Глава 3 ПЕРЕЕЗДЫ

На моей памяти мы переезжали из одного селения в другое дважды, не считая чуть было не состоявшегося переезда аж в самую Америку. Как рассказывала мать, это случилось в 1939 году.

Немцам из Сузанова разрешили выехать, по желанию, в Германию или Америку.

И тронулось Сузаново. Вот тогда-то и получил отец предложение от одной немецкой семьи уехать с ними в Америку. Обещали золотые горы. Мол, там такому хозяину, как отец, будет где развернуться. И отец было совсем согласился. Когда он обнародовал свое желание уехать в Америку родным, в семье поднялся вой. Бабушка швырялась ухватами и кочергой, мама плакала навзрыд и обзывала отца дураком. Пока между ними шла борьба, кто кого "победит", вышел немцам запрет на выезд. Успели уехать те, кто всё бросил и отправился налегке. А кто хотел пристроить всё нажитое добро и получить за это деньги, с отъездом затянули и потом так и остались на месте. Но треть населения Сузаново лишилось. Вопрос отъезда нашей семьи в Америку сам собой отпал.

Так и прожили мы в нашей деревушке без названия до 1948 года. А по осени отцу предложили перебраться на центральную усадьбу, где ремонтировались зимой трактора, а лучше отца этого делать никто не мог. Недаром он за свой каторжный труд в годы войны, за свои золотые руки получил медаль "За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны".

Бабушка с нами ехать наотрез отказалась. Да и за хозяйством — корова, пяток овец, куры — нужно было присмотреть. С собой всё это не повезешь, потому что некуда было везти.

Переехали с небольшим домашним скарбом. Поселили нас в бараке. Одна комната, огромная, пустая, только в углу были свалены дрова и уголь для топки. Другая комнатка маленькая. В ней помещалась только родительская кровать и деревянные полати, где все дети спали вповалку. Жить было голодно, даже молока не было, корова — то осталась на старом месте.

Пожили мы так до весны и отец наш затосковал. Вечерами слышно было, как он жаловался матери:

— Не по мне эта жизнь. В мастерской гарь, с железной дороги гарь, даже дома от угля гарь. Давай, мать, уедем отсюда, да вот хоть в Кувай. Там директором совхоза наш друг, если что — поможет.

— Смотри, отец, — вздыхала мать, — тебе виднее. Скажешь ехать — поедем.

И такие разговоры продолжались нескончаемо, длинными зимними вечерами. А в начале марта отец пришел домой веселый, улыбающийся.

— Всё, мать, едем, — радостно сообщил он. — Собирай манатки, через неделю будет трактор с санями в Кувай, на нем и поедем.

Мать разохалась: — А как же дети, ведь учатся?

— Ничего, мать, там тоже школа есть, будут учиться.

Конец марта. На дворе уже сильно подтаивало, грачи прилетели. Вот в эту пору и отправились мы всей семьей в деревню Кувай на широких санях, прицепленных к трактору.

Мама уложила нас всех на перину, потом укрыла несколькими ватными одеялами до самых глаз. Иначе было не доехать. Одежонка-то у всех худая, на первом бы километре окоченели. Маму отец закутал в огромный зипун, а сам в куцей телогрейке, частенько спрыгивал с саней и бежал рядом с ними, чтобы согреться. Двадцать километров — путь для тихоходного трактора не близкий. Ехали больше трёх часов. Солнышко слепило глаза. Снег в степи лежал ещё нетронутый, только поверху отливал глянцевитой коркой. Как не покрикивала на нас мать, мы все же выползали из вороха одеял почти до половины и с жадностью глядели по сторонам. На белом снегу далеко видно. Вот рыжая лиса пробежала вдалеке, вот заяц выскочил из сугроба, а у стогов соломы, оставшихся в поле с осени, копошится темная масса. Оказывается, перепела. Их видимо невидимо.

Въехали на горку. Самая высокая точка на дороге. После неё будем только спускаться вниз. Трактор остановился и мы, как горох, посыпались с саней, размяться. Отец с наслаждением вдыхал свежий, чуть влажный воздух. Глаза у него молодо блестели. От открывшегося перед нами простора дух захватывало. Далеко внизу, между холмов, как в раковине, виднелась деревня. Из труб поднимались дымки. Всё дышало покоем.

Отец весело заговорил с матерью:

— Ну, мать, видишь, какой здесь простор?! Душа радуется! Вот построим себе дом, ещё как жить-то будем, хорошо!

Но мама почему-то не разделяла его восторга.

— Пока еще построим. А до этого, где жить будем?

— Ничего, найдется нам какой-никакой угол. Не пропадем!

И столько было уверенности в его голосе, что не поверить ему было невозможно.