"Я сказала правду" - читать интересную книгу автора (Гир Керстин)

1


– Подай мне, пожалуйста, маленькое блюдо из шкафа, Лу... Ти... Ри... – сказала мама.

После обеда остались одна картофелина, тонюсенькая сосиска и столовая ложка красной капусты. Выбросить все это маме было жалко.

– Тут как раз хватит на одного, – произнесла она.

Конечно же, меня зовут не Лутири. Просто у меня есть еще три старшие сестры, и маме всегда бывает сложно с ходу сообразить, как обратиться к каждой из нас. Зовут нас Тина, Лулу, Рика и Герри, но мама называет нас Лутири, Гелути, Рилуге и так далее – благо вариантов существует бесконечное множество, если считать четырехсложные. Я Герри, самая младшая. И я, единственная из всех, живу одна. И почему-то считается, что я должна наедаться одной картофелиной, крохотной сосиской и столовой ложкой красной капусты. Как будто у одиноких людей аппетит автоматически снижается.

– Это не тот контейнер, он же двойной, а я просила маленький, – начала нервничать мама.

Поставив пластиковый контейнер обратно в шкаф, я протянула ей другой.

Я пришла на субботний обед к своим родителям, чтобы не вызывать лишних подозрений. Но, согласно моему плану, этот обед должен был стать нашей последней совместной трапезой.

– А это специальный контейнер для хранения продуктов в холодильнике, чтобы они оставались свежими! – Мама бросила на меня недовольный взгляд. – Он же просто огромный. Ну не прикидывайся глупее, чем ты есть на самом деле.

– А этот как тебе?

– Тоже не тот! Это контейнер из набора «Кларисса». Но ладно уж, сойдет. Давай его сюда.

То, что моя мама не в состоянии запомнить имена своих детей, зато точно помнит назначение всей кухонной утвари, уже само но себе странно. Не говоря о том, что я с гораздо большим удовольствием называлась бы, например, Клариссой, а не Гердой. Но так уж повелось: почти у всех людей имена лучше моего.

Хотя моих сестер назвали тоже не ахти как красиво. А дело в том, что все мы должны были появиться на свет мальчиками: Тина – Мартином, Рика – Эриком, Лулу – Людвигом, а я – Гердом. После рождения каждой из нас родители просто привешивали букву «а» в конце мужского имени.

Тина особо не жаловалась на свое имя. Единственное, что ей не нравилось, – это то, что имя Мартина часто встречается. Более того, она вышла замуж за человека по имени Франк Майер, которого тоже не радовала распространенность его имени. И теперь у их детей такие имена, которых больше ни у кого нет (если вы меня спросите, я скажу: и, слава богу, что нет!). Их зовут Хизола, Арсениус и Хабакук.

Хизоле двенадцать, и говорит она очень мало, что Тина объясняет наличием у дочери зубных скоб, я же грешу на четырехлетних братьев Хизолы. Они близнецы и безобразничают постоянно. Что они и продемонстрировали только что, во время обеда.

Мне совершенно не надо было переживать о том, что кто-то может заметить, что со мной не все в порядке – близнецы, как всегда, успешно удерживали всеобщее внимание. Даже если бы я за обедом непринужденно держала свою голову под мышкой, этого все равно бы никто не заметил.

Хабакук размазал картошку поверх капусты, а потом попытался, не разжимая челюстей, протолкнуть в рот кусок сосиски через дырку, оставшуюся от недавно выпавшего зуба. При этом Арсениус молотил ложкой по тарелке и ревел: «Хабакук! Шпук! Шпук! Шпук!» Через некоторое время Хабакук, закашлявшись, выплюнул сосиску обратно на тарелку.

– Хаби! – тихо и с укором произнесла мама. – Что о нас подумает Патрик?

– Мне дела нет до того, что он подумает, – заявил Хабакук и выковырнул кусок капусты, застрявший у него между зубов.

Патрик – это новый парень моей сестры Лулу. Когда Лулу привела его в первый раз, у меня глаза на лоб полезли: Патрик был как две капли воды похож на моего знакомого.

Ну, «знакомого» – это, пожалуй, слишком сильно сказано. Он выглядел точно как один тип с сайта знакомств, с которым я однажды встретилась после того, как мы пообщались в Сети. Называл он себя otboyniymolotok31. Воспоминания о той единственной встрече у меня были малоприятные, поэтому я сначала, ошарашено уставилась на Патрика. Но он ничем себя не выдал – сделал вид, что мы незнакомы. Этот молодой человек даже глазом не моргнул после того, как Лулу меня представила, а я сказала: «Очень рада познакомиться. Ты просто молоток, что пришел» – и пожала ему руку. Хотя у меня отличная память на лица, я тогда пришла к выводу, что ошиблась. Патрик просто очень сильно похож на парня под ником otboyniymolotok31. Он отлично выглядел, даже несмотря, на маленькую, остренькую козлиную бородку. И, в отличие от того типа, в общем и целом вел себя нормально. Правда, он очень загадочно ответил на вопрос о своей работе.

– Кто вы по профессии? – спросил мой папа, и Патрик небрежно бросил:

– Ай-ти[1].

Сегодня он уже в третий раз пришел в гости к моим родителям, но они и на этот раз постеснялись спросить, что это за работа такая – ай-ти. Но я заметила, как мама отвела Лулу в сторону:

– Так чем же все-таки занимается Патрик, дорогая?

О, и Лулу ответила:

– Ай-ти, мама. Он ведь уже говорил в прошлый раз.

В результате мама так ничего и не поняла. Но я не сомневаюсь, что она рассказала всем своим подругам, что новый молодой человек моей сестры «очень милый» и что он «зарабатывает много денег». И что она очень надеется, что на этот раз все серьезно.

Что Патрик думает о нас, сказать было сложно. На лице у него застыло абсолютно нейтральное выражение.

– Ну, Патрик ведь знает, что маленькие мальчики иногда шалят, – произнесла Тина. – В конце концов, он и сам ведь когда-то был таким же проказником.

– До того, как стать ай-ти, – откликнулась я.

– Но он был хорошо воспитанным маленьским проказником, – продолжила Лулу и похлопала Патрика по руке.

– Конечно, – проговорил тот. – Мой отец придавал большое значение манерам поведения за столом.

– Ты что, хочешь сказать, что наши дети плохо воспитаны? – спросила Тина, обменявшись с мужем, Франком, сердитыми взглядами.

– Можно, – изрекла вдруг моя мама. Это был ответ на немой вопрос Арсениуса: «Можно мне еще яблочного сока?»

– И пожалуйста, – сказала я. Что означало: «Можно мне еще яблочного сока, пожалуйста?»

– Дайте мне яблочного сока! Сейчас же! – потребовал Арсениус. – Мне нужно перебить чем-нибудь этот отвратительный вкус.

– И мне тоже, пожалуйста, еще сока, – прошептала Хизола.

– Невоспитанные, зато выражаются метко, – заметила Лулу.

– Сначала своих детей заведи, потом будешь высказывать мнение, – парировала Тина.

– Я дипломированный педагог, – взорвалась Лулу. – И вот уже шесть лет работаю с детьми. Полагаю, что я уже сейчас могу высказываться на тему воспитания.

– Девочки! – Мама налила Арсениусу и Хабакуку яблочного сока и поставила бутылку обратно в буфет. – Хватит уже. Каждое воскресенье все об одном и том же. Что о нас подумает Патрик?

Патрик сохранял все то же, непроницаемое выражение. Он жевал свиную сосиску, устремив взгляд на фигуру фарфорового леопарда почти в натуральную величину, которая стояла на большом мраморном подоконнике рядом с пальмой в бело-золотом горшке. Этот великолепный ансамбль довершали бело-золотые занавески со шнурами, украшенными двумя невероятно упитанными ангелочками. Если Патрик в этот момент вообще думал о чем-то, то наверняка мысль его была следующей: «Это самая безвкусно обставленная столовая из всех, где мне доводилось бывать».

И у него, несомненно, было основание так думать.

По обстановке комнаты безошибочно угадывались предпочтения моей мамочки: куда ни глянь, всюду пухлые ангелочки и бело-золотая цветовая гамма. И леопарды. К этим диким кошкам мама питала особенно нежные чувства. Любимой ее вещицей был торшер, подставка для которого была сделана в виде леопарда.

– Совсем как настоящий, правда? – любила она спрашивать.

И точно. Если бы на голове у леопарда не красовался бело-золотой абажур, наверное, его можно было бы принять за настоящего, особенно учитывая, что шерсть и усы у него были самые что ни на есть натуральные.

Каждое воскресенье наша семья собирается на обед в этой клетке с хищниками. Только Рики, моей второй по старшинству сестры, с нами не бывает. Она живет с мужем и дочкой в Венесуэле. И даже мама, которая в географии полный ноль, успела уже понять, что нельзя вот так запросто смотаться из Венесуэлы на обед к родителям в Дельбрук[2].

– В той Венесуэле, которая в Южной Америке, – иногда поясняла она знакомым. – А не в той, которая в Италии.

Как я уже говорила, в географии мама полный ноль. А вот свиные сосиски у нее получаются просто супер. Я съела три штуки, а Хабакук – целых четыре. К картошке с капустой он больше так и не притронулся. Но под конец обеда Тина, как всегда, забрала у Франка пустую тарелку, поставив перед ним тарелки детей. А Франк и глазом не моргнув подмел все остатки еды, включая те, которые уже были пережеваны. В прошлом году Арсениус жутко вопил, когда Франк, по привычке доедая из тарелок детей, заглотил выпавший у Арсениуса молочный зуб, который тот положил на край блюда. Мне до сих пор становится плохо, как только подумаю об этом.

Обсуждение проблем воспитания сошло на нет.

– Вот всегда так, – все-таки добавила Тина. – Своих детей нет, а к моим вяжутся постоянно.

Я налила себе и Хизоле яблочного сока.

– Спасибо, – прошептала Хизола.

– Бабушка, Герри у нас весь сок выпьет! – завопил Хабакук.

– Дедушка принесет из кладовой еще, – сказала мама и окинула меня злобным взглядом. Папа встал и скрылся в кладовой.

Он вернулся с яблочным соком и каким-то конвертом, который протянул мне.

– Тебе письмо, Герри. – Папа легонько погладил меня по щеке: – Ты сегодня какая-то бледная.

– Это потому, что она совсем не бывает на свежем воздухе, – тут же вставила мама.

– С каких это пор вы стали получать мою корреспонденцию? – спросила я. Конверт уже был любезно распечатан, видимо, чтобы мне не пришлось напрягаться. Я взглянула на имя отправителя: – К. Колер-Козловски. Не знаю такого.

– Ну конечно же, ты знаешь Клауса, – сердито возразила мама. – Он хочет пригласить тебя на встречу выпускников.

– Разве у него двойная фамилия?

– Современные мужчины часто берут себе двойную фамилию, – сказала мама.

– Но не в том случае, когда жену зовут Кошелка, – возразила я.

Арсениус и Хабакук от смеха брызнули яблочным соком прямо на скатерть.

– Если бы тогда ты пошла с ним на выпускной, его бы сейчас звали Клаус Колер-Талер, – мечтательно произнесла мама. Это была одна из самых любимых ее фантазий.

– Да нет, готова побиться об заклад, что он просто хотел, чтобы у него было три К в инициалах, – сказала Тина. – Кто он по профессии? Крутой королевский кондитер?

– Кретинский коротышка-контролер, – предположила я. – Это хорошо подойдет.

Близнецы восторженно заулюлюкали и выпалили почти одновременно: «Козлиный конченый кретин» и «Конкретно крутой каналочистильщик».

– Клаус занимает высокую должность, – важно произнесла мама. – Я тебе уже много раз об этом рассказывала. И он очень прилично зарабатывает. Ханне не надо ходить на работу. Она сможет сидеть дома и заботиться о детях. И Анна- Мари не нарадуется на свою невестку и внучат.

Ханна Козловски, которую за глаза все называли Кошелкой, тоже училась с нами в школе. Из неких, и по сей день непонятных мне, соображений она соглашалась не только танцевать с Клаусом, но еще и заниматься тем, что позволяет людям плодиться и размножаться.

– Ну, так ты пойдешь на встречу выпускников? – спросила Лулу.

Я пожала плечами:

– Посмотрим.

На самом деле я твердо решила там не появляться. Это просто сумасшествие. О встрече одноклассников я узнала еще пару недель назад. Моя подруга Чарли переслала мне письмо Бритты Эмке со следующим текстом: «Здравствуйте, бывшие наши соратники! Как вы, наверное, все прекрасно знаете, в прошлом году исполнилось уже десять лет с тех пор, как мы закончили школу. И вот Клаус Колер (продвинутый курс Математика/Физика) и я (продвинутый курс Педагогика/Биология) как бывшие старосты нашего класса подумали, что здорово будет нам всем собраться снова на одиннадцатую годовщину окончания школы и поболтать о том, как сложилась наша жизнь, а также вспомнить старые добрые времена».

И какие старые добрые времена можно вспомнить с Бриттой Эмке? Бритта, а ты еще не забыла, как сказала тогда на уроке истории: «Господин Мюллер, если вы поставите Герри тройку, это будет несправедливо по отношению к Катрин. Ведь Герри за эти полгода ни слова не сказала и не наиисала. Вместо этого на каждом уроке она списывала у Шарлоты домашнее задание по химии или играла с ней в «морской бой».

А о том, как сложилась ее жизнь, эта доносчица Бритта уже кратко обрисовала в письме на случай, если это вдруг кого-то заинтересует: «После того как я закончила факультет социальной педагогики, я год проработала с детьми-инвалидами. А потом мы с моим мужем Фердинандом Фрайгерром фон Фалькенхайном поселились в большом поместье в Нижней Саксонии3. Наша дочка Луиза сейчас ходит в детский сад, а в прошлом году родился наш наследник Фридрих. Мы очень счастливы, у нас прекрасная жизнь. Всем сердечный привет. Ваша Бршта Фрайфрау фон Фалькенхайн».

Жизнь Бритты после школы, какой бы сказочной она ни казалась, на самом деле была печальным свидетельством того, что мы уже живем не в старые добрые времена, где желания иногда исполнялись. Потому что, если бы все сложилось в соответствии с моими и Шарлотиными желаниями, Бртта сегодня сидела бы в кондитерской за кассой и жила бы вместе с мужем-алкоголиком и собакой бойцовской породы, страдающей недержанием мочи, в замшелой полуподвальной государственной квартирке.

А я была бы замужем за Фердинандом Фрайгерром фон Фалькенхайном, который остался бы тем, кем он сейчас является.

– Я бы на твоем месте не пошла, – сказала Лулу. – Они там все будут хвастаться своими шикарными мужьями, домами, детьми, суперработами, дорогими машинами, путешествиями и докторскими степенями. Ты будешь чувствовать себя там ужасно. Ведь у тебя даже жениха нет!

– Спасибо, что напомнила, – откликнулась я.

– К тому же со школьного выпускного ты набрала вес, – сказала Тина.

– Всего два килограмма, – запротестовала я. – Ну, максимум пять.

– А еще она очень бледная, – снова сказал папа. Я изумленно на него взглянула. Неужели здесь все-таки кто-то заметит, что со мной не все ладно?

– Так выглядит не только она, – вставила мама. – И все, кто так выглядит, еще не замужем или не женаты. Кстати, мужчины, которые там будут, сейчас как раз в том возрасте, когда они готовы навсегда связать себя узами брака. Ти... Лу... Герри может просто сказать, что она редактор. Или книготорговец.

– Вот еще! Зачем мне так делать? – возмутилась я. – У меня нет повода стыдиться своей профессии. Даже наоборот, очень многие мне завидуют.

– А чем же она занимается? – спросил Патрик у Лулу.

– Я писате...

– Она пишет дешевые романы, – ответила Лулу. – Повести о врачах, сопливые любовные истории и тому подобную дешевку.

– А! Моя бабушка такие все время читала, – сказал Патрик. – И на это можно жить?

– Конечно, – кивнула я. – На са...

– Скорее, плохо, чем хорошо, – вклинился пала.

– У меня есть сбережения, – сказала я. Ну, дня на три еще хватит. – И ещ...

– Зато нет нормального пенсионного обеспечения и мужа, который это компенсировал бы, – снова перебил меня папа. А я всего лишь хотела объяснить этому чертову Патрику, что мои романы читают и молодые женщины. – А ведь тебе уже тридцать!

И почему эту цифру всегда произносят с таким дурацким выражением?

– Ну, тридцать лет – это же совсем не много, – сказала Лулу. – Я вот, например, познакомилась с Патриком, когда мне было тридцать два.

Случилось это два месяца назад. А я до сих пор даже не спросила, где они познакомились. Ну, уж точно не по Интернету, потому что, когда я рассказала Лулу о найденном сайте знакомств, она презрительно наморщила нос и сказала:

– Да там собираются всякие уроды, которые в реальной жизни никому не нужны.

Насчет того типа, с ником otboyniymolotok31, она точно угадала.

– У тебя другой случай, – обратился к Лулу папа. – Ты работаешь учительницей и отлично обеспечила себе старость. Ты можешь позволить себе еще немного подождать с замужеством.

– К тому же ты блондинка, – сказала мама. – А вот как может Тилури найти себе жениха с такими-то волосами, когда она, ко всему прочему, только и делает, что торчит у себя в квартире и пишет?

– Мама, я...

– Она должна обязательно пойти на встречу одноклассников. Это хорошая возможность посмотреть, как обстоят дела у мужчин, которых она знает еще со школы, – обеспокоенно прибавила мама. – А иначе что ей остается? Только объявление о знакомстве подавать!

– Это она уже давно попробовала, – сказала Тина. Она познакомилась со своим Франком в супермаркете.

– Что? – На мамином лице появилось выражение неподдельного ужаса. – Так, значит, вот как далеко это все зашло! Моя дочь дала объявление о знакомстве! Боже мой, не вздумай ни слова сказать об этом на серебряной свадьбе Алексы! Если ты это сделаешь, я от стыда сквозь землю провалюсь.

– Никаких проблем, – сказала я. На серебряной свадьбе тети Алексы я не появлюсь, точно так же, как и на встрече выпускников нашего класса.

Как раз в этот момент Хизола любезно опрокинула свой стакан с яблочным соком, тем самым положив конец этому разговору. Часть вылитого сока попала на брюки Хабакуку, он поднял оглушительный рев и успокоился, только когда мама подала десерт.

После обеда все попрощались и разошлись. Лишь мне пришлось остаться, чтобы забрать с собой остатки еды.

Мама сунула в мои руки тот самый контейнер, обернутый пакетом:

– И пожалуйста, сделай мне одолжение. Забрось как-нибудь в аптеку вот это. – И водрузила на контейнер обувную коробку.

Туфли? В аптеку?

– Не говори ерунду, – раздраженно сказала мама. – Это старые лекарства. Просто твой отец не разрешает мне выбрасывать их вместе с остальным мусором. Он утверждает, что это не бытовые отходы. А в аптеке их с удовольствием забирают для бедных из стран третьего мира. Ты действительно дала объявление о знакомстве?

– Нет. Но я ответила на такое объявление.– Я осторожно приподняла крышку обувной коробки. – Вряд ли в третьем мире нужны капли от насморка, срок годности которых истек в июле 2004 года.

– Но там ведь есть и другие лекарства. Дареному коню в зубы не смотрят. В аптеке всегда радуются, когда им что-то приносят. – Мама всхлипнула. – Вот уж никогда не думала, что моей дочери придется отвечать на объявление о знакомстве. Впрочем, ты всегда была трудным ребенком.

У меня в руках уже была следующая упаковка лекарств.

– Дальмадорм. Это ведь снотворное. – Вот теперь я по-настоящему удивилась. Это никак не могло быть случайным совпадением. Сердце у меня забилось чуть быстрее.

– Мне назначили курс перед Рождеством, – произнесла мама. – И когда твой отец вышел на пенсию, мне на всякий случай пришлось целый год держать для него что-то подобное. – При воспоминании об этом она закатила глаза.

– Срок годности еще не истек. – У меня задрожали руки, но мама этого не заметила.

– Конечно, – строго сказала она. – А ты знаешь, какой у всех этих средств побочный эффект? К ним очень быстро привыкаешь. Я никогда не стала бы принимать такие таблетки. И твой отец тоже.

– Тогда зачем ты пошла к врачу и попросила тебе их прописать?

– Что ты хочешь этим сказать? – завелась мама. – Я ведь только что тебе объяснила: мы не могли спать! Целый год глаз не смыкали! Работа, дети, снова работа... Это невыносимо. Сон жизненно необходим. К бессоннице нельзя относиться легкомысленно.

– Но ты же только что сказала, что никогда в жизни таких таблеток принимать не станешь, – возразила я. Боже мой, да здесь же больше десятка запечатанных упаковок!

– Не все проблемы нужно решать с помощью медикаментов. А если без этого никак не обойтись, то всегда под рукой есть старая добрая валерьянка, вот ей я доверяю.

– Да, но... – начала я.

– Почему ты каждую свою фразу начинаешь с «но»? – спросила мама. – Ты всегда такой была. Хлебом не корми, только дай поспорить. От этого все твои проблемы с мужчинами. Ну так как, ты поможешь отнести это в аптеку или нет?

Я уже давно оставила попытки разгадать смысл маминых парадоксов.

– Легко, – согласилась я. – Но я сомневаюсь, что в странах третьего мира очень нужно снотворное.

– Опять «но», – вздохнула мама и чмокнула меня в щеку, подталкивая к входной двери. – Мне очень хочется, чтобы ты настроилась на более позитивный лад. – Она провела рукой

но моим волосам. – Ты ведь сходишь в парикмахерскую перед серебряной свадьбой Алексы, правда? Хорошая укладка тебе очень пойдет. Дорогой, попрощайся с Тирилу! – крикнула она через плечо.

– До свидания, Герри! – заорал папа из гостиной.

– Я бы не была в этом так уж уверена, – пробормотала я, но мама уже захлопнула дверь у меня за спиной.



Обувную коробку я принесла к себе домой. Мне никто не запрещал выбрасывать этот хлам в мусоропровод, даже моя совесть преспокойно молчала. Ну, что такое загрязнение свалки каплями от насморка и снотворным по сравнению со всякими захоронениями радиоактивных отходов?

Хотя снотворное выбрасывать я вообще не собиралась. Эти таблетки были ответом на все вопросы, которые меня мучили в последние два дня. То, что эта обувная коробка оказалась в моих руках, было настоящим знаком судьбы. И теперь я могла использовать ее содержимое по максимуму.

Прямо как в тот раз, когда я хотела купить себе ноутбук и на блошином рынке наткнулась на первую отпечатанную копию книги Томаса Манна «Будденброки», подписанную автором. Стоила она пятьдесят центов.

– Потому что этот шрифт ни одна свинья не прочитает, – сказал тогда продавец. – И то, что там нацарапано от руки, тоже.

Я не являюсь истовой поклонницей творчества Томаса Манна, и рукописный текст длиной в целую страницу читаю только в случае крайней необходимости. Поэтому я выставила книгу на торги в Ибэй, где какой-то антиквар из Гамбурга заплатил за нее две с половиной тысячи евро.

Покупка ноутбука после этого не представляла для меня никаких сложностей.

Обычно мне так сильно не везет.

Если честно, мне так никогда не везет.

Я тщательно перебрала все коробочки с лекарствами и, в конце концов, отложила не меньше тринадцати упаковок снотворного. Тринадцать нераспечатанных упаковок снотворного. Я раскладывала их так и сяк на своем письменном столе и не могла отвести от них взгляда. У всех были красивые названия, вроде ноктамид, реместан, рогипнол и лендормин. У некоторых еще не вышла даже половина срока годности.

Таблеток было столько, что могла возникнуть лишь одна сложность: успеть проглотить последние, пока первые еще не подействовали. Но в этом отношении я могла быть совершенно спокойна: для меня быстро есть не проблема. Я бы даже сказала, что быстро есть вообще является моей единственной выдающейся способностью.

Я заметила, что при виде всех этих коробочек у меня мурашки по спине забегали.

За последние два дня я прокрутила в голове все возможные варианты и все их посчитала неподходящими. Большинство из них отпало потому, что для их осуществления требовались определенные технические знания и практические навыки, которыми я не обладала. Волокита с венами была исключена, потому что я не выношу вида крови, да и потом, новичку не так-то просто найти эти самые вены.

А вот вариант со снотворным я осилю. Да это просто детские игрушки.


Дорогая мама!

Спасибо тебе огромное за прекрасную коллекцию снотворного. Предоставив ее в мое распоряжение, ты уберегла меня от трудоемких и, возможно, незаконных действий.

Конечно, ты права: не все проблемы нужно решать с помощью медикаментов. Просто жаль было упускать такую возможность. К тому же тут как раз хватит для одного.

Ладно, шутки в сторону: я прошу прощения за то, что рассержу тебя этой историей с таблетками, но, прежде чем злиться, подумай, от скольких будущих разочарований я, таким образом, тебя уберегла. Мне правда искренне жаль, что до сих пор я тебя – только разочаровывала. Причем, как ты заметила, 26 впервые я разочаровала тебя, родившись, потому, что оказалась не Гердом, а Гердой. А еще я разочаровала тебя тем, что я брюнетка, а не блондинка. Но хотя бы поверь, что я не меньше, а может быть, и больше тебя сожалела о том, что тетя Алекса хотела, чтобы на ее свадьбу цветочные лепестки разбрасывали только девочки со светлыми волосами. И что все мои сестры и кузины разбрасывали эти чертовы цветочные лепестки, а я нет. Почти всю свадьбу я просидела под столом. Да, скорее всего, мне не стоило привязывать шнурок дедушки Роденкирхена к ошейнику Вальди, но я понятия не имела, что маленькая такса может дернуть так сильно и что дедушка Роденкирхен сдернет скатерть вместе с праздничным тортом и лучшим фарфором бабушки Роденкирхен.

Я также хочу извиниться за то, что отказалась идти на выпускной с Клаусом Колером, несмотря на то, что он сын твоей обожаемой подруги Анны-Мари и, несмотря на твои заверения, что прыщи, запах пота и отвратительное кривляние – нормальные явления для юноши пубертатного периода, которые исчезают сами собой по мере взросления. Теперь и дня не проходит, чтобы ты мне не сказала, каким успешным и красивым мужчиной стал Клаус и как повезло Ханне Козловски, что она тогда пошла с ним на выпускной вместо меня.

Поверь, теперь я и сама уже иногда сожалею о своем тогдашнем упрямстве. Но в пятнадцать лет я и представить себе не могла, что в тридцать буду рада заполучить даже кого-то вроде Клауса. Потому что, если бы я знала об этом, я бы уже тогда начала собирать снотворное.

Твоя Герри

Р.S. И даже если я не стала учительницей, не стоит скрывать от друзей и родственников, чем я зарабатываю себе на хлеб. Я послала четырнадцать экземпляров своей книги «Ночная сестра Клаудия под подозрением» вместе с письмами всем, кому ты вот уже много лет на вопрос о моей профессии отвечаешь: «У нашей младшей свое маленькое машинописное бюро». Родители Клауса и наша богатая тетя Хульда тоже получили по книжке.

Р.Р.S. В Италии есть Верона и Венеция. Венесуэла – город в Южной Америке. Но так как ты, вероятно, все равно мне не поверишь, я прилагаю к письму свой школьный атлас, чтобы ты смогла все основательно перепроверить.