"По лезвию ножа, или в погоне за истиной" - читать интересную книгу автора (Окулов Максим)

28 января 1998 года, Москва

Мы со Стасом шли по тротуару вдоль Ломоносовского проспекта, думая каждый о своем. Справа за высоким решетчатым забором виднелся корпус, в котором арендовал помещение для своего банка Петр Михайлин. Свернув с тротуара в широкие ворота, мы продолжили свой путь по тропинке, пересекающей красивый сквер. На улице было пасмурно, редкими пушистыми хлопьями шел снег. Только я сделал шаг на узкую дорожку, проходившую вдоль корпуса, куда и лежал наш путь, как слева меня кто-то окликнул:

— Денис! Сынок!

— Мама! — я буквально остолбенел. Мама, одетая в старомодное черное пальто с лисьим воротником, быстрым шагом направлялась в мою сторону. На ее лице отразилось невероятное отчаяние и страх.

— Мама, но как же… ты же… — забормотал я.

— Сынок! Берегись!

Вдруг за моей спиной раздался рев двигателя. Я обернулся и увидел буквально в пятнадцати метрах от себя несущийся в мою сторону большой черный джип. В самом его внешнем виде была неотвратимость… Неотвратимость смерти…

Что-то мелькнуло слева от меня, и я увидел маму, бегущую в сторону джипа с вытянутыми вперед руками.

— Не сметь! — раздался ее властный крик. Я стоял и не мог шевельнуться. Через мгновение джип должен был раздавить маму.

— Не-е-е-ет! Что есть мочи закричал я, — мама не шевельнулась, а джип вдруг встал как вкопанный, закрутился вокруг своей оси, ускоряясь с каждым мгновением, и растаял как дым.

Мама обернулась ко мне, лицо ее было печально.

— Сынок, тебе угрожает опасность. Беги! Беги как можно дальше! — почти прокричала она последнюю фразу.

— Дэн! Дэн! Проснись! — донесся до меня голос Стаса. Я резко сел на кровати, вытирая испарину со лба. Дыхание было прерывистым. — Ты чего? Напугал меня до смерти! — Стас стоял возле моей кровати в трусах и в тапочках на босу ногу.

Обхватив голову руками, я медленно приходил в себя. За окном, кажется, уже рассвело, было пасмурно, шел редкий снег.

— Сколько времени, Стас? — спросил я внезапно охрипшим голосом.

— Восемь утра. Я в туалет пошел, иду себе обратно, думаю, сейчас еще немного подремлю, а тут твой душераздирающий крик. Приснилось что?

— Да, Стас, приснилось. Мама во сне спасла меня от огромного черного джипа, который собирался меня раздавить у дверей офиса «Опус-банка». Слушай, дай мне минуту в себя прийти, ладно? — Стас встал и тихо вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.

«Что же теперь делать?» — пытался сообразить я. Это не было обычным кошмаром. Ощущение реальности происходившего преследовало меня до сих пор. Я никогда не верил в мистику, а на сны старался не обращать внимание, но то, что произошло сегодня, было явно чем-то особенным. Тяжко вздохнув, я не спеша оделся и пошел умываться.

Водные процедуры слегка освежили меня, я поставил чайник на плиту и заглянул в комнату Стаса. Тот лежал под одеялом, прикрыв глаза.

— Стас, мы завтракать-то будем? — тихо спросил я.

— Не царское это дело — завтраки готовить, — пробурчал он.

— Понял, чего изволят его высочество откушать? Яичница с помидорами, колбасы и сыры подойдут?

— Еще как! — оживился Стас. — Правда что ли приготовишь?

— Готовить жратву — одно из самых моих любимых занятий. Дрыхни пока, минут за пять до завтрака позову.

Сделав пару глотков апельсинового сока, я принялся за дело — всегда приятно позаботиться о своей утробе. Я залил кипятком три помидора, после чего легко очистил их от кожуры и порезал в старую добрую чугунную сковороду, добавив кусок сливочного масла. Помидоры зашкворчали, я убавил огонь и занялся сервировкой стола: масло, хлеб, сыры и колбасы — это получилось слишком шикарно для завтрака двух холостяков в подполье! Разбив в слегка утушившиеся помидоры четыре яйца, я уже собрался позвать Стаса, но он сам выполз, не иначе на запах.

— Дэн, ты что такое готовишь? Даже у меня дома так вкусно не пахнет по утрам!

— Ну да! — сказал я, польщенный похвалой. — Мама у тебя готовит изумительно!

Яичница удалась на славу, мы уселись за столом, с аппетитом поглощая плоды моих кулинарных побед. Настал черед кофе, за которым Стас первым нарушил молчание.

— Ты думаешь, к Пете не стоит ехать? — будничным тоном спросил он. Я был просто поражен, насколько точно ему удалось почувствовать мои мысли.

— Не знаю, Стас. По крайней мере, у меня есть очень большие сомнения на этот счет. Понимаешь, слишком уж необычный был сон, слишком сильный что ли, чтобы не обращать на него внимания. С другой стороны, кроме Петиного цербера, мне пока и обратиться не к кому.

— Тоже верно, — подтвердил Стас. — Я вот тут подумал… Дэн, послушай-ка, что мы с тобой можем сделать. Ты будешь меня ждать где-нибудь в районе Университета в безопасном месте, а я отправлюсь к Пете — прощупать ситуацию. Попробую за тебя похлопотать, не согласятся ли, мол, они тебе помочь. Если ответ будет положительный, и я ничего подозрительного ни в банке, ни на подступах не замечу, то либо я тебя вызову к нам, либо мы сами к тебе подъедем. Как идея?

Я задумался.

— Понимаешь, Стас, мы с тобой в этих делах ни капельки не смыслим. Играть в шпионов дилетантам — просто смешно. Думаю, что в этом случае, конечно, будет спокойнее, но гарантий все равно никаких. Слежку за банком ты вряд ли обнаружишь, а если предположить, что Петю могут «попросить» помочь противной нам стороне, то и подавно — твои шансы нулевые. Однако другого выхода я не вижу. Будь, что будет! — решился я. — Как в Москву поедем? Мне еще после Пети надо успеть с папой встретиться.

— С папой? Дэн, но это очень опасно! За ним могут следить!

— Понимаю, но увидеться с ним надо обязательно. Он человек опытный, уверен, отец все продумал.

— Ну смотри… Здесь недалеко станция электрички. Мы можем доехать до платформы Кунцево — это минут 30, а оттуда автобусом — прямо до Воробьевых гор.

— Я не против.

— Тогда поторапливаемся!

Стас в благодарность за завтрак вымыл посуду и прибрал со стола, а я отправился застелить постель. Присев на прибранную кровать, я случайно заметил довольно потрепанную книгу, лежавшую на подоконнике. «Православный молитвослов». Взгляд сам собой метнулся по комнате и остановился на выцветшей бумажной иконе, висевшей в углу. Я встал, подошел поближе к иконе и попытался прочитать имя изображенного святого. По всему было похоже, что это святитель Николай, о котором мне рассказывал отец Кирилл в Иерусалиме. Он говорил, что этот святой — самый почитаемый на Руси. «Почему бы и нет», — мысленно ответил я сам себе на возникшее вдруг желание помолиться.

Я просмотрел оглавление. «Молитва перед началом всякого дела» — этот пункт первым привлек мое внимание. Открыв нужную страницу, я встал перед иконой, перекрестился и прочитал: «Царю небесный, утешителю душе истины, иже везде сый и вся исполняй, сокровище благих и жизни подателю. Прииди и вселися в ны и очисти ны от всякия скверны и спаси, Блаже, души наша». Далее я стал искать молитву святителю Николаю. Наконец я нашел «Акафист святителю Николаю». Что такое «акафист», было мне не ведомо. Я открыл нужную страницу и обнаружил, что объем текста достаточно велик. Долистав до конца, я к радости своей, нашел короткую молитву, которую и начал читать.

На что похоже это чувство? Я стоял и мучительно соображал. Ну конечно! Это было отдаленно похоже на то, что я испытал у Гроба Господня в Иерусалиме. «Господь слышит меня! Он меня не оставит!» — радость моя была столь же ощутима, сколь и непонятна.

— Что с тобой? — удивился Стас. — Ты придумал, как решить все свои проблемы?

— Да нет, Стас! Просто так, все в порядке. Мы едем? — пресек я разговор.

— Давай одеваться. Мы назад-то вернемся?

— Я не думаю, чтобы мои проблемы так быстро рассосались. Так что, если будем живы — вернемся, — спокойно ответил я.

— Тяпун тебе! Тоже мне, нашлась Каркуша! — ворчал Стас.

Мы вышли из дома, а примерно через час покидали салон автобуса на Воробьевых горах.

— Дэнис, возьми ключи от дачи, — протянул мне Стас увесистую связку. — У меня дом есть, а тебе и переночевать негде будет, если мы вдруг не встретимся. Теперь надо определиться, где ты будешь меня ждать.

— На смотровой площадке есть храм, там меня уж точно никто искать не будет.

— Годится. Теперь вот еще что, — продолжил Стас по-деловому. — Если мы поедем к тебе, то я тебя предупреждать не буду. Если же я тебя решу пригласить в банк, а на месте все будет в порядке, то я обращусь к тебе… Э-э-э… Тебя как в школе дразнили?

— Сосиской, — признался я. — Дениска-сосиска.

— А, ну да! Надо было сказать своим приятелям спасибо, поскольку много других рифм напрашивается…

— Прибью!

— Ну ладно, ладно! Так вот, так и напишу — «Сосиска». Если же ты получишь сообщение начинающееся на любое другое слово, включая «Дэн», «Дэнис» и т. д., быстренько сворачивайся и линяй обратно на дачу. Я постараюсь к тебе приехать или, по крайней мере, дать знать на пейджер, что со мной. Сам не пытайся мне звонить — сиди тихо, как мышь.

— Слушай, Стас. Да тут Джеймс Бонд отдыхает! Какой там! Моссад, МИ-6, Штази, ЦРУ и КГБ вместе взятые — просто мальчишки с голыми попками по сравнению с нами!

— Слушай, сарделька! Я для кого стараюсь? Между прочим, у меня работа, на которую я сегодня просто забил болт! И все ради тебя! А он тут еще издевается!

— Все-все, Стас! Больше не буду! Договорились, я все запомнил.

— То-то же. Ну, с Богом!

Мы обнялись на прощание, и Стас ушел, я же обосновался в будке таксофона — надо было обзвонить своих клиентов по рекламе. На это ушло минут пятнадцать, после чего я отправился в храм.

Бабушка Ефимия была на своем посту — неспешно натирала до блеска большие медные подсвечники.

— Здравствуйте, Ефимия э-э-э… — замялся я, — не знаю вашего отчества. Вы меня помните?

— Конечно помню, сынок, — повеяло теплом от удивительно доброго и мудрого взгляда темных карих глаз, — Никитична я, Ефимия Никитична. Как твои дела, сынок?

— Да неважно, тучи не рассеиваются, а еще более сгущаются, Ефимия Никитична, да и еще обещание мое вот… неисполненное.

— Кому ж обещал-то? Дружку какому, а он тебе теперь покоя не дает?

— Да нет, не дружку, — вздохнул я, — Богу Самому обещал однажды, что, если поможет Он мне, то обязательно покрещусь, ну и забыл об этом напрочь.

Бабушкины глаза враз посерьезнели.

— Э, милок, как же это ты так? Но это дело поправимое. Бог наш любит всех. Ни один человек в мире не может любить так, как Он! Бог не хочет зла никому, а все, что посылает — посылает на пользу. Понимаешь, все! Даже то, что кажется нам плохим.

— Ну Он же бывает и наказывает?

— Это не Бог нас наказывает, а мы сами себя. Каждый наш грех аукается скорбями. И, главное, помни, что никогда человеку не дается ноши выше той, какую тот может сдюжить. НИКОГДА! — строго подытожила она. — Ты, главное, с этим делом не затягивай — с Крещением, это не шутки. Если решил, то иди до конца, и крещения одного будет мало! Надо в церковь ходить, молиться, поститься, исповедоваться, причащаться. Жизнь наша короткая, а когда Господь к себе возьмет, никто не знает. Вот сегодня отпевать будут молодого парня — поди тебе ровесник: красивый, богатый. Приходил к нам, с отцом Михаилом беседовал. А вот убили его в минувшее воскресенье.

Что-то смутно кольнуло меня, я еще не успел сообразить, что же именно, как дверь храма открылась, и внутрь вошли двое амбалов, в которых я тут же узнал охранников покойного Федота. Бежать было некуда, я сделал два шага вперед, встав в угол перед какой-то иконой. Тем временем гости подошли к бабушке Ефимии и поинтересовались готовностью предстоящего отпевания. Она успокоила их, сказав, что все готово, дала несколько распоряжений, после чего они ретировались. Я не смел повернуться, а Ефимия Никитична, подойдя ко мне поближе и встав в пол-оборота, тихонько зашептала:

— Что случилось, милок? Ты знаешь этих людей?

— Бабушка, отпевать-то будут не Федора Силина?

— Фамилии не припомню, а звать точно Федором.

— Меня обвиняют в его убийстве, милиция ищет, бандиты, — голос мой дрогнул, а состояние было близким к панике.

— Ох, батюшки! — воскликнула Ефимия. — Иди за мной!

Она схватила меня за руку и потащила вглубь храма. Сбоку, слева от алтаря, я увидел еще одну дверь, которая была заперта. Бабушка велела мне идти к двери, а сама быстренько натянула цепочку от стены к стене, отгородив ту часть храма, где мы находились от входа.

— Ефимия Никитична, здравствуйте, — это был голос Колобова, — у нас все готово, что делать дальше?

— Милок, обожди на улице немного, я сейчас принесу подставку под гроб и вас позову.

Я стоял спиной ко входу, и мне казалось, что меня вот-вот узнают, схватят, было такое ощущение, что поток горячего воздуха окатывает меня сзади, по спине заструился пот. Спровадив Колобова, бабушка ловко извлекла откуда-то из-под халата связку ключей, отперла дверь, и мы вышли во внутренний двор. Прикрыв дверь, моя спасительница, быстро перебирая ногами в древних бурках, поволокла меня к двери добротного кирпичного дома, расположившегося внутри церковной ограды.

— Это дом нашего батюшки, здесь тебя никто не найдет, — сказала она, захлопывая дверь изнутри. — Вот, разувайся, на тебе тапочки и проходи вот сюда, — указала сухонькая ручка на открытую дверь в конце короткого коридора. В середине комнаты стоял большой обеденный стол со скамейками вокруг. Видимо, это была столовая. В помещении было тепло, я снял куртку и присел с краю на скамейку.

Запищал пейджер.

— Стас! — Трясущимся пальцем Денис нажал на кнопку.

«Денис, я в „Опус-банке“. Здесь готовы тебе помочь. Срочно позвони по телефону 939-15-76. Жду звонка. Стас».

— Твою мать! — Вырвалось у меня. Я просто не верил своим глазам. «Что же делать?», — только и вертелась в голове. «Точно! — Наконец-то придумал я. — В этой ситуации я сам ничего не смогу сделать, а вот отец сможет помочь. Надо быстрее ехать к нему!»

Из глубины дома раздались шаги, и в комнату вошел рослый детина с огромной окладистой бородой, он вполне подошел бы на роль Ивана Сусанина, и голос был под стать:

— Здорово, раб Божий, давай знакомиться, меня зовут Григорий, — протянул он огромную ручищу. Я с опаской подал свою руку, которая словно попала в железные тиски.

— Приятно познакомиться, Денис, — промямлил я.

— Ефимия сказала, что тебя надо вывезти отсюда. Ты торопишься? Можем пока чайку попить.

— Тороплюсь, Григорий, поверьте, очень тороплюсь! Мне бы выбраться отсюда на улицу незаметно, а там я уж сам.

— Ты, Дионисий, куда попал вообще, знаешь? — сделал грозное лицо мой собеседник.

— В церковь, — опешил я.

— Вот именно! Ты попал в Дом Божий, где все проблемы решаются легко и просто, когда на то воля Божия есть. Тебе куда и к какому времени надо? — ласково улыбнулся он под конец.

— На Мясницкую, к часу.

— Тогда едем!

Я немного успокоился. От этого человека исходила какая-то уверенность и сила. Вообще как нельзя кстати оказалась помощь этих, в общем-то, чужих мне людей, ставших в считанные минуты очень близкими.

Мы вышли на улице. Во дворе стояла новенькая Нива с работающим двигателем.

— Прыгай внутрь, — скомандовал Григорий и забрался на водительское место. Вынув из кармана брелок наподобие пульта автомобильной сигнализации, он нажал кнопку, и ворота стали открываться.

Как больно, как же больно! Жар возникает внутри и, кажется, опаляет каждую клеточку тела, медленно поднимаясь к голове. Нет! Только не это, только бы он не дошел до головы. Эту боль пережить невозможно, я опять потеряю сознание. Зачем Наставник мучает меня? Он опять пришел ночью, я услышал его голос — внутренний голос, который велел мне приехать к этой церкви на Воробьевых горах. Сюда должен придти этот щенок, а мне необходимо сдать его следователю. Наставник, как всегда, все знает. Я должен исполнить его волю, должен…

Вот и следователь с этой дебильной фамилией, да и весь он какой-то ущербный, а щенок уже внутри, в церкви. Что со мной, м-м-м-м, больно, жжет, я не могу подойти к храму… Что случилось? Надо подойти к нему, надо только подойти и сказать несколько слов про этого щенка. Так, у меня получится… А-а-а-а-а-а-а! Ничего не вижу, куда я бегу? Стоп, стоп! Больно! Дыши, дыши! Где я? Вот гадость! Какая сила оттолкнула меня от церкви? Но стало легче, боль отступила. Надо выполнить волю Наставника, иначе будет плохо. Надо идти.

— Ты опоздал! Ты не выполнил приказ!

— Нет, Наставник, я все сделаю, я не виноват, мне стало плохо, наверное это из-за того, что я подошел к дому Распятого!

— Ты должен выполнять мою волю любой ценой! Любой! Ты будешь наказан!

— Наставник, прости!

— Ха-ха ха-ха-ха! — этот хохот был, как всегда, ужасен, от него стыла кровь в жилах. — Проси прощения у Распятого, а я справедлив и всегда наказываю не слушающихся меня!

Может, я еще успею, только бы успеть, но что это? Машина выехала с территории церкви, а кто рядом с водителем? Да это тот щенок! Я опоздал! Чтобы ты сдох, проклятый ублюдок! Я убью тебя! Я принесу твою кровь Наставнику и заслужу его расположение! Нет! Не надо, больно, больно! Голова! Жжет! Не-е-е-е-е-ет!

— Ты бы, Дионисий, отодвинул кресло назад да пригнулся пониже. Мать Ефимия говорила, дела у тебя серьезные, да и люди, которые против тебя, — не лопухи.

Я повиновался.

Мы выехали из ворот, свернули направо и резво покатили по улице Косыгина.

— Кажется, чисто, поднимайся, — сказал Григорий.

Горячая волна обдала меня с головой. На тротуаре стоял мужчина, бледный как полотно, весь скорченный, будто ему было очень плохо, но глаза, смотрящие на меня, сверкали какой-то неистовой злобой. От жара я мигом вспотел. Мы поравнялись с незнакомцем, и он стал заваливаться на бок, я обернулся и в последующие несколько секунд, пока изгиб дороги не скрыл его из вида, я наблюдал, как ужасные конвульсии сотрясали тело странного прохожего.

— Поди эпилептик, припадок случился — не иначе, — прокомментировал Григорий.