Глава шестая

Едва утро полностью завладело миром, как мы отправились к миссис Бамред.

— Генри, — застыла в ужасе женщина…

— Здравствуйте. Миссис Бамред, я — Генри младший Стоун.

— Здравствуйте, — удивленно поторопилась женщина, все еще метая взгляды то на меня, то на Генри. Было видно, что она не могла поверить своим глазам, мысленно сражалась с нахлынувшими мыслями и рассуждениями. Разве возможно такое сходство с сыном и отцом, или то, что это все тот же маленький Генри, что пропал много лет назад?

Тетушка Джейн, нас приняла, как дорогих гостей, с распростертыми объятиями и милой улыбкой. Она искренне обрадовалась новости о Стоун-парке и заверила нас, что всеми силами поможет мне.

На время, пока само здание будет ремонтироваться, я остановилась у самой миссис Бамред. Ближе познакомилась с ее очаровательными двойняшками — Мери и Лаурой.

Каждый день мы проводили в Стоун-парке, прислуга, рабочие, садовники. Работа кипела.

Постепенно в комнатах дома были отремонтированы потолки и стены, покрашены окна. Починили ступеньки.

Ах, даже чердак прогнил. Здесь валялись не только старая мебель, но и засохшие тельца крыс и мышей. Даже на голубиные останки наткнулись.

Прислугу отобрали по подсказкам и наставлениям миссис Бамред. Что же, она — мастер своего дела.

Я дни на пролет проводила в саду, давая четкие распоряжения, какие растения или деревья следует оставить и облагородить. Почти одним из первых мы с садовником Уилом отыскали мирт. Буквально через два дня под этим изумительным деревцом красовалась лавочка.

Фонтан. Генри привез скульптора и мастеров ради этой реликвии. Фонтан стал символом нашей дружбы, нашего союза. Вскоре чаша обрела новый образ. Внутри плескались в водичке два голубка. Жаль, что пришлось уничтожить болотце. Здесь мы долго спорили с миссис Бамред. Все же она меня убедила. Мало кто оценит эту зловонию как шедевр. И потом, реконструкция самого фонтана, так или иначе, испортит ту среду, что там образовалась. Так что ограничились лишь тем, что торжественно переселили жителей фонтана в ближайшее озерцо.

В саду мы нашли не только кустарники боярышника, роз, шиповника, но и пионов. Удивительно. А неподалеку фонтана росли фиалки.

Все это было масштабно, незабываемо и волнующе, но все же самые главные перемены в моей жизни были Демпси.

Спустя два дня после моего ухода Томаса и вовсе не стало. Я знала, что в ту ночь Генри все же навестил своего старого друга.

Демпси выбрал смерть. Покой. Долгожданный покой.

Уолтер. Он очень удивился повороту моей судьбы. Было заметно, как он прогибался и пытался задобриться перед Генри. В его присутствии он улыбался и оказывал знаки внимания даже мне. Да уж. Сама не могла поверить.

Оливия. Она тяжело переживала мой уход. Я пыталась врать, придумывать. Но Оливия обо всем догадалась. Она пообещала не выдать меня брату, сохранить в секрете. Я видела, как больно ей видеть меня в чужом доме, как тяжело переносить одиночество в своем. Ушел отец и я. Бросили.

Но время бежало, в обществе Генри ее глаза наливались радостью и счастьем. Я видела, как с каждой встречей она влюблялась в него все больше и больше.

— Эмили, правда, Генри такой милый! Я очарована его галантностью и манерностью, нежностью и искренностью. Да уж, не думала, что у того затерянного мальчика будет такой сын! Согласна?

— Да.

— Как прелестно, что у нас такой друг!

— Согласна.

— Эмили, а ты точно уверенна в своих чувствах? Иногда мне кажется…

— Боже, Оливия, перестань! Здесь не может быть и речи! Мы — друзья, — я отвернулась, до боли закусив губу. Действительно, о чем здесь мечтать. Я заметила, как мы с ним начали отдаляться. Действительно, осталась только дружба. Нас связывала теперь лишь она. А мои чувства — мое бремя. И с ним тяготиться лишь мне.

Внизу раздался голос Стоуна. Оливия радостно захихикала и бросилась в низ. Надежда. Я видела, как в ее глазах все больше и больше разгоралась надежда. Как ей объяснить? Как уберечь от ужасной боли? Лишь дружба. Манерность и галантность. Чувственность, но не больше чем дружба. Она не слушала. Лишь хихикала и мчала ему на встречу.

А, возможно, я не права? Возможно, Оливия завоюет его холодное сердце? Растопит лед? Ведь она такая нежная и ласковая, добрая и чуткая, открытая и солнечная, радостная и заботливая. Оливия — настоящий ангел, которого я безумно люблю. Так почему бы и нет? Почему он не может полюбить ее? Без опасений и преград со своей стороны. Полюбить по-настоящему. Я не должна мешать.

Прошло еще несколько месяцев, пока дом отремонтировали, украсили скульптурами и картинами, завезли новую, шикарную, мебель. Сад обрел невероятные очертания благодаря адским стараниям садовника Пауля и Уила.

Был назначен бал.

— Генри, Вы должны пригласить Мендвудов на бал, — заулыбалась Оливия.

Я увидела, как глаза Стоуна почернели. Тот резко отвернул голову в сторону, желая скрыть нахлынувшие чувства.

— Да, да, хорошее замечание, это чудесные люди, — подхватил Уолтер. Было ясно, кому нужнее был этот разговор и чья идея.

Вдруг Генри уставился на меня. Я заметила в ответ на это пристальный и озлобленный взгляд Уолтера.

— Да, пригласите Мендвудов, — еле прошептала я.

— Хорошо, — резко и с черствостью отрезал Стоун, — простите, мне нужно отлучиться, — и Генри вышел, едва не выбежал из зала, бестактно, невежественно, оставив всех весьма удивленными. Демпси уставились на меня.

Я так Оливии и не призналась об Эдварде. Не смогла.

Я невинно пожала плечиками и отвернулась к окну.

Бал

Известные, богатые люди округа. Шикарные наряды, скучные разговоры, глупые танцы, жеманство и наигранность.

Я держалась поближе к Оливии и семейству Бамредов. Генри деловито кружил по залу, вежливо уделяя чуточку внимания каждому гостю, всем, кроме меня.

— Мисс Эмили Скотт, — остановил меня Генри, когда я уже собралась сбежать из зала, — позвольте познакомить Вас с прекрасным человеком Уильямом Хардом.

— Очень приятно, мисс, — поцеловал мне руку молодой человек. Я манерно поклонилась в ответ.

— Взаимно.

И Генри исчез. Вновь исчез.

— Мисс Эмили Скотт, позвольте Вас пригласить на танец, — словно выстрел, прогремели слова нового знакомого. Я смутилась и растерялась. Инстинктивно я отвернулась, что бы собраться, но вдруг мой взгляд прикипел к Генри. Он вновь пригласил Оливию на танец. Острый ком застрял в горле. Я задыхалась.

— Вам плохо?

— Нет, Нет, Уильям, все в порядке.

Я согласилась на танец.

Казалось, этому не будет конца. Мое сердце разрывалось на части, обливалось кровью, глаза украдкой метали взгляды на Генри. Я и не думала, что это будет так больно. Я справлюсь. Я буду притворяться. Я это умею. Я умею скрывать свои чувства. Умею.

Я уставилась на партнера и улыбнулась. Ужасно, душа и мысли рвались к нему, но стальной взгляд прикипел к Уильяму. Сосредоточение. Цена которого невыносимая боль и отчаяние. Музыка играла. Скрипки резали мне душу, все внутри рыдало и визжало. А снаружи улыбка и беспечность. Я плотно сжала зубы, что бы не закричать. Частые взмахи ресниц. Лишь бы не слезы. Не зарыдать.

Адский такт, манерные поклоны, жгучие повороты. Едва дышала.

Конец. Я сорвалась с места, едва не переходя на бег, едва демонстрируя непринужденный шаг.

— Мисс Эмили Скотт, — раздался голос сзади.

— Да? — обернулась. Передо мной стоял Эдвард. Эдвард Мендвуд, Уолтер, Уильям Хард и еще пару дам.

— Мисс Эмили, — отозвался Мендвуд, — мы слышали Вы знаток символизма цветов?

Оливия. Она знает, что я увлекалась этим. Но здесь ее не было. Уолт. Видимо, Уолтер.

— Есть немножко.

— Вот подскажите мне. Помогите.

— Да, — пискнула я.

Я едва сдерживалась от крика и слез. Я задыхалась. Впервые после того случая я вижу Эдварда так близко.

Все уставились на меня. Коршуны.

— Вот недавно я гостил у миссис Дардвуд.

Все начинало темнеть в глазах. От волнения у меня задрожали руки. Холод, дрожь и паника.

Вдруг кто-то подошел к нам. Я слегка обернулась. Генри. Генри. Боже, Генри. Спасибо. Тепло разлилось по спине. Мной овладело ощущение, что крепкая стена стала за мной. Что больше ничего страшного не случиться. Никогда. Мой Генри. Он рядом. Он со мной. Я глубоко вдохнула.

— Так вот, она тоже увлекается цветами. Я был очарован. Безумно поражен ее талантом и шедеврами. В ответ миссис Дардвуд пообещала прислать букет, который, по ее мнению, больше всего подходит ко мне, символ которого впечатление, что навеяло мое общество. Как Вы думаете, что это было?

— Не знаю, — едва прошептала я. Мне хотелось ухватиться за Генри, спрятаться. Но нельзя. Нельзя.

— Прекрасная желтая лилия в объятиях базилика.

— О, как очаровательно! — запищала молоденькая девушка. — Невероятно!

— Спасибо, так вот, мисс Скотт, будьте так любезны, раскрыть символизм этого творения.

Все уставились на меня.

— А она сама Вам не призналась? — улыбнулся дерзко Генри.

Его голос, словно гром, разразился в голове, приводя меня в чувства.

— Увы, нет.

— Благородства, — искусственно улыбнулась я, едва удерживаясь на ногах.

Дамочки захлопали и радостно захохотали. Генри ухмыльнулся.

— Простите меня, — я отвернулась, и тяжело выдохнув, побрела прочь.

— Чванство и бедность. Изумительно и так тонко подмечено, — я услышала тихий шепот Генри, но вдруг все потемнело вокруг и стихло.

— Эмили, наконец-то, — вдруг раздался голос Оливии где-то надо мной, когда сознание начало возвращаться ко мне. Перед собой я почти ничего не видела. Ужасно болели голова и глаза.

— Оливия…

— Милая моя, что с тобой? Ты упала в обморок прямо на балу. Хорошо, что Генри был рядом.

"Рядом".

— Где я?

— Ты у себя. Успокойся.

— Да… там такая духотища была. Я сама чуть не потеряла сознание. Особенно, когда с Генри в танце кружилась. Ах, но, тем не менее, как это было изумительно и божественно.

Я зажмурилась от боли. Боже, Оливия, знала бы ты, как режешь по живому, как разрываешь меня.

Но признаться — только хуже. Она будет страдать. Ради чего? Ради моей любви… безответной любви? Нельзя. Теперь уж точно нельзя.

Наконец-то шум внизу стих. Конец. Бал закончился.

Стук в дверь.

— Да.

— Это я…

— Генри, — я подскочила с кровати.

— Да. Я не помешал?

— Нет, что ты.

— Как ты себя чувствуешь? — все еще украдкой шептал он.

— Нормально.

— Ты потеряла сознание. Я чуть с ума не сошел.

— Там было очень душно.

Да уж, а еще был Эдвард. Но, по сути, я сама его позвала. Что теперь, жаловаться?

Генри смущенно присел на кровать. Я села рядом.

Его что-то волновало. За время проживания в Стоун-парке он очень редко заходил ко мне в комнату.

Друзья.

— Мне нужно тебе что-то сказать.

— Да, я слушаю.

— Эмили, я долго думал. И решил. Я хотел написать тебе письмо. Но подумал, это будет совсем нечестно. Так что я пришел это тебе сказать лично. Появились неотложные обстоятельства. До рассвета я уеду.

— Надолго?

— Думаю да.

— Месяц?

— Эмили, — тяжело выдохнул Генри, — я думаю, навсегда.

Он сорвался на ноги. Отвернулся.

— Прости.

Едва осознавая происходящее, я выдавила:

— Но, а Стоун-парк?

— Я дарю его тебе. Лучшей хозяйки не найти.

— Не нужен он мне! — завизжала я. Зачем мне что-то без него?

— Прости меня, я думаю, ты все поймешь. Когда-нибудь поймешь, почему я принял такое решение.

— Но… Но Оливия?

— А что Оливия?

— Разве ты не видишь, что она чувствует к тебе? Ты вскружил ей голову! И теперь бросаешь?

Как и меня…

— Я… нет, это не так!

— Ты что слепой?!!

— Эмили, для меня Оливия всегда была дочерью моего друга Томаса. Она маленькая девочка, как дочь, маленькая дочурка для меня. И потом, пусть на вид мне двадцать пять, но на самом деле все же не так. Она для меня еще ребенок. И так будет всегда! О чем здесь вообще может быть речь? Возможно, моя манерность и уважение к ней как-то растолкованы иначе. Я не знал. Не хотел.

Вдруг что-то задребезжало в коридоре. Словно кто-то споткнулся обо что-то, убегая. Я сорвалась с места и бросилась к двери. Но никого.

— Эмили, мне пора. Прости за все. — Генри подошел ближе.

Как хотелось броситься к нему, обнять, умолять остаться. Но что это даст?

Я слышала его тяжелое дыхание. Аромат дурманил голову. Он стоял так близко, как еще никогда.

— Генри, — я еле пропищала.

— Прощай, — прошептал нежный бархатный голос. Резкий и жгучий поцелуй в щеку. И он исчез. Растворился, словно сон, словно дымка.

Безудержные слезы, горькие, кровавые, они вырвались из нее, смешиваясь с отчаянием и болью. Эмили рвалась на части, испепелялась изнутри. Обезумевши от горя и шока, она рухнула на колени, жадно обхватив руками голову.

"Навсегда".

"Он ушел навсегда".

"Боже, нет! За что это мне?"

"Генри…"

"Милый мой, Генри!"

"Вернись".

"Навсегда…"

— Мисс Эмили, — вбежала служанка. Она ужаснулась, когда увидела девушку, лежащей на полу в неестественной позе.

— Мисс Эмили, Вы живи? Мисс, — она затрясла ее, безумно, испуганно, ошалевши.

— Да… — еле выдавила та.

Вбежал Роберт, сын мистера Ленса, управляющего поместья Демпси.

— Что случилось?

— Не знаю, Роб. Я нашла ее в таком состоянии.

— Да уж.

Он поднял Эмили и уложил в кровать.

— Следи за ней, а я сам расскажу все мистеру Демпси.

Когда Роберт постучал в дверь, Уолтер уже не спал. Он озадачено ходил по комнате, раздумывая над ночным кошмаром.

— Входите.

— Мистер Демпси.

— Да, Роберт.

— Сегодня с утра Анна обнаружила, что мисс Оливия так и не вернулась домой. Я взял на себя смелость отправиться в Стоун-парк. Возможно, что мисс Демпси что-то понадобиться. Но, как оказалось, со вчерашнего вечера никто ее не видел.

— А мисс Скотт?

— Она…

— Что дальше? Почему замолчал?

— Она была не совсем в себе, когда ее увидел. Так что…

— А мистер Стоун? — было видно, что Уолт пытался подавить в себе страх и волнение.

— Говорят, он уехал еще вчера ночью. Так что я не смог с ним поговорить.

— Куда?

— Видимо, по срочным делам. Что-то случилось в порту.

Уолтер молчал. Ужас плескался в его глазах. Он еле дышал.

— Все проверили?

— Да. Так бы Вас не побеспокоили. Мисс Оливия пропала.

Тишина. Уолтер застыл на мгновение. Лицо медленно бледнело, становясь почти синюшным. Дыхание стало тяжелым и редким.

Резким движением он схватил рубашку и выбежал из комнаты, на ходу одеваясь.

— Готовь лошадей, собак. Позови Эдварда и своего отца. Мы должны немедленно ее найти.

— Хорошо, сэр. Мистер Хард по просьбе Генри Стоуна остался погостить на пару недель в Стоун-парке. Он отличный охотник и следопыт. Возможно, и его позвать? — пытался не отставать Роберт.

— Да, хорошо было бы. Спасибо тебе, — и Уолтер бросил на него благодарный взгляд.

Еще никогда никто не видел в Демпсифилде Уолтера таким взвинченным, взбешенным и напуганным. Не теряя и мгновения, молодой Демпси рванул в конюшню.

Они мчали сквозь лес, пробирались на встречу тьме и коварным тайнам. Сердце Уолтера щемило и обливалось кровью при одной только мысли, что его сестренка где-то там, одна, в пучине холода, голодных зверей. Возможно, она даже без сознания.

"Боже, помоги мне".

Время бежало, солнце склонялось к горизонту. Ее нигде не было.

Слезы выступали на глазах.

"Лучше бы я пропал, умер, взорвался, чем она…, моя Оливия. Моя девочка".

Ветер безжалостно бил в лицо. Ветки неумолимо царапали кожу до крови. Но еще больней и невыносимей разрывались сердца… двух быстрых наездников. Они мчали в ночь, в глушь, ошалевши крича, зовя, уже бессознательно повторяя имя Оливии.

Что может быть хуже, чем единственный и дорогой для тебя человек во всем мире пропадает? Что может быть хуже, чем угроза ему? Опасность, которую ты не можешь предотвратить, остановить, пресечь. Что может быть хуже, чем то, что ты не знаешь где он и что с ним сейчас? Твой лучик света, смысл жизни, этой глупой и гадкой жизни, где-то там, возможно, ему больно, страшно, возможно, даже умирает, но ты не можешь помочь.

Только бы не опоздать. Самое страшно не успеть.

Ты мог что-то изменить, но не сделал. Лучше сразу умереть.

Вдруг раздался на весь лес крик Уильяма Харда:

— Она здесь!

— Я дал ей успокоительное. Осмотрел раны и ссадины. Ей нужен покой и тепло.

Уолтер не выпускал Оливию ни на секунду из вида.

— Мистер Демпси, Вам бы поспать.

— Нет, нет, Анна. Спасибо.

— Я посижу с ней.

— Нет, не нужно. Я сам.

Он сидел на полу, сложив аккуратно руки на кровати, и умостив на них свой подбородок. Уолтер жадно всматривался в ее замученное бледное исцарапанное личико, синенькие губки, черные мешки под глазами.

Бедная Оливия. Но она была теперь рядом. Была с ним. Он больше никогда не отпустит ее.

— Никогда, — тихо прошептал, словно какое-то заклинание, Уолтер.

Ближе к утру у нее начался жар. Пот ручьем стекал по лбу, щекам, шее. Она безумно тряслась, жадно выпучив глаза.

Уолтер задыхался от боли и ужаса, видя все это. Но не мог и на секунду отвернуться. Он боялся ее упустить, вновь потерять. Теперь окончательно. Без права на надежду.

В очередном припадке Оливия дико завизжала. Уолт бросился к ней и крепко прижал к себе. Слезы текли ручьем по его щекам. Невыносимая боль рвала грудь изнутри.

— Прошу, маленькая моя, держись, все будет хорошо. Я с тобой.

— Уолтер, Уолтер, спаси меня, Уолтер, — жадно ухватившись за руки брата своими тоненькими хрупкими пальчиками, она кричала почти обезумевши.

— Уолтер, убери его от меня! Уолтер!

— Я здесь, милая, я здесь, никто ничего тебе не причинит.

— Эдвард, Эдвард Мендвуд, я ненавижу тебя! Я убью тебя, — дикое рыдание вырвалось из груди. Она все еще бессмысленно смотрела вокруг, пытаясь своими хрупкими ручонками прогнать привидение.

— Не трогай меня, умоляю! — завопила она вновь.

Уолтер побледнел и застыл в ужасе.

Вбежал доктор.

— Она бредит. Сейчас я ее успокою.

Мужчина раскрыл свой чемоданчик и торопливо начал искать что-то внутри.

— На сколько это может оказаться правдой?

— Не знаю, Уолтер. Не знаю, — тихо и смущенно покачал головой врач.

— Мистер Демпси, Эдвард Мендвуд ускакал на лошади только что, — испуганно заявила Анна.

Уолтер соскочил с кровати. Немыслимо дрожа от ненависти, он сжал кулаки и завопил:

— Убью, суку!

Он вылетел из комнаты, обезумевший, разъяренный, подобно демону, подобно самому сатане.

Уолтер мчал на лошади, едва не выбивая из нее дух. Вперед, вперед, только вперед.

Демпси нагнал его далеко за лесом. Вокруг царил еще полумрак. Пустота.

Эдвард, видимо, остановился, переждать погоню. Но, увы, плохо спрятался.

— Уолтер, Уолтер, — с поражением поднимая вверх руки, он ступил шаг к парню, — я все объясню.

— Хватит мне твоего вранья. Хватит. ТЫ позарился на святое.

— И что теперь? Ты меня убьешь? — лукаво заулыбался Мендвуд. — Кишка тонка.

Уолтер, все еще сражаясь с приступами гнева и дрожи, поднял пистоль вверх.

— Проверим?

— Мой отец сотрет тебя в порошок. Тебя казнят за такую дерзость. Ясно?

— Мне все равно.

— А твоя сестренка? Что с ней случиться? Не думаешь ты не о чем. В принципе, как и всегда.

И Эдвард злобно захохотал.

— Зато я думаю, — раздался неожиданно голос незваного гостя.

— Что? — в недоумении обернулся Мендвуд.

Из гущи вышел Роберт Ленс. Он игриво улыбался, словно предвкушая что-то незабываемое, что-то безумно приятное.

Вдруг парень поднял ружье и незамедлительно, все также улыбаясь, выстрелил в грудь Эдварда.

Боль. Агония. Отдышка. Соленый вкус крови во рту. Но Мендвуд все еще не верил в происходящее. Ужас и отчаяние вырвались наружу из груди, но поздно. Холод и мрак уже прокрались в его душу и начали овладевать телом. Конец.

Роберт уверенно шагнул вперед.

— Мистер, Вам пора убираться отсюда. На Мендвуда сейчас нападут разбойники. Они нечаянно застрелят молодого человека, а потом обберут до нитки и украдут лошадь. Не стоит быть свидетелем столь неприятного инцидента.

Роберт улыбнулся. Добродушно и удовлетворенно. Страх и отвращение все еще бурлили внутри, но воцарившаяся справедливость оправдывала все в его глазах и мыслях.

Уолтер, все еще сражаясь с шоком и удивлением, подчинился гостю — забрался на свою лошадь и умчал прочь.