже может это понять. Разве это не ужасно? Ведь я же вообще-то люблю своего мужа, Лео. Честно! Я сама выбрала его, его и его детей, его и моих детей. Мне нужна была — и все еще нужна — именно эта семья, и никакая другая. Были некие трагические обстоятельства, о которых я расскажу Вам как-нибудь в другой раз. (Обратите внимание: я добровольно рассказываю о своей семье…) Бернард ни разу не разочаровал меня и никогда не разочарует. Никогда! Никогда! Никогда! Он предоставляет мне полную свободу, он исполняет все мои желания. Он образованный, самоотверженный, спокойный, приятный человек. Конечно, обыденность со временем начинает душить. Все заранее известно, налицо острая нехватка сюрпризов. Мы знаем друг друга как свои пять пальцев, у нас больше не осталось никаких тайн. «Может, тебе просто не хватает тайны? Может, ты влюбилась в искрящуюся тайну?» — говорит Лена. «Что же мне делать? — отвечаю я. — Я не могу просто взять и превратить Бернарда в искрящуюся тайну». Лео, скажите мне: могу я превратить Бернарда в искрящуюся тайну? Можно превратить восемь лет семейной жизни в искрящуюся тайну? Ах, Лео, Лео… Мне сейчас так тяжело. Я совсем расклеилась. У меня нет никаких сил. У меня нет никаких желаний. Мне не хватает одного, одного-единственного — Лео. Не знаю, чем это все может кончиться. Не знаю и не хочу знать. Мне все равно. Главное, чтобы Вы поскорее написали. Пожалуйста, отдыхайте от себя побыстрее. Я хочу снова пить с Вами вино. Я хочу, чтобы Вы опять хотели целовать меня. Мне нужны не сами поцелуи. Мне нужен тот, кто в определенных обстоятельствах может почувствовать такое непреодолимое желание поцеловать меня, что просто вынужден будет написать мне об этом. Мне нужен Лео. Я так одинока со своей бутылкой виски! Лео, я уже выпила столько виски! Вы чувствуете это? Интересно, как все могло бы быть между нами? Как бы мы жили? Как долго Вам хотелось бы немедленно, срочно меня поцеловать? Несколько недель? Несколько месяцев? Несколько лет? Всегда? Я знаю, я не должна об этом думать. Я замужем и вполне довольна своим замужеством. Но почему же я при этом так несчастна? По-моему, это противоречие. Противоречие — это Вы, Лео. Спасибо, что выслушали меня. Глоток виски я еще, пожалуй, выпью. Спокойной ночи, Лео. Мне Вас так не хватает! Я бы даже поцеловала Вас «вслепую». Да, я бы сделала это. Особенно сейчас. Через три дня Тридцать градусов и ни слова от Лео, отдыхающего от самого себя. Я знаю, Лео, своим позавчерашним мейлом я переступила Ваш болевой порог. Трудно Вам, наверное, пришлось? Поверьте, это все виски! Виски и я. Я — то, что сидит во мне, и виски — то, что оно из меня извлекло. Ваша тоскующая Эмми На следующий день Южный ветер, а я ворочаюсь в постели и никак не могу уснуть. Одна-единственная буква от Вас — и я бы сразу же уснула. Спокойной ночи, мой дорогой отдыхающий от самого себя Лео. Через два дня Мой последний мейл — без ответа! Лео, то, что Вы делаете, — это зверство! Перестаньте, пожалуйста! Это же невыносимо больно. Делайте что угодно, только не молчите! На следующий день Дорогая Эмми! Мне понадобилось всего несколько часов, чтобы принять решение, которое резко изменит мою жизнь. А потом мне понадобилось девять дней, чтобы найти в себе силы сообщить Вам о нем. Эмми, через пару недель я уезжаю по крайней мере на два года в Бостон. Буду работать в университете, руководителем проекта. Это на редкость выгодное предложение как в плане научной работы, так и в материальном отношении. К счастью, моя нынешняя жизнь позволяет мне такие неожиданные импровизации. Здесь меня мало что держит. Это, по-видимому, фамильная черта — хоть раз в жизни сменить континент. Мне будет не хватать нескольких близких друзей. Мне будет не хватать моей сестры Адриенн. И конечно же, Эмми. Да, ее мне будет особенно не хватать. Но я принял еще одно решение. Такое страшное, что у меня дрожат пальцы, которые должны письменно сообщить Вам о нем, сейчас, после двоеточия: Эмми, я заканчиваю нашу переписку. Я должен удалить Вас из своего сознания. Вы не должны быть моей первой и последней мыслью каждого дня до конца моей жизни. Это ненормально. Вы «заняты», у Вас есть семья, обязанности, проблемы, ответственность за Ваших близких. Вы очень привязаны к ним, это Ваш мир, в котором Вы счастливы, — Вы не раз давали мне это понять. (Горючая смесь тоски и виски, конечно, может вылиться в послание, пропитанное горьким сознанием одиночества и сиротства — как Ваш последний, длинный мейл, — но это сознание обычно улетучивается самое позднее на следующее утро вместе с остатками сна.) Я убежден, что Ваш муж любит Вас так, как только можно любить женщину после долгих лет совместной жизни. Вам не хватает, вероятно, всего-навсего маленького воображаемого внебрачного приключения, немного косметики для Вашей слегка потускневшей эмоциональной повседневности. На этом и основывается Ваша симпатия ко мне. На этом зиждется наша письменная связь. Мне кажется, для Вас она заключает в себе больше негативно-разрушительного, чем благотворно-гармонизирующего. Теперь обо мне. Эмми, мне 36 лет (теперь Вы это знаете), и у меня нет намерения идти по жизни с женщиной, которая доступна для меня только в Интернете. Бостон дает мне возможность начать все сначала. У меня вдруг опять появилось желание познакомиться с женщиной самым банальным образом: сначала увидеть ее, потом услышать ее голос, потом почувствовать ее запах, потом, возможно, поцеловать ее. А потом когда-нибудь и написать ей мейл. Другой, противоположный путь, по которому пошли мы, был и остается безумно волнующим и острым, но он ведет в никуда. Я должен прорвать блокаду в своем мозгу. Я много месяцев в каждой красивой женщине, попадавшейся мне на улице, видел Эмми. Но ни одна из них не могла сравниться с настоящей Эмми, ни одна не могла конкурировать с ней, потому что настоящую Эмми я держал вдали от какой бы то ни было публичности, в изоляции от общества, взаперти, в моем компьютере. Там она встречала меня после работы, являлась мне до, после или вместо завтрака. Там она желала мне спокойной ночи после длинного совместного вечера. Часто оставалась со мной до рассвета, в моей комнате, в моей кровати, тайно была моим сообщником, моим собутыльником. Но при этом на каждой стадии была недостижимой, недоступной для меня. Ее образ был таким нежным и хрупким, что не выдержал бы моего реального взгляда на нее и мгновенно покрылся бы глубокими трещинами. Эта искусственно выращенная Эмми казалась мне такой тонкой и филигранной, что, если бы я хоть раз прикоснулся к ней в реальности, она в тот же миг рассыпалась бы на мелкие осколки. Физически она была не более чем воздух между буквами, которыми я день за днем выписывал ее портрет. Дунь на этот портрет — и он исчезнет. Да, Эмми, я готов: я закрою мейл-бокс, дуну на клавиши и захлопну ноутбук. Я расстаюсь с Вами. Ваш Лео На следующий день Это что, был Ваш последний мейл? Не может такого быть! Я в это не верю. Привет, Лео! Я, конечно, не жду от Вас безудержного веселья и приступов остроумия в связи с Вашим намерением смотать удочки. Но что это за траурный фарс? Что это за прощание? Каким мне прикажете представлять себе лицо Лео, мелодраматически дующего на клавиатуру? Допустим, я действительно немного расклеилась в последнее время. И даже распустила слюни. Мой нрав, обычно легкий, как комар, вдруг временами стал превращаться в мешок с цементом. Я ведь носила в себе эту неподъемную пачку наших электронных писем. Да, это правда, я немного влюбилась в мистера Анонима. Мы оба уже не знали, куда деваться друг от друга. Тут мы с Вами квиты. Но я не вижу причин делать из этого виртуальную версию Тристана и Изольды. Едете в Бостон — езжайте на здоровье. Обрываете переписку — обрывайте. Но обрывайте НЕ ТАК!!! Это как в стилистическом, так и в эмоциональном плане гораздо ниже Ваших способностей и моего достоинства, дорогой друг. «Дуну на клавиши»!.. Ле-е-е-о!.. Что за кич?! Мне что, теперь и в самом деле думать: «И вот так этот тип все время со мной говорил?» Пожалуйста, докажите мне, что это не был Ваш последний мейл ко мне. Я желаю увидеть на прощание что-нибудь позитивное, что-нибудь неожиданное, достойный уход, яркий финал. Скажите, например: «А в заключение я предлагаю Вам встретиться!» Это был бы, по крайней мере, смешной конец. (А теперь я пошла реветь, если позволите.) Через пять часов Дорогая Эмми! А в заключение я предлагаю Вам встретиться! Через пять минут Я надеюсь, Вы шутите. Через минуту Нисколько. Этим бы я не стал шутить, Эмми. Через две минуты Ну и что мне об этом думать, Лео? Это причуда? Я подсказала Вам реплику? И нечаянно превратила мелодраматика в сатирика-реалиста? Через три минуты Нет, Эмми, это не причуда, это хорошо обдуманное намерение. Вы просто опередили меня. Итак, еще раз: Эмми, я хотел бы завершить наши письменные отношения встречей. Одноразовой встречей, перед тем как я перееду в Бостон. Через пятьдесят секунд Одноразовая встреча? И что Вы надеетесь получить от этой встречи? Через три минуты Прозрение. Облегчение. Снятое напряжения. Ясность. Дружбу. Разгадку составленного из написанных слов, но неописуемо сложного, запредельного ребуса человеческой личности. Прорыв блокады. Приятное чувство освобождения. Лучшее средство от северного ветра. Один простой ответ на тысячи сложных, еще открытых вопросов. Или, как Вы сами сказали: «По крайней мере, смешной конец». Через пять минут А если он будет совсем не смешным? Через сорок пять секунд Это зависит от нас. Через две минуты От нас? Пока что Вы в подавляющем меньшинстве, Лео. Я еще не дала своего согласия на эту last-minute[5]-встречу и, честно говоря, в данный момент довольно далека от этого. Сначала мне хотелось бы понять смысл этого свидания под девизом «The first date must be the last date».[6] Где Вы собираетесь встретиться со мной? Через пятьдесят пять секунд Где хотите, Эмми. Через сорок пять секунд И что мы будем делать? Через сорок секунд Что хотим. Через тридцать пять секунд А чего мы хотим? Через тридцать секунд Время покажет. Через три минуты Я, кажется, предпочла бы мейлы из Бостона. И времени не надо было бы показывать, кто из нас чего хочет и хочет ли вообще. Во всяком случае, я знаю уже сейчас, чего хочу я, — мейлов из Бостона. Через минуту Эмми, поймите: мейлов из Бостона не будет. Я хочу поставить в этом деле точку, честно. Я уверен, так будет лучше для нас обоих. Через пятьдесят секунд И как долго Вы намерены еще писать мне? Через две минуты До нашей встречи. Если, конечно, Вы не скажете вполне определенно, что не хотите встречаться со мной. Это было бы, так сказать, финальной репликой. Через минуту Это шантаж, мастер Лео! Кроме того, Вы, как я вижу, можете быть довольно грубым. Прочтите свой последний мейл. Не уверена, что я захочу встретиться с типом, который так говорит. Спокойной ночи. На следующее утро Доброе утро, Лео! В кафе «Хубер» я с Вами ТОЧНО НЕ БУДУ встречаться! Через минуту Никто и не заставляет нас встречаться именно там. Хотя почему бы и нет? Через минуту Там встречаются с коллегами и случайными знакомыми. Через две минуты Более случайное знакомство, чем наше, трудно себе и представить. Через пятьдесят секунд Если Вы с таким настроением начали, вели и заканчиваете нашу переписку, то лучше уж сразу отказаться от этой «случайной» и эфемерной встречи. На следующий день Лео, что с Вами происходит? Почему Вы вдруг стали изъясняться так грубо и деструктивно? Зачем Вы так усердно топчете ногами «нашу историю»? Вы что, намеренно стараетесь быть черствым и злым? Вы хотите таким образом подсластить мне горькую пилюлю Вашего ухода? Через два с половиной часа Мне очень жаль, Эмми, я как раз отчаянно пытаюсь выкорчевать из головы «нашу историю». Я уже объяснял Вам, почему мне это необходимо. Я знаю, что тон моих мейлов с того момента, как я сообщил Вам о Бостоне, стал жутко деловым и трезвым. Мне и самому это не нравится, но я принуждаю себя говорить этим тоном. Я не хочу больше инвестировать в «нашу историю» никаких чувств. Я не хочу добавлять новые архитектурные детали к зданию, которое мне вскоре придется взорвать. Я хочу только одного: одной-единственной встречи. Думаю, что это будет полезно для нас обоих. Через две минуты А если после этой встречи мы захотим встретиться еще раз? Через четыре минуты Для меня это исключено. Я уже исключил для себя этот вариант. Прежде чем отправиться в Америку, я хочу встретиться с Вами один-единственный раз, чтобы достойно завершить «нашу историю». Через пятнадцать минут А что Вы называете «достойно завершить»? Или, другими словами: что Вы хотите, чтобы я думала о Вас после нашей встречи? Какой из приведенных ниже вариантов Вам предпочтительней? 1. Приятный малый, хотя — ничего общего с тем, как он пишет. Теперь я могу со спокойной совестью и с легкой душой навсегда удалить его из всех папок и директорий своей жизни. 2. Из-за этого зануды я выбросила на ветер целый год жизни?.. 3. Идеальный мужчина для прыжка в сторону. Жаль, что ему самому приспичило прыгнуть на другую сторону океана. 4. Сногсшибательный тип! Незабываемая ночь! Месяцы переписки окупились с лихвой. Все, проехали и забыли. Теперь можно опять сосредоточиться на бутербродах Йонасу для большой перемены. 5. Блин!.. Вот он, человек, ради которого я не раздумывая бросила бы Бернарда и семью!.. К сожалению, он уплывает у меня из рук в направлении Америки, страны, из которой нельзя писать мейлы. Но я буду ждать его! Я буду каждый день в память о нем зажигать свечу. Я вместе с детьми буду молиться о нем, пока он не вернется — в славе и величии… Через три минуты Мне будет очень не хватать Вашего сарказма, Эмми! Через две минуты Можете захватить с собой в Бостон небольшой запас, Лео. У меня этого добра пока еще достаточно. Итак, в какой роли Вы хотели бы выступить по случаю официальной церемонии прощания? Через пять минут Я не собираюсь играть никаких ролей. Я буду тем, кем был и остаюсь. И Вы увидите меня таким, какой я есть. Во всяком случае, таким, каким я, по Вашему мнению, являюсь. Или таким, каким Вам хотелось бы меня представлять. Через минуту А я захочу еще раз встретиться с Вами? Через сорок пять секунд Нет. Через тридцать пять секунд Почему? Через сорок секунд Потому что у Вас не будет такой возможности. Через минуту Все возможно. Через сорок пять секунд В этом случае нет. В этом случае всякая возможность исключена изначально. Через пятьдесят пять секунд Задним числом часто видишь возможности, которые изначально казались совершенно исключенными. Причем они часто оказываются даже не самыми плохими возможностями. Через две минуты Мне очень жаль, Эмми, но возможности того, что Вы захотите еще раз встретиться со мной, не будет ни изначально, ни задним числом. Вы сами увидите. Через минуту А зачем мне, собственно, это видеть? Если я знаю, что после нашей первой встречи я не захочу встретиться с Вами еще раз, зачем же мне тогда вообще встречаться с Вами? Через две минуты Уважаемый господин Лайке! Мы переживаем страшные дни. Если это не кончится, наш брак погибнет. Я не могу представить себе, что Вы этого хотите. Еще раз прошу Вас встретиться с моей женой и прекратить переписку. (Клянусь, я не имею ни малейшего представления о том, что вы сейчас пишете друг другу, я уже и не хочу этого знать. Я хочу только одного: чтобы это прекратилось.) Всего Вам доброго. Бернард Ротнер Через три минуты Эмми, Вам виднее, зачем Вам встречаться со мной (если Вы этого вообще хотите). Я могу сказать только одно: я хочу встретиться с Вами! Я уже приводил исчерпывающие объяснения причин, почему я этого хочу. Всего Вам доброго, и приятного вечера. Лео Через минуту Лео Лайке, пузырь со льдом… «И вот так этот тип все время со мной говорил?» Грустно… |
||
|