"По лезвию ножа, или в погоне за истиной" - читать интересную книгу автора (Окулов Максим)Дорога к ХрамуВсе последовавшие за тем ужасным вечером попытки позвонить или встретиться с Леной были тщетны. К телефону подходила ее мама и, услышав мой голос, просила больше не звонить по этому номеру. Через два дня бесплодных попыток дозвониться я поехал к ней домой, решив дождаться любимую во что бы то ни стало. Ждать пришлось долго. Ближе к полуночи у подъезда остановилась новенькая «девятка» модного цвета «мокрый асфальт». Водитель распахнул переднюю пассажирскую дверь, и оттуда выпорхнула Лена. Как же она была прекрасна! Как я по ней соскучился! Я вскочил со скамейки и ринулся вперед. Я был уверен, что вот именно сейчас все недоразумения будут развеяны, она просто обязана меня понять, ведь я так сильно ее люблю. Однако меня ждало жестокое разочарование. Спутник Лены встал у меня на пути и резко оттолкнул назад. Затем он заломил мне руку за спину так, что я не смог даже пошевелиться. — Че те надо, урод?! — сказал он грубым тоном. Я неожиданно вспомнил, что именно он встречал Лену в то памятное утро на перроне Ленинградского вокзала. Я молча пыхтел, пытаясь вырваться. — Отпусти его, Илюша. Это, типа, мой ухажер, — голос Лены звучал с явной издевкой. Меня немедленно отпустили. Я был в совершенно идиотском положении, абсолютно не понимая, что сейчас говорить и как себя вести. Лена же подошла ко мне с ехидной улыбочкой: — Ну че, герой любовник, че пришел-то? Решил пригласить меня еще разок продемонстрировать стриптиз своему дружку-дебилу? У нас, видишь ли, Илюша, с этим вот типом вроде как сложились совсем нежные отношения, а он меня мало того, что в общагу привел, так еще и своему другу неглиже продемонстрировал. — Лена! Ну зачем ты так! Не так же все было! Ну прости меня, я же люблю тебя! — выпалил, я сильно заикаясь. — Да-а-а-а, Ленусик, — вновь встрял владелец «девятки» таким тоном, как будто я был пустым местом, — ты еще с бомжами начни интимы разводить. Как дошла до жизни такой, сеструха? — Лен, мы можем поговорить наедине? — сделал я еще одну попытку. — О чем говорить-то будем? Пойми, ты меня уже заколебал! Я от тебя устала, не надо меня больше подкарауливать, и маму мою больше не надо доставать по телефону, понял? — сказала она так, словно ударила наотмашь. — Лена, милая, я правда тебя люблю и не хочу потерять, — промямлил я в ответ. — Со мной, говоришь, хочешь быть? О’кей! Через пару недель на майские праздники мы с друзьями решили в Сочи слетать, потусоваться — давай с нами, там и поговорим. Встретимся 28-го во Внуково у стойки регистрации утреннего сочинского рейса, чао! — каблучки звонко застучали по асфальту, и подъездная дверь медленно закрылась. — Летайте на курорты поездами: это быстро, удобно, выгодно, — хохотнул Илья, сел в машину и уехал. Я стоял и смотрел вслед удаляющимся габаритным огням. Утром пришла телеграмма от отца. Он сообщал, что приезжает завтра «с хорошими новостями». Я вяло прореагировал на нее — мне казалось, что в моей жизни никаких хороших новостей ждать не приходится. На следующий день около трех часов я вышел из здания факультета. Погода была чудесная. Выглянуло приветливое апрельское солнышко, дороги были мокрыми от таявшего снега, а птицы заливались, как сумасшедшие. Мне от такого благолепия стало еще тоскливее. У ступенек нагло расположился Мерседес цвета вороньего крыла. Я начал было озираться по сторонам в поисках отца, как дверь «баварца» распахнулась, оттуда вышел шикарно одетый мужчина и почему-то быстро направился ко мне. Приглядевшись, я ахнул! Это был мой отец! — Па, привет! Это ты или не ты?.. Что случилось?! Ты ограбил банк или соблазнил вдову какого-нибудь миллионера?! — Здравствуй, сынок! — радостно сказал отец, крепко обнимая меня и целуя в щеку. — Все у нас теперь будет «тип-топ»! Поехали ко мне, по дороге все расскажу. Мы разместились на заднем сиденье. Закрывшаяся дверь наглухо отрезала нас от внешнего мира, и машина, плавно покачиваясь, тронулась с места. — Вот, Семен, познакомься, мой сын Денис. Семен — наш водитель и охранник, — представил нас отец друг другу. Шкафообразный Семен важно кивнул, не отвлекаясь от дороги. — Куда едем, Григорий Александрович? — важно пробасил он. «Ого, Григорий, да еще Александрович, — подумал я про себя. — Что творится-то?!» — Давай в гостиницу, Семен, — важно распорядился отец: ни дать ни взять — новый русский. — Па, что случилось-то? Мне это не снится? Может, поделишься? — не вытерпел я. — Да, теперь можно и поделиться. Видишь ли, я, как бы это помягче можно сказать, поймал за хвост жар-птицу. Сразу после дембеля я попал в один кооператив, организованный моими бывшими собратьями по сапогам и портупее. Сначала меня взяли на самую тупую работу — оформлял кое-какие бумажки и аккуратно складывал их в папки. Контора была частная, да к тому же в стадии начального развития, сотрудников было мало, и, соответственно, для желающих проявить себя возможности были самые что ни на есть реальные. Вообще без лишней скромности скажу, что если главный штаб наш был мозгом ЛенВо, то я был его единственной извилиной! Кооператив наш неожиданно очень серьезно поднялся на поставках продуктов питания для воинских частей Лен Во. Сам понимаешь, что ниша эта в высшей степени финансово емкая, но и работать приходится на износ. Слишком много конкурентов, норовящих впихнуть за три копейки какую-нибудь тухлятину с истекшим сроком годности. Сейчас приехал к нашим московским партнерам подписывать новый контракт. — Ничего себе! — присвистнул я. — И ты молчал?! — Да не хотелось раньше времени. Кроме того, там один соучредитель был вредный, невзлюбил меня с самого начала. Я ждал, что меня уволят, а получилось так, что вышибли его. А я, напротив, кое-какой процент получил. Ты извини — имел возможность тебе деньжат выслать уже некоторое время назад, да очень уж хотелось сделать сюрприз. Появиться вот так, на белом коне, можно сказать! Отец весь светился и был похож на большого ребенка, получившего наконец желанный подарок. — Па! Я так рад за тебя! — вырвалось у меня непроизвольно. Отец просто обнял меня, сглотнув комок в горле. — Береги себя, папа, пожалуйста. — Все у нас с тобой, сынок, будет хорошо, вот увидишь. Тем временем мы проехали Калужскую площадь. Наша машина на глазах у гаишника, в нарушение всех правил свернув наперерез встречному потоку, через две сплошные линии подъехала к центральному входу Президент-отеля. — О, ментяра! Даже не пикнул! Уважает! — сказал Семен, видимо, в адрес растерявшегося гаишника. — Вот, сынок, здесь я и остановился. Пойдем ко мне, выпьем чего-нибудь, — подмигнул мне отец. Мы поднялись на лифте на седьмой этаж. Подойдя к дверям номера, отец важно достал пластиковую карточку-ключ и открыл дверь, явно наслаждаясь самим процессом. — Проходи, сынок, посмотри, как я тут обосновался, — пропустил он меня вперед. По-видимому, это был стандартный двухместный номер — компактно, чисто и функционально. Отец достал из шкафа бутылку виски и щедро плеснул в два стакана, бросив туда по несколько кубиков льда. — Да-а-а-а, — продолжил отец. — Как сказал Брынцалов, утопающий хватается за соломинку, а мы — за стаканы! За встречу, сынок! За нашу удачу! Будь здоров! — и по армейской привычке махом опрокинул стакан, оставив на дне кубики льда. — Самогон как самогон, — услышал я окончательный вердикт, — правда, надо отдать должное, мягкий. Ну, у меня для тебя, собственно, две новости: одна — хорошая, другая — очень хорошая, с какой начнем? — отец светился, словно начищенный пятак. — Па, говори не тяни, ты меня прям заинтриговал! — Ты с девушкой-то помирился? Я был никак не готов к этому разговору и не смог совладать со своим лицом. Отец, глядя на меня, нахмурился, я же залпом допил свое виски и, налив себе и отцу, молча выпил снова. — Что, совсем кисло, сынок? — участливо поинтересовался отец. Я, как на духу, рассказал все. И, удивительно, мне стало легче. Отец налил нам по третьей, осушил свой стакан и после паузы начал задумчиво: — Дениска, ты, к сожалению, не помнишь мою бабушку — свою прабабушку Марфу. Она умерла, когда тебе не было еще и годика. Она была глубоко верующая. Бабушка по сути и воспитала меня — мама с папой были заняты в основном своей работой и личными проблемами. Сегодня это покажется невероятным, но твоя мама была у меня первой женщиной, а я был у нее первым мужчиной. И произошло это у нас в первую брачную ночь. Я понимаю, по нынешним временам это может казаться смешным, да и я, помню, мучился тогда своей неискушенностью в интимных вопросах. Так бывает часто — мы не ценим того, что имеем. За всю нашу совместную жизнь я не изменил маме ни разу, уверен на все двести процентов, что и она была мне верна. И сегодня я считаю себя по-настоящему счастливым человеком только потому, что у меня в жизни была такая любовь — чистая и непорочная. Как водится, понял я это только после смерти мамы, после запоев и череды баб, которые прошли через нашу с мамой спальню. Я искал в любовницах утешения, а получалось все наоборот. Становилось только хуже, как будто с каждой новой уложенной в постель бабой я терял частичку маминой любви и тепла. Велика была эта любовь. Настолько велика, что я-таки не смог растерять все, сумел опомниться и остановиться. Ты прости меня, сынок. Я ведь понимал прекрасно, как тебе было тяжело. Видел, а ничего не мог с собой поделать, думал только о себе. Я так понимаю, ты и из Питера из-за меня уехал… Мои щеки вспыхнули: — Да что ты, па! Я просто мечтал попасть в МГУ, я… — Ладно-ладно, — с усмешкой перебил меня отец, — не лги царю! Ты прости меня, сынок, я многого тебе недодал и постараюсь восполнить этот пробел, насколько смогу. А в свете вышесказанного я не осуждаю тебя. Да, ты уже познал не одну женщину — такие сейчас времена, такие нравы, да и пример в моем лице у тебя перед глазами был не самый лучший, чего там говорить. Мне просто немного жаль, что у тебя не было и, видимо, уже не будет ТАКОЙ чистой и искренней любви, увы. Все эти твои «бывшие знакомые» будут тому преградой. Бабушка искренне верила, что в церкви можно смыть всю ту гадость, которую человек сделал в жизни. Я не то что бы не верю в Бога, но не доверяю попам. Не думаю, чтобы они могли реально помочь. Так что ничего уже не попишешь. Что же касается девочки твоей, то по всему видать, что она стерва. Тихо, тихо! — остановил он меня, готового броситься на защиту чести Аленки. — Знаю все, что ты хочешь мне сказать. Типа, папа, ты ее не знаешь, она не такая, она хорошая, я ее люблю и т. д. Сынок, я буду говорить тебе то, что думаю. Уверен, в твоей жизни достаточно людей, готовых вешать тебе лапшу на уши — я не из их числа. Так что, хочешь — слушай, не хочешь — давай менять тему. Отец замолчал и потянулся к наполовину опустевшей бутылке и молча выпил. Я первым нарушил затянувшуюся паузу. — Па, ты прав. Никто, кроме тебя во всем мире, похоже, меня не любит искренне и бескорыстно. Говори все, что сочтешь нужным, я тебя слушаю. — Спасибо, сынок, спасибо, что доверяешь мне. Так вот, я тебя прекрасно понимаю и вполне могу вспомнить, как оно бывает, когда влюблен. Но, Денис, поверь, это еще не любовь. Не та любовь, которая пишется с большой буквы. Это влюбленность, ради которой, например, можно набить морду или писать стихи ночи напролет. Ради нее иные несчастные кончают с собой. Но это не та любовь, ради которой, случись беда, будешь ухаживать за немощным любимым годами, без ропота и недовольства. Это не та любовь, ради которой ты готов простить любимой все, кроме предательства, а возможно и самое предательство, готов терпеть любые недостатки, которые есть у каждого человека. Терпеть из месяца в месяц, из года в год. Чтобы получить высшее образование физика, ты проучился уже три года и будешь учиться еще почти столько же. Настоящее чувство также не дается сразу и бесплатно — его надо вырастить и выстрадать. Так что то, что испытывают молодые люди в самом начале, не есть та любовь, которая живет в доме пожилых и счастливых супругов. Именно из-за незнания этой простой истины часто распадаются браки буквально через год совместной жизни. Уходит острота сексуальных чувств, людям кажется, что они поженились ошибочно — им и невдомек, что семью надо строить, а для этого надо трудиться. Прости меня за эту преамбулу, она была просто необходима. Ты в настоящий момент испытываешь к Лене искреннее и сильное чувство, верю, но это и есть та самая влюбленность, а что из нее вырастет и вырастет ли хоть что-нибудь — неизвестно. Это во-первых. Во-вторых, я, конечно, не знаком с этой девочкой, но то, что ты мне о ней рассказал, наводит меня на грустные мысли. Мне кажется, что она привыкла относиться к людям с позиции выгоды и пользы, такие люди редко могут кого-то любить искренне. Любовь — это самопожертвование. Вот такие мои мысли. — Но что же мне теперь делать? Постараться о ней забыть? — Совсем не обязательно. Если она будет и дальше тебя футболить, тебе все равно придется это сделать. Ты знаешь, я не сторонник кардинальных мер, в серьезных вещах нужно серьезно подходить к своим действиям, а спешка — плохой союзник. Так что не торопись. Главное, я тебя умоляю, не вздумай жениться, присмотрись к этому человеку, а там будет видно. Кто его знает, жизнь иногда преподносит сюрпризы, вдруг это и вправду твоя судьба. Хотя маловероятно, — последнюю фразу отец произнес очень тихо, как бы про себя, но я все же расслышал. — Итак! — продолжил отец бодрым голосом. — Хватит о грустном, вернемся к нашим веселым баранам. Первая новость, если ты не забыл, была хорошей. Мне по делам периодически придется приезжать в Москву, а гостиницы я не люблю, да и стоит такая роскошь немало. Я тут собрал немного деньжат, немного занял в счет будущих доходов и присмотрел нам двухкомнатную квартирку на Комсомольском проспекте. Жить в ней ты будешь на правах моего привратника — шутка! — отец просто сиял от счастья. — Я буду приезжать ненадолго, так что сильно тебя не стесню. Я просто не верил своим ушам. Жить в своей квартире — о таком я не мог даже мечтать! — Папка, мне даже не верится! Это классное место, и от МГУ недалеко — всего две остановки на метро! — Да, насчет метро, — важно продолжил отец, — думаю, что меня не будут каждый раз встречать и принимать так роскошно, да и неудобно это все — гостиница, Семен с Мерседесом. Так что выберем мы с тобой скромненькую машинку, чтобы хоть встретить и проводить ты смог меня сам. — Ну ты прям Дед Мороз! Не могу поверить — своя тачка! Так это и есть твоя вторая очень хорошая новость? — Нет, ну что ты. Это так… Приложение к квартире. А вторая новость будет другой. История такая. Мы закупаем крупную партию продуктов, и там будет хитрый денежный перевод. Не буду вдаваться в ненужные подробности. Главное то, что наш представитель должен присутствовать лично на Кипре в отделении обслуживающего банка. — А при чем тут я? — Да при том, что шеф будет на майские праздники в Ницце, я должен лично контролировать сделку в Питере — значит, полетишь ты. — Я?! — Ты, ты, мой дорогой! Ничего сложного в этом нет. Я оформлю все документы и передам их тебе в аэропорту. По прилете тебя встретят и на следующий день отвезут в банк, дел на 30 минут — и ты свободен, впереди десять дней пятизвездочного отдыха на Средиземном море. Как тебе эта идея? — Потрясающе! — только и смог вымолвить я. — Я тоже так думаю. А про девочку я начал разговор в том ключе, что можешь поехать не один, а кого уж с собой взять — смотри сам. У тебя загранпаспорта, конечно, нет? — Откуда? — Ну да, завтра и займемся его оформлением, неделя у нас есть. В ближайшие дни тебе бы определиться и с именем твоей спутницы, чтобы забронировать билеты. И хватит о грустном и о делах, не пора бы нам подумать об ужине? Следующим утром я проснулся в отцовском номере. Настроение мое улучшилось, жизнь явно менялась и менялась к лучшему! Прекрасно помня, как пишется имя и фамилия Аленки в ее загранпаспорте (она как-то хвасталась мне), я написал их на листе бумаги и передал отцу, пояснив, что эта девушка поедет со мной. Может быть, поедет. Отец взял листок, тактично промолчав. Неделю я был сам не свой — не терпелось как-то связаться с Аленкой и все ей рассказать. Я безумно переживал, что будет слишком поздно, что она не сможет изменить свои планы за несколько дней до поездки в Сочи. У меня вообще были сомнения в том, что она захочет что-либо менять, но я все же смог себя сдержать и сделал все так, как было задумано. Наконец, долгожданный день настал! Семен передал мне пухлый конверт с билетами и документами и, торопясь куда-то, уехал. Я поехал к Лене домой, упросил строгую консьержку разрешить мне опустить письмо в почтовый ящик любимой девушки, вложил авиабилет в конверт, на котором написал: «Милая, любимая, Аленка! Я не смогу быть 28-го на сочинском рейсе, поскольку именно 28-го лечу на Кипр. Место рядом со мной свободно, и свободно оно только для тебя. Буду ждать в 9.00 у твоего подъезда. Дэнис». Несколько раз за оставшуюся неделю я хватался за трубку телефона, набирая домашний номер Лены, но каждый раз останавливал себя — «гулять так гулять, лечить так лечить, играть так играть»… Ночь на 28-е прошла ужасно. Мне всю ночь снились кошмары, а часов с 5 утра я не спал вовсе. Папа заехал за мной в общагу к 8.30, и мы поехали на Старый Арбат. Сердце мое колотилось нещадно, отец тактично не лез с разговорами. Мы подъехали к знакомому подъезду в 8.55, было прекрасное солнечное весеннее утро. Народу на улице почти никого — суббота. Я не отрывал глаз от подъездной двери, каждую минуту бросая взгляд на часы. В 9.07 дверь распахнулось, и из подъезда вышла Лена, волоча спортивную сумку: изумительные соломенные волосы собраны в пучок, мягкие «вареные» джинсы нежно-голубого цвета, белая кожаная курточка… Я просто-таки залюбовался, не в силах шевельнуться. Семен, сидевший за рулем «шестисотого», оценил Лену недвусмысленным присвистом. — Ну, Дэнис, ты у нас оказывается счастливчик, иди встречай даму, тютеха, такие телки долго не ждут! Опомнившись, я вылетел из машины, не забыв схватить приготовленный букет алых роз. — Аленка! Ты все же пришла, я так рад, это тебе, — протянул я букет. — Да куда ж я денусь-то? — ответила она игриво, словно между нами не было и намека на размолвку. — А ты у нас, оказывается, оригинал. Удивил так удивил, ну об этом мы потом поговорим, а сейчас, может, поцелуемся? Я попытался ограничиться скромным поцелуем, стесняясь отца и Семена, но руки Аленки крепко обвили мою шею, она прижалась ко мне всем телом и страстно прильнула к губам… Оторвавшись друг от друга, мы направились к машине, около которой стоял отец, а Семен уже открыл багажник. — Елена Зарубина, Григорий Александрович — мой папа, Семен, — представил я присутствующих друг другу. — Рад с Вами познакомиться, Леночка. Судьба, однако, несправедлива! Какая очаровательная девушка досталась моему оболтусу, — сказал папа с улыбкой. — Спасибо за комплимент, рада с вами познакомиться, Григорий Александрович, — ответила Лена, ничуть не смущаясь. Семен тем временем загрузил сумку Лены в багажник и напомнил, что пора ехать. Папа сел рядом с Семеном, а мы с Леной сели на заднее сиденье, держа друг друга за руки. Наш водитель был прирожденным лихачом, а хитрые номера на внушающем уважение и страх «шестисотом» распугивали не только окружающих водителей, но и редких гаишников, встречавшихся на пути. Мы вмиг домчались до Шереметьево. У поста таможенного контроля отец отозвал меня в сторонку и вручил запечатанный конверт. — Сегодня в Ларнаке в аэропорту тебя встретит киприот по имени Костас, он прекрасно говорит по-русски. Костас отвезет вас в отель, он же завтра доставит тебя в банк. О времени договоритесь сегодня. Этот конверт отдашь завтра утром лично в руки, запомни, лично в руки моему банкиру Савасу — главе лимассольского отделения Bank of Cyprus, он тоже немного говорит по-русски, да и ты, вроде «спикаешь» на английском? — Спасибо Елизавете Никитичне. Помнишь нашу чудесную соседку по питерской квартире? — Как не помнить! Дворянка, вернулась из Англии уже после революции, и большевики ее не тронули. Это просто чудо! Чем ты ее так пленил, что она стала заниматься с тобой языком, да еще совершенно бесплатно? — Думаю, одиноко ей было. Так что язык я пока не забыл, но в банковских терминах полный профан… — И не надо, не волнуйся. Бумаги составлены правильно, все остальное сделает Савас. Давай, сынок, с Богом! Что касается твоей девочки, то как мужчина я тебя понимаю, а там видно будет, счастливо! Мы подошли к Лене и Семену. Семен только что рассказал какой-то забавный анекдот — Аленка просто покатывалась со смеху. — Ну, дорогие мои, езжайте с Богом, — обнял нас с Леной отец, — ведите себя хорошо, не ешьте много мороженого и не лежите на холодных камнях, — отец поцеловал в щеку Лену, потом меня, и мы, миновав пост таможенного контроля, направились к стойке регистрации. — Аленка, я впервые лечу за рубеж, чего и в какой последовательности тут делать — ты не в курсе? — спросил я с виноватой улыбкой. — Давай билет и паспорт, горе мое, — ласково отозвалась Лена. Мы подошли к пустой стойке регистрации с надписью «Бизнес-класс». — Нам, наверное не сюда — здесь регистрация пассажиров бизнес-класса. — А у нас какой? Ты чего, даже не посмотрел, какой билет девушке дал? Чудо в перьях! — Ну дает отец! — искренне удивился я. Тем временем нам выдали посадочные талоны, мы быстро прошли паспортный контроль и направились в магазин Duty Free. Уютный салон бизнес-класса «Боинга 737» встретил нас прохладной кожей просторных сидений и радушными улыбками аэрофлотовских стюардесс. Через час после взлета мы закончили обед, который оказался весьма неплох, и решили заняться купленной в Duty Free текиллой. Стюардесса принесла маленькие высокие стопочки, блюдце с солью и порезанный лимон, и мы принялись за дело. — Вот гляди, мажешь вот здесь, с тыльной стороны ладони у большого пальца, лимонной долькой и посыпаешь солью, — учила Лена. — Много соли не надо, вот так. Потом в эту же руку берешь ломтик лимона, а в другую рюмку с текиллой. Так, теперь чокаемся, слизываешь с руки соль, запиваешь текиллой и заедаешь лимоном, — и лихо проделала все без заминок. Я сделал то же самое. Это было оригинально. — А можно я буду слизывать соль с твоей ручки, предложил я? — Шалишь? — ее глазки озорно блеснули. — И вообще, я девушка честная, так что ты смотри, руки не распускай. Я не такая, я жду трамвая! — голосом записной ханжи промямлила Лена. Так мы дурачились еще долго, благо салон бизнес-класса был практически пуст. В конце концов Лена задремала, а я нежно гладил ее по волосам, думая о словах отца, сказанных в его прошлый визит. Не знаю, что будет потом, но пока я счастлив, счастлив так, как никогда еще не был счастлив в своей жизни. И пусть дальше будет так, как будет, но эти десять дней — мои! |
||
|