"Драконы моря" - читать интересную книгу автора (Посняков Андрей)

Глава 3 Умеют ли дельфины улыбаться?

— Ну, что ты еще заказала?

Молодой человек, жеманный блондинчик лет двадцати-двадцати пяти, в кремовых шортах и разноцветной рубашке-апаш, хмуро посмотрел на сидевшую с ним за столиком девушку — симпатичную, нет, даже красивую брюнетку с яркими голубыми глазами.

Ох как на нее посматривали арабы, неторопливо потягивавшие местное слабенькое пивко «Сельтия» за соседним столом. Даже языками прищелкивали, один аж подмигнул, когда девушка невзначай обернулась. Нет, она все-таки была не брюнетка, просто темно-русая. Спадающие на плечи волосы, белая блузка, легкая голубая — в цвет глаз — юбочка.

— Вот скажи, бэби…

— Сколько раз тебе говорить, не называй меня бэби!

— Да ладно, уймись, — Блондинчик махнул рукою — Короче, ты что, типа вот эту фигню жрать собралась?

— Как бы да!

Оба говорили по-русски, да они и были русскими туристами, недавно прибывшими в соседний аэропорт тунисского города Монастира, родины Хабиба Бургиба — первого президента Туниса. В городе имелся и соответствующий мавзолей, куда, правда, молодые люди и не собирались. В основном они валялись на пляже да еще хотели заняться дайвингом.

— Тебе что, мало, да? — Кипятясь, юноша обвел рукой ломившийся от только что принесенных закусок стол. Тунец, морковка, свекла, огромные креветки-стейк, бараньи ребрышки…

— Ну хватит уже, утомил, — Девчонка лениво потянулась, короткая блузка ее приподнялась, обнажив стройный животик, что вызвало дружное уханье арабов.

— Эти еще козлы, — Блондинчик неприязненно покосился на соседей, — Сидят… Нет чтоб шли бы, работали!

— Ты в жизни своей много работал! — издевательски усмехнулась девушка, — Что же касается еды, то это вот, что сейчас принесли, я давно хотела попробовать…

— Вот это вот гнусное месиво? Похоже на дорожную грязь.

— Называется «бкайла» — мясо и сосиски, тушенные в черном горошке.

Молодой человек в ужасе округлил глаза:

— Катя! Ты и в самом деле собираешься это есть?

— Да, собираюсь, — Девчонка взяла в руки вилку, поднесла месиво ко рту и блаженно зажмурилась, — Ммм! Действительно, очень вкусно. Попробуй!

— Нет уж, уволь! И вообще, пора кончать эту обжираловку, мы же с тобой сегодня собирались в Тунис. Туда вся наша компания как раз заявилась: Леха, Колян, Максик, девчонки, все из нашего клуба — эх, зажжем! Поехали, хватит тут сидеть! Сейчас поднимемся, заберем вещи…

— Девчонки, это те самые, с которыми ты…

Катя попыталась кое-что уточнить, однако нетерпеливый спутник ее уже поднимался, бросив официанту три двадцатидинаровые купюры — вполне достаточно, даже с лихвой.

— Мерси боку, месье.

Официант вежливо наклонил голову, добавив еще что-то по-французски. С таким же успехом он мог говорить и на любом другом языке — молодой человек не знал никакого, хотя английский учил, вернее, родители заставляли. А вот Катя — другое дело. Она понимала и французский, и английский, а захотела бы — так и арабский бы выучила.

По узкой лестнице они поднялись наверх, в номер. Широкая кровать, кондиционер, узкое, прикрытое традиционными синими ставнями окно.

— Ну и скучища же здесь, в этом чертовом Сусе! — Блондинчик распахнул большой, на колесиках, чемодан, — Ничего, сейчас вызовем такси и скоро будем в Тунисе.

— А по-моему, речь шла о каком-то пригороде, Ла-Марса, кажется.

— Ну не цепляйся ты к словам, надоела уже!

Девушка усмехнулась:

— Ах вот как ты заговорил, Герочка. Надоела?

— Вечными своими подначками надоела! — Молодой человек рассерженно сплюнул на пол — Может, хватит строить из себя умную?

— А я и не строю. — Катерина уперла руки в бока, губы ее задрожали: вот-вот сорвется. Но отнюдь не в плач — в бой, — Я и есть умная. В отличие от тебя, Герман!

— Ну и уматывай, если такая умная! — Герман перешел на крик, черты его холеного смазливого лица исказились, став по-детски обиженными. — Обойдусь и без тебя!

— Да что ты говоришь — обойдешься? Языков ты не знаешь, по карте ориентироваться не умеешь — пропадешь без меня-то. У-тю-тю… Только не заплачь!

— Сука! — Молодой человек схватил Катю за руку, размахнулся, намереваясь ударить.

Не вышло!

Казавшаяся такой беззащитной и хрупкой девчонка ловко перехватила его за запястье, вывернула руку на излом…

— У-у-у… — Герман в бессильной злобе завыл, — Пусти-и-и, сука…

— Это тебе за суку! — Катя тут же ударила его коленом в живот и, бросив скорчившегося парня на кровать, усмехнулась, — Ну? Еще подраться хочешь?

Вне себя от гнева, Герман вытащил из чемодана складной нож-бабочку. Катерина как раз отвернулась к зеркалу, но, заметив какое-то движение, в последний момент отскочила в сторону, и блестящее лезвие лишь порвало юбку.

— Ах ты гад!

Она ударила Германа с ноги, на этот раз в полную силу пусть даже и сил этих было не так уж много. Ударила хорошо, в челюсть, парень отлетел в угол, заныл:

— Су-у-ка-а-а…

Словно больше других слов не знал.

— Еще раз обзовешься — убью! — Подняв упавший на пол нож, Катерина задумчиво потрогала лезвие пальцем, — На полном серьезе — убью. Никто и искать не будет. Что сверкаешь глазками, дурачок? Что ты обо мне вообще знаешь? Только имя?

Девушка заводилась, это было видно. И так слишком уж долго сдерживалась, и глупому обормоту Герману сейчас лучше бы помолчать, так нет — подавал голос. Правда, уже больше не ругался, только лишь ненавидяще сопел:

— Мссс… Я ж тебя ссс… с собой взял, вытащил…

— Ага, вытащил. Ну и дурак! — Девушка скривилась, — Это ты, наверное, думал — взял девочку по-трахать. Ан нет! Это я тебя взяла! А сейчас — на черта ты мне нужен?

Катя подошла к чемодану, склонилась:

— Много мне не надо, я не жадная… Пятьсот евриков вполне даже хватит.

— Это мои пятьсот евриков!

— Заткнись, тварь! — Девчонка по-настоящему рассердилась, — Не твои, а твоих родителей, без которых ты и рваного рубля бы не заработал. Маменькин сынок! Ненавижу таких, как ты!

— О, как заговорила…

— Да, а ты думал? Сам по себе ты — никто, ноль без палочки. Ой, надо же, на восемнадцать лет папочка с мамочкой сыночку фирму туристическую подарили! И что, много ты в туризме понимаешь? Даже английский не удосужился выучить, козлик безрогий. А туда же, крутого из себя строишь.

Вытащив пачку «Жигана», Катерина нервно щелкнула зажигалкой и закурила.

— Может, я все-таки поднимусь? — криво улыбнулся Герман, — Во-он в то кресло сяду.

Девушка махнула рукой:

— Садись. Так. Вот мои пятьсот евриков… Мои, мои, не сверкай глазками-то, не надо, никто здесь тебя не боится, ни тебя, ни твоего ворюги-папочки.

— Не смей трогать моего отца, ты!

— Рот закрой! Не то сейчас еще получишь…

Голубые глаза Катерины сверкнули такой яростью, что на этот раз Герман счел за лучшее прикусить язык.

— Козлик ты, как и все твои дружки, такие же дебилы.

— Может, хватит обзываться-то?

— Нет уж, раз ты первый начал. Ты и такие, как ты, — сынки богатеньких буратин — самые настоящие паразиты, глисты. Никакого от вас толку!

— От тебя много…

— Много! — Катя поднялась на ноги, — Я, между прочим, после того, как отца… три пилорамы держала… ну, две с половиной, третья — на паях. И с мужиками справлялась, да не с такими, как ты и твои молокососы-дружки.

— Во-во! — Почувствовав, что непосредственной угрозы для него уже нет, Герман вновь подал голос — Лес воровать — дело нехитрое.

— Ага, что бы ты знал, дитятко!

— И не стыдно?

Он все же во многом оставался таким же капризным и избалованным ребенком, каким был лет восемь-десять назад, никак не хотел взрослеть. А зачем? При таких-то родителях?

— Мне стыдно? — Катерина неожиданно расхохоталась, — А тебе и таким, как ты, не стыдно? Я в жизни всего сама добилась, в отличие от некоторых, которым все — на блюдечке с голубой каемочкой, нате, деточки, жируйте! Вот тебе, Герочка, «порше» — катайся, зайчик. Что губки надул, ласковый? У всех ребят — «бентли»? Мамочка понимает, мамочка купит «бентли»…

— Ну хватит тебе издеваться-то! Самой, можно подумать, пилорамы не по наследству достались.

— Ага, как же! Ты попробуй еще их получи! В лесу прокуроров нету, и закон один — закон силы.

— А ты, значит, у нас сильная!

— Сильная! И умная. Иначе б давно в лесу закопали. Или голову бы отпилили «Штилем».

— Чем-чем?

— Ой, чучело! Это пила такая.

— Вот кто нашу экологию портит! — издевательски ухмыльнулся Герман, — Совесть не мучает?

— Ишь завякали, черти городские: лес, лес, экология… Хорошо вам, на всем готовеньком. Попробовали бы в глуши пожить, а еще лучше — там родиться. Сдохли бы! Вон твоя сеструха двоюродная, коровища гладкая, катается себя на «бэхе», у самой ни кожи, ни рожи, ни умишка особого. А я чем хуже? Дядя Петя мой, тракторист, почему на старом «запорожце» ездить должен? Меньше работает? Да, вы у себя в городе перетрудились, бедные, мозоли на задницах натерли. Ты вот в какой школе учился, точнее, штаны протирал? В лицее с английским уклоном. А у нас в поселке была одна восьмилетка, и ту закрыли. А у дяди Пети, между прочим, трое детей — и чем они хуже тебя? Правда, сейчас двое уже в университетах учатся. Учатся, а не дурака валяют. А не воровал бы дядюшка лес — учились бы? На какие, интересно, шиши? И только не надо говорить, что такие, как я и мой дядюшка, крадем у детей и внуков будущее. Почему ради твоего будущего наши дети должны сейчас жить в нищете? Потому что деревенские, быдло? Вот уж дудки! Накось, выкуси!

Катерина резко выбросила вперед сложенную из пальцев «фигу» и засмеялась:

— Я, между прочим, тоже сейчас не на «жигулях» езжу, Потому что не считаю себя хуже городских дур! Ладно, проехали…

Докурив, девушка выбросила окурок в пепельницу и, сменив разодранную юбку на шорты, повесила на плечо рюкзачок:

— Адье, мон шер ами! Не поминай лихом.

И ушла, аккуратно прикрыв за собой дверь. Спустилась по лестнице вниз, на ресепшен, мило улыбнулась портье и вышла на улицу, любуясь морем и зарослями финиковых пальм.

Вообще-то Герман ей давно надоел. Двадцать четыре года, а по уму — подросток лет пятнадцати и даже того меньше. Истинный маменькин сынок! Ничем, кроме купаний, пьянок и девок, не интересуется. В музей Хабиба Бургиба и то затащить не удалось, а Катерина с детства была любознательной, ей все посмотреть хотелось, не только на пляже задницу греть да по кабакам шляться. В общем, поссорились — и славно! Давно надо было уйти. Эх, хорошо!

Катя вдруг улыбнулась, весело и задорно, так, что встречные арабы разом вывернули шеи, а проезжавший мимо таксист резко сбавил скорость и забибикал. И вот уже поехал рядом:

— Куда прикажете везти, мадемуазель? В Тунис? О, там так много развлечений! Куда больше, чем в Сусе. А Сиди-бу-Саид? Вы бывали в Сиди-бу-Саиде? Это сказка! Садитесь, вмиг довезу.

Девушка расхохоталась:

— Спасибо, месье, мне пока нравится и здесь, в Сусе.

— Ну как знаете, мадемуазель.

Разочарованный таксист прибавил скорость, и его красный «пежо» быстро скрылся за поворотом.

Свернув в тенистый сквер, Катерина уселась на лавочку у мягко журчащего фонтана и задумалась. Хотела было закурить, да постеснялась: девушка все- таки. И так — в шортах, да еще и курит… Тунис — все же мусульманская страна, что бы там ни говорили.

Так… Куда теперь? Здесь рядом, в Порт Эль-Кантауи, есть клуб подводного плавания. Может, пойти? А вдруг туда заявится Герман? Оно, конечно, и черт с ним, но все равно как-то неприятно. Наверное, она зря с ним так жестко. Родителей не выбирают — вот и вырос безвольный инфантильный сопляк, весь интеллект которого не поднимается выше обсуждения достоинств дорогих авто и доступных девок. Ладно, проехали. И что-то в этот Порт Эль-Кантауи расхотелось. Ну его к черту, в море нырять. Лучше в музей какой-нибудь… В Тунис! Вообще, погулять наконец по столице, по улице Шарля де Голля, у Французских ворот, полюбоваться собором Сен-Венсан де Поль… Да-да — в Тунис! Эх, зря она отказалась от предложения таксиста. Ничего, тут и автобусы ходят, еще и дешевле получится. Правда, в основном ночью.

Катерина вышла из сквера и пошла вдоль тенистой улицы, мимо отелей. Где-то здесь и должна была бы быть стоянка маршруток… Ага, вот!

Мимо, фырча двигателем, как раз пронесся микроавтобус «форд» с красной полосой. Не остановился. Водитель лишь с видимым сожалением пожал плечами: мол, совсем нету мест, что поделать.

Девушка махнула рукой следующей машине — показалось, что такси… Нет, не такси, просто прокатная. Синий, не такой уж и новый «ситроен». Автомобиль неожиданно остановился, водитель — симпатичный седенький старичок в соломенной шляпе высунулся в открытое окно.

— Вас подвезти, мадемуазель? Куда скажете?

Он ничуть не был похож на сексуального маньяка, скорее на какого-нибудь профессора, ну да, на Эйнштейна, портрет которого висел в кабинете физики в поселковой школе, где училась Катя. Кстати, очень даже неплохо училась.

— Мне надо далеко, в Тунис.

— О-ля-ля! В Тунис! Так я туда и еду… Ну почти туда, возвращаюсь в Карфаген, там у меня яхта. Садитесь, садитесь, мадемуазель, буду очень рад столь милой попутчице. Кстати, меня зовут… — В этом месте старичок несколько замялся, правда, Катя не обратила на это никакого внимания, — Меня зовут Альфред, Альфред Бади, я занимаюсь… ммм… антиквариатом.

Антиквар казался таким милым, несколько старомодным в своей смешной шляпе-канотье и так искренне улыбался…

— Что ж, если вам по пути… Я могу заплатить за бензин.

— Ну что вы, мадемуазель, я же все равно туда еду.

Девушка села на сиденье, машина тронулась, и мягкий морской ветер задул в окна — хорошо!

Катерина поправила съехавшие на кончик носа солнцезащитные очки и представилась:

— Катя.

— Катя? Какое странное имя. — Прибавляя газу антиквар покрутил ручку настройки приемника и поймал какую-то французскую станцию.

— Почему странное? — Милая пассажирка пожала плечами, — Обычное имя. Русское.

— Так вы русская?! — удивился водитель, — В самом деле из России?

— Из самой настоящей.

— Вы очень хорошо говорите по-французски, почти без акцента.

— Спасибо, месье… месье Бади.

— Называйте меня просто — Альфред.

— Нет уж, лучше соблюдать дистанцию.

— Ну как хотите, милая мадемуазель.

Старик не настаивал.

Впрочем, не такой уж он и был старый, скорее пожилой, наверное, лет пятьдесят или чуть больше.

— «Уже в который раз таинственно исчезла очередная рыбацкая лодка, — прорвался сквозь музыку голос диктора, — Говорят, что к этим загадочным событиям имеют прямое отношение странные опыты известного парижского физика, профессора Фредерика Арно, который…»

Антиквар поспешно, пожалуй даже слишком поспешно, переключил радио на другую волну. Тут известная французская певица Ализе перепевала старую песню Мадонны «La isla bonita».

— Ой, оставьте, оставьте! — тут же попросила Катерина — Мне эта песня нравится. Конечно, если вы…

— О да, да, мадемуазель, слушайте.

Серое асфальтовое шоссе стелилось под колеса автомобиля, справа синело море.

— Очень красиво! — восхищенно промолвила девушка — Как на картине Моне «Терраса в Сент-Андресс»!

— Вам нравится Моне?

— О, конечно! И вообще импрессионисты нравятся.

— А я, увы, плохо разбираюсь в живописи. Непростительно для антиквара, верно?

— Ну что вы. Я вижу, у вас книжка на заднем сиденье… Фредерик Бегбедер… Можно взглянуть?

— Конечно.

— «Девяносто девять франков». Хороший роман, мне понравился.

— А, так вы ее читали?

— Да, правда, по-русски, — Катерина выставила локоть в окно и улыбнулась, — Вообще мне нравится Бегбедер, и еще Леклезьо, «Золотая рыбка».

— Увы, не читал, некогда.

— Там про африканскую девушку, которая сделала себя сама, сама построила свою жизнь… трудную, очень… Здорово написано. Как будто про меня.

— Вы впервые едете в Тунис?

— Да.

— А в Париже вы не были?

— Увы, только один раз. Но обязательно поеду еще! Может, даже этой осенью.

От Суса до Туниса всего-то около сотни километров, добрались за полтора часа. Месье Бади сбавил скорость под указательным знаком на Карфаген.

— Сейчас я вас завезу… Вам конкретно в какое место?

Катерина махнула рукою:

— Все равно! Знаете что? А поехали в Карфаген? Там ведь наверняка есть музеи, и какой-нибудь недорогой отель, думаю, тоже найдется.

— О, музеи там есть! Весь город как музей: древнее место жертвоприношений — тофет, пунический квартал, археологический парк, термы Антонина, музей Карфагена на холме Бирса. Что же касается отеля — позвольте порекомендовать вам недорогую семейную гостиницу «Ганнибал» на авеню Тита Ливия. Одноместный номер стоит всего тридцать динаров. Там очень уютно и спокойно, и как раз рядом со всеми достопримечательностями.

— Спасибо! Тридцать динаров меня вполне устроят.

Славным человеком оказался этот месье Бади! Довез до самого отеля, даже проводил на ресепшн, и только после того, как Катерина договорилась обо всем с портье, попрощался:

— Желаю вам хорошо провести время, милая мадемуазель Катья!

— Вам тоже удачи!

В сопровождении услужливого портье девушка поднялась в номер. Он действительно оказался очень уютным, хотя и небольшим, с широкой и мягкой кроватью, душем, телевизором, холодильником и мерно жужжащим кондиционером.

— У нас здесь есть небольшой ресторан, — получив чаевые, с улыбкой подсказал портье, — Если мадемуазель желает поужинать — милости просим. Традиционная тунисская кухня во всей ее красе. А сколько сладостей!

— Вот сладости — это вряд ли. Берегу фигуру.

— О, вам есть что беречь, мадемуазель!

Приняв душ, Катя сменила блузку на белый топик, подумав, накинула сверху полупрозрачную рубашку, тоже ослепительно белую, и, надев солнцезащитные очки, спустилась на улицу.

Было уже часа четыре дня, жара уже спадала, но все же идти в музей как-то не очень хотелось. Лучше было бы искупаться в море.

Девушка шла к пуническому порту, мимо остатков крепостных стен, белеющего на холме собора Людовика Святого, он же — музей Карфагена. Может, все же зайти? Нет, жарко. Однако внутри наверняка царит приятная прохлада…

И вдруг на одной из улочек Катерина увидела месье Бади. Антиквар вел себя довольно странно: озирался по сторонам, словно не хотел, чтобы его заметили. Катя хотела было подойти, поздороваться, но почему-то раздумала — мало ли какие у человека проблемы. Быстро осмотрелась по сторонам и юркнула в расположенный рядом салон тату с изображением синего дельфина на вывеске и надписью «Голубой дельфин».

Сквозь стеклянную дверь девушка увидела, как антиквар садится в машину, тоже взятую в прокат, но уже не ту, что была раньше, в черный «пежо»…

Меняет машины. Зачем? Впрочем, кому какое дело до чужих странностей?

В салоне ничего особо интересного не было, таких много в Питере или Москве, да в любом более-менее крупном городе. Катя давно уже хотела сделать себе маленькую татуировку где-нибудь… ммм… Нет, не в самом интимном месте, но и не так чтобы на виду.

— Что желаете, мадемуазель? — Высокий симпатичный темнокожий парень, улыбаясь, протянул журналы, — Прошу вас взглянуть. Пожалуйста, садитесь вот сюда, в кресло. Включить вам свет?

— Нет-нет, спасибо.

Обычные татуировки — вензеля, загогулины — Катерине никогда не нравились. Что-нибудь бы… Вот! Веселый темно-голубой дельфин с желтым брюхом. Небольшой, всего-то сантиметра два.

— Улыбающийся дельфин? — Хозяин салона не переставал улыбаться, — Его многие выбирают. Симпатичный.

— Вы сказали — улыбающийся? А разве дельфины умеют улыбаться?

— О, конечно умеют! — Этого темнокожего парня вовсе не нужно было тянуть за язык— Дельфины — они же как люди!

— Ну, раз как люди — делайте! — решилась Катя.

— Прекрасно, мадемуазель! Где вам будет угодно?

— Ммм… На спине. У самого копчика.

— Как скажете… Вот, попрошу пройти. Ложитесь… Не беспокойтесь, мадемуазель, все абсолютно безболезненно и стерильно. Вот только купаться я бы вам сегодня не рекомендовал.

В двойном зеркале салона Катерина внимательно рассмотрела татушку — очень понравилось! Подтянула шорты, расплатилась — не так уж вышло и дорого — и, довольная, вышла на улицу. К морю, наверное, теперь не стоит идти. Тогда — в музей? Или нет, все же к морю. Побродить по песку, полюбоваться прибоем…

Прокат водных мотоциклов. Вот это — именно то, что нужно!

Следуя нарисованному на рекламном указателе пути, Катерина спустилась по крутой лесенке вниз, к пунической гавани, и, пройдя немного по пляжу, свернула влево. Потом еще немного походила, но так и не могла отыскать этот чертов прокатный пункт.

У одного из причалов чернокожие парни, весело переговариваясь, загружали увесистыми мешками старую шхуну. Потные, голые по пояс, тела их, казалось, имели какой-то голубоватый оттенок. Может быть, потому, что в них отражались волны, такие же голубые, как глаза Кати? И высокое бирюзовое небо… Прав был Жан Конто, когда писал о «голуботелых неграх».

— Что-то ищете, мадемуазель? — Один из грузчиков, худенький большеглазый парнишка лет шестнадцати, поставив на сходни тяжелый мешок, вытер со лба капли пота и улыбнулся.

«А он неплохо говорит по-французски», — заметила про себя Катерина и тоже улыбнулась:

— Ищу прокат водных мотоциклов. Судя по указателю, он где-то здесь должен быть.

— Да, здесь, — сверкнув белыми зубами, охотно подтвердил парнишка, — Только вы напрасно надеетесь, мадемуазель.

— Это почему же? — Девушка недоуменно повела плечом.

— Да потому что киношники все уже арендовали. Все, что может хоть как-то держаться на воде.

— Киношники?! Какие еще киношники?

— А вон, видите — старинное судно? Ну, типа старинное… — Парень показал рукой, и тут же его окликнул какой-то человек с шхуны: работай, мол, а не болтай.

— Все, мне пора, мадемуазель, — со вздохом подняв мешок, попрощался юноша, — Бон шанс.

— И тебе удачи, — Катя помахала симпатичному негру рукой и прочла написанное на корме название судна — «L'Etoile». «Звезда», честно говоря, не самое подходящее имечко для столь старой и неказистой посудины.

— Меня зовут Луи, мадемуазель! — обернувшись со сходней, прокричал парень.

Катерина его уже не слышала. Сойдя с пирса на пляж, она искала глазами киношников. Ага! Вот он, старинный корабль, весь обвешанный круглыми красными щитами драккар… или как он там назывался? Впрочем, драккары — это все же в Скандинавии, а здесь галеры должны быть или эти, как их, — биремы, триеры и прочие.

Интересно, про что здесь фильм снимают? Про Карфаген, наверное, про что же еще-то? Ганнибал, римляне и все остальное, относящееся к древней истории, которую, к слову сказать, Катя знала плохо. Ее вообще в России все нормальные люди знали плохо — проходили когда-то классе в пятом-шестом, так, больше картинки в учебнике рассматривали.

Разувшись, девушка зашла в воду, любуясь, как древний корабль, точнее его копия, медленно и величаво швартовался к узенькому причалу. Туда ж подошел и катер с кинокамерами, прожекторами и прочим киношным скарбом и, разумеется, с киношниками: режиссерами, помощниками, операторами.

Подойти, что ли, ближе? Подумав, Катя так и сделала, да и не одна она была такая любопытная. У причала уже толпились туристы: крикливые женщины, мужчины, дети — всем было интересно посмотреть на артистов. А вдруг там сам Джонни Депп?

— Так, господа, отдыхаем до утра! Лешенька, дорогой, смотри, мы договорились насчет спиртного.

Девушка вздрогнула: какой-то грузный человек произнес эти слова в мегафон по-русски, явно по-русски. А потом врубили Катину любимую песню — «Ла исла бонита». Она знала пару куплетов, даже подбирала на гитаре аккорды, правда, давно, классе в десятом. Хм… Давно? А так ли это давно было-то?

Насвистывая в такт музыке, Катерина проскользнула в толпе к синему микроавтобусу: именно туда и шли одетые в старинные одежды артисты, среди которых девушка вдруг заметила… Нет! Она даже глазам своим не поверила! Елена Малинина! А рядом с ней… Господи! Сам Алексей Стрепов! Ну надо же! Его фотография когда-то висела у Кати на стене!

— Алексей, Алексей! — Отодвинув плечом какую-то дебелую тетку в полосатом купальнике, Катя быстро преградила артистам путь и с извиняющейся улыбкой попросила автограф.

— Ого, и тут наши люди! — обернувшись, довольно ухмыльнулся Стрепов.

Красавец! Суперзвезда!

— Девушка, это вы просили автограф?

— Да-да, я! — Катерина не верила своему счастью: кумир ее не столь уж и давней юности, явившийся из детских снов, говорил сейчас с ней, улыбался, стоял рядом!

— Как вас зовут, девушка?

— Катерина… Катя…

— А где расписаться-то? И чем? Слышь, Валентин, дай-ка ручку… Фломастер? Тоже пойдет. Ну так где?

— А вот здесь! — Девушка быстро повернулась спиной, — Прямо на майке!

— Отлично! — восхитился актер, — Что ж, удачи вам, Катя.

Стрепова уже чуть ли не силой тянули в автобус.

— И вам…

Катя помахала отъехавшим киношникам и, улыбаясь, пошла в город, все так же насвистывая любимую песенку. Ласковое вечернее солнышко гладило девушку своими нежными золотисто-оранжевыми лучами, отражаясь в синей глади моря сверкающей широкой дорожкой. Дул легкий бриз, от моря пахло морскими водорослями и солью.

Обогнув океанографический музей, Катя остановилась, обернулась и еще раз полюбовалась на море и древний корабль, величественно покачивающийся у причала.

Интересно, эти киношники, они и завтра снимать будут? Скорее всего, да. А что, если взять напрокат бинокль? Спросить в отеле, где их дают? Или лучше купить? И так и эдак можно. А потом наблюдать за всем процессом съемки, забравшись хотя бы во-он на ту скалу, или на тот камень, или даже с лестницы. А еще лучше — с водного скутера, если будут они в прокате. Ну надо же, Алексей Стрепов! И его автограф — вот тут, на топике!

Назавтра девушка встала рано, приняла душ, надела красивый купальник и нарядную белую блузку, после чего, наскоро перекусив, отправилась к морю, прихватив с собой добротный цейссовский бинокль, любезно предложенный ей портье.

— О нет, не надо денег, мадемуазель! Пользуйтесь. Только, пожалуйста, не потеряйте — это память о прадедушке. Он, видите ли, сражался в рядах армии Роммеля. Лис пустыни, слышали про такого?

Еще бы не слышать. Фашист — он фашист и есть, не очень-то их Катя жаловала, в войну много ее родных погибло.

Ладно, черт с ним, с Роммелем, главное — бинокль. И фотоаппарат, жаль вчера не сообразила воспользоваться.

Пройдя пунический квартал со старинными домиками и остатками древних развалин, Катя вприпрыжку спустилась по каменной лестнице вниз, к морю.

— Ла исла бо-ни-та…

Черт! Вот ведь привязалась песня! Теперь уж дня три не отвяжется.

Так! Где же расположиться? Скала, черт побери, уже занята: там какие-то мальчишки сидят, рыбу удят. Можно их, конечно, и шугануть, ну да ладно. Вот тот квадратный камень у самых волн как раз подойдет. Хорошо, догадалась прихватить покрывало — полосатое, толстое — и не лень же было нести! Ну, тут как раз тот случай, когда охота пуще неволи.

Забравшись на камень, девушка расстелила покрывало, разделась и достала из сумки бинокль. Все как на ладони! Вот причал, вот древний корабль, вот киношники, а вот — Алексей Стрепов! Кумир детства.

Так, они как раз отправляются. Может, когда будут мимо проходить — через бинокль фотоаппаратом взять? Получится ли? Неизвестно, но попробовать-то кто мешает?

Катерина приготовила фотоаппарат и, дождавшись, когда древний корабль и катер с киношниками направились в море, заглянула в бинокль. Вот удобный момент.

Черт!

Яхта, белая, стремительно быстрая, с чуть наклоненной мачтой, пронеслась под парусом мимо. Девушка проводила красивое судно биноклем и невольно вскрикнула, узнав в стоявшем за штурвалом матросе… того самого пожилого антиквара, месье Альфреда Бади!

Антиквар выглядел не очень-то радостным: мощная цейссовская оптика позволила во всех подробностях рассмотреть выражение его лица. Странное выражение, словно бы месье Бади кого-то испугался. И все время затравленно оборачивался назад… А что у нас сзади? А ничего такого страшного, если не считать весельного корабля киношников и белого теплохода с большой полукруглой антенной. Явно не пассажирский, скорее научный. Какие-нибудь гидрографы-геофизики…

Яхта, теплоход, киношное судно и катер, а за ними скутеры и прогулочные катамараны проследовали мимо Катерины. Девушка еще немного посмотрела в бинокль, а потом пошла купаться. А что еще делать-то? Жарко.

Она приходила сюда целую неделю. Киношники все никак не могли доснять свой фильм, а Катя купалась по вечерам. Однажды, заплыв довольно далеко, даже услышала ругань, а потом и увидела ее причину: старая рыбацкая шхуна с гордым именем «L'Etoile», поднимая бушпритом брызги, неторопливо шла параллельно с киношниками. Те, конечно, ругались. Еще бы: вдруг этакая кикимора возьмет да попадет в кадр?!

— Ну проплывай! — весело кричала вслед удаляющейся шхуне Катя, — Проплывай же! Не мешай людям работать.

А под конец недели ей повезло: в прокате оказался свободный скутер. Ух, как обрадовалась девчонка! Заплатив, запрыгнула в седло, рванула, заложила вираж, так что вспыхнувшие радужно-разноцветные брызги показались на миг выше солнца! Еще вираж! Еще прибавить скорость!

Ух, как здорово! Куда бы отправиться? Киношников еще нет, да вряд ли они и будут сегодня снимать: небо над морем явно хмурилось, исходя мелкими синевато-дымчатыми облаками. К дождю? К грозе? К шторму? Но сейчас все было хорошо, классно было! Нестись вот так, чтобы соленый ветер в лицо, чтобы пенные брызги… Ради этого стоило потерпеть и зануду Германа!

Оп! Снова тот теплоход с антенной. Догнать? Да запросто!

Дав полный газ, Катерина неслась на скутере к белому научному кораблю. Вот и корма. Названия нет, просто какой-то номер. И двое в белых фуражках. Как странно они смотрят на скутер! Вот один куда- то побежал… Доложить капитану? Ну и ладно. Объехать вокруг вас? А, пожалуй!

Снова взревел мотор, и Катя быстро оказалась с другого борта судна. Помахала рукой — кому, сама сейчас не знала. И вдруг увидела, как полукруглый чехол антенны треснул почти пополам, как поднялась какая-то штука… и из нее вырвался зеленоватый луч! Вскипела волна, нет, волны! Господи, неужели шторм? Все к тому и шло, но чтобы вот так, внезапно… К берегу! Немедленно к берегу! Как можно быстрее!

Увы, девушка не успела даже развернуть скутер; злобная крутоспинная волна настигла ее, опрокинула, швырнула, накрыла с головой.

— Помогите! Помогите! — изо всех сил закричала Катя.

Тщетно… Волны становились все страшнее, все выше, а спасительная — или просто казавшаяся таковой — корма белого научного судна исчезла. И снова волна… Черная злая вода вдруг сдавила грудь, и уже невозможно стало дышать. Последнее, что увидела девушка — это скользкий бок ухмыляющегося дельфина. Разве дельфины умеют улыбаться? Разве… Или это вовсе не дельфины… вовсе не… вовсе…