Глава двенадцатая Правда

Но мои приключения, по всей видимости, еще только начинались.

Поезд мчал вперед, казалось, боясь опоздать хоть на мгновение. Станция за станцией. Город за городом.

Все проплывало за окном, мерцало, подобно вспышкам. Мерцала чужая жизнь.

Я сидела в мягком кресле, тонула, мечтала, грустила и переживала. Думала о том, что делать дальше. Как жить. Куда бежать. И бежать ли вообще?

Чем больше я погружалась в раздумья о своем облачном будущем, тем больше понимала, кого там не достает, кого не хватает.

Понимала, как мне нужен тот, тот, кто искренне меня ненавидит.

Тот поцелуй. Тот глупый поцелуй.

Неужели… Как он мог подумать, что все те глупости могут заменить мне его?

Моего Эмиля, того кто свел с ума и покорил мое сердце.

И даже не смотря на то, что… я для него только друг.

Но он для меня, он…

Теперь я понимаю, понимаю, что чувствую. Понимаю, и даже уверенная во всем этом, но… уже очень поздно.

Он меня ненавидит. И то, что оставил в живых… лишь временно. До тех пор, пока его ненависть не станет его душить, душить и грызть изнутри. До тех пор, пока все хорошие чувства ко мне не сменяться на зло. Черноту, гнев и обиду.

Горделивый стервец. Хладнокровный… кровопийца.

Такие не умеют прощать.

Свой шанс я упустила. Упустила, или же отпустила. Выронила. Растоптала, сама того не понимая.

Я погналась за интересом, за самолюбием, за желанием узнать "правду". И что? Что в итоге? Зачем она мне без него? Зачем? Скажите, хоть вы мне.

Она не греет, и даже не успокаивает…

Но я не хотела быть игрушкой, куклой в чьих-то руках. Не хочу и сейчас.

А потому сбегаю. Неизвестно куда. Туда, где будет самодовольная гордость… и горькие слезы.

— Девушка, предъявите свой билет, — неожиданно раздалось где-то надо мной, вырывая из некого сна.

— Какой билет? — пыталась сообразить на ходу. — Я его на входе отдала проводнику.

— Девушка, предъявите свой посадочный билет, — раздраженно повторил мужчина. Мужчина в гражданском. А рядом с ним стояло еще два таких же огромных амбала в кожаных черных куртках.

— Мой билет у проводника, — жестко ответила я, с расстановкой и тактом, четко прожевывая каждое слово.

— Пройдите с нами, — не унимался незнакомец.

На меня стали удивленно коситься пассажиры.

— Никуда я не пойду.

— Пойдешь, — раздраженно фыркнул мужчина и тут же схватил меня за локоть.

— Отпустите меня, — дико завизжала я.

Но он уже проворно вытянул меня из кресла и потащил за собой.

Двери в тамбур отворились и этот урод затолкнул меня туда, да так, что я едва не врезалась головой об следующие двери.

Секунды ожидания — и створки спрятали нас от назойливых взглядов зевак.

Мужчина схватил меня за горло. Резко. Больно. Невыносимо больно. И придавил к стене.

— Кто твой хозяин? И куда едешь?

Дикая кошка страха вскарабкалась по моей спине.

Предательски засосало под ложечкой.

Сознаться?

Но я не хочу навлекать на Гудвина опасность.

Молчать?

Все равно узнают.

Драгоценные секунды тикали.

Терпение его доходило до конца.

— В Сиэтл.

Решила я оттянуть свой смертный приговор.

Ну, должен же кто-то выйти в тамбур? Где же проводники? В конце концов, где зеваки?

— Имя Хозяина, — злобно прорычал вампир мне в лицо.

И предупреждающе зашипел, демонстрируя свои клыки.

Ублюдок.

Мой Эмиль бы за такое тебя порвал, как Тузик тряпку.

Порвал, если бы…. если бы… не бросил меня.

— ИМЯ, — вновь зарычал упырь.

Я понимала, что это было последнее предупреждение.

Его два амбала уже тоже начали нервничать от моей упертости.

— Я ее Хозяин. Есть вопросы? Тогда задавай их мне.

Громила обернулся.

Гость проворно вскочил через открытое окошко двери внутрь тамбура.

Облегчение. Удивление. Страх. И боль.

И снова ядовитая улыбочка вылезла наружу. Насмешливая, пренебрежительная улыбка.

— Отпусти ее, — его лицо вновь стало серьезным, брови нахмурились. Глаза… его голубые льдинки заблестели от ярости. Ярости, которая вот-вот вырвется наружу.

Вампир послушно отпустил мое горло и оттолкнул в бок. Я не ожидала такого резкого движения, а потому едва не упала, запутавшись в своих ногах. Благо, что комнатка была маленькой, а потому я успешно приземлилась на стенку, удержавшись тем самым от падения.

— Аккуратней, парни, вы же не с вещью имеете дело, — злобно гаркнул Эмиль.

— Ты кто такой, что будешь нам указывать, как вести себя? — грубый, рычащий, казалось бы, прокуренный, низкий голос донесся от одного из свиты вампира.

— Я с радостью тебе расскажу и покажу, кто я, — в мгновение Готье оказался рядом с ним. В долю секунды он приблизился к нему и пренебрежительно, угрожающе зарычал в лицо.

Мгновение выжидания. Запоздалой реакции.

Не сдержался.

Обиженный, задетый такой наглостью и вольностью, амбал в мгновение набросился на Эмиля, но не успел и замахнуться своими лапами, как мой вампир, казалось бы, легким прикосновением руки тут же отбросил его от себя.

Верзила отлетел назад, со всей дури плюхнувшись спиной на стену.

Все трое дико зашипели на Эмиля.

Готье лишь ехидно улыбнулся.

Последняя капля.

Два вампира бросились на него. Как по команде. Грациозно, интуитивно согласовано, синхронно, подобно двум диким рысям, бросились на свою жертву.

Но едва я успела это заметить, как третий верзила, тот самый, что корчил из себя их главного, ухватил меня за шкирку. Я даже не заметила, как вдруг, неожиданно, слишком быстро для реальности происходящего, дикая боль раздалась в моем горле, в моей голове. Казалось бы, и во всем теле сразу.

Он прижался своим ртом к моей шее, зубами, клыками вгрызаясь в шею, словно дикое животное, лишая возможности шевелиться, кричать, пищать. Он лишил возможности адекватно думать. Я едва справлялась с тем, что бы дышать.

Тошнота. Дикая боль. И невыносимое желание умереть, чем терпеть.

Но еще мгновение — и его зловонную тушу Готье оторвал от меня.

Упала на пол.

Машинально зажала рукой свою рану.

От сильной, невыносимой боли было тяжело открыть глаза.

Но еще секунды — и я больше не могла позволить себе такой роскоши.

Необходимо было что-то делать.

Распахнула веки.

Рядом со мной лежал мертвый, с перекошенным от боли и испуга лицом, вампир. Он был неестественно синюшного цвета, вокруг глаз — ужасающие, гадкие черные мешки. Вся кожа побита венозной сеткой.

Я испугано отползла в угол.

Невыносимо страшно. Страшно и противно до ужаса.

Тени мелькали надо мной, едва давая, что распознать, рассмотреть, понять.

Но еще мгновение — и вампиры выпорхнули через оконный проем наружу.

Я осталась одна. Сама, наедине с этим трупом.

Тишина. Пустота.

Вокруг было лишь унылое стуканье колес о железные пути.

Казалось, что ничего и не было. Что это больное мое воображение…

Если бы не ужасная боль в горле, шее, и не этот труп.

Я сидела, забитая в угол, боясь шевелиться, боясь дышать.

Еще минуты — и неожиданно кто-то свалился с крыши вниз.

Забыв все на свете, я бросилась к окну.

Жадно ухватившись за железные перегородки, я пыталась чуть ли не вылезти по пояс, что бы увидеть, хоть что-то. Узнать, кто это был.

Удостовериться, что это не…

Но поезд стремительно мчал куда-то вдаль, неумолимо оставляя позади правду.

Время жадно отбивало свой такт.

Оцепенение отпускало. Ужас расслаблял свои поводья

И вновь тошнота сдавила горло.

И снова гадкая боль стала разрывать мое горло. Так назойливо и неумолимо.

Дрожали руки. Дрожали ноги. Дрожала вся я.

Но оставаться здесь нельзя. Нужно спрятаться.

Все равно Эмилю я не смогу помочь. Не в моих силах и возможностях.

Никак.

Да и потом, я даже не знаю, жив ли он еще.

Подняв с полу свой желтый рюкзак, поспешно натянув его на плечи, я перешла в соседний вагон.

Вагон за вагоном.

Шатаясь на ходу, спотыкаюсь о чужой багаж и чужие ноги, утопая в пытливых взглядах, я шла, неумело прикрывая рукой рану, непонятно куда. Спрятаться. Спрятаться. Но где?

Ничего подходящего. Везде я на виду.

Мне хотя бы пересидеть до следующей станции. А дальше можно и деру дать. Другие поезда, автобусы, маршрутки.

И зачем я им рассказала про Сиэтл?

Ну, вот. Остается последний вариант.

Как для меня, так вполне адекватный.

Я закрылась в туалете.

Грязь, слякоть, вонь.

Но уж лучше так, чем назад. В лапы вампиров.

Время тикало. Осознание всего того, что произошло, стало пробиваться в мой разум с каждым разом все резче и резче. Четче и четче.

Я наконец-то смогла расслабиться. Расслабиться, но и тем самым дать возможность истерики начать заполонять каждую мою клеточку. Каждый уголок моей души.

Я прокручивала все увиденное, услышанное, десятки раз. Анализировала, сравнивала, рассуждала. Но единственное, к чему приходила — что все равно мне никуда не скрыться. Не те, так эти. А не эти, так новые…

Теперь каждый, кто захочет заступиться за меня, быть со мной рядом, всегда будет в большой опасности.

Игрушка — предмет зависти.

И о чем я думала раньше? И чем…

Эмиль. Эмиль заступился за меня. Но может ли это означать, что он передумал? Передумал и простил?

Или же это сражение за куклу. Моя вещь — и ломать ее буду я сам?

Так?

— Габи, открывай, — неожиданно послышался голос за дверью.

Я узнала своего Готье.

Но едва ступила шаг ближе, как застыла в сомнениях.

Теперь я принадлежу Гудвину.

Знает ли это Эмиль?

Если мое предательство он может как-то и пережить, но противостояние друга? Давнего истинного друга?

Друга, разменявшего его на девушку. На Игрушку.

— Габи, я жду.

Я не могу открыть. Не могу.

Я боюсь.

Сначала у него отобрали подружку. Затем присвоили брошенную им куклу. Отобрали Игрушку, да и еще попытались спрятать.

Гордость.

Ревность.

Жесткость.

Расчетливость.

Это все — мой Эмиль.

Когда-то мне это нравилось, а теперь все стало против меня.

— Габи, я сказал: "Открывай"! — в его словах среди ноток ласки и шутки стало прорываться раздражение.

Без капли сожаления, может разорвать меня в клочья.

Не смотря ни на что. Не смотря на Законы и правила.

Или же, вообще, Гудвин ему разрешил. А что, если он сдался? Одумался. Покаялся. И теперь я, моя жизнь — цена за прощение?

Я боюсь.

Не открою.

— Габи, милая, выходи, тут уже очередь собралась. Не мучай людей, — шутливо причитал Эмиль. — Габи.

— ТУАЛЕТ НЕ РАБОТАЕТ, — неожиданно заорал Готье, так что я даже подпрыгнула на месте. — ТЫ ЧТО, НЕ ВИДИШЬ? СЛЕПОЙ? А НУ ВАЛИ ОТСЮДА.

И снова резкая перемена в голосе. Снова нежный и ласковый бархатный звон:

— Габи, выходи.

Не выйду.

Шаг назад. Зажалась в углу.

Мне страшно.

Весь этот тон, вся эта сладость — вранье, скрытое вранье под маской доброты и ласки.

— Ну, все, — обрекающее произнес вампир. — Я просил.

И в следующее мгновение резкий удар — дверь распахнулась, словно никогда и не была запертой.

В стороны разлетелись кусочки дерева. Зазвенели на железном полу вырванные живьем гвозди.

Замок раскурочен. В стене огромная дыра.

— Габи, Габи, сама вынудила, — осуждающе покачал головой Эмиль и затем язвительно улыбнулся.

Еще секунда выжидающего взгляда…

Резко хватил за руку и, больше ни разу не обернувшись на меня, потащил куда-то за собой. Вагон за вагоном,

Вагон за вагоном…

Общие места сменились на плацкартные…

Еще вагон — и закупоренные купе встретили нас.

Отыскав проводника, он что-то невнятно ему прошептал, пристально всматриваясь в глаза. Еще мгновение — и Готье приговорено моргнул.

Как по команде, мужчина закрутился на месте, перепугано перебирая какие-то бумажки.

Еще минута выжидания — и наконец-то проводник оторвался от своего поиска. Тяжело дыша, едва не трясясь от страха, он невнятно прошептал, так что я едва смогла что-нибудь понять:

— Седьмое.

Эмиль коротко лживо улыбнулся.

Резкий разворот.

Несколько шагов по коридору назад.

Отворив дверь купе, он в миг меня туда запихнул, словно надоедливый чемодан.

Закрыл за собой дверь.

Защелкнул замок.

Когда-то я бы только мечтала о таком.

Но сейчас все казалось уж не совсем радужным.

Эмиль смотрел на меня, не моргая. И, казалось, не дыша.

Я ждала приговора. Было страшно.

Я боялась.

— Ты раненная, — наконец-то выдавил из себя зажатые в горле слова.

Ступил шаг ближе и робко коснулся моей шеи.

Отдернулась и невольно айкнула.

От постоянного напряжения и сдерживания истерики, я и забыла уже о своем горле. Об укусе.

— Я должен его залечить.

— Не надо, нормально, — протарахтела я, схватившись рукой за шею.

— Габи, не говоря уже про микробы и все те гадости, что грозят раненому человеку, в тебе есть немного яда вампира. А это не очень хорошо. Скоро начнется зуд, опухание, а иногда и онемение.

— И я превращусь?

Едкий смешок.

— Разве что в опухшую стерву.

Неловкость. Обида. Страх. Волнение.

Я не шевелилась.

Эмиль ступил ближе.

Обнял за плечи.

Нагнулся к моей ране.

Жгучие губы коснулись моей шеи.

Мурашки побежали по коже.

Машинально отдернулась в сторону.

Повернулась к нему лицом.

— А так обязательно? — слова вырвались сами по себе.

Его губы был так близко ко мне. Впервые. Впервые он был так близко ко мне.

Его запах, его сладость…

Меня тянуло к нему необъяснимой силой.

Всего лишь чуточку смелости. Чуточку храбрости.

— А я по-другому не умею, — наконец-то произнес Эмиль, оторвавшись взглядом от моих губ.

Выровнялся.

Пристально посмотрел в глаза.

— Так надо.

Я кивнула головой.

Согласна.

Робко, нежно немного наклонил меня к себе.

Аккуратно придерживая одной рукой за голову, а второй обняв за талию и сильнее прижав к телу, коснулся своими жгучими губками.

Снова невыносимый, сводящий с ума поцелуй.

Но едва я расслабилась, едва позволила сумасшествию, блаженству и счастью овладеть собой, как вдруг резкая боль.

Его клыки пробили кожу и вошли внутрь.

Мой жалобный писк вырвался наружу.

Но это ничего не даст.

Ведь это неправильно.

"Так надо", — повторила я себе и сжала до боли кулачки.

Терпеть, Габи. Терпеть.

Но слишком больно. Больно.

Неужели, он пил мою кровь?

Еще мгновение — и я снова почувствовала легкие, нежные поцелуи его губ. Ласковые касания языком.

Задыхалась. Задыхалась от всего, что взрывалось во мне.

Боль. Любовь. Страсть. Все взрывалось во мне, не давая возможности нормально думать, дышать.

Он лишал возможности жить… без всего этого. Без него.

Но буквально еще секунды — и боль стала стихать.

Легкое нытье еще недавних ран. Легкий раздражающий зуд.

Последний…. прощальный ласковый поцелуй… И Эмиль оторвался.

Выпустил меня из своих объятий и робко ступил шаг назад.

Буквально секунда растерянности и волнения. Буквально секунда истинных чувств на лице.

А затем вновь. Вновь выбралась наружу ядовитая улыбка, вновь поморщилась щечка в насмешке.

— А ты боялась.

"Спасибо", — хотела, было, сказать, но дурман в голове так и не дал этого сделать.

Эмиль.

Зачем ты так?

Зачем?

Я все еще стояла в растерянности посреди купе.

Смотрела в никуда и думала. Думала над тем, что происходит. Что будет дальше.

Как вести себя рядом с ним.

Эмиль присел рядом на сидение.

Скрестил руки, упершись локтями об колени.

Он тоже думал. Думал свои думы, наверняка, не менее тяжелые и болезненные.

— Ты что-нибудь ела сегодня? — нерадостно прошептал Готье и тяжело вздохнул.

— Нет, — едва слышно ответила я. Наконец-то. Речь вернулась ко мне… Но радость ли в этом?

— Сиди здесь. Я скоро вернусь.

И не успев договорить, Эмиль сорвался с места и выскочил из купе.

Выскочил… Тоже мне сказала: "Выскочил"…

Вот был. Стоял здесь. А затем пуфф — и исчез. Растворился… Уж точно подумала, что растворился, если бы не предательски щелкнула дверь, захлопываясь за ним.

Прошло несколько одиноких минут.

Я смогла наконец-то сбросить оковы шока, шока от всего происходящего. От всего сумбура боли и радости.

Только теперь я заметила, что потеряла свою куртку. Видимо, забыла на своем законном месте. Там, где все началось.

Но уж лучше пусть она идет прахом, чем я туда вернусь. Вернусь в тот ад.

Ведь может, они сбежали. Еще живы… и только и ждут, когда я…

Села на красные мягкие сидения. Прижала к груди рюкзак.

И что дальше?

Неожиданно замок щелкнул. Дверь распахнулась.

— Вот чай, булочки. Сахар. Сахар не бросали. Я не знаю, сколько тебе, — казалось, Эмиль говорил все это сам себе. Ведь ни одного взгляда на меня так и не бросил.

Поставил на стол свою добычу.

Стеклянный стакан в железном гравированном подстаканнике. Булочки-восьмерки, присыпанные сахаром. Небольшие две упаковки рафинада "Sugar Train"

Готье вытянулся рядом. Застыл. Застыл на мгновение.

Уставился в окно.

Еще с десяток секунд сопротивления "за" и "против".

— Ты… никуда не выходи. Я скоро вернусь.

Немного помедлив, все же развернулся к двери.

Ухватился за ручку.

Снова застыл, словно ожидая моих слов. Ожидая вопросы.

— Ты куда? — едва смогла выдавить из себя. Не шевелилась. Не дышала.

И снова "за" и "против".

И снова рассуждения, сомнения и волнение.

— Подкрепиться. — Коротко, вполне серьезно прошептал Готье и тут же скрылся за дверью.

"Подкрепиться", — болезненно повторилось во мне. "Вампир".

Прошло около получаса.

Я смотрела на эти булочки, на этот долбанный чай, а видела там лишь боль, боль будущей разлуки.

И снова я ловлюсь на крючок Эмиля.

И снова я готова стать ему Игрушкой. Без сожалений и претензий.

Дура.

Невыносимая глупая дура.

Замок приговорено щелкнул.

От неожиданности я даже подпрыгнула на месте.

— Мисс, — послышался робкий голос проводника, и тут же показалась в щелке его круглая красная рожа, — Вам еще чего-нибудь принести?

Но не успела я ответить, как вдруг резкий стук. Удар. Дверь нервно дернулась, а затем печально заскрипела, отворяясь настежь.

Застыла. Застыла в ужасе.

Неужели… еще? Неужели это не все на сегодня?

Двери окончательно описали полукруг — и я увидела Эмиля, стоящего ко мне спиной.

Крепко сдавив горло бедняги, он прижал его к окну напротив, едва не раздавливая в блин.

Мужчины и без того красная рожа еще больше побагровела. Ноздри нервно раздувались, а изо рта выскакивали напуганные, отчаянные пузыри слюны.

— Йа… Я как лучш-ше х-хотел.

Наконец-то послышались слова.

И снова злобный шепот Эмиля. Едва различимый. Едва реальный.

— Пр-простите.

— Эмиль, — не выдержала я и, едва ко мне вернулась речь, — заорала ему в спину.

Я сорвалась с места и бросилась к нему.

Руками ухватилась за плечи, желая отодрать его от бедняги.

— Тебе повезло, что я сытый, — злобно прорычал Эмиль проводнику в лицо и тут же отпустил.

— Простите, — жалобно прохрипел мужчина, жадно сжимая руками свою шею. Он словно пытался спасти ее, спрятать, запоздало… Он обнимал ее своими потными холодными ладонями, желая потушить пожар боли и ужаса.

Резкий разворот Эмиля. Грубо схватив меня за кисть, потянул меня за собой в купе.

— Я теперь твоя пленная?

— Если своих мозгов нет, то значит, будешь пленной.

Дверь захлопнулась. Мы снова остались одни.

— И к чему все это, Эмиль? К чему? Зачем? Зачем ты обо мне заботишься? Если так ненавидишь…

— А ты у Ромула спроси.

— Эмиль, — и я ступила шаг ближе. Глаза в глаза. — Хватит. Хватит меня мучить. Прикончи. Возьми и прикончи меня сейчас. Прикончи…. но не мучай.

Лживая ехидная улыбочка. Знакомый яд. Знакомая желчь.

— Вот так просто? А где же та Габи, которая предлагала мне пари?

— Той Габи уже нет. Эмиль, я больше не могу быть твоей Куклой. Ни твоей, ни чьей-либо еще. Не могу и не хочу. И все, что было тогда, все те мои поступки и ошибки — все то было ради правды. Правды и только.

Удивленно вскинул брови. И снова ехидная ухмылка.

— Какой правды? Габи… Какой? Ту, что рассказал тебе Гудвин? Или ту, что повествовал Ромул? Какую?

— Истинную. Истинную правду. Ту, которую должен был рассказать ты… С самого начала, а не взваливать все на плечи своего друга Гудвина. Ты бросил меня. Бросил.

— Ага. Сбежал, — саркастично поправил Гостье.

— Бросил, не сказав ни слова. Ты даже не смог мне рассказать про то, что сделал Меченой. Ничего. Да, ты сбежал. Оставив Гудвина расхлебывать скопившиеся проблемы.

— Да неужели?

— Да, — жестко отрезала я, чувствуя, что вот-вот взорвусь от возмущения, обиды и злости, разрыдаюсь.

— И ты, подавленная столь жестоким и несправедливым моим поведением, как ты высказалась, поведением труса, воодушевленная добропорядочностью и искренностью столетних вампиров, бросилась выяснять правду. Правду у лучших врунов последних столетий?

Я смотрела в его глаза, и видела там боль и разочарование.

Я слушала его слава, и понимала, как сильно заблуждалась.

Но Гудвин. Гудвин. Врун?

— Габи, я не рассказал тебе все, что знаю, лишь потому, что бы не сбивать тебя с толку. Не вводить… не сводить с ума всеми этими интригами и планами. Не пугать… лишний раз. Я думал, что справлюсь. Я думал, что все выйдет, как нужно. Но Ромул вечно мне путает карты. Уж слишком мы с ним похожи… Уж слишком хорошо друг друга знаем. А ты… Правда. Правда. Тебе нужна правда?

— Да.

— Правда о том, как я нашел прекрасную девушку Матильду. Такую же гордую, самовлюбленную, жестокую, холоднокровную, властную… Такую, как я. Но и при всем этом она питала ко мне самые искренние чувства. Ты это хотела знать? А потом как я втянулся в игру с ней. В состязания — убей-умри, что стал переступать черту. Мне было мало. А она была слишком напугана миром вампиров и сверх силы. Но это было ничто. Она готова была с этим жить. А я готов был ждать. Но явился Ромул и перепутал все раздачи. Ему тоже было интересно поиграть в "сложную" любовь.

— Она его родственница… Близкая.

— ГАБИ. ДА ОЧНИСЬ ТЫ! С КАКИХ ЭТО ПОР ТРАХАЮТ РОДСТВЕНИЦ?

Глаза округлились.

В груди что-то кольнуло.

Вранье.

Вокруг одно вранье.

— Я ходил за ней, ухаживал, пытался медленно приучить ее к своему миру. Впустить за черту. Но со мной она ходила пила коктейльчики, томилась в поцелуйчиках, а по ночам развлекалась с Ромулом.

— Но я любил. Слепо любил. А вернее, думал, что любил. Я согласился сыграть с Ромулом. Сыграть на нее. Но проиграл. Сознательно проиграл. Я ее отпустил. Ибо видел, как она меняется. Теперь ее не пугали вампиры. Не пугала сверх сила. Наоборот. Она хотела все это. Хотела весь мир. И это был не гипноз. Это было ее настоящее "я". Она хотела крови. Хотела власти. И неважно какой ценой. Весь мир к ногам… И только. А потому я ее отпустил. Мне не нужна пустая оболочка с мечтами Наполеона: ничего никому не отдавать, а лишь брать, брать, брать… Она стала едва не копией Ромула. Из-за этого разошлись дороги у меня с ним. Из-за этого разбрелись и мы с Мати. А дальше. Дальше. Так резко. Нежданно. Негаданно появилась ты. Так сильно ненавидящая несправедливость, как и я. Такая же гордая. Сильная. Храбрая. Я смотрел и умилялся. Умилялся и таял. Таял, как еще никогда. Каждый твой поступок был для меня нечто невероятным. А твои мысли. Мысли. Я радовался им. Радовался каждой твоей глупости, как своей. Такого с Мати не было. Не было даже близко. И тогда. Тогда, когда ты поцеловала Ромула. Я сорвался. Сорвался с цепи. Ты выстрелила мне в сердце, разодрав его на части. Раскромсав… Ты думала, что для меня ничего не значила, что всего лишь Игрушка. Но это было не так. Это я ходил за тобой, как верный пес. На цепи, на колу. Ни шагу в сторону. Это я чувствовал себя твоей игрушкой. Тенью. Тенью, а не любимым или другом. И когда я увидел то, как легко ты меня променяла, променяла и забыла…. я взорвался. Сломался. Все мои отговорки в твою защиту сгорели. Ты их сожгла. И я выпустил своего демона.

— Прости.

Неловкая тишина.

Я ждала его реакции.

Ждала помилования.

Ждала прощения…

Но…

— Уже не важно, — неожиданно прошептал Эмиль и встал с места. — Не важно, — задумчиво повторил и ступил шаг ближе к двери.

— Поешь. А я схожу проветриться. Запри за мной дверь.

Кусок в горло не лезет.

Жить не хочется.

А он: "Поешь".

Сердце бы свое съесть. Было бы легче…

БОЖЕ! Он мне только что признался в любви. В любви…. которую я так небрежно растоптала.

Растоптала.

А ведь хотела, как лучше… Лучше…

Я хотела знать. И узнала. И что? Мне легче? Легче?

Нет.

Ни капли.

Разум. Разум. И почему я тебя слушаю? И почему ты чаще интерес и самолюбие мне в пагоны шьешь, а не веру и чувства? Почему?