"Тайна вторжения" - читать интересную книгу автора (Саидов Абдурашид)

Трагедия поэта

Его трагедия, заключавшаяся в явном и тайном преследовании властями, дискредитации и клевете, началась еще со времен коммунистического режима и особенно с момента его публичного выхода из рядов КП СС и Союза Писателей. Акт гражданского мужества члена СП от ДАССР, в те годы не укладывался в «Кодекс строителя коммунизма», в соответствии с которым «творили» все творческие союзы в республике и в стране. Получать «Мерседес» на день рождения от антикоммуниста и антисоветчика, «террориста» и «бандита» Д. Дудаева руководителю коммунистического творческого союза можно было, а члену СП выйти из КП СС — ни в коем случае!. Люди, заискивавшиеся перед Адалло в недавнем прошлом, считавшие за честь посидеть с ним за чашкой чая, стали публично плеваться в адрес него. В начале 1990-х годов мы с ним выпускали газету «Путь Ислама». Не было в те годы в его высказываниях и мыслях ни экстремизма, ни сепаратизма. Искренне приветствовал он наметившийся в 1991 году поворот России к демократии. Мало того, мы с ним рука об руку работали в предвыборном штабе Е. Б. Н. в 1991 г. Да и в 1993 году А. Алиев не терял надежды на демократические преобразования в республике, углубление и дальнейшее последовательное претворение программы либерализации экономики, выступал против национализма, какой бы окраски и маскировки он не был. Вместо этого мы получили укрепление коммунистической власти в республике, небывалое разграбление национальных богатств республики по законам джунглей. Как представитель творческой интеллигенции, боролся с цензурой, был сторонником свободы мысли и слова. Вместо этого свобода слова вернулась в семидесятые, оппозиция загнана. Сравните содержание и стиль политических статей в 1990–93 гг. и сегодняшних материалов в правительственных газетах. Несмотря на возраст, в нем чувствовался юношеский задор, он легко заводился, затем также тяжело переживал обман, предательство. Все воспринимал всей душой и пропускал через сердце, из-за чего я наблюдал у него приступы стенокардии. В 1998 году в июле я встретил другого Адалло, я услышал другие идеи. «Какие мы с тобой были наивные, — сказал он мне, надеялись, что Россия изменится, что режим в этой стране повернется лицом к человеку. И что получили?» Это было сразу после его освобождения из-под ареста в Дагестане. Ничего общего с радикальными исламистами он не имел. Он всегда был светским человеком, интеллигентом. Он знал М. Удугова, был знаком с А. Масхадовым, его знал Хаттаб, его уважал Ш. Басаев. Неглупых, интеллигентных, образованных людей ценят и уважают многие. Его беда — излишняя доверчивость. Возможно, потеряв надежды на какие-либо перемены в республике демократическим путем, Адалло присоединился к радикалам, фундаменталистам. Готовых присоединиться к любой силе, реально противостоящей к нынешнему режиму, в республике и сегодня достаточно много. В том числе и среди интеллигенции. Те, кто его знали не по службе, его помнят и знают как прекрасного, доброго человека, ранимого патриота, редкого интеллигента. Он с болью в сердце переживал за свои поступки, совершенные в годы «строительства коммунизма» — за подписи под «нужными» обращениями, письмами, за выступления, за голосования и т. д. (Ведь не безгрешны мы все, все мы без исключения оттуда, хотя, Адалло никогда не был представителем соцреализма в полном смысле этого понятия). Он попросил меня написать по старой памяти и дружбе редакционную статью для газеты, что я и сделал.

Нельзя забывать, что электронные средства информации, современное ТВ особенно виртуозно освоили методы оболванивания миллионов людей. Выделены целые отрасли научного оболванивания масс — предвыборные технологии, изучение (точнее — создание) общественного мнения. Страшное оружие современности. Я не хочу лишать себя одного из основных своих прав, данных мне Всевышним и закрепленных «Конистуцией» РФ — права НЕ ВЕРИТЬ. Потому не хочу верить ни в патриотизм руководства и армии, ни в варварство и дикость им противостоящих. Их всех объединяет одно — извращенное толкование понятий «патриотизм» и «Родина». Руководство Дагестана отреклось от аварского поэта, объявило ему смертную казнь. Пройдут годы, возможно десятилетия, трагедия эта окажется трагедией аварского народа, Дагестана. В поэтов нельзя стрелять. Боль и кровь эхом будут отзываться веками. Пушкина и Лермонтова не в прошлом веке убили, а вчера, ибо рана на теле России еще кровит.

Бесконечно колеса гудели Без тоски и печали на сердце Я прощался с родной стороной. Летний полдень, дождливый и серый, Как товарищ, шел рядом со мной. Бесконечно колеса гудели О железном размахе дорог. Поезда, как драконы, летали То на запад, а то на восток. И мелькали за окнами села, И манили к себе города. И казалось, что будет веселой И везучей дорога всегда. Но однажды сквозь сумрак осенний Летний полдень нагрянул ко мне, Молчаливо напомнил о сердце, Что осталось в родной стороне

В дошкольном возрасте папа меня брал с собой в Цумада, где он устанавливал радиоузел. Из Цумада по рации папа связывался с Эчеда, Сильди, Хварши. Мне было интересно, как он несколько раз повторял позывные: «Амур»! «Амур»! Я «Тайга»! Прием». «Амуром» был Чакарлаев Магомед в Сильди, который часто бывал у нас, хороший друг и коллега отца, добрый, мягкий и красивый, безумно любивший детей.

После Цумада мы обратили внимание на грандиозное береговое защитное сооружение на правом берегу Андийского Койсу, что, не доезжая до с. Тисси-Ахитли. Построено оно было за последние 3–4 года. Самое главное — совершенно не понятно, что защищает это сооружение — вблизи нет ни каких-либо построек, ни пахотной земли, ни садов — ни-че-го, абсолютно необоснованные затраты львиной доли и без того небогатого бюджета района или МЧС. Тем временем, мои родители, живущие в с. Агвали и наш сосед Сайпула, многодетный ветеран милиции, пострадали от весеннего паводка еще 2–3 года т. н. — береговой волной маленькой речки, впадающей с запада в Андийское Койсу, разбита укрепительная дамба и смыло часть огорода. А сколько пострадавших от стихийных бедствий в районе, которые ждут хоть какой-то компенсации от государства? Сотой части этих затрат на дикой природе хватило бы для укрепления всей береговой зоны Гадиринской речки от места впадения в Андийское Койсу до самого Маштихи.[8] Однако, ни МЧС, куда обращались пострадавшие, ни местное руководство элементарного внимания на пострадавших от стихийного бедствия не обратили. В этом году мы сами восстановили несколько десятков метров дамбы и укрепили берег у родительского дома. О деятельности же МЧС, министром которого является цумадинец, в этом районе ходят легенды. Никому нет дела, — в каких целях, для чего зарыты бюджетные деньги на диком правом берегу Андийского Койсу, что это принесло району и его жителям и т. д.

Мы вернулись в Агвали. Хотя с собой была кинокамера — я не смог даже предложить мятежникам снять их расположение, боясь вызвать у них лишние подозрения. Не сняли лагерь даже из далека. Проходя мимо здания администрации района, обратил внимание на приехавших из Махачкалы авторитетных цумадинцев. Еженедельно то депутаты, то чиновники-цумадинцы являлись в район, якобы, для мирного урегулирования конфликта. Пройти мимо «миротворцев» я не мог, тем более, — родной брат одного из них мой лучший школьный друг, просидевший за одной партой с первого по последний класс.

— Саламалейкум!

— Ваалейкум салам, демократ, вот, хорошо, что ты здесь. Видишь, до чего вы развалили страну, смотри теперь на то, к чему вы толкнули величайшую в мире страну, которую вы развалили, разворовали! — говорит мне чиновник. «Может, это его рук дело, что в Эчеда «ваххабиты» пришли? Каждый раз он с сюрпризами приезжает, — то памятник Ленину разбили в его приезд, митинги, беспорядки бывали в те годы», — смеются рядом стоящие.

— Давайте не будем. Это в ваших интересах не затрагивать эту тему. Тем не менее, при чем тут я? Я не подписывал фальшивые авизо, я не распродавал страну налево и направо, я не имею отношения никаким бандформированиям, к теневым банкам, в отличие от вас, сидящих у кормила власти. Кроме рецепта для больного я ничего не подписывал. Я не брал невозвратных кредитов.

— Вы же распродали страну! — не унимается чиновник.

— Если на то пошло, ты сидел под серпасто-молоткастым флагом и клятву верности давал как этому флагу, так и стране, под названием СССР. Нет ни страны, ни флага. Однако ты сегодня занял место под трехцветным флагом, который вам, коммунистам, особенно КГБ-шникам был ненавистен. Беда в том, что вы сегодня готовы и под зеленый флаг идти, если они все же придут, лишь бы сохранили вам портфель с должностью. (Кстати, некоторые ваши «миротворцы» об этом откровенно и говорят с мятежниками, намекая на свою «управленческую универсальность и профессионализм»). Такие как ты, многие вчерашние райкомовско-обкомовские чиновники должны благодарить демократов за то, что благодаря таким наивным глупцам, как я, Вы стали и банкирами, и владельцами предприятий с заводами. Прежде чем ругать демократов, вы должны вспомнить себя и свой капитал, свои возможности и положение в конце 1980-х и сопоставить эти параметры своего существования с сегодняшними. Потому то и в беду превратились все попытки реформировать страну и ее экономику, что Вы, противники всяких реформ взялись руководить и проводить эти реформы. Потому в этих реформах во всех сферах чувствуется Ваш почерк, Ваше авторство! Кабан зебру не может родить.

Ах, эта политика, сам черт не поймет что делается. Воруют и грабят они, виноваты демократы! И тут я вспоминаю стихи поэта-авангардиста и моего единомышленника в годы зачатия демократического движения в Дагестане, опубликованные в газете «Путь Ислама», издававшейся под редакцией Адалло (№ 1 1993 г.):

«Сорвал с них цепи — барствует хамье, И перья распустили торгаши. Ослам — солому! Каждому свое… Предпочитаю золото души! Бесчестие! Мошенники в цене. Пыхтят хапуги, — слышится возня. Воры — в законе нынче. А я — вне Законов воровских. Здесь нет меня. Клейменные берутся за клеймо. Опять царят рабы в стране рабов. Сошел ледник и выплыло дерьмо. И тошно мне от согнутых горбов».