"У Вечной реки. Лирическая фантастика" - читать интересную книгу автора (Сенявская Елена Спартаковна)

У ВЕЧНОЙ РЕКИ Лирическая фантастика

Новелла первая У ВЕЧНОЙ РЕКИ

Забравшись с ногами на диван и до подбородка кутаясь в одеяло, Ника всхлипывала от жалости к себе. Конечно, если парень пригласил в кино не тебя, а подругу, это еще не смертельно. И не стоит весь вечер смотреть на родителей так, словно они перед тобой виноваты. Но все равно обидно. И можно поплакать тайком в подушку…

Часы на стене пробили двенадцать. Мигнула и погасла лампа в ночнике. Стало темно.

— Тебе грустно? — незнакомый голос прозвучал совсем рядом и Ника едва не закричала, но всхлипывать перестала сразу.

— Не пугайся, сейчас будет светлее, — успокоил голос, и комната в самом деле осветилась мягким золотистым мерцанием зажженных свечей.

Ника сжалась, закусив губу: возле дивана присел на стул незнакомец. Серый вязанный свитер, узкие черные брюки — ничего необычного не было в этом его костюме, но сидел он как-то неловко, будто с чужого плеча. И глаза — темные, глубокие — поразили Нику.

— Кто вы? — не спросила, выдохнула она. — Что вам нужно?

Он улыбнулся — уголками губ:

— Я путник… Ты плакала — я услышал. От твоих слез потускнели звезды. Не плачь больше, — попросил с печальной серьезностью.

— Не буду, — согласилась она. И в распахнутых детских глазах теперь не было страха — одно изумление и ожидание чуда. — Кто ты? — повторила с мольбой и надеждой.

Он не ответил. Поднялся:

— Мне пора.

— Уходишь? Уже?! — голос Ники дрогнул.

— Я появляюсь в полночь и только на три минуты, — сказал виновато. — Ты позволишь прийти завтра?

Она кивнула. Он улыбнулся — снова одними губами. Прощальный жест рукой. Свечи погасли. Опять темнота. И сам собой зажегся ночник.

Ника сидела, зажмурившись, пытаясь понять, что это было — просто сон?!

Какой далекой и нелепой казалась теперь обида. И парень, выбравший подругу, — таким чужим. Стоит ли он слез, от которых «тускнеют звезды»?

Весь день лихорадочное возбуждение не покидало Нику. Она не знала, как убить время. После школы пошла в планетарий и, глядя на искусственное небо, гадала, с какой звезды явился таинственный гость.

Но вот наступил вечер, и она притихла, затаилась, как мышонок, в своей комнате, не отрывая глаз от циферблата. Смотрела на стрелки с тревогой и нетерпением. Ждала — и пугалась веры своей в невозможное. И вздрогнула, когда ударили часы. Зажмурилась невольно. А когда разлепила веки, он сидел рядом и смотрел на нее — будто издалека.

— Ты здесь, — прошептала, чтобы что-то сказать.

Он улыбнулся — немного мягче, чем раньше. Тихий свет замерцал в глубине зрачков.

— Скажи, откуда ты? — Ника опустила ресницы, смутившись под странным взглядом.

— Мой дом на другом берегу, — отвечал он.

— Мне кажется, я встречала тебя… Когда-то давно… Не помню… — она улыбнулась застенчиво.

Он кивнул:

— В иной жизни, быть может…

— Или в другом мире, — подхватила радостно. — Как ты нашел меня?

Он ответил не сразу.

— Долго искал, — он помолчал немного. — Против течения — трудный путь… Я должен идти.

— Так скоро, — шепнула Ника и глянула в темную глубину, будто в омут бросилась. — А завтра?..

— Да, — коротко ответил он.

Она не успела заметить миг, когда он исчез. И долго не засыпала, стараясь понять каждое слово, произнесенное им.

Пустым и тусклым делался мир, если ЕГО не было в нем. Полночь и три минуты… Она ждала их жадно, веря и не веря в происходящее. Это было, как наваждение. Как глоток вина…

— Здравствуй! — она шагнула навстречу первой. — Ты не устал в дороге?

— Нет, — он был серьезен. — Ведь ты ждала.

Ника засмеялась — тихо и радостно.

— Долгим ли был твой путь?

— Все относительно. И Вечность бывает мгновением, — отвечал он.

— Почему ты приходишь ко мне? — этот главный вопрос стоил Нике усилий. — Разве там, у вас, мало таких, как я?

— Ты одна, — сказал он. — Таких нет больше…

«Для меня ты одна во Вселенной», — говорили его глаза.

— Как мне называть тебя? — прошептала она, коснувшись его руки, — мягкой и теплой была ладонь.

— У меня много имен. Но нет в них меня…

— Я буду звать тебя Кин, — она и сама не знала, почему сказала так.

— Зови, — согласился он и улыбнулся, прощаясь: — Время…

Она кивнула печально. И снова — одна. Но еще ощущали пальцы тепло его руки.

«Кто ты? Откуда? Какой ты? И где искать тебя?..»

В субботу всем классом пошли в Пушкинский музей на выставку из Дрезденской галереи. Отстояли длинную очередь и разбрелись по залам, разглядывая шедевры великих мастеров. Красиво, но скучновато.

А Ника как застыла возле одной картины, так и смотрела, не отрываясь. Ван Дейк. «Портрет воина в латах с алой повязкой на руке». Она узнала ЕГО сразу. Взгляд, обращенный к ней, прожигал насквозь. Он смотрел из прошлого. И Ника поняла, на КАКОМ берегу его дом… Где ты, милый призрак? Вот почему казалась чужой его одежда. Не Млечный Путь лежит между ними, а Время — бездна, моста над которой нет… Но он нашел дорогу сюда. Значит, и Ника отыщет к нему дорогу.

Как смириться с тем, что его уже нет и прах истлел много веков назад? Кто же приходит к ней каждую полночь — сказать несколько слов, заглянуть в глаза?..

«Тепло, а не холод смерти хранит твоя рука. Разве могу я поверить в гибель твою?!» — думала Ника, а стрелки словно примерзли и не было конца ожиданию.

Но вот, наконец, он снова стоит перед ней.

— В жизни ты лучше, чем у Ван Дейка, — сказала тихо, вместо приветствия.

— В жизни все немного другие, — согласился он — спокойно, без удивления.

Она растерялась от этой невозмутимости. Взмолилась:

— Хоть что-нибудь объясни!

Он улыбнулся печально:

— Ты приснилась мне… Я поверил сну. Искал — и не находил. И тогда в полуночный час пришел к Вечной реке, и паромщик переправил меня…

— И ждет возвращения?!

— И торопит сердито. Опаздывать мне нельзя…

— Почему ты не можешь остаться? — Ника смотрела так, будто сейчас заплачет.

— Это чужой мир, — глухо выдавил он. — Но если я не вернусь, порвется звено в цепи. И ты исчезнешь в нем…

— Пусть! — шепнула она. — Не хочу, чтобы ты уходил…

Он коснулся губами ее щеки.

— Не хочу, чтобы ты исчезала…

Будто ветер задул свечу. Комната опустела. Ника смахнула слезы с ресниц. Он считает ее ребенком. И тайну свою даже ей не смеет открыть.

…Полночь и три минуты. И так каждую ночь… Где ты, Кин?!

И снова сидят они рядом, держась за руки.

— Ты не обиделась на меня вчера? — голос звучит виновато.

— Нет, что ты! — она улыбнулась. — Но как все это странно: не может быть, а есть. Какой смысл в наших встречах? Но без них не будет и нас…

Он опустил глаза.

— Мудрецы и безумцы — одинаково странные люди. Кто мы — безумцы или мудрецы? Ты знаешь, в чем мудрость и где безумие?

— Я знаю, что не хочу разлучаться с тобой. В этом безумном желании — вся моя мудрость, — ответила Ника, и он смутился.

— Пойми, что есть Вечность, которая сильнее нас! — воскликнул, будто просил о пощаде.

— Понимаю. И все же… — она замолчала. Но спросила неожиданно весело: — Ты был у меня в гостях, а я не была ни разу. Пустишь меня в свой мир? В свой старый сказочный замок?

Он кивнул, соглашаясь с внезапной легкостью:

— Завтра, как ударят часы — закрой глаза…

— Так просто? — удивленно промолвила Ника.

— Если в это поверить, — тихо добавил он.

Этой ночи она ждала с восторгом и нетерпением, не испытывая сомнений и ничуть не колеблясь. Она уже привыкла к чуду, и трезвые мысли были забыты.

И вот, наконец, полночь. Ника зажмурилась — и ничего не почувствовала. С обидой и недоумением открыла она глаза…

Пышный зал старинного замка ослепил ее множеством свечей. Кавалеры и дамы чопорно и надменно поглядывали с портретов. А в огромном зеркале увидела она девушку в белом воздушном платье, с жемчугом в волосах. И с трудом узнала себя в этой светской красавице.

Распахнулась дверь, и Кин возник на пороге — в сером бархатном камзоле, с локонами до плеч. И этот наряд не казался на нем маскарадным, как тот, другой, — в ином мире, таком далеком сейчас…

— Здравствуй, — голос его звучал гулко в пустом зале.

— Здесь красиво, — заметила Ника в ответ.

— Но холодно и тоскливо — без тебя, — возразил Кин, целуя ей руку. — Я тень в зеркалах. И никто обо мне не вспомнит, даже глядя на полотна Ван Дейка. «Портрет неизвестного». Стертое имя с надгробья…

— Мне нравится здесь! — с вызовом сказала она и заглянула ему в глаза.

Он улыбнулся — беспомощно и печально.

— Я хотел бы сказать: «Останься», но законы природы мне не подвластны…

— Так не может продолжаться вечно! — она задохнулась от слез и гнева. — Три минуты и ни секунды больше!.. Зачем же ты приходил?..

— Я не могу без тебя, — шепнул он.

Голова закружилась у Ники — поцелуй опьянил ее.

— Я тоже… — голос ее дрогнул. — Не гони меня…

— У нас еще полминуты, — грустно ответил он. И она очнулась — сон рассеялся.

— Неужели ничего нельзя изменить? — взмолилась, ломая пальцы. — И мы разлучены навеки? И никогда не будем вместе?! Не верю! Я люблю тебя…

Но закружилась звездная карусель, надвинулся сизый мрак…

…Ника стояла в своей комнате в пестром домашнем халатике, и поцелуй Кина горел на ее губах.

— Наблюдатель Z! Кто позволил вам использовать темпоральный переход во время паузы?! Немедленно сдайте вахту! За нарушение инструкции вы отстраняетесь от участия в эксперименте, — лицо заведующего лабораторией расплылось на экране пульта. Связь отключилась.

«Ну вот и все, малышка, — с горечью подумал Кин. — Я больше никогда тебя не увижу. Ты обо мне забудешь, поверишь, что все это было сном, что ты сама придумала наши встречи. А я не смогу даже проститься с тобой… Как жаль, что эта сказка так скоро кончилась…»

Он вышел из операторской. Зеркало в тяжелой бронзовой раме скрыло тайник в стене. И мрачная роскошь средневековья вновь окружила путника, заплутавшего во Времени.

«Сейчас пришлют смену, и я навсегда покину этот унылый дом. Вернусь в институт, в лабораторию. Получу „строгача“ за внеплановые „испытания“… А Ника так и не узнает, кто являлся к ней каждую полночь — на три минуты. Мы разминулись в Вечности и встретились лишь на миг. Прости меня, девочка. Я не хотел причинить тебе боль…»

На другую ночь он не пришел. Ника ждала напрасно. Давно минуло время назначенной встречи, а она все сидела, окаменев, и смотрела на циферблат — с отчаянием и страхом.

«Разлюбил? Бросил? Забыл? Или пал на дуэли, пронзенный шпагой? Семнадцатый век, век поэтов и мушкетеров, не выпустил тебя… Оборвалась тропинка над пропастью. Время не воротится вспять… Где ты, Кин? Как мне жить без тебя?..»

Кин шел по институту, на ходу кивая коллегам, поздравлявшим его с возвращением. Для теоретиков и стажеров историк-наблюдатель был чуть ли не героем, но администрация недолюбливала эту беспокойную братию, и, конечно, после целого ряда проступков рассчитывать на снисхождение не приходилось.

— Да, старик, в прошлом ты порядком наследил, — сочувственно обронил Грем, встретив его в коридоре. — Шеф бушует. Шутка ли — угодить на полотна гения! Как тебе удалось? Знал бы Ван Дейк, кого рисует… Ну, да ладно! Спишут «за давностью лет»… А вот что ты забыл в двадцатом веке, хотел бы я знать? Ведь это не твой профиль…

Не удостоив его ответом, Кин круто повернулся и проследовал в кабинет директора — «на ковер».

Ника обегала всю Москву, пока в одном из «Букинистов» не отыскала репродукцию «Воина в латах…». Теперь он стоял у нее на столе, в рамке под стеклом, и вызывал недоумение у мамы, вытиравшей в комнате пыль.

А Нике все чаще приходила в голову горькая мысль: «Да было ли все это? Начиталась на ночь фантастики — и вот результат…» А Кин смотрел на нее с портрета насмешливо и гордо. И казался теперь неприступно-чужим и далеким…

«Ника… Милая, доверчивая… О чем ты плакала тогда? Не знаю… Но я услышал твою боль и поспешил на зов — потому что печаль легла на сердце. Трудно казаться своим в чужом мире. Но быть чужим в своем — самая горькая участь. Что изменилось в нас? Мне неведомо, что чувствуешь ты без меня. Но моя жизнь опустела, если тебя в ней нет… А были только мгновения, улыбки, слова… И один поцелуй… Зачем я тебя не послушал?! Мы могли бы остаться там, вдвоем… Кто посмел бы судить нас? А теперь впереди одиночество. И нельзя ничего изменить… Или все-таки можно?..»

Кин откинулся в кресле, раздраженно поглядывая на серый экран пульта. Он позволил себе увлечься той, кого давно уже нет. Смешно, безрассудно… Но нет ее только здесь. А там, за этим экраном, она живет, дышит, ждет… И другие, забытые души. Может ли тот, кто там побывал, смотреть на них, как на прошлое? Жестокую шутку играет с людьми Время. И разум не в ладах с сердцем… Легко тебе, Ника. Ты шагнула вперед, не колеблясь, поверив, что призраки оживают. И не было страха в тебе… А как поступить ему, отягощенному знанием? Что выбрать — тебя или целый мир? Твоя любовь дорого стоит… Но стоит ли Кин этой любви?..

Дежурство кончилось. Сдав вахту, он слонялся по пустым коридорам института, надеясь все же проникнуть в заветную лабораторию. Но она для него теперь — запретная зона. Колодец Времени закрыт наглухо. Таким, как Кин, нарушителям порядка, нет туда дороги…

Убедившись, что все напрасно, он вышел на улицу и долго бродил по ночному парку под вечными звездами, которые светили когда-то Нике — точно так же, как ему сейчас. И было пусто и холодно на душе. И хотелось вернуться в тот давний мир, где не знали электронных чудес и наивные люди были счастливы в своем беззаботном невежестве… В глубине веков, вдали от космической эры, писали свои полотна Рубенс и Ван Дейк. И там осталась бессмертная тень Кина — на потемневшем от времени старом холсте. А он никогда не позировал великому живописцу, потому хотя бы, что никогда его не встречал…

Эта мысль мелькнула, как молния. И вспыхнула надежда, как свеча во мраке, и свет зажегся в глазах… И понял Кин, что не все потеряно, ибо в прошлом свершилось нечто, в чем он не принял пока участия, но что без него не могло бы свершиться. И он вернется туда, чтобы закончить то, что судьба определила ему. Иначе нарушится ход истории и человечество лишится шедевра, на котором запечатлен юноша, рожденный спустя века. Но чтобы портрет, созданный в семнадцатом веке, был написан и дошел до потомков, модель должна вернуться назад и встретить художника и заказать ему эту картину. Таков парадокс времени. Но спасибо ему за это — ибо он дарит последний, единственный шанс…

Голова закружилась и, забыв обо всем, Кин бросился домой, в библиотеку — искать альбом по искусству.

Как же раньше не замечал он эту странность, когда говорили ему о «Воине в латах…»? Похож, ну и ладно. Мало ли совпадений… Нравилось всех дурачить, гордясь неожиданным сходством. Даже когда начальство устроило разнос, ни в чем не признался и объяснительную писать не стал. И задумался только теперь, когда все для себя решил и выбрал — вопреки логике, наперекор судьбе…

Он листал книгу — торопливо, будто в ознобе. И вздрогнул, увидев себя. Бледность покрыла лицо — с соседней страницы глянули светлые глаза… Ника, чуть печальная, с просто убранными волосами, в мягком свете золотистых тонов… Знакомая — и чужая. В иной эпохе все мы немного другие… Тень жизни — в тяжелой раме. Тихое чудо, победившее время…

Дыхание замерло в груди Кина — не один, а два портрета, созданные одной кистью. Это ли не подтверждение тому, что возвращение будет успешным, что он встретит свою Нику и «похитит» ее, чтобы больше не разлучаться!

А Ника в тоске и отчаянии писала письмо подруге. С кем еще могла она поделиться своим оборвавшимся сном, несбывшимся чудом? Мама ей не поверит и будет права. Отец просто не станет слушать «девчоночьи бредни». А Ирина… Она старше всего на два года, но успела выйти замуж и уехать в дальний гарнизон со своим лейтенантом. Почти на край света… Неужели и она не поймет? Тогда и сама Ника должна убедить себя, что не было ничего, кроме грез… Ничего! Иначе как жить дальше?!

Накинув пальто, она вышла на улицу, бросила конверт в почтовый ящик и вернулась домой — в двухкомнатную квартиру на седьмом этаже. Поужинала вместе с родителями, подготовилась к контрольной по физике. В половине десятого включила телевизор. Но вот фильм кончился и Ника ушла к себе, в маленькую комнату со старинными часами, где никто не мешал ей грустить в одиночестве, беззвучно глотая слезы, от которых «тускнеют звезды».

Пора было укладываться спать. Стрелки дрогнули, приближаясь к двенадцати. Маятник качнулся и замер на какую-то долю мгновения.

…Горячая рука Кина сжала ее ладонь.

— Я за тобой… — голос его прерывался. Серебристый комбинезон был порван в нескольких местах.

— Я готова, — выдохнула она, не успев ни обрадоваться, ни испугаться.

— Подумай, — выдавил он глухо. — Это навсегда. Возврата не будет. Я заблокирую колодец Времени и мы останемся там…

— И нас никогда не найдут, — прошептала Ника, впервые поняв, ОТКУДА явился Кин и КУДА он ее зовет. — А здесь нам нельзя? — подняла на него глаза с мольбой и надеждой.

Он качнул головой — отчаянно и виновато.

— И даже с моими проститься? — в ее голосе была безнадежность.

Он не ответил, закрыв лицо ладонью. Ника тихо заплакала, уткнувшись ему в плечо…

Часы бесстрастно отсчитывали отпущенные мгновения. Полночь и три минуты…

Комната опустела. На столе, раскрытый на середине, лежал альбом репродукций Ван Дейка. Листок бумаги был вложен между страниц:

Последний, странный подарок.

Год издания поразил родителей не меньше, чем бегство дочери. Так же, как и время написания картины, с которой смотрела на них Ника, — нежно и грустно, сквозь века…

Но тайна осталась тайной. И милиция сбилась с ног, разыскивая пропавшую девочку. Какой же нормальный человек поверит в то, во что нельзя поверить?!

«Здравствуй, Ника, фантазерка неисправимая…», — Ирина писала письмо, еще не зная о загадочном исчезновении девятиклассницы Ники Амелиной.