"ОХОТА НА КРУТЫХ" - читать интересную книгу автора (Граков Александр)

Глава VIII ПРО КАРТОШКУ И РАЗВРАТ

Похоронили Ивана Николаевича. Ему не присвоили очередного звания посмертно. Не того, видать, заслонил он своей грудью. Но младший лейтенант не обижался, он уже ни на кого не был в обиде — всем все простил. Зато не простил Игорь. Он еще там, валяясь на земле перед недостроенным общежитием, на крови Ивана Николаевича поклялся найти его убийц. И ту, которая навела на них. Ее нужно было отыскать в первую очередь, потому что убийц Игорь в лицо не видел, а девицу эту, хоть смутно, но помнил. Намазана она была, конечно, здорово, но не так, чтобы можно было смазать все черты лица. И еще — над верхней губой, почти у самой ноздри у нее была родинка. Маленькая черная точка, но именно она врезалась в память Игоря намертво.

Дежурил он там же, в «Туристе». Через двое суток — в ночь, затем через сутки — днем в патрульной машине. И во время дежурства, и после него —думал и искал, искал и думал. И придумал-таки, где следует искать эту девицу. Раз она так свободно ориентируется ночью — значит, ночной жизнью живет чаще, чем дневной. Раз так ловко разыграла спектакль, значит, или актриса, или проститутка, ибо только проститутка за хорошие деньги может разыграть такую страсть, на которую способна не каждая актриса. Ну, актрису обычно вряд ли потянет одну в темную улицу. Значит... И Игорь, объезжая на патрульной машине свой кусок городской территории, приглядывался к публике у кинотеатров, гостиниц, ресторанов, вокзала. А в «Туристе» начал иногда обходить столики посетителей, пристально вглядываясь в лица сидящих за ними женщин, чего раньше никогда не делал. Он много чего раньше не делал. Запустил тренировки по регулированию дыхания и приемам рукопашного боя, самбо и выборочно — восточным единоборствам, которые возобновил сейчас с самых азов, отрабатывая и шлифуя каждый прием с филигранной точностью. Для такой отработки нужен был надежный партнер. Он был у Игоря. После смерти Ивана Николаевича в напарники ему «батя» приказом назначил только-только поступившего к ним в ППС Борю Савелюка, недавно пришедшего из армии в черном берете. Десантник, «морская пехота». Дрался он классно, и руками, и ногами махал исправно, но до подготовки Игоря, который в любой прием вместе с силой вкладывал душу, ему было далековато. Боря отчаянно завидовал Игорю, перелетая через его голову, спину или бедро после очередного броска, матерился, морщась от боли, но, вскакивая, тут же требовал, тяжело дыша:

— Еще, в трикопыта мамочку! — это была его любимая поговорка.

Сдружились они быстро. Разница в возрасте была не такой уж большой, к тому же Борис, как и Игорь, ненавидел несправедливость, насилие, предательство.

А любопытен был до ужаса. Каждое новое, неизвестное, не ощупанное руками или хотя бы не охваченное взором тянуло его к себе, как хороший магнит обыкновенную булавку. И, может быть, по молодости лет плевать ему было на любую опасность, даже смертельную, если предмет наблюдений представлял для него интерес. Приемы он перенимал с лета, но доводить, отшлифовывать их у него не хватало терпения, и он частенько скулил:

— Ну, Гарик, давай дальше, ты мне уже этим захватом с переворотом все мозги поотшибал!

— А ты не падай на мозги! — шутил Игорь, вновь перебрасывая его через себя. — Для этого у тебя есть задница — она без серого вещества.

Оружие было Борькиной слабостью. Особенно револьверы и пистолеты. Видов и систем он знал великое множество, от австрийского «эрика» — малюсенького пистолета калибра 4,65 мм со стволом длиной в пять сантиметров до германского «Маузера-712», у которого длина ствола 140 мм. А однажды выспорил бутылку у заезжего майора-оружейника, заявив тому, что «маузер» десяти- и двадцатизарядный — это, мол, чепуха всеизвестная, а вот есть еще и шестизарядные пистолеты этой системы. Майор, однако, не ударил в грязь лицом и выспорил у него бутылку обратно, объяснив, что есть пистолеты меньше «эрика» — это «Колибри» системы Пеппера. Его длина всего 70 мм, а калибр патрона 2,7 мм. Пораженный Борька поставил майору две.

В данный момент Игорь нашел его в отделении. Устроившись в комнате для допросов, Борис с увлечением ковырялся в какой-то диковинной винтовке — с прямым прикладом, толстоствольной коробкой и трубой под ней. Также у нее были две спусковые скобы, удобная красивая рукоять и несколько скошенный магазин с патронами. Блаженная улыбка удовлетворенного любопытства сияла на его физиономии. Увидя вошедшего Игоря, он возбужденно заорал:

— Гарик, ты когда-нибудь видел хоть во сне такую штуковину? Это же легендарная штатовская! Штурмовая винтовка «Армалит-Р15», прообраз знаменитой М16! Гляди, шпарит что очередями, что одиночными. Да еще подствольный гранатомет М203! Странная штука! Никогда бы не подумал, что встречу это в прозаическом Донбассе. А привезли ее с Кубани продавцы картошки. Для самообороны —как объяснили. Кому понадобится отбирать у них картофель — ума не приложу!

— Да не картофель у них будут отбирать, дурья твоя башка! Деньги, которые они уторговали, — вот что интересует налетчиков. Кстати, не один уже предприимчивый хозяин с юга поплатился жизнью за удачно сбытый товар. Ты что, не в курсе?

— Да в курсе я, в курсе, но ты погляди, какая красавица! И оптику есть где пристроить...

У Игоря в голове мелькнула шальная мысль.

— Слушай, а ты задержал этого... любителя картошки?

— Обижаешь, начальник! Сидит в КПЗ мужичок. Нету майора нашего, чтобы допросить по всей строгости, вот он его и дожидается. Только знаешь, жаль мне почему-то этого колхозника. Ведь по мозолям на руках видно, что урожай сам вырастил. Да еще «Колхиду» нанял. Как пить дать впаяют ему за хранение огнестрельного оружия.

— А протокол задержания составил? — уточнил Игорь.

— Да нет пока, вот майор придет...

— А ну, тащи сюда своего колхозника! Да прибери с глаз эту артиллерию!

— Момент! — Борька ловко собрал винтовку, пощелкав затвором, затем довольно цокнул языком, сунул ее в какой-то закуток и выкатился из кабинета. Через десяток минут появился в сопровождении мужичка лет 35-40 в поношенной болоньевой куртке и черных штанах в серую полоску. Кисти его рук, которые мяли сейчас кепку-восьмиклинку, сразу привлекли к себе внимание: большие, со вздувшимися венами и выпуклыми желтяками мозолей на ладонях. Таким рукам подвластно все: топор, молоток, поперечная пила и рубанок, штурвал комбайна и черенок лопаты. А в случае грозящей Отчизне лихой напасти в эти же ладони удобно и ловко ляжет приклад винтовки или автомата, рукоятка танка или зенитного орудия. Закончатся патроны — эти жилистые руки перед смертным часом вопьются в шею оккупанта, чтобы не одному покидать этот мир. В общем, это надежные руки и принадлежали они надежному мужику.

Взор у надежного мужика, однако, был растерянным и безнадежным. Понял, что его ждет, и приготовился к худшему. Сжав намертво в руках кепку, умоляюще уставился на Игоря.

— Ребята, может, разойдемся как-нибудь, а? Что греха таить: попутал бес с винтовкой — обменял на кабанчика освежеванного. Но тому есть причина: прошлый год кум поехал на своем «газоне» промышлять картошкой — и ни слуху ни духу. Через полгода только под Таганрогом в лесополосе нашли его кости. По полушубку и лисьей шапке угадали. Ножом его... по горлу... от уха до уха. А денег нет...

— Как тебя по имени-отчеству? — спросил Игорь.

— Иван Федорович я! Ванька Гребов, колхозник.

— Картофель свой или колхозный, ворованный?

— Да что вы, ребята, у меня и справка из сельсовета имеется! Мой он, вот этими руками сажал, полол, подгортал да жука травил. Засуха была в этом году, так два раза пожарку нанимал поливать.

— Много продал?

— Почти всю, мешков пять осталось.

— Ничего, где-нибудь по пути продашь остаток.

— Это... как же... непонятно! — забормотал Ванька Гребов, колхозник, трясущимися губами, боясь поверить и понять услышанное.

— А так же — вали на все четыре стороны. Мы тебя отпускаем, — великодушно разрешил ему Борька, сразу же ухвативший мысль Игоря и обрадованный не меньше мужика. Сказав, он спохватился и вопросительно взглянул на напарника. Тот кивнул — правильно, мол.

— Уезжай, но только без винтовки. И никому, слышишь, даже жене, о том, куда она делась. Потерял, украли, в баню ушла... Но о том, где ты был, — ни гугу. Понял?

— Понял, ребята, ой как понял! — Мужик был рад до бесконечности. — И деньги можете оставить себе!

— Постой, какие деньги? — Игорь свирепо двинулся к Борьке.

— Да выручку я у него взял на сохранение, в сейфе нашем лежит! — закричал тот, выставляя вперед раскрытые ладони. — Сам знаешь, кто в КПЗ сидит! Что ты психуешь?

— Да так, вспомнил один случай на рынке! У тебя много детей? — спросил Игорь, повернувшись к Ивану Федоровичу.

— Трое, а что?

— Трое детей, а ты так легко отказываешься от заработанных тобой денег? Да я бы за них...

— Вот и я бы за них! И за кума! И еще за одного хорошего человека из соседней станицы. Но что я могу поделать? У тех — оружие, у вас закон. А как только я взял в руки оружие, чтобы защитить то, что заработал, — сразу очутился вне закона.

— Ладно, ладно! — похлопал его по плечу Борис. — Есть кому и без тебя защитить твое имущество — мы за это зарплату получаем.

Мужик хотел видно что-то возразить, но передумал и, взяв протянутые Борисом деньги, шагнул к выходу. Но, уже взявшись за ручку двери, оглянулся.

— Никогда раньше не думал, что встречу в милиции такую... отзывчивость. Но вот что я скажу напоследок, ребята. Вы, надеюсь, не думаете, что после этого случая я или мои односельчане перестанут возить продавать картофель?

— Не думаю, — признался Игорь.

— И пока нас будут убивать — мы будем вооружаться, об этом вы, наверное, тоже догадываетесь?

— Догадываемся, — снова согласился Игорь, — но ловить будем. И отбирать оружие будем.

— И сажать будут, — вмешался Борька, — если нарветесь на кого-нибудь... — он замялся.

— Да понял я! — усмехнулся Иван Федорович. — Так вот, чтобы не было впредь недоразумений с оружием, предлагаю вам обоим «шабашку». Мы выращиваем картошку, а вы приезжаете на Кубань и сопровождаете машины. Плата вперед. Очень хорошая плата — нам нужно найти тех, кто убивает. Найти и наказать. Безо всяких там судей, прокуроров, условных сроков и амнистий.

— Ты, друг, поосторожнее с выражениями, — Борис, однако, усмехнулся поощрительно, — понимай-таки, где находишься.

— Извините, ребята, увлекся. — Мужик решительно открыл дверь. — А о предложении подумайте. Если что, звоните в сельсовет и спросите меня, я в станице Российской председателем комиссии рабочего контроля.

— Подумаем, — пообещал Игорь. — А о винтовке ни гугу! В твоих же интересах.

— Не дураки, понимаем! — Мужик весело помахал на прощанье рукой.

— ...Хватит, забыли об этом! Игорь пресек попытку Бориса сказануть что-нибудь на прощанье хлопнувшей двери. — Только ствол понадежнее спрячь. Авось пригодится. А пока — поехали в патруль.

... В «Туристе» в этот вечер дежурили их сменщики — два молодых сержанта ППС. Вначале все шло обычным порядком — посетители, эстрада, музыка на заказ. А в десятом часу вечера сам директор ресторана Стефанович вышел в общий зал и сказал что-то музыкантам. И музыка резко смолкла. Стефанович снял микрофон с подставки.

— Уважаемые господа! Очень не хотелось бы вас огорчать, но несколько минут назад к нам поступил телефонный звонок неприятного содержания. Какой-то маньяк на полном серьезе утверждает, что совершенно случайно по пьянке забыл в нашем ресторане взрывное устройство с часовым механизмом. Но что самое неприятное — он забыл, на который час оно установлено. Так что, сами понимаете, бабахнуть может в каждый момент...

Договаривал он уже в пустом зале — посетители вдруг разом протрезвели и ломанулись в двери не хуже омоновцев, причем дамы выскочили первыми, хотя им никто не уступал дороги. Просто, видать, женский ум быстрее анализирует ситуацию...

С довольным видом оглядев брошенные впопыхах столы, директор прикрикнул на рванувшихся к телефону патрульных:

— Куда? Это шутка, ребята! Просто нужно срочно освободить помещение для особо важных гостей. Вам на этом приеме присутствовать вовсе не обязательно. Для полного сервиса... Ирочка! — внезапно крикнул он. Из дверей буфета появилась официантка с подносом, на нем белели два запечатанных конверта, которые она с улыбкой преподнесла сержантам. Те недоуменно переглянулись, распечатали конверты и у обоих отпали челюсти, после того как они заглянули внутрь.

— Это маленький презент за прерванную службу! — показал в улыбке Стефанович свои белоснежные вставные челюсти. — Впрочем, с вашим начальством также все согласовано, так что можете остаток вечера провести с чистой совестью в другом ресторане, в непринужденной, хе-хе, обстановке, так сказать. Проверить можно телефонным звонком.

После телефонного звонка испарились и стражи порядка. Тем временем зал преображался. Исчезла прежняя сервировка, пластиковые скатерти были заменены белоснежными льняными, верхний свет погас, а на каждый столик поставили светильники на батарейках, изображавшие свечу с мерцающим неярким пламенем, и по три розы в узких высоких вазах. Появились приборы и салфетки.

На эстраде тоже произошли изменения. Ансамбль из семи человек, включая трех певиц, в полном составе ушел и через некоторое время вернулся в ярких цыганских нарядах и с полной экипировкой: бубном, кастаньетами, маракасами и колокольчиками.

Тяжелыми плюшевыми шторами перекрыли оконные проемы.

Мероприятие обещало быть из ряда вон выходящим. Оно и было таким. К подъезду ресторана с мягким урчанием мощных двигателей подкатывали отсвечивающие лаком и никелем авто. Подержанных машин среди них не наблюдалось. Почти все — «Волги», но мелькнула пара «вольво» — большая редкость по тем временам. Хлопнули открываемые дверцы, и из салонов полезли такие люди, при виде которых у не успевших далеко отойти патрульных сержантов поневоле дух захватило.

— Слышь, Витек! — дернул один другого за рукав. — Это же ведь...

— Цыц, и забудь их имена! — оборвал его напарник. — Для своего же блага! Видишь, без жен приехали! Значит, на очередное «совещание»! Да, хоть глазком бы глянуть, как они там совещаться будут, — мечтательно добавил он, тем не менее утаскивая товарища подальше от места прерванного дежурства.

Из очередной подъехавшей «Волги» между тем вышли полковник Гальчевский и его сынок Костя... с Настей, той самой, которую он не так давно изнасиловал в туалете. Сейчас она что-то весело щебетала, повиснув у него на руке, видимо, конфликт давно был исчерпан. Остальная компания сплошь из мужчин — ответственных работников райкома и горкома партии. Увидев такое сборище элиты, Настя оробела:

— Костик, а что — женщин вообще здесь нет? Ты зачем меня привез сюда?

Младший Гальчевский захохотал:

— Дурочка, через час здесь будет столько женщин, что ты со счета собьешься! А привез я тебя, чтобы ты посмотрела настоящую жизнь. И тех, кто делают ее настоящей! Ну, и заодно... — он внезапно осекся, — впрочем, пусть это пока остается секретом — тем приятнее будет сюрприз.

— Кому приятнее?

— Ну, мне в первую очередь. А раз мне, то и тебе, конечно!

И он повел Настю в открытые двери двухэтажного ресторана, на втором этаже которого началось «совещание».

Открыл его все тот же старший Гальчевский. Нависнув над столиком с рюмкой коньяка в руке, он провозгласил:

— Друзья мои! Сегодня я произношу эти два слова с полной уверенностью в сказанном. Ибо годы напряженной работы от съезда к съезду, постоянная взаимовыручка и взаимодействие настолько сплотили и сблизили нас, что мы стали как бы одной большой единой семьей. Имя которой — партия. И сегодня я горд и рад вдвойне: тем, что я являюсь давним и, надеюсь, уважаемым членом этой семьи, и тем, что эта семья решила принять в свои ряды также и моего сына, — полковник областного РОВД повел рукой с рюмкой в сторону столика, за которым довольно скалился его отпрыск. — Позвольте представить вам нового члена Коммунистической партии Советского Союза, а также в одном лице с завтрашнего дня — директора крупнейшего в Донбассе коксохимического комплекса — на днях он успешно защитил диплом инженера-химика, Константина Степановича Гальчевского! Коська, встань, пусть тебя осмотрят и оценят.

Младший Гальчевский под шквал аплодисментов поднялся со стула и с достоинством поклонился на все четыре стороны.

— Годится! Орел! Весь в батьку! — раздались одобрительные выкрики. Но больше всех светилась счастьем Настя, от восхищения чуть подпрыгивая на сиденье мягкого стула.

— Просим вас в скромной мужской компании отметить с нами два этих радостных события, — Степан Ильич радушно повел рукой и добавил, хитро взглянув на Настю, — а может быть, заодно и третье?

Та засмущалась и спряталась за Костину спину. Тот скривился внезапно, словно грыз кислое яблоко, но промолчал, тут же вновь состроив торжественную физиономию. Приглашенные дружно чокнулись, лихо выпили и налегли на «скромную» трапезу: всевозможные салаты, вырезки, грудинки, копченые языки, колбасы, красиво разложенные на блюдах, перемежались паштетом тресковой печени, паюсной и зернистой икрой. Когда было выпито по три-четыре рюмки, столы пополнились целиком запеченными курами, утками, индейками. И пошла повальная пьянка. Ножи и вилки были отброшены в сторону, лица покраснели и залоснились — птицу разрывали на части руками. Отдыхавший до поры до времени эстрадный ансамбль выдал для начала Полонез Огинского. Мелодия была настоль чарующей, что на несколько минут в зале утих разноголосый шум — ее оценили по достоинству. Зато, когда музыка смолкла, он возобновился с новой силой — отдельные выкрики слились в единое целое:

— Жен-щин! Жен-щин! Жен-щин!!

Костя выскочил из-за стола и рванулся к выходу. Настя уцепилась за его рукав:

— Куда ты, Костик? Не оставляй меня одну!

— Цыц! — пьяно гаркнул новоиспеченный директор. — Не поняла, что ли — баб им нужно! Засиделись жеребцы! Кто же им кобылок подгонит, если не Гальчевский? А пока я буду в отъезде, тебя развлечет Николай Дмитриевич, — указал он на Настиного соседа по столику — полулысого, с двойным подбородком мужчину в дорогом шикарном костюме, при галстуке, который тут же под столом притер свое колено к ее платью. Увидев, что Настя испуганно отъехала вместе со своим стулом в противоположную сторону, Костя внезапно разозлился. — И не вздумай брыкаться! Такая честь выпадает не каждой девке — побыть наедине с первым секретарем обкома партии. Попасть наличный, так сказать, прием, — хохотнул он, довольный найденным выражением и, посуровев, прикрикнул: — Ты меня поняла?

— Поняла, Костик! — голос Насти в общем гаме был еле слышен.

— А я не понял, повтори громче! — сынок полковника явно издевался над раздавленной и униженной девушкой.

— Поняла я! — звонким, дрожащим голосом крикнула Настя.

— То-то же! — Костя, самодовольно ухмыльнувшись, исчез в дверном проеме. Его проводили подбадривающими воплями. И тот час же Настя почувствовала, как под столиком чужая рука задрала ей платье почти до пояса и потная мясистая ладонь соседа нагло влезла между ее слегка расставленных ног. В первый момент она онемела от неожиданности и не нашлась, что предпринять — лишь широко распахнутыми глазами в упор непонимающе уставилась на Николая Дмитриевича. А дрожащая от возбуждения рука между тем делала свое дело: грубо раздвинув пытающиеся сжаться ноги, сдвинула вбок мешающий треугольник материала трусиков и принялась теребить жесткие завитки волос и тереть лобок. Видимо, сосед считал себя знатоком эротического массажа и пытался таким способом до крайности возбудить девушку. Но достиг обратного эффекта. Настя съежилась, задергалась, пытаясь отбросить нахальную руку, и, умоляюще глядя на него, прошептала: — Не надо, прошу вас! Люди... стыдно...

На них обратили внимание из-за соседних столиков, и это, видимо, отрезвило Николая Дмитриевича — он убрал руку с ее живота и Настя поспешно поправила платье.

— Но выпить со мной ты, надеюсь, не откажешься? Из двух зол выбирают меньшее, и Настя поспешно ухватилась за рюмку, до краев наполненную водкой.

— За любовь! За нее пьют до дна! — предупредил он ее строго, следя за Настиной рукой. Пришлось выпить до дна. Настя задохнулась, заполошно ухватилась за фужер с минералкой. А когда отняла его от губ, рюмка вновь была наполнена водкой.

— А теперь — за родителей! Ведь ты их любишь, не так ли? — ласково спросил первый секретарь обкома. — За их здоровье, кстати, тоже пьют до дна!

Его желание споить Настю было явным. Но с другой стороны — отказать такому начальнику? Потом Костик не оберется неприятностей. Она всей душой любила того, кто сначала подло изнасиловал ее, а сейчас бросил на съедение этой акуле в шикарной экипировке!

Настя зажмурилась и решительно выпила вторую рюмку. Закусывая икрой, почувствовала внезапную горячую волну хмеля, поднимающуюся снизу, от живота, постепенно обволакивающую мозг. Все качнулось и поплыло, как в тумане, — слова из песни вполне подходили к ее теперешнему состоянию. Третью порцию обжигающей влаги — за друзей — она выпила машинально, не поморщившись и запила... шампанским, услужливо подсунутым соседом по столику. Юная, не познавшая практики жизни душа, — откуда ей было знать мощное взрывное действие на мозг смеси «водка-шампанское», сатанинский коктейль, который носит вполне безобидное имя столицы нашей Родины — «Огни Москвы». И поэтому, когда оркестр выдал танго и Николай Дмитриевич пригласил ее на танец, ей поневоле пришлось прижаться к нему, чтобы не упасть. А партнер вовсю пользовался предоставленной возможностью: положив обе руки на Настины ягодицы, он мял упругое молодое тело и отчаянно терся своей грудью о шишечки бюстгальтера. Затем приник жирными губами к ее тонкой шее и всосался в нее глубоким поцелуем.

Насте уже было все равно. Хмельной жар охватил тело приятной истомой, перед закрытыми глазами плыли разноцветные шары и кольца, а чужие руки уже не казались чужими — это были руки Костика, ее Костика — самого дорогого на земле человека. И она отдалась на волю этих рук, повторяя имя любимого там, в зале, во время танца, а затем лежа на одном из столов в темном банкетном зальчике, когда Николай Дмитриевич торопливо сдирал с нее трусики и колготки, поставив ее раздвинутые в стороны ноги на два стула у края стола. И лишь почувствовав в себе горячее, большое, таранившее низ живота, открыла глаза и, различив в хмельном тумане чужое лицо над собой, открыла рот, чтобы закричать. Его тотчас же перекрыла потная, скользкая, противная ладонь с пальцами-сосисками...

Вторым был полковник Гальчевский. А за его спиной толпились исходившие желанием самцы, до крайности возбужденные полутемной обстановкой интима, запахом секса и видом полуобнаженного девичьего тела, распятого на обеденном столе — руки Насти связали ее же колготками, пропустив их под столом. Вскоре она перестала сопротивляться... А затем и различать очередную рожу над ней, искаженную гримасой похоти...

Ее, может быть, в конце концов просто расплющили бы о стол массивными мужскими тушами, не ворвись в общий зал младший Гальчевский в самый разгар вакханалии. Он был не один — следом веселой вереницей потянулись раскрашенные особи женского пола, самой старшей из которых едва ли перевалило за двадцать.

— Прошу любить и жаловать! — Костя вознесся на эстраду и держал в руках микрофон. — Товарищи, попрошу минуту внимания ! Прежде всего условимся с дамами обращаться вежливо и культурно, все они вожатые пионерских лагерей. Это в дневное время. Ну, а в ночное — спросите у них самих. В общем, перефразировав мои начальные слова, скажем так — прошу их сперва жаловать, а затем уж любить!

Девочки быстро разошлись по столам, заполнив пустующие до этого стулья. Мужики жадно потянулись к этому цветнику, бросив на столе в банкетном зале одинокий цветок — истерзанный, смятый, с опавшими навек лепестками. Кто-то даже развязал ей руки. А кто-то уже и Косте успел шепнуть на ухо, что случилось с его предполагаемой невестой. Удовлетворенная ухмылка выползла на его губы.

— Даже папашка попробовал? Сработало-таки, а? Кто посмеет сказать, что Костя Гальчевский дурак? Ну, папочка, погоди, теперь ты у меня на крючке по гроб жизни! Откомандовался, хватит! Стоит мамочке словцо шепнуть и она тебе в момент яйца оторвет. Вместе с тем, что между ними! А Настька выдержит! Я ей не такие приемы показывал — отходила после, а здесь, подумаешь — десяток мужиков пропустила! Зато каких мужиков! Такой коллекцией не сможет похвастаться ни одна потаскуха в этом городе!

Перемалывая в голове эти мысли. Костя не терял времени даром: подливал окружающим напитки, тискал огромные тугие груди сидевшей рядом блондинки, втерев под столом свое колено между колен находившейся напротив брюнетки, успевая между делом травануть очередной секс-анекдот.

Веселье в зале между тем достигло апогея. Тосты и выкрики «За любовь!» следовали один за другим, причем всем было ясно, что пьют за свободную любовь, безо всяких выкрутасов. Один из подвыпивших мужей, взгромоздившись на эстраду, пытался читать рубай Омара Хайяма, но на второй строчке завял и понес что-то невразумительное. Микрофон у него отняла вспрыгнувшая следом на эстраду девица с красиво распущенными волосами и возбужденно блестевшими от выпитого большими подведенными глазами. Ей очень была к лицу родинка над верхней губкой, почти у самой правой ноздри — маленькая симпатичная черная точка.

— Хотите стихотворение? —- крикнула она в микрофон.

— Давай, Женька! — Костя Гальчевский отчаянно захлопал — видно, хорошо ее знал. — Про любовь?

— И про любовь тоже, — согласилась Женька.

Последние слова Женька произнесла с нажимом и плохо прикрытой ненавистью, вглядываясь в полумрак ресторанного зала, в спину младшего Гальчевского, который, облапив грудастую соседку по столу, увлекал ее в приоткрытую дверь банкетного зала. Затем перевела глаза на присутствующих, которые почему-то старались не встречаться с ней взглядами. В зале стояла мертвая тишина. И в эту тишину неожиданным фальцетом ворвался крик Кости, выскочившего из банкетного зала:

— Настька повесилась!!!

И следом — вопль той, грудастой.

Толпясь и опрокидывая стулья, все бросились к двери, из Которой только что выскочил полковничий сын. Врубили свет. Настя висела в проеме другой двери, ведущей в моечную. Петля из капроновых колготок свободным кольцом была привязана к бронзовому бра «под старину», укрепленному прямо над дверным проемом. Перед смертью она как смогла привела в порядок истерзанное платье...