"Живой меч или Этюд о Счастье Жизнь и смерть гражданина Сен-Жюста" - читать интересную книгу автора (Шумилов Валерий)СЛОМАННЫЙ МЕЧЭтот месяц явился для него периодом горестного прозрения. Потому что пришла пора платить по счетам. Истекал срок договора на новое Царство Божие на Земле, как бы незримо заключенного между Верховным существом и вторым якобинским «триумвиратом», и уже бледный Ангел Смерти стучался в дверь этого недостроенного здания, и приходилось уходить, понимая, что здание никогда не будет достроено и что все труды пошли прахом… И, чувствуя легкое прикосновение крыла посланного свыше бездушного Ангела, тот, которого безосновательно олицетворяли с этим Ангелом цепенеющие при его появлении в Конвенте в своем слепом страхе правящие буржуа, не ангел – человек, состоящий из плоти и крови, сам цепенел и замирал на своем месте в Бюро общего надзора полиции Комитета общественного спасения или в своих полуобставленных комнатах на улице Комартен. В то же самое время рука этого уставшего человека, которого уже нельзя было олицетворять с Ангелом Смерти Революции, по-прежнему подписывала «вкруговую» вместе с другими членами Комитета очередной лист с именами заключенных одной из двенадцати революционных парижских тюрем, направляемых в трибунал… Направляемых на гильотину… Двадцать пять человек… сорок восемь человек… Сорок пять… А потом в один из первых дней термидора, когда Сен-Жюст все еще находился в этом странном оцепенении без мыслей и без чувств, Огюстен Лежен, его первый помощник в Бюро общего надзора полиции, протягивая ему очередной проскрипционный список с сорока девятью именами для подписи, другой рукой подал Антуану их собственный «красный» список, который все время пополнялся новыми именами людей, участвовавших в заговоре. А затем развел руки ладонями вверх и покачал ими, изображая весы. – Чаша весов колеблется. Ты должен что-то предпринять… гражданин… Сен-Жюст поднял на него глаза. Его взгляд остановился на руке помощника с растопыренными пальцами. На безымянном блестело известное «кольцо Марата» – из красной меди со штампованной серебряной пластинкой с изображением всех трех мучеников свободы. – Почему трех? – произнес задумчиво Сен-Жюст, словно забыв о вопросе Лежена. – Их должно быть больше. Впрочем, их скоро и будет больше. – Будет, – с нервной усмешкой сказал Лежен, видя, что Сен-Жюст молчал. – Эти списки неравноценны, – не сдаваясь, вновь заговорил Лежен. – Списки необходимо поменять местами. Еще есть время. Самоустраниться от всего, как это сделал Максимилиан, – значит погубить Республику! – Мы ничего не будем предпринимать без Максимилиана, – совершенно отрешенно заговорил Сен-Жюст. – Он вернется к работе, когда осмыслит сложившуюся силу вещей. Уже скоро. Он ожидал, что после этих слов его помощник наконец уйдет. Но Лежен, руководитель администрации Бюро общего надзора полиции, созданной Сен-Жюстом в качестве «щита» Робеспьера, давно уже верил в Сен-Жюста больше, чем в Робеспьера. Но выразить это он постарался очень осторожно: – Если враги Робеспьера – враги Республики, необходимо предпринять против них меры даже против желания самого… э-э… Неподкупного. На этот раз тон Сен-Жюста перестал быть бесстрастным. – Лежен, пока Робеспьера нет, пойти против врагов Робеспьера – значит пойти против самого Робеспьера, – отчеканил он и жестом приказал помощнику выйти. Этот разговор стал для него переломным. С этого дня он больше не подписал ни одного проскрипционного списка. Пропало желание подводить итоги свершенного (не за жизнь! – что у него было за истекшие двадцать пять лет до Конвента! – за последние два года, чем он только и занимался последнее время). Отступило и ощущение неотвратимости поражения, а ум лихорадочно принялся прокручивать различные варианты предстоящей схватки, ища пути к победе. А потом последовали сумасшедшие заседания 4-5 термидора обоих соединенных Комитетов общественного спасения и общей безопасности, на которых Сен-Жюст с помощью Барера тщетно пытался примирить Робеспьера с его противниками. Обращаясь к потенциальным заговорщикам, он долго говорил им о страшном заговоре, угрожающем единству правительства, которое вот-вот может пасть; о том, что в случае потери власти Неподкупным утратят власть и Комитеты; о будущей совершенной Республике – мечте мира, которую они утратят, если не введут в действие вантозские декреты; наконец, намекал и на возможность введения в Республике «добродетельной диктатуры», имея в виду, конечно же, Робеспьера. Сам Неподкупный держался плохо, никак не соответствуя уготованной ему роли всеобщего примирителя. В то время как даже мрачный Билло со словами: «Мы всего были твоими друзьями и всегда действовали сообща!» – попытался обнять Робеспьера (тот, естественно, отстранился), Максимилиан с криком: «Теперь спасайте Республику без меня!» – выбежал из зеленого зала, где проходило пленарное заседание. Несмотря на то, что благодаря «примирительным» стараниям Сен-Жюста (которые были замечены) ему поручили выступить перед Конвентом с докладом о политическом единстве правительства, чтобы внести в души депутатов успокоение, реально ситуация была непоправимо испорчена. И виноват в этом был один человек – Неподкупный Максимилиан Робеспьер. |
|
|