"Жизнеописание, мировоззрение, цитаты" - читать интересную книгу автора (Юнг Карл Густав)

Справка 5 Сабина Шпильрейн[7]

Сабина Шпильрейн — одна из самых известных пациенток в истории психоанализа и один из первых российских психоаналитиков. Ее судьба — предмет многих современных западных статей и монографий. Они будто стремятся восстановить историческую справедливость. Сабина Шпильрейн чаще всего упоминается в связи с Юнгом, как его пациентка и, предположительно, любовница. В тени остается тот факт, что она была талантливым психоаналитиком и ее статьи свидетельствуют о самостоятельности ее мышления. Тем обиднее, что в России Сабина Шпильрейн практически неизвестна.

Она родилась в 1885 году в Ростове-на-Дону в семье состоятельного коммерсанта Николая Аркадьевича Шпильрейна и его жены стоматолога Евы Марковны Шпильрейн (в девичестве Люблинской). У супругов было три сына (Ян, Исаак, Эмиль) и две дочери (Сабина и Эмилия). Младшая из них, Эмилия, умерла еще в детстве.

В собственном трехэтажном доме Шпильрейнов иарили строгие порядки, установленные главой семьи. Николай Аркадьевич свободно владел несколькими языками и требовал того же от детей. Наряду с классическими языками, которые дети изучали в гимназии, дома по расписанию отца в определенные дни недели они были обязаны говорить только на немецком, французском или другом языке. За любыми проступками следовало наказание, подчас весьма жестокое.

После окончания восьми классов Екатерининской женской гимназии у Сабины обнаружилось психическое расстройство (по-видимому, отчасти спровоцированное смертью сестры). И тогда отец принял решение, предопределившее ее жизнь и судьбу.

В 1904 году он поместил Сабину в клинику Бургхельцли в Швейцарии. Врачом Сабины стал увлекавшийся психоанализом доктор Карл Густав Юнг. Сабина была первой пациенткой, по отношению к которой Юнг применил методы психоанализа. В полном соответствии с теорией переноса пациентка влюбилась в женатого врача. По объективным свидетельствам, Юнг отвечал ей взаимностью, что до сих пор ставится ему в упрек. Их бурный роман до сих пор время от времени обсуждается в психоаналитической литературе.

По-видимому, Юнг сумел помочь Сабине. Во всяком случае, после десятимесячного курса интенсивной терапии Сабина в 1 905 году поступила на медицинский факультет Цюрихского университета, где специализировалась по психотерапии, психоанализу и педологии. Юнг, однако, продолжал лечение (вплоть до 1909 года) и с 1906 года как врач обсуждал случай с пациенткой Сабиной Шпильрейн в переписке с Зигмундом Фрейдом.

Учась в университете, Сабина все больше увлекалась психоаналитическими идеями, а в 1909 году сама вступила в переписку с Фрейдом. Она успешно закончила обучение и в 1911 году защитила диссертацию «О психологическом содержании одного случая шизофрении». В этом же году новоявленный доктор медицины Сабина Шпильрейн завершила интересную работу «Разрушение как причина становления» (опубликована в 1 912 году), в которой предвосхитила важную идею Фрейда, определив садистский компонент сексуального влечения как «деструктивное» влечение. В этом же году она лично познакомилась с Фрейдом и стала активным членом Венского психоаналитического общества.

В 1912 году Сабина Шпильрейн вышла замуж за российского врача Павла Наумовича Шефтеля. Свадьбу сыграли в Европе. Через год у них родилась дочь, названная Ренатой.

В течение последующих лет Сабина Шпильрейн работала в различных немецких, швейцарских и австрийских центрах: психиатрической клинике у Эйгена Блейлера, психоневрологической клинике Бонхэфера (Берлин), занималась психоанализом у Юнга и Фрейда, исследовала мифологию и историю искусства, работала врачом-педологом в лаборатории Клапареда и др. Изучала гармонию, контрапункт и композицию. Провела психоаналитическое исследование «Песни о Нибелунгах» и сказок. Опубликовала ряд статей в различных европейских журналах. Участвовала в работе съездов, конференций и конгрессов по педагогике, психологии, психиатрии, медицине и психоанализу.

Деятельное участие Сабины Шпильрейн в развитии и пропаганде психоанализа и психоаналитического движения принесло ей определенное признание.

Время ученичества давно прошло, теперь она сама обучала психоанализу. Пожалуй, наиболее известным из ее учеников стал швейцарский психолог Жан Пиаже (1896-1 980), чьим психоаналитиком она была в Женеве в 1921 году.

В 1923 году с благословения Фрейда, заинтересованного в распространении психоанализа в России, Сабина Николаевна Шпильрейн-Шефтель вместе с семьей вернулась на родину. Муж уехал в Ростов-на-Дону, где занялся врачебной практикой, а Сабина попыталась начать новую жизнь в Москве.

После пережитых и переживаемых Россией потрясений рассчитывать на материальное благополучие не приходилось. Семья потеряла практически все, что имела. И Шпильрейн, с полным на то основанием, отвечая на вопрос о ее имущественном положении, написала коротко, ясно и зло: «Ни у кого ничего нет!» Сабина с головой уходит в работу. С сентября 1923 года она работала врачом-педологом в Москве, заведовала секцией детской психологии в I Московском государственном университете и была научным сотрудником Государственного психоаналитического института и детского дома-лаборатории «Международная солидарность». В этом институте она вела амбулаторный прием, консультировала, читала спецкурс «Психоанализ подсознательного мышления», вела «семинарий по детскому психоанализу», принимала деятельное участие в «медицинских заседаниях сотрудников» института и работе Русского психоаналитического общества.

В списке штатных сотрудников Государственного психоаналитического института (под руководством профессора Ивана Дмитриевича Ермакова) в первой половине 1924 года значился только один штатный научный сотрудник — Сабина Николаевна Шпильрейн. Один-единственный, но зато какой. В заполненной ею анкете доктор медицины и автор около 30 научных трудов Сабина Николаевна Шпильрейн-Шефтель написала: «Работаю с наслаждением, считая себя рожденной и „призванной" как бы для моей деятельности, без которой не вижу в жизни никакого смысла».

Ее приход в Психоаналитический институт совпал со сложным периодом становления этой организации и вызвал настороженное отношение со стороны некоторых сотрудниц. Она хотела лечить детей, но ее желания не всем были по душе. В том же анкетном листке, высказывая пожелания об улучшении работы института, Шпильрейн написала: «В психоаналитическом институте считала бы необходимым лично наблюдать детей, чтобы беседы с руководительницами не сводились к чисто теоретическим рассуждениям и „платоническим" советам заочно».

Она верила в себя как специалиста и хотела работать на пределе профессиональных возможностей. В этот период мысли ее неоднократно обращались к болезни Ленина, и она несколько раз говорила близким людям, что если бы ей разрешили, то она вылечила бы его. Учитывая характер и размеры органического поражения мозга Ленина, это представляется маловероятным.

V нее были большие профессиональные планы, но по семейным обстоятельствам в 1924 году Сабина Шпильрейн была вынуждена оставить Москву и переехать к мужу и отцу в Ростов-на-Дону. К этому времени город уже мало походил на Ростов ее юности. Жилось впроголодь. В этот период самым светлым моментом стало для нее рождение второй дочери Евы. Не мыслившая себя без любимой работы, Сабина Шпильрейн трудилась врачом в поликлинике и отдавала все, что могла, дефективным и трудным детям. Формально она была обычным врачом, но в действительности работала одновременно как психиатр, психотерапевт и педолог, успевая при этом заниматься научной работой.

Во второй половине 1925 года власти упразднили Государственный психоаналитический институт и постепенно усиливали идеологический нажим на психоаналитиков. Сабина Шпильрейн продолжала работу и писала статьи по психоанализу вплоть до начала 30-х годов. В 1931 году один из ведущих психоаналитических журналов — «Имаго» — опубликовал ее статью о детских рисунках, выполненных с открытыми и закрытыми глазами.

Ее жизнь и работа в Ростове-на-Дону с 1924 по 1942 год — наименее известный период жизни, сведения о котором пока основываются главным образом лишь на нескольких фактах и немногих (не всегда достоверных) свидетельствах очевидцев.

Она много работала и лишь изредка совершала кратковременные поездки в Москву. По мере развития событий в стране ее деятельность как психоаналитика и педолога (к тому же бывавшего за границей) становилась все более опасной. Занятия такого рода уже фактически приравнивались к особо опасным государственным преступлениям со всеми вытекающими отсюда последствиями.

К 30-м годам психоанализ был уже почти полностью искоренен. В 1932 году был ликвидирован журнал «Педология». Критика и нападки на педологию постоянно усиливались и завершились в 1936 году очередным погромом, начало которому положило постановление ЦК ВКП(б) «О педологических извращениях в системе Наркомпросов». На педологические организации, ученых и их книги обрушились репрессии.

И без того нерадостное положение и настроение Сабины Шпильрейн ухудшалось с каждым годом. Сталинские репрессии коснулись и ее семьи. В 1935 году НКВД арестовало ее брата профессора Исаака Шпильрейна. В 1937 году от сердечного приступа скончался муж. В том же году еще два брата Сабины были арестованы один за другим и вслед за Исааком сгинули в ГУЛАГе. Год спустя умер отец. Можно лишь гадать, что на сей раз спасло саму Сабину Шпильрейн — чудо, или традиционное российское разгильдяйство, или люди добрые незаметно помогли врачу своих детей, — но факт остается фактом: она выжила и сохранила дочерей. Девочки подросли, похорошели и очень увлеклись музыкой, к которой проявили большие способности. И поныне некоторые жители города вспоминают, как в теплые времена года из распахнутых окон дома, где проживала необычная семья Сабины Шпильрейн, почти постоянно звучала классическая музыка.

Летом 1941 года после нападения гитлеровской Германии на Советский Союз старшая дочь Рената, учившаяся в Москве музыке, приехала в Ростов-на-Дону. Она осталась с матерью и устроилась на работу нянечкой в яслях. Фронт стремительно приближался к городу. По злой иронии судьбы Сабина Шпильрейн, соавтор психоаналитического учения о садистских компонентах влечений и идеи о деструктивном влечении, не верила, что немцы способны на зверское обращение с гражданским населением. По складу ума и характера она всегда была немного «не от мира сего». Она вспоминала Германию периода своей бурной молодости и не могла поверить, что столь культурный народ, как немцы, может причинить вред. Ее уговаривали бежать, но она отказывалась и говорила племяннице, что слухи о зверствах нацистов преувеличены пропагандой.

Стратегически важный город с полумиллионным населением готовился к обороне. Но уже 19 ноября

1941 года гитлеровцы вышли к окраине города, а 21 ноября оккупировали его.

Ростов-на-Дону был одним из немногих городов России, на долю которого выпало за одну войну две оккупации. Первую из них, с 21 ноября по 29 ноября 1941 года, Сабина Шпильрейн и ее дочери пережили, по-видимому, в первую очередь в силу ее скоротечности, хотя и за эти дни нацисты уничтожили немало мирных жителей. До лета 1942 года части Красной Армии удерживали Ростов-на-Дону, хотя город подвергался ожесточенным налетам авиации. Семья Сабины Шпильрейн пережила их все, в том числе и самый страшный налет 18 июля 1942 года. Население города, как всегда, страшилось худшего и надеялось на лучшее. Но 27 июля

1942 года гитлеровцы вторично оккупировали город. Тут же начались массовые расстрелы горожан. Этот конвейер смерти работал вплоть до 14 февраля 1943 года, когда Красная Армия наконец заняла Ростов-на-Дону. Но до окончания второй оккупации Сабина Шпильрейн не дожила.

Последний раз ее вместе с дочерьми видели летом 1942 года в колонне евреев, которую нацисты гнали в направлении Змеевской балки — огромных оврагов на окраине города.

В 1906 году рождается вторая дочь, названная Анной. Юнг публикует вторую монографию по шизофрении. Применяя в клинике с пациентами-шизофрениками психотерапевтические методы, Юнгу приходилось соблюдать осторожность, иначе его обвинили бы в фальсификации. Шизофрению называли тогда dementia praecox (необратимое состояние, не поддающееся лечению). Даже само название говорило о ее неизлечимости. Если кто-то добивался успеха в лечении таких больных, считалось, что это была не шизофрения. Монография по шизофрении была написана в русле идей Фрейда, книги которого — «Исследования истерии» (1895), «Толкование сновидений» (1900) и «Три очерка по теории сексуальности» (1905) — оказали заметное влияние на Блейлера и Юнга. Психоанализ (а этот термин был введен Фрейдом в 1896 году) представлял собой метод лечения пациентов, при котором они рассказывают о своих проблемах, а психоаналитик комментирует их в свете аналитических наблюдений. Юнга заинтересовало, может ли анализ быть эффективным в работе с пациентами, которых он наблюдал в Бургхельцли. Он нашел, что основные принципы и методы фрейдовского толкования сновидений исключительно плодотворны и способны объяснить шизофренические формы поведения. Идеи Фрейда были близки его собственным идеям. Особенно его заинтересовал механизм «вытеснения», заимствованный Фрейдом из психологии неврозов (по образованию Фрейд был врачом-невропатологом). В ассоциативных тестах Юнг часто сталкивался с реакциями подобного рода: пациенты не могли найти ответ на то или иное слово-стимул или медлили дольше обычного. Такие аномалии имели место, когда слова-стимулы затрагивали некие болезненные или конфликтные психические зоны. Согласно «Толкованию сновидений» — получалось, что здесь срабатывает механизм вытеснения. Однако Юнг был в корне не согласен с Фрейдом по вопросу о том, что именно вытеснялось. Фрейд видел причины вытеснения только в сексуальных травмах. Но Юнг наблюдал, что часто его пациенты страдали неврозами, в которых главную роль играли не вопросы секса, а другие факторы: плохая приспособленность к жизни в обществе, угнетенное состояние из-за жизненных трудностей, вопросы престижа и т. д. Однако во многом их взгляды совпадали. Требовалось определенное мужество, чтобы открыто объявить о приверженности идеям Фрейда. В тогдашних медицинских кругах он был persona поп grata и его имя избегали упоминать. Совпадение результатов Юнга с выводами Фрейда не сулило первому ничего хорошего, ведь он только начинал свое восхождение по карьерной лестнице. В результате идеи, высказанные Юнгом в этой монографии, не вызвали одобрения. Втихомолку над ним посмеивались.

Юнг отправляет Фрейду свою монографию по dementia praecox, и между ними завязывается оживленная переписка.

В 1907 году Юнг получает приглашение приехать в Вену и впервые встречается с Фрейдом, который старше его на 19 лет. Они встретились в час дня и проговорили 13 часов подряд, практически не прерываясь. «Фрейд был первым действительно выдающимся человеком, встретившимся мне. Никого из моих тогдашних знакомых я не мог сравнить с ним. В нем не было ничего тривиального. Это был необыкновенно умный, проницательный и во всех отношениях замечательный человек». С этого момента Юнг активно участвует в зарождающемся психоаналитическом движении. Отношения Юнга с Фрейдом быстро переходят в тесную профессиональную дружбу.

Идеи Фрейда быстро захватили умы самых блестящих интеллектуалов того времени. Вокруг него сформировался круг единомышленников, которые в 1902 году образовали Венский психоаналитический кружок, переименованный в 1908 году в Венское психоаналитическое общество. Юнг был принят в общество сразу и безоговорочно как «старший сын» и «наследник».

В 1908 году Юнг участвует в I Международном психоаналитическом конгрессе в Зальцбурге, где знакомится с большей частью того сообщества, благодаря которому психоанализ приобрел в мире огромную популярность. Он становится главным редактором emeromi KaJahrbuchfurpsyckoanalitische und psychopathologische Forschungen («Психоаналитические и психопатологические исследования»). Фрейд был заинтересован в Юнге и с чисто практической точки зрения. В одном из писем к своему последователю Абрахаму он говорит, что без поддержки Юнга психоанализ рискует быть заклейменным как «еврейская наука». Фрейд возлагает на Юнга большие надежды.

Несмотря на обширные организационные обязанности, Юнг не прекращает врачебной, научной и педагогической деятельности.

Юнг покупает небольшой участок земли в Кюснахте на берегу озера и строит трехэтажный дом. Его частная практика все ширится, и в конце концов ему приходится отказаться от места в клинике Бургхельцли, так как он просто не справляется с обязанностями. В должности приват-доцента он остается до 1913 года. В этом же году рождается его единственный сын Франц.

Практика Юнга процветала, в частности, благодаря одному занятному случаю. На лекциях он демонстрировал своих пациентов в качестве наглядного примера. Как-то к нему обратилась пожилая женщина, с трудом передвигавшаяся на костылях. Уже 17 лет она страдала от паралича. Юнг усадил ее в удобное кресло и попросил рассказать о болезни. Женщина говорила очень долго, и Юнг из-за отсутствия времени вынужден был ее прервать. «Достаточно, — сказал он, — у нас мало времени, сейчас я буду вас гипнотизировать». При этих словах женщина немедленно впала в глубокий транс — безо всякого гипноза — и продолжала описывать свои поразительные сны. Значение этих снов Юнг, не имея еще достаточного опыта, понять не смог и решил, что это своего рода бред. Ситуация становилась все более и более неловкой, студенты могли стать свидетелями фиаско своего преподавателя. Попытки разбудить ее сначала не дали никакого результата. Юнг не на шутку испугался: вдруг он спровоцировал у пациентки скрытый психоз? Ему стоило больших усилий скрыть от студентов свое волнение. Когда женщина очнулась, у нее сильно кружилась голова. Юнг сказал ей: «Я ваш доктор, все в порядке!» В ответ она воскликнула: «Но я исцелилась!» Она отбросила костыли и сделала несколько шагов. «Ну, теперь вы видите, как работает гипноз», — сказал Юнг студентам, хотя на самом деле понятия не имел, что произошло. А женщина ушла в прекрасном настроении и разнесла весть по всей округе о волшебнике Юнге. Ее боли больше не повторялись, она вылечилась. Описанный случай заставил Юнга отказаться от применения гипноза, хотя в то время этот метод был очень популярен.

Впоследствии выяснилось, что ее сын страдал слабоумием и содержался на отделении Юнга. Он был тогда совсем молодым врачом и воплощал в себе то, что она, как ей казалось, мечтала найти в сыне. Она хотела быть матерью выдающегося человека и мысленно сделала Юнга своим сыном, рассказывая о чудесном исцелении. Конечно, сама женщина этого не осознавала. И так получилось, что Юнг оброс клиентурой благодаря тому, что в воображении любящей матери он занял место ее слабоумного сына! К Юнгу приезжали пациенты не только из Европы, но и из Америки. Много позже, например, он лечил дочь Рокфеллера.

Юнг находился в непрерывном поиске новых методов психотерапии. Уже в 1909 году ему стало ясно, что он не сможет лечить психозы, если не поймет их скрытой символики. Так Юнг начал изучать мифологию, интерес к которой, возможно, пробудился уже тогда, когда, будучи маленьким мальчиком, он разглядывал рисунки в книжке об экзотических религиях.

С 1908 по 1911 год Юнг ведет активную переписку с Фрейдом. Он разделяет его позиции, хотя уже в этот период намечаются их разногласия. Сексуальную теорию Фрейда Юнг до конца так и не принял. К слову сказать, все «птенцы гнезда фрейдова» далеко отошли в теоретическом плане от отца-основателя. В этом смысле у него нет ни одно прямого наследника. Юнг интересовался европейским и восточным оккультизмом и полагал, что религия — это великая сила, помогающая человеку достичь самореализации. Сны и фантазии он рассматривал как плод коллективного бессознательного, в котором заключен опыт всего человечества. Искания Юнга в духовной сфере, конечно, шли вразрез с «приземленными» теориями Фрейда, который все пытался свести к сексуальным проблемам. Фрейд не понимал религии и считал, что ее место должна занять наука. На это Юнг отвечал, что «религия может быть заменена только религией». Когда однажды Юнг поинтересовался мнением Фрейда о ясновидении и парапсихологии, Фрейд отрезал: «Полная чушь!», первый с трудом удержался от резкого ответа.

В 1909 году Юнг и Фрейд читают лекции в США в Университете Кларка (штат Массачусетс). Обоим присвоено звание honoris causa (почетный доктор). Им был оказан необычайно теплый прием. С этого момента начинается история психоанализа в США. Пожалуй, именно в этой стране психоанализ получил наибольшее признание.

В этот период начинается становление Юнга как самостоятельно мыслящего ученого; постепенно он отходит от классического, как сказали бы теперь, психоанализа. Он проглатывает тома по мифологии, этнографии, религиоведению, астрологии. У Юнга постепенно вырисовывается концепция его следующей книги — «Символы и метаморфозы либидо». Фрейд также занимается символами, мифами, сновидениями и первобытным мышлением. Однако для Фрейда мифы не более чем индивидуальные детские фантазии, сводимые к принципу удовольствия[8]. Для Юнга мифология — это выражение универсально-человеческого, коллективного бессознательного. По-разному эти двое ученых определяли для себя и либидо. Юнг не мог смириться с тем, какую роль отводил Фрейд либидо: он практически абсолютизировал его. По мнению Юнга, либидо не должно пониматься в сугубо сексуальном плане. В то время Фрейд связывал либидо (психическую энергию) с сексуальным влечением (впоследствии он также добавил к своей концепции влечение к смерти). Для Юнга же либидо есть психическая энергия вообще, лишь в отдельных случаях она выступает как сексуальное влечение. Психика, по Юнгу, — это саморегулирующаяся система, в которой идет постоянный обмен энергиями между ее элементами. Обособление какой-либо части психики ведет к утрате энергетического равновесия. Другими словами, сознание отрывается от бессознательного (это свойственно современному человеку), и последнее пытается компенсировать этот разрыв. В проблемных ситуациях, с которыми сознание справиться не может, бессознательное подключает свою энергию и говорит с нами прежде всего в наших снах.

По мнению Юнга, Фрейд «принимал сексуальную теорию слишком близко к сердцу», для него она была чем-то нуминозным, то есть божественным. Юнг вспоминал в автобиографии, что однажды Фрейд сказал ему: «Мой дорогой Юнг, обещайте мне, что вы никогда не откажетесь от сексуальной теории. Это превыше всего. Понимаете, мы должны сделать из нее догму, неприступный бастион». Он произнес это со страстью, тоном отца, наставляющего сына: «Мой дорогой сын. ты должен пообещать мне, что будешь каждое воскресенье ходить в церковь». Скрывая удивление, Юнг спросил его: «Бастион — против кого?» — «Против потока черной грязи… — На мгновение Фрейд запнулся и добавил: — Оккультизма». Для Юнга такая позиция была неприемлема. Он относился к тому разряду ученых, для которых любая гипотеза либо теория ценна до тех пор, пока соответствует сегодняшнему дню и современным данным. Гипотеза не может оставаться неизменной на все времена. Вне сомнения, если бы Юнг жил в наше время, его теоретические воззрения были бы другими. Фрейд же пытался, как считал Юнг, сделать из своей теории догму, нечто, не нуждающееся в доказательствах, стремился ввести личный диктат. Догма всегда подразумевает слепую веру, не допускающую каких-либо сомнений. «И тогда мне стало понятно, что наша дружба обречена; я знал, что никогда не смогу примириться с подобными вещами. К оккультизму Фрейд, по-видимому, относил абсолютно все, что философия, религия и возникшая уже в наши дни парапсихология знали о человеческой душе. Для меня же и сексуальная теория была столь же оккультной, то есть не более чем недоказанной гипотезой, как всякое умозрительное построение. Как мне представлялось, научные истины являются такими гипотезами, которые могут быть адекватны моменту, но не могут сохраняться как символы веры на все времена».

В 1910 году проходит II Международный конгресс психоанализа. Отношения между Фрейдом и Юнгом уже не столь теплые, но тем не менее именно Фрейд настаивает, чтобы Юнга выбрали постоянным президентом конгресса. Он откажется от этой должности в 1913 году. В этом же году у Юнга рождается третья дочь, Марианна.

В 1911 году публикуется первая часть книги «Символы и метаморфозы либидо», где Юнг отходит от ортодоксального психоанализа того времени. Он пишет о мифологическом первобытном мышлении как о важнейшем аспекте человеческого бытия в современном мире. Первобытный человек не обладал развитым сознанием, а поэтому не чувствовал себя оторванным от матери-природы. Внутреннее Я (субъект) сливалось с окружающим миром (объект). Современным людям, помимо приспособления к внешнему миру, необходимо сохранять гармонию с внутренним миром, с бессознательными детерминантами поведения и мышления. Дикарю помогают сохранять гармонию мифы, магия и ритуалы. В первобытном обществе мифы и магические обряды помогали человеку приспособиться к внутреннему миру. Современное человечество оказалось в опасном отрыве от жизненной почвы, так как у него слишком развито логическое мышление. Юнг вводит понятия интровертированного и экстравертированного мышления. Логическое мышление экстравертивно, то есть поток мышления направлен вовне, на внешнюю реальность. Западная цивилизация являет собой экстремальный случай экстравертивности: в ней сила, власть над природой, могущество, контроль связываются со знаниями. Интровертированное мышление (ненаправленное, интуитивное) направлено в глубь человека и представляет собой набор образов, а не понятий. Оно необходимо для художественного творчества, мифологии, религии, внутренней гармонии. «Все те творческие силы, которые современный человек вкладывает в науку и технику, человек древности посвящал своим мифам. В сновидениях контроль логического мышления ослабевает и у современного человека, он снова вступает в утраченное им царство мифологии. Но современное человечество, совершившее горделивый отказ от „предрассудков", насчитывает лишь с десяток поколений. В коллективном бессознательном осели праформы, которые находят свое выражение именно в мифах. Даже если бы все религиозно-мифологические традиции были одним ударом уничтожены, то вся мифология возродилась бы уже в следующем поколении, поскольку символы религии и мифологии укоренены в психике каждого индивида, они унаследованы нами от тысяч поколений. Массы всегда живут мифами, от них в переходные эпохи могут избавиться лишь небольшие группы людей, да и они крушат старые мифы, освобождая место для новых; но это „новое" в действительности есть лишь забытое старое».

В феврале 1912 года Юнг завершает вторую и заключительную часть книги, она называется «Жертвоприношение». В частности, в ней он показывает, что фантазии инцеста имеют символическое, а не буквальное значение. Для Юнга основополагающую роль в инцесте играет религиозное содержание; во всех мифологиях инцест занимает важное место. Фрейд с неудовольствием относится к идеям Юнга, и в их переписке начинает сквозить напряженность. 25 февраля Юнг создает Общество психоаналитических исследований для развития его собственных идей. Кратко говоря, отличие его идей от идей Фрейда в следующем: вытеснение не может объяснить все; бессознательные образы могут иметь телеологическое значение; либидо — это не только сексуальная энергия.

Часто полагают, будто разрыв между Фрейдом и Юнгом был вызван именно публикацией этой, абсолютно «нефрейдистской», работы. Но были и личные мотивы. Искорка непонимания пробежала между ними давно, еще в 1909 году. Однажды Юнг спросил Фрейда, что тот думает о парапсихологии. Естественно, Фрейд не думал о ней ничего хорошего и стал приводить свои аргументы. Внутреннее напряжение Юнга все нарастало, и вдруг он почувствовал, что его диафрагма как будто раскалилась и даже начала светиться. В этот момент из стоявшего поблизости шкафа раздался страшный грохот. Оба в испуге отскочили. «Вот вам пример так называемой каталитической экстериоризации», — сказал Юнг. «Оставьте, — разозлился Фрейд, — это совершеннейшая чушь». «Нет, профессор, — воскликнул Юнг, — вы ошибаетесь! И я это вам докажу: сейчас вы услышите точно такой же грохот!» Как только он произнес эти слова, грохот повторился. Фрейд ошеломленно посмотрел на него. Юнг так и не понял, откуда у него взялась такая уверенность, но он был убежден, что это произойдет. Они больше никогда не обсуждали этот случай.

Другой случай произошел во время их совместного путешествия в Америку. Их любимым занятием было пересказывать друг другу сновидения и толковать их. Эти беседы обогащали обоих. Юнг внимал Фрейду как человеку старшему, испытывал к нему сыновнее чувство. Фрейд рассказал свой сон, и Юнг, как мог, попытался объяснить его, добавив, что сказал бы больше, если бы Фрейд поведал ему о некоторых обстоятельствах его личной жизни. «Фрейд бросил на меня странный подозрительный взгляд и сказал: „Но я ведь не могу рисковать своим авторитетом!" В этот момент его авторитет рухнул. Эта фраза осталась на дне моей памяти, она явилась концом наших отношений. Фрейд поставил личный авторитет выше истины».

Во время работы над «Символами…» Юнгу приснился сон, предсказавший, как он считал, его разрыв с Фрейдом. Ему приснилось, что он стоит на границе Австрии со Швейцарией и видит австрийского имперского таможенника. Тот прошел мимо него, не сказав ни слова. Во сне были и другие люди, и кто-то из них сказал, что это призрак таможенного чиновника. Юнг истолковал это так: таможня — это цензура, граница — грань между сознанием и бессознательным, а также его с Фрейдом расхождения. Цензура означает невозможность иметь собственное мнение. Таможенный досмотр — это психоанализ, так как последний тоже проверяет содержимое, только не чемоданов, а психики. А старый таможенник — Фрейд, которому работа приносила больше горечи, чем удовлетворения, отсюда и раздраженное выражение лица.

Наконец, когда Фрейд заговорил о своей теории как о догме, Юнг понял, что не может больше сотрудничать с ним.

Сторонники Фрейда обычно винят в разрыве Юнга, а сторонники Юнга — Фрейда. По-видимому, разрыв этих двух людей был закономерен, потому что они слишком по-разному относились к жизни.

В 1913 году Юнг получает письмо от Фрейда о невозможности дальнейшей совместной работы. Обоим ученым разрыв дался крайне нелегко, ведь между ними существовали отношения, которые сами аналитики называют «переносом». Иными словами, Фрейд видел в Юнге сына, а Юнг во Фрейде — отца. Фрейд чувствовал, что Юнг предал его, а Юнг чувствовал себя покинутым Фрейдом. Юнг уходит со всех постов в Психоаналитической ассоциации, оставляет он и преподавание в Цюрихском университете, мотивируя это тем, что его частная практика слишком разрослась. Вполне возможно, однако, что это был связано с состоянием его здоровья. У Юнга было нервное истощение, начавшееся еще за год до разрыва, когда ему стали сниться яркие катастрофические сны. В этот период ему сильно помогли американские филантропы Эдит и Гарольд Мак-Кормик. Эдит стала клиентом Юнга, а также первым богатым и очень щедрым спонсором.

После разрыва с Фрейдом Юнг оказывается в полной изоляции. Он порывает отношения практически со всеми друзьями и знакомыми. Это критический период для Юнга, продолжавшийся примерно 6 лет, до 1918 года. То было время внутренних колебаний — Юнг чувствовал, что утратил все ориентиры и не может нащупать почву под ногами. Он не стремился к созданию чего-то нового, он обобщал и обдумывал ранние свои открытия.

Долго он не мог придумать название своему методу психоанализа, поставить «личное клеймо». Он колеблется между «комплексной психологией» и «герменевтической психологией» но спустя некоторое время принимает окончательно решение, и рождается название — «аналитическая психология».

Юнг убирает барьер между сознанием и бессознательным и полностью погружается в бессознательное. Его мучают страшные сны и фантазии, в основном о живых мертвецах. Например, он видел трупы в печах крематория, а после оказывалось, что это еще живые люди. Эти сны, хоть и произвели на него страшное впечатление, не помогли избавиться от внутренней неуверенности, даже после их анализа. Тогда Юнг сказал себе: «Раз уж я ничего не знаю, все, что мне остается, — это просто наблюдать за происходящим со мной». Таким образом, он намеренно предоставил свободу своему бессознательному.

Ежедневно после обеда и перед приемом пациентов он строит из камней игрушечную деревню с церковью и замком. Для него это своего рода ритуал, объяснение которому он пока не может найти. В это время существует два Юнга: один — это собранный врач, профессионал, полностью отдающий себя пациентам; а другой погружается в толкование ночных видений и медитирует на берегу озера. Очевидно, это строительство дало выход творческим импульсам, и фантазии хлынули потоком. Их Юнг тщательно записывал.

В октябре, когда он путешествовал в одиночестве, его посетило видение: чудовищный поток, накрывший пространство от Англии до России. Видение продолжалось около часа. Юнг видел море с желтыми волнами, несущее какие-то обломки и бесчисленные трупы. Затем море превратилось в кровь. Спустя две недели видение повторилось, и будто чей-то голос сказал: «Смотри, вот что произойдет». Несколько раз ему снилось, что в разгар лета наступает арктический холод. Юнг решил, что ему угрожает психоз. Мысль о том, что это может быть прорицанием грядущего, даже не приходила ему в голову.

1 августа 1914 года началась Первая мировая война.

Поток фантазий был непрерывным, Юнг стал опасаться того, что не сможет выдержать его чисто физически и надломится. «Во мне поселился некий демон, с самого начала внушавший, что я должен добраться до смысла своих фантазий. Я чувствовал, что некая высшая воля направляла и поддерживала меня в этом разрушительном потоке бессознательного. И она же в итоге дала мне силы выстоять». Этот диалог с бессознательным был для Юнга научным экспериментом, подопытным в котором стал он сам. Фантазии вызывали у Юнга ужас и отвращение, он боялся потерять над собой контроль. Он все время прибегал к йоге и медитации для успокоения нервов. Ему явился образ, назвавшийся Филемоном, с которым Юнг вел долгие воображаемые беседы. Это был старик со связкой ключей в руках и с крыльями за спиной. Окрас его крыльев напоминал зимородка. Интересно, что тогда же Юнг наткнулся в своем саду на мертвого зимородка и был потрясен совпадением: в Цюрихе зимородки попадались нечасто. Для Юнга Филемон был кем-то вроде индийского гуру. Самое главное для Юнга было то, что фантом говорил вещи, которые никогда не пришли бы ему в голову. Лет через пятнадцать Юнга посетил пожилой интеллигентный индус, друг Ганди. Они беседовали в том числе о гуру и учениках. Юнг попросил гостя рассказать о личности и характере его собственного гуру. Гость совершенно серьезно ответил, что это был Чанка-рачара, комментатор «Вед». «Позвольте, — изумился Юнг, — но ведь он умер четыреста лет назад. Следовательно, это был его дух?» — «Разумеется, — ответил гость, — такие духи-призраки существуют. У большинства людей живые гуру, но всегда были люди, у которых наставниками были духи». Этот разговор частично успокоил Юнга. Оказывается, то, что происходило с ним, бывало и с другими людьми, значит, он не окончательно утратил связь с реальностью. Впрочем, «нормально» это было для восточной традиции, но не для христианства, которое подобные переживания рассматривает как ересь.

Опорой в его путешествии в глубь себя Юнгу служили дом и работа. Это были реальные, самоочевидные вещи, которые напоминали Юнгу о его существовании в этом мире. «Погружаясь в бессознательное, я временами чувствовал, что могу сойти с круга. Но я знал, что у меня есть диплом врача и я должен помогать больным, что у меня жена и пятеро детей, что я живу в Кюснах-те на Озерной улице, 228, — все это было той очевидностью, от которой я не мог уйти. Ежедневно я убеждался в том, что на самом деле существую и что я не легкий лист, колеблемый порывами духовных бурь». Юнг боялся, что сойдет с ума так же, как сошел с ума Ницше, сходство с которым он улавливал в себе. У Ницше тоже была личность номер два — Заратустра. Вопреки всем медицинским диагнозам (у Ницше был сифилис) Юнг считал, что Ницше утратил почву под ногами, потому что не имел ничего, кроме собственных мыслей, которые в конце концов завладели им. У него не было корней, он парил над землей и поэтому впадал в крайности. «Семья и работа всегда оставались надежной реальностью моей жизни, гарантией того, что я нормален и действительно существую».

Запись своих фантазий Юнг назвал «Красной книгой». «Красная книга» — это небольшой том в сафьяновом переплете, напоминающий по форме средневековые рукописи; и шрифт, и язык в нем стилизованы под готику. Она никогда не издавалась и хранится как реликвия в доме в Кюснахте. Наследники Юнга даже не позволяют посторонним держать ее в руках. Книга также содержит зарисовки его фантастических видений и мандалы (см. Справку 6).