"Че: «Мои мечты не знают границ»" - читать интересную книгу автора (Вольф Клаус-Петер, Гросс Хорст-Эккарт)

Смерть в Боливии

Вот уже почти месяц пятнадцать кубинцев находились в горном районе Пинар-дель-Рио. Они изучали тактику партизанской войны, учились стрелять и совершать длительные переходы. Им нужно было вернуть свои прежние навыки. Они построили самый настоящий партизанский лагерь. Почти все бойцы знали друг друга по боевым делам прежних лет. У всех были семьи, маленькие дети. Среди них не было никого старше тридцати пяти лет. Их призвали на борьбу против империализма в чужой стране. Где и когда — этого они не знали. Они даже не знали, кто возглавит операцию. И несмотря на это, не колеблясь согласились участвовать в ней. Все готовилось в условиях строжайшей конспирации. Они порвали все контакты со своими семьями. В их прощальных письмах ни слова не говорилось о том, в каком уголке земли их отец или муж будет рисковать своей жизнью.

В отряде царило приподнятое настроение. Все было организовано, как и раньше. Уже имелись арьергард, головной отряд и главные силы. Ежедневно дежурный компаньеро заботился о еде. Они снова жили, как тогда, в Сьерре. Почти каждый день Че приказывал докладывать ему о настроении в команде. Он пока еще не посвятил бойцов в детали предстоящего дела. Они все еще не знали, что в реализации планов он играет ведущую роль. Ему сообщили, что кое-кто в отряде полагает, что Фидель лично возьмет на себя руководство партизанской борьбой. Почти все были убеждены, что новым командиром будет известный революционер.

Революционеры быстро выстроились и устремили взгляд на нового командира партизанского отряда.

Он носил темный, очень элегантный костюм. Его черные ботинки блестели на солнце. Волосы были коротко подстрижены, а черные солнечные очки полностью закрывали глаза. Зубы чуть-чуть выдавались вперед. Спокойно попыхивая трубкой, он обошел ряды революционеров.

— А здесь, компаньерос, вы видите доктора, о котором я вам уже говорил. Он возглавит нашу экспедицию.

Доктор увидел на лицах бойцов некоторое разочарование. Они ожидали встречи с выдающимся военачальником Освободительной войны, а тут щеголь какой-то.

Доктор долгое время молчал и недоверчиво разглядывал всех. Он видел, что они не желают сражаться под его началом. Они просто не принимали его всерьез.

Пинарес, до этого момента руководивший лагерем, также почувствовал недовольство бойцов. Он попытался разрядить ситуацию.

— Ну, как вам команда? — спросил он нового командира и показал глазами, что рассчитывает на громкую похвалу.

Доктор выпустил несколько клубов дыма из трубки и выругался:

— По-моему, речь идет о нескольких паршивых недоносках.

Пинарес икнул от неожиданности. Здесь собрались опытные участники Освободительной войны. Некоторые из них входили в состав Центрального Комитета Коммунистической партии Кубы.

Бойцы были просто шокированы. Они прямо-таки кипели от негодования. Бенигно сжал кулаки. Еще немного, и он ударил бы доктора. Но пока он сдерживался.

Доктор подошел к Сан Луису и покачал головой.

— Почему ты такой бледный? Люди с такими лицами не могут стать хорошими бойцами.

Казалось, в рядах партизан внезапно раздалось тиканье бомбы замедленного действия. Неясно было только, в чьем кармане она взорвется. Бойцы с трудом сохраняли самообладание.

Доктор прочел ярость в их глазах, но продолжал как ни в чем не бывало ухмыляться. Он начал подходить к каждому из них, жать руку и представляться: «Очень приятно, Рамон».

Подойдя к Антонио Санчесу Диасу, он сказал:

— По-моему, я тебя знаю. Диас энергично замотал головой:

— Да быть того не может.

Никому не известный доктор Рамон внимательно рассматривал Антонио Санчеса Диаса. Он долго смотрел ему в глаза, а потом окинул взглядом сверху вниз. После чего вынул трубку изо рта, выпустил сладковато пахнущий дымок, задумчиво провел рукой по гладко выбритому лицу и после довольно долгой паузы сказал:

— И все же я тебя знаю. Разве Пинарес не называл твоего имени? Во время Карибского кризиса ты разъезжал на джипе и рассказывал крестьянам какие-то кошмарные истории.

Сбитый с толку Диас попытался, вытянувшись по струнке, как-то оправдаться. Он сделал вид, что возмущен этими словами.

— Это верно. Во время Карибского кризиса я разъезжал на джипе. Я был в Пинар-дель-Рио. Но я не рассказывал крестьянам никаких кошмарных историй.

Доктор, не дослушав его, подошел к Хесусу Суаресу Гайолю.

— Мне кажется, ты заместитель министра. Чего же ты тут-то околачиваешься? У тебя что, других дел нет?

Теперь Гайоль узнал его. Он бросился к доктору Рамону и крепко обнял его. Остальные компаньерос ошеломленно наблюдали за этой сценой.

— Че! Ах ты, старая бестия! Ну и сюрприз! Это же просто здорово! Мы вновь будем сражаться вместе!

— И победим! — воскликнул Рамон. И тут все собравшиеся разразились радостными криками.

— Че! Команданте! Да неужели? Че! После бурного приветствия, после всех объятий и радостных возгласов Рамон сбросил с себя щегольской наряд и вновь облачился в боевой комбинезон оливково-зеленого цвета. Кроме того, он снова надел свои сапоги, в которых проходил всю войну.

Тума похлопал его по плечу и сказал:

— Теперь ты мне гораздо больше нравишься, Че.

— Я себе тоже. Но то, что меня не узнал даже мой собственный охранник, это тоже хорошо. Где уж тогда узнать меня шпикам ЦРУ?

Родригес подошел к Че и предложил освежающий напиток.

— Какой у тебя псевдоним, Родригес?

— Роландо.

— Роландо звучит хорошо, но Рамон звучит также неплохо! Что ЦК делает без тебя?

— Коммунистическая партия Кубы обойдется без меня. Я нужен где-то в другом месте. Ты ведь также покинул свое министерство промышленности.

— Верно. Ну, а теперь мы обсудим международное положение.

Бойцы расселись кружком. Их лица все еще выражали радость по поводу того, что Че стал их партизанским вождем. Теперь он объяснял им цель их экспедиции.

— Сперва я хотел бы сказать вам, как я рад, что вы так хорошо выдержали маленькую проверку и проявили выдержку. У всех у нас теперь другое лицо. Каждый из нас должен принять буржуазное обличье, чтобы оставаться не узнанным вплоть до начала борьбы. Ну, а теперь о нашей задаче.

В Гватемале, Венесуэле, Перу и Бразилии идет вооруженная борьба против империализма. Она может перекинуться и на другие страны. Но самое важное то, что все страны этого континента созрели для борьбы за свершение социалистической революции, поскольку местная буржуазия полностью утратила способность выступать против империализма, даже если она когда-либо и обладала ею. Таким образом, может произойти или социалистическая революция, или же жалкая пародия на революцию.

На нашем континенте говорят практически на одном языке и даже с бразильцами мы можем объясниться.[21] Тип эксплуатации человека одинаков в большинстве стран. И во всех этих странах назревает сопротивление эксплуатации и грабежу. Поэтому борьба примет континентальные масштабы. Она не ограничится отдельными странами. Повсюду будет идти вооруженная борьба. Многие революционеры погибнут, многие падут жертвами собственных ошибок, но в ходе этой революционной борьбы встанут новые бойцы. У янки повсюду есть военные советники, но по мере нарастания революционной борьбы они будут вынуждены посылать все больше и больше регулярных войск, потому что национальные марионеточные армии окажутся на грани разложения вследствие успехов партизан. Это путь Вьетнама, на который должны встать наши народы. Необходимо создать на нашем континенте второй или третий Вьетнам в мире.

При этом нашей стратегической целью является уничтожение американского империализма. Задача, которую предстоит выполнить нам — представителям эксплуатируемых и угнетенных стран этой планеты, — заключается в том, чтобы лишить империализм основы его существования, а именно вырвать из-под его власти угнетенные народы, которые ему создают капитал, поставляют сырье, отдают интеллект и дешевую рабочую силу.

Основным звеном нашей стратегической цели является подлинное освобождение народов, которое в большинстве случаев произойдет в ходе вооруженной борьбы и которое неизбежно выльется в социалистическую революцию.

Мы не имеем права недооценивать противника, но при всех технических возможностях и наличии вспомогательных средств у североамериканских солдат нет никаких идейных мотивов. Они сражаются не за свое дело. Поэтому основной удар должен быть направлен на подрыв их боевого духа. Этого мы добьемся только нанося им постоянные удары и поражения. При этом и с нашей стороны не обойтись без многих жертв. В частности, начало будет очень трудным. Но мы знаем, за что мы боремся — за освобождение нашего континента. Мы не можем и не должны думать, что свободу можно завоевать без борьбы. Подобно тому, как народы Америки совместно боролись против испанских колонизаторов, мы теперь так же будем сражаться против общего врага.

Позвольте мне подвести итоги. Целью нашей борьбы является уничтожение цитадели империализма. Мы должны втянуть врага в бои во многих странах, чтобы лишить его основы существования, а именно отнять у него зависимые страны. Предстоит долгая борьба, но мы не можем не подчиниться велению долга.

Он говорил тихим, чуть ли не ласковым голосом. По реакции внимательно слушавших его бойцов он мог видеть, насколько они заразились его решимостью. Он закончил свое выступление.

— Мы не можем не подчиниться велению нашего долга! Об этом нам каждый день напоминает Вьетнам. Мы все знаем, на что идем, мы осознали колоссальную важность нашего решения. Это, дорогие товарищи, является основой нашей борьбы. Боливия должна стать оперативной базой для нашей операции. Акция была подготовлена заблаговременно. Уже в 1964 году, то есть около двух лет назад, в Боливию прибыли наши первые связные и подготовительные группы.

— Но, — возразил Гайоль, — Боливия — государство, не имеющее выхода к морю. Она окружена четырьмя странами, правительства которых также являются лакеями американского империализма.

— Боливия будет в центре борьбы. В Перу уже идут бои. Оттуда люди придут, чтобы поддержать нас. В Чили у нас много друзей, а в Аргентине именно теперь партизаны активизировали свою борьбу против режима. В Боливии есть уже небольшой по численности, но зато революционно настроенный пролетариат. Это в первую очередь рабочие-горняки. Они частично вооружены и имеют собственную милицию. В обращении с динамитными шашками они достигли совершенства. И я надеюсь, что наша борьба укрепит единство революционеров разных стран.

Тума широко улыбнулся Че. Он откровенно радовался предстоящему заданию. Он явно гордился тем, что получил право сражаться в рядах этого отборного отряда.

Водители такси, стоявших перед отелем «Гавана либре»,[22] не обратили особого внимания на гладко выбритого человека в летнем костюме. Судя по его пружинистой походке, хождение пешком не представляло для него никакого труда. Он привык носить тяжелый груз. Кроме того, он ходил обычно в гораздо более крепкой обуви. В этом необычном одеянии он казался самому себе просто голым. Он спокойно огляделся в большом холле. Вот так себе представляют жизнь американские плейбои. Много стекла, света, пальм, мрамора и цветов. Он медленно подошел к длинному столу администратора и попросил ключ от своего номера.

— Здесь для вас еще есть письмо, сеньор Гонсалес.

Администратор внимательно осмотрел письмо.

— Сеньор Адольфо Мена Гонсалес?

— Да, это я.

— Чем еще могу быть полезен?

— Спасибо, ничего не нужно.

Гонсалес направился к широкой лестнице. Здесь спокойно могли бы пройти бок о бок несколько человек. Лестницу строили, ориентируясь на вкус иностранных дельцов. Она должна была создать у них ощущение «великого, огромного мира».

На лестнице его обогнала парочка. Он услышал обрывок разговора:

— Это последний отель, построенный янки в Гаване. И назывался он «Хилтон». Только бандиты Кастро окрестили его «Гавана либре». Неслыханная наглость!

— Я слышала, здесь еще есть столовый прибор из чистого серебра. На нем выгравировано изображение «Хилтона». Если только этот мятежный сброд не украл его. Вполне возможно, они отдали его на переплавку, а затем продали русским.

— Какой ужас!

Гонсалес направился к бару, расположенному на втором этаже. Посреди огромного зала возвышалась длинная стойка, за которой бармены ловко управлялись с кубиками льда и белым ромом. Гонсалес сел так, чтобы через стекло наблюдать за плавательным бассейном. Рядом с ним беседовали два коммерсанта. Мексиканец и аргентинец. Гонсалес определил их национальность по акценту. Он заказал коктейль, закурил длинную сигару и начал вбирать в себя впечатления. Холодный напиток. Освежающий вкус. Загорелые люди в бассейне. Энергичные движения рук, разбивающих миксером лед. Разговор двух коммерсантов.

— Одного у него не отнимешь — лихой парень этот Гевара.

— Верно. Ваш земляк, между прочим.

— Знаете ли вы что-нибудь еще о нем? Его уже давно не видели.

Беседующие заказали себе еще по коктейлю и придвинулись друг к другу.

Разговор показался Геваре интересным. Он поправил мешающий ему галстук и прислушался.

— С середины апреля 1965 года он исчез. Я знаю кой-кого в министерстве. Там он также не показывался. Ходят слухи, что он поссорился с Фиделем, и тот приказал его убрать.

Аргентинец тихо присвистнул.

— Я слышал из хорошо информированных источников, что он сошел с ума и его держат в больнице в Мексике. Это рассказал мне журналист, работающий над большим репортажем о Че. Он также сказал, что, вполне возможно, Советы отправили его в Сибирь с целью полной изоляции, поскольку в больнице в Мексике его уже больше не видели.

— Вы действительно верите, что он сошел с ума? На меня он всегда производил именно такое впечатление. Конечно, мне о нем рассказывали и кое-что другое, что, по-моему, вполне на него похоже. Он под видом монаха отправлен в Испанию, потому что революция на Кубе развивается не так, как ему хочется!

Уругвайский коммерсант Адольфо Гонсалес сидел рядом, молча улыбаясь. Он допил свой коктейль и теперь задумчиво помешивал остатки льда и мял зеленые листки полыни.

Никто его не узнал. Маскировка была просто отличной. Даже его маленькая дочь не хотела, чтобы он поцеловал ее на прощанье. Она закричала:

— Мамочка, мамочка, что нужно этому старикашке? Он хочет меня поцеловать!

Ни на улицах Гаваны, ни здесь, в отеле, никто пока не опознал его. Он решил еще неделю прожить в «Гавана либре» под именем Гонсалеса, а затем вылететь в Европу.

Он заплатил за коктейль и ушел. В номере он включил кондиционер, бросился на кровать и пробормотал: «Сошел с ума. Сидит в Мексике. Сослан в Сибирь. Под видом монаха отправлен в Испанию. Вы еще кое-что забыли. Радиостанции янки сообщают, что я погиб в Доминиканской Республике. Но особенно им нравится версия с сумасшедшим домом. Даже некоторые старые компаньерос поверили в эту чушь. Они что, так и не поняли, что основным принципом революции является конспирация? Я же не могу уведомлять о каждом моем шаге через газету только для того, чтобы все точно знали, что я жив и не сошел с ума! Но они скоро узнают, где вновь бродит старина Че!»

Уже начали поступать сообщения, что Эрнесто Че Гевара находится среди мятежников в джунглях. С ним еще кубинцы и несколько подразделений вьетнамцев, обладающих боевым опытом.

Президент Боливии тотчас откликнулся на эти сообщения: «Я не верю в привидения. Я полностью убежден в том, что Че Гевара вместе с Камило Сьенфуэгосом и другими жертвами Кастро пребывает на том свете».

Газеты реагировали подобным же образом:

Другой листок писал: «Он не может быть в Боливии, потому что он арестован в Советском Союзе».

— Почему они так лгут? — спросил Коко. — Они же давно знают, что ты здесь. Я-то думал, они вовсю используют этот факт. Они вполне могут заявить, что это вмешательство во внутренние дела Боливии.

Прежде чем Че успел что-либо сказать, Инти уже ответил за него:

— Команданте стал символом борьбы за свободу Латинской Америки. Они боятся, что массы быстро примкнут к Че. Весть о Кубинской революции уже распространилась в Боливии. Люди знают Че и любят его.

Че вновь набил трубку и сказал:

— Горняки вооружены. Они создали свою милицию. У них есть динамитные шашки, и они умеют обращаться с ними. Кроме того, у них есть винтовки. Страна бурлит. Поэтому правительство не хочет, чтобы к тому же добавились разговоры о моем присутствии. Они хотят все представить как волнения на местах. Они отнюдь не заинтересованы в том, чтобы стал очевиден масштаб сопротивления. Мы должны незамедлительно нанести им несколько поражений, которые они не смогли бы скрыть, чтобы борьба в городах получила новый импульс.

Еще никогда жужжание комаров не действовало так на нервы Че. Он потер виски. Гудение в голове не прошло. Неподалеку в траве сидел Тума. Че знал, что Тума был недоволен тем, что ему почти не приходилось участвовать в боях. Постоянно он приказывал ему охранять лагерь.

Тума демонстративно взял свою винтовку и начал чистить ее. При этом он искоса поглядывал на Че и говорил громко и отчетливо, так чтобы тот слышал: «Я буду тебя сегодня чистить, моя винтовка. Я буду чистить тебя и в будущем. Когда эта война закончится, я скажу, что сражался с тобой в руках, хотя это было и не так. А потом я сдам тебя в музей».

Че не реагировал на слова Тумы. Он слышал их, но чувствовал какую-то странную усталость. Он был не в состоянии не только что-либо сказать, но даже просто встать с места. Тума заметил, что с его команданте что-то неладно. Он подсел к нему.

— Эй, Че, что с тобой? Ты что такой грустный? Тебя доканала жара? Ты просто слишком стар для партизана. Тебе надо бы подыскать что-нибудь более солидное. Почему ты не остался на посту министра промышленности? Я знаю массу людей, которые дрались бы за этот пост.

Че тяжело вздохнул и повалился на бок. Тума помог ему растянуться на траве. Теперь он больше не походил на доктора Гонсалеса. Теперь ему пришлось бы признаться, что он Че. Его волосы вновь буйно отрасли, а борода напоминала о боях прежних лет. Но вид у него был болезненный. Усталый. Переутомленный. Тума вылил воду из своей фляги на платок и протер ему лицо.

Сухие губы Че раскрылись. Выразив удовлетворение и благодарность, он начал высасывать влагу из платка.

— Внезапный приступ слабости и ничего более. Не беспокойся, Тума. Но расскажи мне что-нибудь. Расскажи мне о себе. Тебя так приятно слушать.

Тума обрадовался этому предложению. Он положил винтовку на колени и окинул взором джунгли. В этом жутком лесу росли прекрасные цветы.

— Ты спокойно можешь не открывать глаза. Я буду начеку. Расслабься. Ты это заслужил.

Знаешь, сколько мне было, когда я на Кубе примкнул к партизанам?

Че покачал головой. Его движения были вялыми. Сейчас ему не хотелось ни выслушивать вопросы, ни отвечать на них. Он хотел только слушать и, может быть, немного вздремнуть.

Тума понял это и продолжал:

— Мне было семнадцать. Я сбежал из дому, чтобы присоединиться к повстанцам. Но вы тогда меня не приняли.

Че вяло улыбнулся. Он хорошо помнил этот эпизод.

— Вы сказали, что тот, кто желает вступить в революционную армию, должен иметь оружие. Вероятнее всего, вы просто хотели от меня избавиться. Но я вернулся с пистолетом. Вот это было дельце! Как в ковбойском фильме. Вместе с несколькими друзьями, которые также хотели примкнуть к Фиделю, мы напали на одного из соседей. Мы обвязали носовыми платками нижнюю часть лица, как настоящие бандиты. Теперь я вспоминаю об этом со смехом, но тогда наша выходка казалась мне просто великолепной. Ты даже представить себе не можешь, как я был горд, когда меня приняли в твою колонну. Дружище, да что могло быть прекраснее, чем возможность взять вместе с тобой Санта-Клару. А теперь я заранее радуюсь тому, что вместе с тобой войду в Ла-Пас. Ты был для меня как отец. Тогда я поклялся быть всегда рядом с тобой. И умереть я тоже хотел вместе. Возможно, это скоро произойдет… Разве мы можем полностью исключить эту возможность?

Че не реагировал. Тума продолжал рассказывать.

— Я сразу же согласился сражаться в Боливии, хотя моя жена вот-вот должна родить.

Дружище, может быть, я уже стал отцом! Как только мы выполним здесь наши задачи, я вернусь на Кубу и посмотрю на моего ребенка. Это точно мальчик. Хочешь поспорить? Может быть, я вновь буду служить твоим охранником. Это была отличная работа. Она доставляла мне такое удовольствие! Я приехал в Боливию через Европу. С эквадорским паспортом. А в Европе — как же называется этот город? — я побывал в ночном клубе. Они устроили там этот дурацкий конкурс танцев. Может, это покажется странным, но я принял в нем участие, и стал королем твиста… Эй, ты что, спишь?

Партизаны услышали подозрительный шум. Держа винтовку на изготове, Тума выбежал из-под кроны деревьев и начал наблюдать за небом. И в самом деле — опять самолет. Вот уже несколько дней они кружили над их лагерем. Появление самолета предвещало беду.

— Они вновь над нами!

— Это не страшно. Здесь под листьями они нас все равно не обнаружат. Надеюсь, они не заметили остальных.

Затем они услышали издалека выстрелы и разрывы бомб.

— Они сбрасывают свои бомбы в двух или трех километрах от нас. Не думаю, что там есть наши люди. Они опять действуют вслепую.

Через некоторое время все компаньерос были на местах. Че приказал взобраться на холм, чтобы оттуда наблюдать за действиями солдат.

С холма они увидели озеро, раскинувшееся перед ними во всей своей живописной красоте. На его берегах солдаты заняли позицию и вслепую обстреливали местность.

К вечеру они обнаружили заброшенный дом, в котором была вода. Сразу же приготовили еду — фрикасе из курицы с рисом. В походных условиях это был воистину королевский обед.

По радио они услышали, что армейские подразделения подвергли жестокой бомбардировке партизан и при этом нанесли им тяжелые потери. Это сообщение развеселило всех, и они некоторое время отпускали всякого рода шутки относительно бездарности армии. Только Че тихо сидел в углу комнаты и почти не разговаривал. Чувствовал он себя отвратительно.

На другой день на рассвете, когда отряд уже собирался выступать, Че внезапно скрючился и, как сраженный пулей, рухнул на землю. Его вывернуло наизнанку. Одновременно у него начался приступ. С раскрасневшимся лицом и выпученными глазами, он корчился от боли. Коко сразу же оказался возле него. Затем подбежал Тума. «Желудочные колики. Дайте мне лекарство!»— простонал Че, и его снова вырвало.

Перед глазами все расплылось. Кто-то влил ему в рот лекарство. Затем солнце, казалось, приняло гигантские размеры и обрушилось на него. Он потерял сознание.

Очнувшись, Че сперва почувствовал покачивание гамака. Затем увидел над собой листья, а еще выше небо. Он чувствовал себя значительно лучше, но одежда прилипла к телу. Воды не было. Он не знал, когда ему представится возможность помыться.

Тут ему передали коммюнике номер тридцать шесть. Прочитав его, Че отнюдь не повеселел.

— Я думаю, — сказал он, разрывая листки в клочья, — я думаю, что в настоящий момент мы полностью предоставлены самим себе.

Че ворочался в гамаке. Он не мог заснуть. Тогда он взял транзистор и начал искать какую-нибудь аргентинскую станцию. Вслед за комментарием, посвященным проблемам внутренней политики, передали сообщение из столицы Боливии. «Из Ла-Паса сообщили, что на рассвете в районе рудника «Сигло XX» пьяные шахтеры, вооруженные огнестрельным оружием и динамитом, напали на солдат боливийской армии. При этом погибли офицер и солдат из подразделения рейнджеров.[23] Армия приняла предупредительные меры. По последним данным, шахтеры потеряли восемьдесят семь человек убитыми и ранеными».

После рекламы лекарства «Мехораль» («ваша головная боль мгновенно исчезнет») вновь начали передавать танго. Че выслушал первые ритмы, а затем принялся искать боливийскую радиостанцию. Но в передаче новостей ничего не говорилось об инциденте.

Он вновь проникся оптимизмом, к которому, однако, примешивалось ощущение беспомощности. Что же там произошло такого, что армия действовала так жестоко? Как отреагируют шахтеры? Примирятся ли они с резней? В 1952 году они уже свергли правительство.

Он подумал о первом варианте призыва к шахтерам. Нужно проанализировать ситуацию, показать связь между борьбой горняков и действиями партизан. Рабочие должны захватить власть в государстве, иначе с ними случится то же, что и в 1952 г. Тогда они не взяли власть в свои руки и в итоге вынуждены были беспомощно наблюдать, как плоды их победы развеялись словно дым.

Нельзя отрицать, что партизанская борьба потрясла страну. В армии наблюдаются первые признаки деморализации. Но что будет дальше на рудниках? Можно ли достичь еще чего-нибудь с помощью баррикадных боев? Эти бои были героическими, но они не привели ни к какому результату.

Он продумал прежние призывы: «Горняки, не слушайте лжепророков массовой борьбы. Массовую борьбу могут вести только партизаны, которые постоянно атакуют вражескую армию, деморализуют ее и в конце концов громят ее. При этом следует постоянно оказывать на правительство нажим политическими средствами. Но военный нажим можно оказывать только с помощью партизанских, а отнюдь не массовых неорганизованных действий».

Он вытащил из рюкзака карманный фонарик, письменные принадлежности и написал призыв к шахтерам. Он закончил его словами: «Компаньеро горняк, партизаны Национально-освободительной армии ожидают тебя с распростертыми объятиями. Мы восстановили союз между крестьянами и рабочими, который был уничтожен. Поражение мы превратим в победу. Мы ожидаем тебя!»

Только через несколько дней Че узнал подробности о событиях на рудниках. Вплоть до глубокой ночи он разбирался с этими сообщениями. Он пытался понять их суть. Он никак не мог постигнуть, почему же сорвалась эта забастовка шахтеров. Они же располагали собственной радиостанцией. Рудники были объявлены освобожденными зонами и все же… Они хотели пожертвовать дневным заработком в пользу партизан. Он потер лицо. Ему никак не удавалось сосредоточиться. Он все еще не понял толком, как же разворачивались события. Солдаты взяли штурмом профсоюзный центр и радиостанцию.

Все кончилось кровавой расправой. Теперь-то уж горняки должны проникнуться безграничной ненавистью к властям. Солдаты расстреливали женщин и детей. Шахтеры пока еще были вооружены. Почему же они сейчас не сражаются? Они же заявили, что хотят биться бок о бок с партизанами. Почему же их борьба перешла в апатию? Что делают политические организации?

Че в эту ночь не спал и пытался получить на основе этой скудной информации ответ на свои вопросы.

Во время борьбы на Кубе они располагали мощной организацией, ведавшей не только привлечением новых бойцов, но также и снабжением их. Такая же организация вела политическую борьбу и проводила вооруженные акции. За ней стоял кубинский народ, который и помог завершить политическую и вооруженную борьбу.

Здесь планировалось нечто подобное. Партизаны хотели побудить левые политические организации выступить единым фронтом. Нужно было наладить взаимодействие между борьбой горняков и политической борьбой в городах. Когда шла подготовка, все, казалось, говорило за успех. Но как же мало было до сих пор сделано. Почему?

Но, может быть, это только вопрос времени. Он надеялся, что это так.

В эту ночь он очень хотел, чтобы под его началом было человек сто, чтобы интенсивнее вести вооруженную борьбу. Тогда было бы время заняться и другими проблемами.

Анисето и Луис заснули на посту. Жара. Изнурительные переходы. Комары.

Семь дней дежурства по кухне! — распорядился Че.

Оба провинившихся только ухмыльнулись. Они хорошо понимали, что их поступок в условиях партизанской войны ставил под угрозу жизнь всех бойцов. Так что наказали их еще очень мягко. Че вполне мог приказать их расстрелять.

— И день без жареной или печеной свинины.

Вот это уже посуровей. Неизменная похлебка всем уже осточертела. Не обращая больше никакого внимания на обоих, Че погрузился в свои мысли и вытащил из рюкзака дневник.

Ему уже тридцать девять лет. О своем будущем он думал как партизан. В настоящее время он партизан душой и телом. Подводя итог прошедшим неделям, он пришел к выводу, что от действий его маленького партизанского отряда режим в Боливии зашатался. США оказывали правительству все большую поддержку. До этого он никогда еще так четко не сознавал, что партизанская борьба может служить катализатором. Чего, конечно, им не хватало, так это поддержки со стороны крестьян и рабочих. С самого начала их экспедиции они были почти полностью предоставлены самим себе.

Тут Луис своей просьбой отвлек его от дальнейших размышлений. У нескольких бойцов болят зубы. Они хотят подлечиться. «Страдающие зубной болью раздражительны и плохо сражаются».

Че кивнул и отложил дневник в сторону. Он знал, что он очень дрянной зубной врач. Еще на Кубе он практиковался в этом ремесле и причинил некоторым товарищам муки и страдания. Теперь опять надо браться за это дело. Он уже примирился с этим. Он вновь займется удалением зубов. В этот раз хоть болеутоляющие средства под рукой. Он вспомнил эпизод, случившийся на Кубе, когда он мог смягчить боль своим пациентам только окриками.

Че последующие два дня был занят удалением зубов.

Паулино обязался установить контакт с городом и передать некоторые сообщения. Че непременно хотел дать знать жене Инти, что весть о смерти ее мужа всего лишь одна из пропагандистских фальшивок. Заодно он собирался передать донесение Фиделю. Контакт с Кубой нельзя было прерывать ни в коем случае.

Внезапно где-то неподалеку раздались выстрелы. Теперь следовало сменить несколько бойцов, организовавших засаду. Че тут же вскочил на своего мула. Он пытался как можно быстрее добраться до места, где шел бой.

Там уже царила тишина. Четыре убитых солдата лежали на отмели. Теперь у них легко можно было бы забрать оружие, но Че крикнул:

— Мы не знаем, где прячется враг. Оружие мы заберем, когда станет совсем темно.

Бойцы заняли позиции в джунглях и стали наблюдать за рекой.

Они услышали шум, похожий на треск ветвей. Кто-то работал мачете. Мигель уже хотел выстрелить. Но Че удержал его: «Не стрелять, пока не покажется противник».

Внезапно возле них оказались Антонио и Пако.

— Дружище, ребята, мы вас чуть было… В этот момент их начали обстреливать из винтовок. Партизаны ответили огнем.

Это сражение не отвечало правилам партизанского боя. Поэтому Че не хотел вести его. Они не видели врага и, следовательно, только понапрасну расстреливали патроны. И не они определяли место и время битвы. «Мы отступаем, — приказал он. — Отходим!» Но не все послушались приказа, а преисполненные боевого азарта, продолжали стрелять. К досаде Че, отход очень сильно затянулся.

Поступило сообщение, что ранено двое бойцов. Че вновь сделался врачом. Врач-перуанец также был готов помогать. Помбо был легко ранен, ему попали в ногу. Это здорово помешает ему во время предстоящих переходов, но пока еще у них имелись лошади и мулы.

Старого друга Че Туму также несли двое бойцов. На его лице уже лежал отпечаток смерти. Че был потрясен. Именно Тума. Товарищ, без которого даже не мыслилась борьба последних лет.

— Мы должны срочно оперировать! Они отнесли Туму в дом. Кровь хлестала из его раны в животе. Он схватил Че за руку. В его хватке пока еще чувствовалась сила.

— Че, команданте, возьми мои часы!

— Нет, ты будешь жить. Или ты не доверяешь мне как врачу?

Тума попытался улыбнуться.

— Возьми мои часы.

Че знал этот жест. Многие товарищи, умирая, отдавали свои часы, чтобы жена, дети или родители сохранили их как последнюю память о погибшем. Че не хотел лишать его мужества и потому отказался принять часы. Но он сам сознавал, как мало шансов у Тумы выжить.

— Че, сними у меня с руки часы. Я знаю, что все кончено. Ты врач, а не волшебник. Моему сыну — я не повидал своего сына — скажи, что его отец был революционером и что революция — это самое важное в жизни и…

— Молчи! Ты будешь жить, и мы вместе выдержим еще много боев. Перу. Аргентина. Венесуэла. Гватемала.

Тума покачал головой, сам снял часы и протянул их Че. Тот молча взял последний дар.

Че осмотрел своего друга и констатировал, что пуля почти полностью разорвала печень. Его охватило ужасное чувство потери незаменимого человека. Оно целиком заполнило его и заставило даже забыть про астму.

Тума видел горе на лице своего друга и попытался пошутить.

— Я всегда думал, что меня такой крохотной пулей не убьешь.

Он умер во время операции.

Че вышел из дома. В глазах потемнело, он боялся упасть в обморок. Он тщательно застегнул на руке часы, и сказал самому себе:

— Я буду носить их на протяжении всей борьбы. Вплоть до освобождения Боливии.

Удар за ударом обрушивался на Че. Хоаким со своим отрядом попал в засаду. Он погиб. Вместе с ним пали Таня, Эль Негро, Браулио, Алехандро, Моисес, Вальтер, Торо и Маймура. Смерть Тани особенно потрясла его. Она проделала такую важную работу в Боливии. У нее был веселый нрав, всепобеждающая воля к жизни. Множество пуль пробило ее тело во время переправы через реку.

Он не успел еще прийти в себя, когда погибли Коко, Мигель и Хулио.

Вилли сидел рядом с Че на каменистой земле.

— Все идет вкривь и вкось, команданте. Мы потеряли наших лучших бойцов. Контакт с крестьянами устанавливается еле-еле. В отряд не поступает пополнения. А в этой местности вроде бы находится от тысячи восьмисот до двух тысяч правительственных солдат. Это значит, что они нас взяли в кольцо.

Че набил свою трубку. Его лицо было усталым. Глаза глубоко запали.

— На Кубе, — сказал он, — мы постоянно находились в окружении. За спиной у нас было море, а впереди равнины и рисовые поля. Мы долгое время передвигались по местности шесть миль в длину и столько же в ширину. Так что здесь, в Боливии, дела наши не так уж плохи. Во много раз лучше, чем на Кубе.

Вилли, ничего не понимая, поглядел на Че.

— В проклятом месте, которое весьма удачно назвали Алегрия-де-Пио — Святая радость — нас застигли врасплох солдаты Батисты. Меня тут же ранили, а группа рассеялась. Двадцать пять наших людей погибло. Только пятнадцать партизан живыми добрались до Сьерры. Пятнадцать! И все же через два года мы победоносно во главе Повстанческой армии вступили в столицу. Тогда все было гораздо труднее. Мы не имели боевого опыта. Здесь, в Боливии, мы сперва спокойно обоснуемся. Мы исходим из того, что борьба будет долгой и мы получим помощь в международном масштабе. Наш первый бой на Кубе сразу же превратился в катастрофу для армии. Там мы добились чего-то гораздо более важного. Мы на Кубе доказали, что марионеток янки в Латинской Америке вполне можно победить.

— И, — прибавил Че, — если бы мы тогда, при первом столкновении с врагом, все погибли, разве это означало бы, что наша концепция борьбы была неверной?

Подбежал Бенигно.

— Команданте! Ложбина окружена. Боюсь, что мы зажаты в тиски.

Местность просто на редкость не подходила для боя. В каньоне почти никакой растительности. В основном камни и небольшие терновые кустарники. Несколько деревьев с кривыми стволами вцепились корнями в склоны. Здесь нельзя было ни укрепиться, ни устроить засаду. Здесь их сразу обнаружили бы. В самом глубоком месте ложбины листва на деревьях, растущих по берегам узкой речушки, была чуть погуще.

— Мы должны добраться до деревьев у реки! Продолжать наблюдение за вражескими войсками! А затем осторожно отходим. Мы засядем внизу у реки.

Приказы Че были немедленно выполнены. Оказавшись в относительной безопасности у деревьев, Че от души выругался, потому что обойма его пистолета была пуста. Быть может, сегодня ему удастся захватить новое оружие. Во всяком случае, это не исключено.

Поступило новое сообщение: «Солдаты продвигаются к холмам вокруг ложбины. Они пытаются взять нас в клещи».

Че приказал сохранять спокойствие.

— Положение пока еще не критическое. Если солдаты атакуют под вечер, мы сможем задержать их огнем до наступления темноты. Под покровом ночи мы попробуем прорваться сквозь кольцо окружения. Одна группа должна остаться здесь, чтобы задержать солдат. Другая группа попытается прорвать кольцо по направлению к Рио-Гранде.

Инти и Помбо тотчас добровольно согласились задержать солдат, чтобы прикрыть своих товарищей.

И тут на них обрушился огонь из винтовок и гранатометов. Он разметал листву деревьев. Солдаты обнаружили их позицию. Партизаны окрыли ответный огонь из своих скорострельных винтовок и автоматов.

Че знал, что против них сражались молодые солдаты, которым очень хотелось отличиться. Охваченные боевым задором, они пошли в атаку.

Уже через несколько минут двое из них упали замертво. Еще один был ранен и громко стонал. Это несколько охладило боевой пыл остальных. Солдаты вновь отступили.

— Мы добьемся своего, — радовался Инти, — мы задержим их здесь. У нас не такая уж плохая позиция.

Че размышлял. Решение давалось нелегко. Инти и Помбо были его лучшими бойцами. Отряд за последние недели понес тяжелые потери. Мог ли он теперь оставить своих лучших бойцов, чтобы задержать врага? С другой стороны, у них был шанс вырваться из котла.

Инти сказал:

— Команданте, выводи отряд из кольца. Оставь здесь меня и Помбо. Когда наступит ночь, и вы уже будете далеко, мы также прорвемся.

Че согласился. Они договорились о месте, где им предстояло позднее встретиться.

— А кто еще останется с группой прикрытия? Согласились Урбано, Бенигно, раненный в плечо, Дарио, Нато и Анисето. Они тут же заняли наиболее удобные оборонительные позиции. Че с остатком отряда пошел на прорыв. Они бежали прямо к кольцу окружения. Че слишком поздно распознал опасность. Пути назад им не было.

— Ищите укрытие! Укрывайтесь по одному! Нам нужно продержаться до темноты! — закричал он и открыл огонь по солдатам. Но возможности найти укрытие почти не было. Напротив, их врагов почти не было видно.

Внезапно Че потерял из виду своих людей. Он слышал только громкую пальбу из ложбины. Очевидно, компаньерос удерживали там свои позиции. Че находился на верхнем краю каньона. Он попытался найти укрытие между скал. Стоя спиной к скале, он по крайней мере знал, что сзади его не атакуют. Он пока еще не признал себя побежденным. Мельком взглянул, хватит ли у него патронов, и стал искать невидимого врага.

Он плотнее прижался к скале. Пулемет бил почти прямо по нему. Его позицию обнаружили. Пули с жужжанием проносились мимо лица.

Тут он услышал вопль Эль Чино. Его ранило. Он находился недалеко от Че. Он также прижался к скале.

— Я не могу больше двигаться. Свиньи проклятые! — заорал Эль Чино и открыл яростную стрельбу.

Че увидел каску вражеского солдата. Спокойно прицелился в него из своей винтовки. Грохнул выстрел. Солдат мешком рухнул на землю.

Че хотел добраться до Эль Чино, чтобы перевязать его. В случае необходимости он проложит себе дорогу огнем. Солдаты обстреливали теперь его из гранатометов. Рядом с ним Вилли стрелял по атакующим из автоматической винтовки.

— Береги патроны! — крикнул Че. — Прикрой меня огнем. Я попробую вызволить Эль Чино.

Вилли молча кивнул. Он вновь прицелился из винтовки. Че хотел уже бежать. Вдруг он вздрогнул и рухнул на землю. Икра заныла от пронизывающей боли. Пуля пробила мышцу.

Че перевязывал ногу. От потери крови ненадолго закружилась голова. Вилли тем временем бил по расположению гранатомета.

Че не мог больше добраться до Эль Чино. Он был в состоянии удерживать только свою собственную позицию. Он потерял всякое чувство времени. Возможно, что уже прошло много часов.

Он прикинул, что у него, во всяком случае, достаточно патронов, чтобы продержаться до ночи. И тут осколок гранаты разнес в щепки его оружие.

Машинально он отшвырнул остатки винтовки и схватился за револьвер, но в нем не было патронов. Теперь он был безоружен. Он пригнулся и попытался перевязать свою ногу, чтобы добежать до другой позиции.

Вилли подбежал к нему.

— Ты тяжело ранен, команданте?

— Если я обопрусь на тебя, мы сможем вырваться отсюда. Плохо то, что моей винтовке конец.

Временная повязка была уже почти готова, когда правительственные солдаты ринулись на партизан. Вилли сразу же открыл огонь. Он расстрелял всю обойму.

Че трясло от приступа кашля. Астма его доконала. Он изнуренно взглянул на множество направленных на него винтовок. Группа солдат окружила их.

— Мы захватили двоих в плен! Подбежавший офицер не сразу узнал его.

— Ты кто? — заорал он.

— Я команданте Че!

— Только не наглеть! — рявкнул капитан. Неподалеку раздавалась бешеная пальба. Сперва слышен был огонь гранатометов, пулеметов, затем разрозненные прицельные выстрелы винтовок партизан. Че улыбнулся. Группа прикрытия продолжала сражаться. Там были лучшие бойцы. Они не тратили зря патронов. Че надо было выиграть время.

— У меня в икре правой ноги засела пуля. Я требую врача.

К изумлению армейского командования, Че постоянно оказывал медицинскую помощь пленным, захваченным в предыдущих боях. Но капитан и не пытался действовать так же. Он мельком взглянул на рану и заорал:

— Ничего страшного. Нечего притворяться, Эрнесто Гевара!

Че улыбнулся. Он и не ждал пощады.

Офицер связался по радио с оперативным штабом в главной ставке.

— Зачем солдаты собирают хворост? — спросил Вилли.

— Видимо, они хотят сигналить вызванному вертолету. Они боятся. Действительно, смех да и только: мы безоружны, ранены, а у них на каждого из нас приходится по паре сотен человек, чтобы охранять. И все равно они нас боятся.

Они услышали гудение вертолета, шедшего на посадку. Внезапно с некоторого расстояния на него обрушился концентрированный огонь. Вертолет тут же повернул в сторону.

Че с жадным любопытством наблюдал за второй попыткой приземлиться. И вновь от нескольких прицельных выстрелов пилот опять испугался. Вертолет снова развернулся.

— Тогда мы погоним вас в Игеру пешком! — завопил офицер.

— Не запугаете! — с издевкой ответил Че.

— Мы должны оставить два поста, чтобы они помешали уцелевшим партизанам преследовать и атаковать нас.

Начался спуск с гор в Игеру. Продвигались очень медленно, поскольку отряду пришлось нести нескольких тяжелораненых солдат.

Че всем своим видом выражал презрение к врагам. Только один раз он печально потупил взор. Они прошли мимо трупов Антонио, Артуро и Пако. Их тела были изрешечены пулями.

— Они что, будут нас судить или сразу убьют? — спросил Вилли.

Че задумался, а потом сказал еле слышно:

— Нас не будут судить. Мы для них слишком опасны. Они убьют нас. Или ты думаешь, они предоставят нам возможность заклеймить перед судом преступления американского империализма, в то время как во всем мире развернется широкая международная кампания в нашу поддержку? Нет, нас ждет смерть.

Вилли попытался сохранить самообладание. Он только произнес:

— Скоты! Мы погибнем, но это не значит, что погибла революция!

— Если Инти и Помбо узнают, что команданте попал в плен, они нападут на них, чтобы освободить тебя. Даже если им придется биться с тысячью солдат.

— Я знаю, они продолжат нашу борьбу. Внезапно Че остановился и закричал:

— Эй, капитан! Развяжи нас! Я ранен. Я безоружен. Я хочу есть и пить. Ты что, все еще боишься меня?

Че знал, что капитан с удовольствием сразу же расстрелял бы его. Вполне возможно, офицер опасался наличия в своем собственном подразделении солдат, сочувствовавших идеям партизан. Поэтому он сознательно дерзил ему. Он обозвал его трусом. Капитан должен был как-то отреагировать. Пока он считался трусом, моральный дух солдат не мог быть на высоте. Тактика Че оправдалась. Офицер громогласно объявил о своей готовности развязать пленных. Но на протяжении всего перехода он держал свой автомат на изготовку.

Че знал, что его ожидало. Он рассчитывал, что в любом случае его будут допрашивать. По-видимому, этим займутся специалисты из ЦРУ. Сотрудники ЦРУ захотят перед убийством получить от него подробные сведения. Они знают, как заставить людей говорить. Он надеялся, что достаточно подготовлен к этому суровому испытанию. Поскольку рана все больше и больше мешала ему идти, он стал опираться на солдата. Че говорил с ним о причинах неграмотности.

В Игере находилась военная база. В неказистом здании школы располагался командный пункт. В местечке насчитывалось всего несколько хижин и сараев.

Командир батальона «рейнджеров» прилетел на вертолете из Валье-Гранде.

Че и Вилли поместили в двух изолированных комнатах в школе.

Когда Че ввели в класс, там у доски стояла молодая женщина и писала задание на следующий день. Она надеялась, что солдаты к тому моменту уже очистят школу.

— Вы здешняя учительница? — спросил Че.

Она кивнула, но так и не решилась взглянуть на него.

Он показал на доску и сказал:

— А Вы знаете, что это односложное слово пишется без ударного знака? Женщина покраснела.

— Вам нечего стыдиться. Дело не в Вас. Дело во всей системе образования. Такие школы, как эта, на Кубе даже невозможно себе представить.

— Меньше болтай! Лучше побереги силы. Тебя сейчас будут допрашивать! — рявкнул офицер.

— Пока мне не перевяжут рану, я не скажу ни одного слова. Кроме того, я хочу, чтобы мне вернули табак, трубку и принесли воды.

— Ах, ты еще и претензии предъявляешь!

Че больше не обращал на солдат никакого внимания. Для него гораздо важнее было объяснить молодой учительнице взаимосвязь между назревшей аграрной реформой и системой образования. Он сознавал, что для него это была последняя возможность кому-нибудь хоть как-то разъяснить смысл партизанской борьбы в Боливии.

Его рану кое-как перевязали. Табак ему тоже вернули.

Мысль, что агенты ЦРУ надеялись заставить его говорить с помощью свежей повязки и пачки табаку, заставила его улыбнуться.

— Прекрати ухмыляться! — крикнули на него.

Затем эмигрант-кубинец Гонсалес начал допрос.

— Почему ты сражаешься здесь? Ты же аргентинец. Почему ты не борешься в своей стране?

— А почему ты здесь? Ты же кубинец? Рука Гонсалеса дернулась. Он уже хотел ударить Че за эту дерзость, но, по-видимому, презрительный взгляд Че удержал его.

— Отвечай на мой вопрос!

— Революция не знает границ. Бой идет там, где американский империализм угнетает народы. Если ты хочешь больше узнать о теории партизанской войны и революции, — с откровенной издевкой произнес Че, — тогда я советую тебе приобрести некоторые мои книги, которые вышли на Кубе. Кроме того, я рекомендую ознакомиться с речами Фиделя.

Это продолжалось еще некоторое время. Затем в класс вошел офицер Эспиноса, рванул Че за волосы, с силой ударил его и отобрал трубку.

Внезапно Че резко выбросил ноги вперед. Он попал Эспиносе в берцовую кость. Тот рухнул плашмя.

— Верни мне мою трубку, собака! — орал Че.

Допрос продолжался уже несколько часов, но все ограничилось пока лишь «политической дискуссией по общим проблемам». Полковник Сентено Анайя получил еще крепкий удар кулаком за то, что оскорбил Че. После этого он прострелил Че правую руку, но и это не сделало того более разговорчивым.

По обрывкам разговоров, которые смог уловить Че, он понял, что Инти, Помбо и другие прорвались сквозь кольцо окружения. Теперь они блуждали где-то в этих краях. Прибыв к условленному месту встречи, они, несомненно, поймут, что он и Вилли попали в плен. Он вполне допускал мысль, что они нападут на лагерь. Но это было бы неразумно. У них все равно ничего не выйдет. Хотя… Он услышал голоса первых подвыпивших солдат. Если эти продолжат в том же духе, подумал Че, их ждет горькое похмелье.

Двое агентов ЦРУ вошли в комнату. Они презрительно поглядели на Че…

— Так, — начал глумиться один из них. — Ты, значит, и есть тот самый великий человек? Непобедимый Че Гевара?

Он приблизил свое гладко выбритое лицо к лицу Че. Затем он начал говорить с ним притворно, как с ребенком.

— А ведь так все здорово начиналось, не так ли? Но теперь все кончено. Борьба ваша полностью проиграна. Мы с нашей техникой сумели справиться даже с тобой. Да, ты был чертовски хорошим бойцом. Очень жаль, что ты сражался не на той стороне. Мы тщательнейшим образом изучали твою теорию партизанской борьбы. Не иначе, считал себя непобедимым, не так ли? Но мы многому научились. Ты, конечно, уже поверил, что одержал победу, нанеся армии несколько поражений, не так ли? Этот сброд ты вполне мог победить. Но людей, которые так лихо разделались с тобой, мы здесь обучали специально. Специально, чтобы захватить тебя. Ты заметил, что последние недели ты терпел неудачу за неудачей? Ты просто столкнулся с нашими подразделениями по борьбе с партизанами.

Мы всегда знали, где ты находишься. Именно, всегда. Твоя вьетнамская печь, горящая без дыма, не помогала тебе. Мы засекли вас при помощи специальных приборов, аппаратов, которые реагируют на тепло.

Неожиданно один из сотрудников ЦРУ ударил Че в лицо.

— Я вижу, ты удивлен. Вы же слышали шум многих маленьких самолетов. Это и были наши радиолокаторы. Так мы сумели окружить тебя и твой отряд. Эта современная техника навсегда покончила с партизанской борьбой. К тому же нам пришлось возиться только с вами. Тебе не удалось привлечь на свою сторону население. Какой же вывод? У вас не было шансов. Партизаны будут теперь повсюду разгромлены. Во Вьетнаме, Гватемале, Колумбии. Теперь мы хозяева положения. Нам нужно только приспособиться к вашим методам борьбы. Трусливо кусать и исчезать. Но с этим теперь покончено.

Че непреклонно смотрел ему в глаза. Он чувствовал, что близок к обмороку. Раны в руке и ноге причиняли неимоверные страдания. Он потерял слишком много крови.

— А знаешь, что самое замечательное? Сообщение о твоей смерти уже напечатано… «Нью-Йорк тайме» еще вчера опубликовала огромный репортаж: «Последний бой Эрнесто Че Гевары». Вот так-то.

На протяжении суток агенты ЦРУ пытались выведать у Че хоть что-нибудь об освободительной борьбе в Латинской Америке. Наконец они поняли, что все их попытки ни к чему не приведут.

Капрал Теран, шатаясь, ввалился в комнату к Че. Он был совершенно пьян. В этот момент Че услышал, как Вилли закричал: «Я горжусь тем, что умираю вместе с тобой, Че!» Затем раздались выстрелы. Эль Чино убили вместе с Вилли.

Че посмотрел на своего убийцу, в глазах которого был отчетливо виден страх. Че знал, что настал его смертный час, но палач все еще колебался.

— Стреляй! — сказал ему Че. — Я не боюсь.

Однако тот так и не решился выстрелить. Он просто ушел. Че слышал, как двое офицеров принялись орать на него, что он не понимает, какая это честь — убить Че. Но на деле оба они, вероятно, опасались, что партизаны могут отомстить убийцам Гевары. Поэтому они подсунули вместо себя пьяного капрала.

Теран вновь вошел в комнату. Он прицелился в Че и дал по нему очередь из автомата. Пули попали в нижнюю часть туловища и в ноги. Несколько пуль пробило тело Че. На деревянном полу класса образовалась лужа крови. Но он был еще жив. Раны в живот только усилили его мучения.

Че бесконечно долго лежал на полу. Все чаще он терял сознание, и это избавляло его от страшных болей.

Он услышал, как кто-то заорал:

— Теран, пойди и добей его!

Капрал снова вошел в комнату. Он остановился возле Че и некоторое время пристально смотрел на него. Затем вытащил пистолет и приставил его к виску Че.

Вот так приблизительно это произошло. Имена убийц не остались в тайне. К удивлению своему, он установил, что некоторые из них умерли не своей смертью.

Даже мертвый Че внушал своим убийцам страх. Его труп бесследно исчез, а школу, в которой были убиты Че, Вилли и Эль Чино, на следующий день сровняли с землей. Не должно было остаться никаких следов.

Но, дойдя до последних минут жизни этого человека, он не прекратил изучать биографию Че Гевары. Еще долго перед ним громоздились горы исписанной бумаги. Еще на многие вопросы он так и не нашел ответа. Но постепенно множество небольших ярких мазков заполнили контуры его незримого образа. Че стал ему гораздо ближе. Многое он понял. Многое осталось для него неясным. Он должен был искать дальше, ибо хотел подойти вплотную к тем проблемам, которыми до сих пор никто не занимался. Проблемам, которые только-только обозначились.

Отчужденность исчезла. Мечты Че приобрели конкретный облик. Слабости, на которые другие показывали пальцем, показались ему теперь незначительными. И наоборот, явственно обозначились те слабости, которые другие не хотели замечать, чтобы создать безупречный образ.

Вместе с тем более четко вышли на первый план его сильные стороны. Это сделало его как-то ближе. Че приобрел человеческие черты. Он осознал, что убить человека — это не значит убить его идеи и убеждения. Оружие, которое было выбито из рук Че, не осталось валяться где-то в пыли. Многие, очень многие люди ощутили после этого потребность подобрать его. Пришлось потерпеть много жестоких поражений, но и побед стало больше. И невозможно было больше убить мечту о создании нового человека.

Остались явственные, глубокие, неизгладимые следы. Они показали, что Че вышел победителем.

Его мечты остались гордым вызовом, брошенным врагу.