"По лезвию ножа, или В погоне за истиной. Книга 2" - читать интересную книгу автора (Окулов Максим)

Там смерти нет, где царствует Любовь…

Изможденного вида мужчина лежал на кровати в крошечной лесной избушке. Он был абсолютно седой. Длинная, заботливо остриженная борода касалась груди, мерно вздымающейся в такт дыханию. Мужчина спал, лежа на спине. Он был очень худой, руки, лежащие поверх простыни, походили на кости, обтянутые пергаментом. Дом принадлежал Глафире Степановне — вдове ныне покойного лесничего. Глаша была еще молода — ей недавно исполнилось сорок. Пять лет назад похоронила она любимого Витеньку, угодившего под браконьерскую пулю, да так и не смогла устроить свою личную жизнь: жила отшельницей в их скромной избушке, где прошли лучшие годы жизни. Единственный сын недавно уехал в город учиться, он навешал мать на каникулах, но делал это все реже, а визиты его становились все короче.

Незнакомец появился в доме Глафиры Степановны неожиданно. Как-то под утро раздался стук в дверь.

— Глаша, Глаша, открой, это Степан! — лесник был очень взволнован.

— Что случилось, Степа?!

— Впусти в дом!

— Ну, говори, — Глаша включила электрический самовар и нарезала толстыми ломтями хлеб и колбасу.

— Тут такое дело… На моих гостей напали. Они там, на воде, остановились. Это друг мой, понимаешь, большой человек из Москвы. Неприятности у него были. Серьезные неприятности. Ну вот… Пришли, стало быть, по его душу. Жену убили, а сам он еле выжил, но пока без сознания. Ты бы приютила его?

— Так его к врачу надо!

— Не надо, Глаша, не надо. Там, похоже, дела серьезные. Нельзя ни в больницу, ни в милицию. Пусть у тебя лежит, в себя приходит, а как на ноги встанет, сам решит, что делать. Я бы и сам его выходил, да у меня в первую очередь искать будут. Ну как, поможешь?

— Какой разговор, Степа, конечно помогу! Я же по образованию медсестра: помыть, переодеть, от пролежней избавить — дело привычное. Где он у тебя?

— Сейчас принесу…

Степану не спалось в ту ночь. Промаявшись до полуночи, он вышел покурить. Вдруг в отдалении раздался странный звук, как будто громко сломалась ветка. Это на самом деле выстрел — или показалось? Лесник прислушался. Следом раздалась автоматная очередь. Сомнений уже быть не могло! Это там, на реке! Саша попал в беду. Степан побежал к реке, где у причала стояла старенькая моторка. Верный друг «Казанка-5» с «Вихрем» в 30 лошадиных сил мерно покачивалась на воде. Лесник отомкнул замок и запрыгнул в лодку, отталкивая ее от берега. Громко взвыл в ночи заведенный «Вихрь» и лодка рванула с места. Степан не успел… Добравшись до своего жилища, он застал догорающий дом и обломки деревянной лодки, плавающие на поверхности. Рядом в воде мерно покачивался человек. Степан аккуратно подплыл вплотную и перевернул тело.

— Вика! Господи! — он сразу понял, что супруга Соколова мертва. Установив на лодку дюралевые весла, Степан начал методично кругами исследовать место происшествия. Соколова он заметил лежащим на берегу. Тот был без сознания, но главное — живой. Степан втащил его в лодку и поплыл обратно к дому.

Лесник с трудом втащил тело Соколова в избушку. Из раны на голове Александра Ивановича обильно сочилась кровь.

— У него голова разбита, — озабоченно сказала Глаша.

— Ерунда, кости целые. Давай, давай, помоги!

Они уложили Соколова на кровать в спальне, и Глаша захлопотала вокруг незваного гостя.

Так и остался Александр Иванович в незнакомом доме.

Степан сделал все, как просил Соколов. С большим волнением следил он за развитием скандала вокруг Ген. Прокурора России в прессе. Но потом понял, что все пошло коту под хвост. Наказали пешек, а преступник остался на свободе. Лесник понял, что справедливость сможет восторжествовать, только если Соколов придет в себя. По прошествии месяца, как улеглись страсти, Степан тайком привез в лесную избушку невропатолога. Тот осмотрел Александра Ивановича, выписал уколы и сказал, что больной в принципе должен поправиться, но гарантий никаких. Минуло уже три месяца с той роковой ночи, а друг не подавал никаких признаков возвращения сознания.

Глаша пообедала, убрала капельницу и присела рядом с Соколовым.

— Сашенька, Сашенька, в какие же дела ты влез в этой Москве? Молодой, красивый. Ох, Господи! — женщина тихонько гладила гостя по руке.

— Всю жизнь! — Соколов сказал это совершенно серьезно, девушка опять смутилась, развернулась и медленно пошла по бульвару. Александр Иванович в один миг догнал Вику и взял ее за руку. Маленькая прохладная ладошка утонула в его руке. Так и шли они молча от Страстного бульвара до самой Сретенки.

Соколов с Вероникой выныривают из воды, а катер уже несется на них. Ощущая полную обреченность, Александр Иванович поддерживает жену на плаву, глядя на вновь надвигающуюся смерть.

В последний момент он отталкивает Вику в сторону, но Джокер, покачнувшись совсем чуть-чуть повернул руль влево…

Железный борт ударил Соколова по голове, перед глазами поплыли разноцветные круги…

— Ты правда уходишь? Так рано? — Александр Иванович и Вика стоят у подъезда. — Может посидим еще хоть полчасика?

— Сашенька, мне правда пора. Завтра трудный экзамен. Завтра! Завтра я твоя до позднего вечера!

— Так долго… Так долго жить без тебя, милая! — Соколов взял руку Вероники, словно согревая ее между своими ладонями. Она положила вторую ладошку сверху…

Вдруг Глаша почувствовала, как кисть вздрогнула. Или показалось? Нет! Так и есть! Веки слегка подрагивают, чего раньше не было. — Саша, Сашенька, очнись! — Глаша схватила стакан и, набрав воды в рот, брызнула мужчине на лицо. Тот инстинктивно дернулся и приоткрыл глаза.

— Ника, Никуся, где ты? — сказал он еле слышным шепотом.

— Сашенька, все в порядке, не волнуйся.

— Ника, где моя… — Соколов опять впал в забытье. Глафира заботливо укрыла его одеялом и так и осталась сидеть рядом с кроватью.

Соколов окончательно пришел в себя через неделю. Он стойко пережил известие о том, что любимая жена погибла и похоронена в Москве.

— Мне надо встать на ноги! — сказал он решительно. — И чем скорее, тем лучше!

Александр Иванович жил мыслями о мести. Когда он закрывал глаза, то перед мысленным взором возникал либо образ погибшей супруги, либо перекошенное лицо Джокера, направившего катер на двух беззащитных людей. Иногда всплывал образ Генерального прокурора. У Соколова не было сомнений в том, что произошедшее на реке было ни чем иным, как заказным убийством, организованным его непосредственным начальником — господином Хайкиным. Иногда Александру Ивановичу на глаза наворачивались слезы, но он старался тут же взять себя в руки. Нельзя раскисать, нельзя расслабляться, эта мразь не должна ходить по земле! Где-то на границах сознания иногда возникала мысль, что месть — это не христианское чувство, Христос заповедал любить своих врагов, а воздаяние оставить Богу, но поступить так сейчас было выше сил Александра Ивановича. Он пытался молиться, чтобы хоть чуть-чуть прийти в себя, но практически ничего не менялось, закрыв глаза, он видел улыбающуюся жирную физиономию Хайкина…

Через пару недель Соколов смог передвигаться без посторонней помощи, лишь опираясь на искусно сделанную Степаном палку. Вид Александра Ивановича сильно изменился. Он не просто поседел, но и постарел лет на десять. Однако для Глафиры Степановны он был самым красивым и желанным мужчиной на свете. Она долго откладывала этот разговор, но в конце концов решилась.

— Сашенька? — позвала она гостя, заканчивавшего завтракать.

— Да Глаша.

— Сашенька, я давно хотела тебе сказать… ну… Предложить. Может, ну ее — эту Москву, эти проблемы? Ведь убьют опять, не дай Бог! А ты оставайся у меня. Я хозяйка справная, да и дом у меня вполне… Глянулся ты мне, Сашенька… — Глаша невольно покраснела и опустила глаза в пол.

— Глашенька, — ответил Соколов после длинной паузы, — спасибо тебе за все. Ты даже не представляешь, как я тебе благодарен. Тебе и Степану за то, что не бросили, за то, что выходили. Я тебя никогда не забуду. Вы теперь самые близкие люди у меня — ты и Степан. Но, Глаша… как можно разделить сердце пополам? Оно — сердце мое — с Вероникой, понимаешь? А жить «просто так» я не могу. Не могу и все!

Из глаз женщины катились слезы. Она молча кивнула и, накинув ватник, выбежала из дома. Соколов тяжело вздохнул и пошел собираться. Сегодня он решил приступить к активным действиям.

После обеда приехал Степан и привез все, что просил Соколов: одежду, наличные деньги, мобильный телефон и несколько SIM-карт, купленных анонимно. Леснику пришлось опустошить свой неприкосновенный финансовый запас. Александр Иванович обещал в самое ближайшее время вернуть все деньги, но Степан только отмахивался.

— Ты, Иваныч, лучше бросай все это, да живи нормально. Вон Глафира с тебя глаз не сводит. Чем не жена?

— Не могу я, Степа, жить пока эта сволочь на свободе! Пойми меня, не могу!

— Так, Иваныч, нас еще в школе учили: чувство мести — плохой союзник.

— Ты прав, Степа, прав. Только я спокоен, поверь! Я сейчас действую более как профессионал, который по роду службы обязан очищать землю от такой вот мрази! — Соколов лукавил. Он прекрасно понимал, что именно так и должно быть, но на самом деле все было иначе. Внутри него горел огонь мести, и это пламя жгло изнутри, выжигая душу…

— Ну смотри, Саша, смотри. Оно верно, я на твоем месте сделал бы, наверное, точно так же. Ну, с Богом! — лесник передал Соколову ключи от своего мотоцикла, друзья попрощались, и бывший заместитель Генерального прокурора России, неловко взгромоздившись на старенький «Иж-Юпитер» с коляской, поехал в сторону трассы.

— Володя? Здравствуй. Ты меня по имени по телефону не называй, ладно? — Остановившись метрах в ста от выезда на шоссе, Соколов звонил своему давнему другу, ныне полковнику ФСБ.

— Это чья-то дурацкая шутка? Кто вы?

— Узнал ты меня, Володя, узнал. Могу рассказать, сколько мы с тобой выпили водки, виски и коньяка.

— Очень интересно полюбопытствовать.

— Виски ни капли, ты его терпеть не можешь, водки выпили столько, что любой нормальный человек уже давно бы загнулся, а вот коньяку — всего одну бутылку. Могу рассказать где и когда.

— Не надо. Верю. А осторожность не помешает. И где же ты, сукин сын, болтался?

— Не будем оскорблять мою маму. Главное, что я жив и на своих ногах.

— Уже неплохо. Что думаешь делать?

— Закончить дело.

— Понятно. Давай сделаем так. Я доложу своему начальству, потом мы тебя спрячем, а потом…

— Володя, мы сделаем по-другому. Ты раскрутишь это дело сам. Мы с тобой все по-тихому оформим, все задокументируем и запротоколируем как положено, а уж потом…

— А к чему такая конспирация?

— Ну как тебе сказать… Много всякой твари развелось — крысы, кроты, сам понимаешь. Да и тебе уже пора генералом становиться, а?

— Вот за что тебя люблю, так это за неисправимый оптимизм! Договорились. Где встретимся?

— Я за городом. Тебе езды около двух часов максимум. Если сможешь сейчас, бери машину и дуй ко мне. Я к тебе пересяду, потом мы с тобой немного по городу поколесим и все сделаем. Думаю, до ночи управимся.

— Ладно. Куда ехать?

— Помнишь, где мы с тобой как-то дивных окушков наловили?

— Как не помнить.

— А съезд с трассы помнишь?

— Найду.

— Вот там меня и подберешь.

— Договорились. Жди! — Володя отключился.

Следующий звонок Александр Иванович сделал на мобильный телефон Дениса Заречина. Механический голос сухо ответил: «Телефон вызываемого абонента временно заблокирован». Вот тогда, в сильном волнении Соколов и набрал номер Кати…

— Здравствуй Денис! Как ты?

— Кто это?! Но… не может быть! Вы же…

— Да, Денис, так бывает. Расскажи в двух словах, как ты?

— Я в колонии общего режима под Красноярском. Дали мне полтора года. Вот сижу…

— Понятно. Как в СИЗО? Досталось?

— Терпимо. Ничего непоправимого не произошло, здоровье тоже в порядке.

— Ну и слава Богу! Денис, ты держись там. Я очень сильно надеюсь, что в ближайшее время смогу тебе помочь.

— Да вы за меня не волнуйтесь, я в порядке, себя берегите!

— Спасибо, Денис. Пока!

— Вот так сюрприз! — я ошалело смотрел на зажатую в руке трубку. — Это как вообще?

— Да уж, бывают же в жизни ситуации, — Катя тоже медленно приходила в себя.

— Слушай, Котенок, сюрпризы сюрпризами, но жрать хочется ужасно!

— Ой, Дениска, я побежала! — жена вскочила с кровати и побежала на кухню, на ходу одевая халатик.

Денис, задумчиво провожая любимую взглядом, философски изрек:

— Как в анекдоте: не дай Бог так проголодаться! Эх…

Катя быстро накрыла стол, украсив его мясными деликатесами, любимыми сырами Дениса и румяными пирогами, а под конец поставила перед мужем тарелку с дымящимся супом.

— Предлагаю начать с гвоздя сегодняшней программы! Ешь, пока не остыл!

— Ух ты, Катюшка! Какой запах! Это что за чудо?!

— А ты попробуй!

Денис зачерпнул полную ложку супа.

— М-м-м-м-м-м… — раздалось нечленораздельное мычание. Ложку уже нельзя было отчетливо разглядеть, поскольку она носилась как сумасшедшая от тарелки ко рту счастливого чревоугодника. — Уф… — отвалился Денис на спинку стула. — Так нельзя! Меня же понос пробьет от обжорства!

— Еще тарелочку, а? — Катя была на седьмом небе от счастья.

— Спрашиваешь! Это же нектар! Амброзия!

— Ну! А кто учил?! Достойная жена своего мужа!

Катя вскочила и бросилась на кухню.

Насытившись, супруги устроились на кровати, взяв с собой тарелки с сырами, копченостями и фруктами. Они сидели обнявшись, потягивая напитки.

— Котенок, расскажи, что за супчик-то!

— Фигушки! Это будет мое секретное фирменное блюдо!

— Ну хоть как называется?

— Суп Красноярско-арестантский от Перепелкиной! — супруги рассмеялись.

— Слушай, Дениска! — Спохватилась Катя. — У меня же для тебя есть сюрприз! — Она вынула из кармана халатика крошечный бумажный сверток. — Вот, держи!

— Это что? — Денис с любопытством начал разворачивать бумажный пакет. Там было обручальное кольцо.

— Солнышко! Вот это да! Я ведь думал попросить тебя купить обручальное кольцо, да забыл совсем, мое же… ну… потерялось тогда, — Денис густо покраснел.

— А с чего ты взял, что я его купила? Это и есть ТВОЕ кольцо!

— Что за бред! Я же его… — Денис замолчал на полуслове. Да, несомненно, вот она памятная царапина, по поводу которой Денис сокрушался буквально через месяц после свадьбы.

«Эти кольца, освященные только что на Престоле — там, где незримо Своей Плотью и Кровью присутствует Сам Господь Иисус Христос — да будут символом вашего единства — телесного и духовного до скончания ваших дней… Я свободен, словно птица в небесах, я свободен, я забыл что значит страх, я свободен, с диким ветром наравне, я свободен, наяву, а не во сне!»

Отвратительные воспоминания вихрем ворвались в память. Денис зажмурился и, застонав, обхватил голову руками.

— Дениска, что с тобой! — Катя в волнении трясла мужа за плечи.

— Нет, ничего, — он медленно приходил в себя. — Но, Катенька, откуда оно у тебя?

— Я нашла его за отворотом твоих брюк.

— Невероятно! Господи! Ты спас меня! Ты простил меня! Ты сохранил наш брак! Слава Богу, Катенька, слава Богу!

Денис спешно надел кольцо на безымянный палец и сжал кисть в кулак так, что побелели костяшки. Будто кто-то пытался отнять у него чудесным образом обретенное кольцо.

— Катенька, милая, я больше его НИКОГДА не сниму! Хотя… Господи! Здесь же нельзя носить золотые украшения, даже обручальные кольца. Ну что за жизнь!

— Дениска, успокойся! — Катя погладила мужа по голове. — Не переживай ты так. Нельзя и нельзя, что поделаешь. Я положу его к иконам рядом с лампадкой. Оно будет там лежать и тебя дожидаться.

— Да, Котенок, хорошо. И вот, когда вернусь, тогда одену и уже никогда не сниму. Слышишь?! Клянусь, милая! Клянусь, клянусь, клянусь…

На следующий день Светлана немного пришла в себя. В конце концов, фактически она попала сюда против своей воли, она имеет горячее желание помочь несчастным людям, но, будучи разумной женщиной, не собирается бросаться грудью на амбразуру — в данном случае таким образом делу не поможешь.

Присмотревшись к руководству завода, Светлана впала в уныние. Это были или законченные фанатики, или прожженные циники. Она бы не решилась предложить кому-либо из них разоблачить деятельность Святославского. Правда… Была одна странная личность — зав. производством Митрич — Иван Дмитриевич Дорохов. Он жил где-то отдельно от всех и производил впечатление вменяемого человека. Но как его проверить, как довериться совершенно незнакомому человеку?

Вчера жилище руководителей предприятия посетила Гайда. Она тепло встретила Калиоку. Женщины разговорились, уединившись на кухне. Гайда поведала, что у Каспи — директора предприятия — большие проблемы: Радош им недоволен. Под большим секретом бывшая наставница рассказала о тайной страсти Каспи к молоденьким мальчикам. Само по себе это несовместимо с заповедями Великого Радоша, но проблема глубже. Любовники регулярно посещают директора прямо в его рабочем кабинете — на закрытом тщательно охраняемом предприятии! Пока Каспи находился в резиденции господина, Гайду отправили с тайной инспекцией в дом руководства заводом. Более того, наставница сообщила, что примерно через неделю Радош собирается неожиданно наведаться на завод, чтобы увидеть все своими глазами, но об этом никто не должен знать!

— О, Гайда! Милая, любимая сестра! Ты же наверняка догадываешься, как я тоскую по нашему великому господину! — Светлана попыталась изобразить из себя влюбленную дурочку: — Лицезреть его ясный лик для меня — невероятное событие, счастливое и торжественное! Позволишь ли ты мне связаться с тобой по телефону накануне назначенного дня и уточнить, свершиться ли это великое событие?

— О да, Калиока, конечно! Звони, только не спрашивай прямо.

— Договорились, сестра! Я в долгу перед тобой!

План проверки Дорохова созрел тут же. Его реализацию Светлана решила не откладывать в долгий ящик.

На следующий день вечером вернулся Каспи. Он был зол и хмур. Утром он устроил обход производственных помещений, совершаемый руководством регулярно не реже раза в неделю. Выбрав подходящий момент, Калиока обратилась к Дорохову.

— Господин Митрич! — сказала она с ноткой пренебрежения. — У меня вопрос лично к вам! Почему у нас на предприятии такая высокая смертность персонала?!

— Уважаемая Калиока, — Дорохов будто не заметил вызывающего тона Светланы, — этот вопрос как раз не ко мне, а к нашему уважаемому директору.

— Как это?! Не надо валить все на директора! Ему и так хватает своих проблем! — Светлана не дала Каспи и слова вымолвить. — Это, Митрич, ваша проблема! Почему так плохо отлажен технологический процесс?! Почему мы можем выходить на территорию только в респираторах?!

— Потому что жить хотите! — перебил Иван Дмитриевич.

— Дайте мне закончить! — Калиока почти кричала, — я спрашиваю вас, доколе будет продолжаться это безобразие?! Гибнут наши братья и сестры! Что вы молчите? Нечего сказать?

— Нет, я жду пока вы закончите. А теперь я отвечу. Все дело не в технологическом процессе, а в практически полном отсутствии нормальной вытяжки и очистительных приспособлений. Мне не выделяют средств на закупку необходимого оборудования, я…

— Так я и знала! Старая песня про нехватку денег. Есть хорошая русская поговорка, что с деньгами и дурак сделает! Вы же у нас сильно умный! Почему же не сделаете? Или не хотите? Или специально саботируете?!

— Так, дамы и господа, хватит! Давайте эту дискуссию не будем продолжать на виду у рабочих. Прошу всех в административный корпус, — Каспи при всем желании не мог скрыть удовлетворения.

Калиока демонстративно развернулась и зашагала первой в сторону выхода. Приготовив в своем кабинете необходимые отчетные документы, она отправилась к директору. Закончив обсуждение производственных проблем, Калиока насколько возможно безразличным тоном спросила:

— Брат Каспи, прости, что, возможно, лезу не в свое дело, но меня волнует один из руководящих сотрудников.

— Ты говоришь о Митриче?

— О нем! Мне кажется, он не наш!

— Да, Калиока, так и есть. Он не крещен в нашей «церкви».

— Но как это возможно, Каспи?! — с жаром произнесла Калиока. — Как, спрашиваю я тебя?! А Великий Радош в курсе?! Ведь этот человек посвящен в основные наши тайны, и при этом не защищен благодатной поддержкой нашего господина!

— Успокойся, сестра. Мне приятна твоя забота об общем деле. Понимаешь… — директор задумался, — не все достойны великой чести быть нашими братьями и сестрами. Однако некоторые готовы нам служить за те крохи, что падают с нашего стола. Ведь господин наш молится и о Митриче. Да, тот не получает ту всеобъемлющую и питающую благодать, что имеем мы, но что-то получает и он. И такие люди, как Митрич, настолько примитивны, что довольствуются малым. Большее им не дано. Понимаешь меня?

— Да, Каспи, понимаю. Но он не слушает сладкозвучных речей нашего господина! Он же может предать!

— О, Калиока, ты ли это?! — директор театрально нахмурился. — Разве можно что-либо скрыть от Великого Радоша?!

— Да, Каспи, ты прав, но… Все ли наш господин открывает нам сразу? Не ждет ли он инициативы от нас? Знаешь, я никому еще об этом не говорила. Это произошло недавно, я даже не смогла рассказать о случившемся нашему господину, — Светлана говорила очень тихо. — Ты, конечно, знаешь, что некоторые братья и сестры в нашей «церкви» сподобляются дара ясновидения. Это когда во сне является образ одного из Соловецких старцев и сообщает важную информацию.

— Да, сестра, мне это известно.

— Так вот, со мной, кажется, недавно именно это и произошло. Мне явился старец в богатой одежде и сообщил кое-что.

— И что же это было?

— Ну там в основном было для меня, по поводу моей личной духовной жизни, — смутилась Светлана, — но еще он сказал по поводу Митрича. Его надо опасаться! Он может предать!

Каспи задумался.

— Понимаешь, Калиока, такие видения бывают от лукавого.

— Да я знаю, но…

— Не перебивай меня, Калиока! Так вот, пока наш господин не подтвердит твоей прозорливости, я не могу лишь на основании твоих слов делать серьезные выводы.

— Как скажешь, Каспи, — покорно согласилась Калиока, — я могу идти?

— Иди.

На следующий день, выбрав время, когда директор обедал у себя в кабинете, Светлана без стука вошла в кабинет Дорохова.

— Здравствуйте, Иван Дмитриевич, — от былой неприязни не осталось и следа.

— Здравствуйте, — буркнул Митрич сухо. — Чем обязан такой чести? Иван, да еще и Дмитриевич!

— Иван Дмитриевич, я пришла попросить у вас прощения за недавний разговор. Я на самом деле погорячилась. Вчера я целый день изучала документы по производственному процессу и пришла к выводу, что вы действительно не виноваты.

— Я рад, что вы это поняли. Я не сержусь на вас.

— Иван Дмитриевич! Но ведь надо что-то делать!

— Я рад, что среди руководства появился еще один человек, который это понимает.

— А что надо делать? Ну, с вашей точки зрения?

Дорохов достал из ящика стола прозрачную папку и отдал Калиоке.

— Вот здесь перечень необходимых мероприятий, чтобы хотя бы минимально сократить количество вредных примесей в воздухе. Цена вопроса — 200 тысяч долларов. После реализации этого плана я смогу ручаться, что смертность прекратится, правда от весьма тяжелых болезней среди рабочих мы не избавимся.

— Вы позволите мне это взять, чтобы повнимательнее ознакомиться?

— Да, конечно, буду рад обрести единомышленника.

— Я тоже, и еще раз извините. Иван Дмитриевич, могу я вас попросить об одной услуге?

— Что такое?

— Мне хотелось иметь на руках, так сказать, альтернативные данные о количестве производимого нами товара. Понимаете, это просто принцип нормального производства — регулярные проверки. Брат Каспи сильно занят, у него своих проблем невпроворот, а мне интересно посмотреть.

Дорохов еле заметно усмехнулся при упоминании директора.

— Хорошо, мне не трудно это сделать.

— Спасибо! Да, кстати, Иван Дмитриевич, — Светлана уже стояла у самой двери. — Наш господин Великий Радош сделал для меня исключение, благословив пить кофе. Этот напиток помогает мне работать. Так что милости прошу, как будет свободная минутка.

— Спасибо, Калиока, непременно приду! — Митрич впервые радушно улыбнулся.

Светлана вернулась к себе в кабинет и, сев за стол, обхватила голову руками. Она понимала, что начатая игра слишком опасна, но другого выхода не было. Невозможно оставаться причастным к гибели людей и ничего не делать! Взгляд упал на телефонный аппарат.

— Доченька, моя Катенька, как ты там? — тихо, почти бесшумно зашептали губы. Рука потянулась к трубке. — Нет, это слишком опасно, слишком… Разговоры наверняка прослушиваются. Господи, как же мне тяжело! Господи! Святой Николай, помогите моей дочери Екатерине. Милая моя, я вернусь к тебе, как только смогу!

Шли дни. Приближался день предполагаемого визита Святославского. Накануне Светлана сняла трубку телефона и набрала номер Красноярской резиденции.

— Сестра Гайда! Хвала Великому Радошу! Ты в добром здравии?

— Да, Калиока, милостив наш господин!

— Ты не забыла о своем обещании передать мне пару новых кассет с проповедями господина?

— О нет! Вышлю с оказией, как обещала!

— Спаси тебя Бог!

Это был условный знак, что визит Радоша остается в силе. Светлана поднялась из рабочего кресла, достала из потайного кармашка сумки икону святителя Николая и мысленно обратилась к нему, прося помощи и защиты. Затем она отправилась в кабинет директора.

— Брат, Каспи, я пришла с одним известием. Сегодня ночью у меня опять было видение. Это… Очень странно… Но… — Светлана изобразила крайнюю степень смущения, — позволь я буду откровенна?

— Да, сестра, конечно, что случилось?

— Дело в том, что мне была открыта суть ваших разногласий с господином. — Каспи сильно покраснел, — О! Каспи, тебе не в чем стыдиться меня! Судья ли я тебе?! Я люблю тебя как брата и принимаю таким, каков ты есть. Но главное не это! Мне было открыто, что Великий Радош завтра без предупреждения приедет к нам на завод. Он сделает это в то время, когда у тебя… М-м-м-м-м… Обычно бывают гости.

Директор сидел, словно громом пораженный.

— Но как же это? — наконец вымолвил он. — Я плохо понимаю… Ведь видение связано с Великим Радошем, это как-то…

— Но, Каспи! Надо ли ломать над этим голову? Давай дождемся завтрашнего дня и все поймем. Если господин не приедет, то, значит, мои видения от лукавого, и я обещаю обо всем забыть. Но если будет иначе… Тогда ты, брат, решишь сам, что и как рассказать нашему господину. Я полностью полагаюсь на твою волю, я с тобой, я на твоей стороне!

— Спасибо, сестра! Да благословит тебя Великий Радош!

На следующий день Каспи основательно подготовился к визиту Святославского, который и «нагрянул» в обещанное Светланой время. Радош остался доволен проверкой и уехал в тот же день. Калиока была удостоена персональной похвалы от Святославского. Вечером Каспи пригласил Светлану с вою комнату. Он проводил ее в кресло, закрыл дверь на ключ и достал из потайной секции в шкафу два бокала и бутылку коньяка.

— Сестра, у меня есть благословение в крайних случаях употреблять алкоголь. Сегодня я пригласил на трапезу тебя.

— О, дорогой Каспи, это великая честь для меня! — зная сексуальные пристрастия своего босса, Светлана чувствовала себя свободно с ним наедине даже за закрытой на ключ дверью.

— Хвала Великому Радошу!

— Слава нашему господину!

Пару минут в комнате была тишина: собеседники наслаждались запрещенным напитком.

— Калиока, — Каспи первым нарушил тишину, — я ничего не сказал господину о твоих видениях. Мне кажется, что это нужно пока сохранить в тайне.

— Повинуюсь тебе, Каспи! И, брат… Все же мне хотелось бы вернуться к разговору о Митриче. Не нравится он мне! Он предатель, понимаешь?! — глаза Светланы полыхнули огнем.

— Но, Калиока, что ты предлагаешь?

— Его надо проверить!

— Как?

— Кто-то, кому он доверяет, должен предложить ему, скажем, бежать, прихватив с собой деньги. Думаю, что это должен быть ты, брат. Во-первых, пожаловаться на тебя он сможет только Великому Радошу, а во-вторых, со мной он в напряженных отношениях. Если он сообщит господину о разговоре с тобой, значит его совесть чиста, если же нет, и вы начнете готовить побег… Это общая идея, подробности можем обсудить отдельно.

— Интересно, интересно, — Каспи задумался. — Но ведь надо еще будет рассказать о нашем плане господину!

— Конечно! Послезавтра я еду в Красноярскую резиденцию с отчетом, смогу передать от тебя, брат, всю информацию конфиденциально из уст в уста. Это и твой авторитет поднимет еще больше — шутка ли, через тебя суждено разоблачить предателя!

— Хитро, хитро… Хорошо, Калиока, я согласен, давай попробуем.

На следующий день Светлана узнала от Каспи, что разговор с Дороховым состоялся. Митрич выслушал предложение молча и удалился, ничего не ответив. Вернувшись к себе, Калиока позвонила секретарю Святославского и, уточнив остается ли в силе их договоренность о завтрашней встрече, попросила разрешения приехать вместе с Митричем по важному делу, касающемуся безопасности предприятия. Секретарь перезвонил через пять минут, передав благословение от Великого Радоша. Светлана радостно потерла руки и отправилась к Дорохову. Тот воспринял известие с энтузиазмом.

Иван Дмитриевич и Светлана молчали всю дорогу до Красноярска, уткнувшись каждый в свои документы. Святославский принял сначала Светлану, а Митрич остался в приемной. Сверив отчетность, Радош остался очень доволен.

— Я и не думал, что бывают такие толковые коммерческие директора!

— О, господин! Благодарю за эту похвалу, она для меня слаще меда!

— Хорошо, Калиока, зови Митрича, у меня мало времени.

— Да, господин, только позвольте еще буквально два слова. Это очень меня волнует.

— Да, Калиока, только кратко!

— Дело в том, что Каспи… Я волнуюсь за безопасность нашего завода, господин! — Светлана запнулась на полуслове, а Радош мгновенно сделался серьезным.

— Да, и что Каспи?

— Мой господин приезжал к нам с проверкой, но Каспи знал о ней.

— Откуда тебе это известно?!

— Я поняла это по тому, как мы готовились к вашему приезду. Мне точно известно, что на этот день у Каспи должны были быть… гости, но он неожиданно все отменил.

— Так и знал! — Радош грохнул кулаком об стол, — кто же его предупредил?!

— Мне это неизвестно, о господин! Но, если мне будет дано слово, то у меня есть мысль на этот счет…

— Да, Калиока, говори!

— Можно устроить проверку еще раз. Мне обычно становится известно, когда к Каспи приходят эти… Я могла бы сообщить. И еще, господин… У меня есть подозрения, что гости приходят к Каспи не только с одной целью…

— О чем ты, Калиока?

— Мне кажется, что с завода некоторое количество товара уходит налево.

— Что?! — Святославский закричал в голос.

— Я пока не уверена, но мы с Митричем предприняли некоторые шаги… В общем, на днях уже будет хорошая статистика, чтобы сравнить наши данные по производству товара с официальными.

— Очень интересно!

— Да, господин, если вы благословите, я могла бы предупредить вас, когда у Каспи будут гости, вы могли бы приехать и заодно сверить всю документацию.

— Хорошо, Калиока! Ты верная сестра! Зови Митрича.

Дорохов вошел в кабинет, вежливо поздоровался и сел за стол, разложив бумаги. Светлана тем временем убрала документы в небольшой портфель и незаметно включила кнопку записи маленького цифрового диктофона. Светлане купили его для записи переговоров с клиентами, которые нередко пытались жульничать.

Через пару минут Светлана неожиданно спохватилась, перебив разговор.

— О, господин! Прости меня! Могу ли я выйти? Дело в том, что моя бывшая наставница Гайда через 10 минут уезжает, а я очень хотела ее повидать, она обещала мне передать две кассеты с вашими последними проповедями и еще кое-что!

— Хорошо, Калиока, иди, ты нам особенно не нужна.

— О, благодарю тебя, господин!

Светлана вышла, оставив портфель с работающим диктофоном в кабинете, и вернулась через 10 минут. Секретарь в приемной сообщила, что Митрич еще не выходил, и Калиока устроилась на стуле. Митрич появился минут через пять.

— Калиока, мы так и не дождались вас!

— Да, Иван Дмитриевич, я только пришла. Мы едем?

— Да, нам пора.

— Ой, забыла! — Светлана встала как вкопанная в дверях приемной, хлопнув себя ладонью по лбу — забыла портфель у господина. Можно мне вернуться? — обратилась она к секретарю.

— Иди, — сухо ответила та.

— Господин, простите, я забыла у вас свой портфель! — Радош еще сидел в своем необъятном кресле, более походившем на трон. Светлана схватила портфель и, поклонившись, кинулась обратно к двери. Сердце ее стучало нещадно!

— Стой, Калиока! — грозно окликнул ее Радош. — Ты от меня что-то скрываешь?

— Я?! Но мой господин! Что я м-м-могу… — ее голос предательски задрожал.

— Подойди ко мне!

На негнущихся ногах Светлана приблизилась к Святославскому и опустилась на колени: «Святой Николай, помоги! Защити! Спаси!» — искренне стала молиться она.

— Дай портфель!

«Нет, только не это, только не это!» — трясущаяся рука протянула портфель. Святославский грубо выхватил его и, открыв, заглянул внутрь. Крупные капли пота текли по лицу Светланы. Радош тщательно обследовал содержимое портфеля, заглянув и в наружное отделение, где лежал диктофон.

— Держи, Калиока, ты свободна, и я жду твоего звонка! — Радош как-то отрешенно смотрел в сторону. Светлана покорно кивнула, взяла протянутый портфель и молча вышла. Она ничего не понимала. Идя к выходу из здания вслед за Дороховым, она тайком заглянула в кармашек портфеля — диктофон лежал на месте и по-прежнему был включен на запись. Как Святославский мог его не заметить? «Это чудо!» — мелькнуло в голове у Светланы. «Спасибо тебе, святой Николай!»

По дороге обратно Светлана сделала вид, что слушает новые кассеты, полученные от Гайды. На самом же деле она дважды внимательно прослушала разговор Радоша с Дороховым. Митрич ни словом не обмолвился о том, что предлагал ему Каспи. «Ну что же, идем дальше», — подумала Светлана.

Машина остановилась около дома. Дорохов вышел первым, затем — Светлана.

— Калиока, — Митрич ласково улыбнулся, — машина за мной должна прийти несколько позже. Вы, помнится, предлагали кофе…

— Да, Митрич, обязательно. Только прежде я хотела сказать вам всего два слова, вот здесь, на скамейке.

— Помилуйте, не май месяц, — он поежился в своем арестантском ватнике.

— Всего минутка, — Светлана направилась к летней беседке. — Понимаете, Иван Дмитриевич, вы лучше пока у меня не спрашивайте подробностей, но так сложилось, что я в курсе того предложения, которое сделал вам Каспи. — лицо Дорохова медленно вытянулось. — Да-да, так вот получилось. Может так статься, что в ближайшее время эта тема опять всплывет, будут разборки. Так я хотела вам настоятельно посоветовать говорить, что ничего вам Каспи не предлагал. Вообще разговора не было! Когда все начнется, думаю, вы сообразите что к чему.

— Но, Калиока, вы понимаете, что ваши слова как минимум странны. Как я могу…

— Но я знаю об этом разговоре, вас это не смущает?

— Смущает!

— И я первая к вам подошла. Вы же понимаете, что я определенным образом сейчас рискую!

— Понимаю, вот это мне и странно.

— Я бы рассказала вам все, если бы не этот риск. Ну как, договорились?

— Пожалуй… по крайней мере я подумаю и исполню вашу просьбу, если меня ничего не насторожит.

— Вот и славно! Идемте пить кофе!

Я вернулся на зону после обеда. Без малого сутки, проведенные в сказке — наедине с вновь обретенной любимой женщиной! Хотелось петь от радости! Мне показалось, что тюрьма стала как-то чище и ярче. Уже не угнетали невнятного цвета стены, непременные решетки повсюду и темные робы коллег по несчастью. Митрича, как водится, не было, а больше откровенничать ни с кем не хотелось. Дорохов появился почти перед самым отбоем, когда я уже лежал в кровати.

— О! Привет героям-любовникам. Нагулялся, кот мартовский? — Митрич был непривычно хмур и озабочен.

— Да уж… Нагуляешься тут. Всего сутки, Митрич, разве это срок?

— Ну оно понятно… Нормально все, помирились?

— Да, помирились. Все отлично. А ты чего смурной, случилось чего?

— Да так… Устал сегодня, ну и… Пойду-ка я умываться — и баиньки.

Дорохов вернулся через пять минут, молча лег в постель и повернулся ко мне спиной.

— Э, Митрич! Так не пойдет! Ты чего это?

— Ну что тебе? — недовольно буркнул он.

— Что стряслось, Митрич? — спросил я озабоченно.

— Эх! Пойдем курить, только коньяка у меня нет!

Мы вышли на лестницу. Вокруг было пусто: отбой. Дорохов закурил и молча выпускал в потолок облака дыма. Я молчал, давая собеседнику возможность собраться с мыслями.

— Эта баба… — начал Митрич неожиданно, — появилась у нас неожиданно. Кто такая, откуда… Странная, не такая как все!

— А где это «у нас»?

— На заводе на нашем…

— Митрич, ты же мне толком ничего не рассказал.

— Ну взяли меня тогда в оборот, отправили на эту зону, сразу прессанули как следует. Надавили отовсюду — и со стороны блатных и от администрации. Оформили какую-то бумажку, по которой я теперь и выезжаю каждый будний день на работу. А работа прежняя — за что и срок получил. Вот так.

— И менты это все прикрывают?!

— Там, Дэнис, вся администрация края и, кажется, не только она все это дело прикрывает. Руководит всем какой-то сектант — противный до жути. Там такое творится, что даже и рассказывать не буду.

— Ну главное ясно, а что за женщина, про которую ты говорил?

— Ну она у нас вроде коммерческого директора. Назначена сравнительно недавно. Приехала сначала как обычная сектантка, только глаза немного другие — ну нормальные, человеческие. А потом началось. Директор ко мне подъехал с предложением бабки за очередную партию товара хапнуть и дать деру. Ну я не повелся — чую подстава. Зачем я ему сдался? Бежал бы сам! Вот… А потом и дама эта — Калиока.

— Как?!

— Ну у них имена у всех не как у людей — вроде кликух! Вот… Говорит, чтобы я не признавался, что говорил со мной директор, когда заваруха начнется.

— Какая заваруха?

— Не сказала.

— И что думаешь?

— Не знаю, Дэнис. Эта самая Калиока вроде нормальная. Но кто их знает, придурков этих, у них же мозги набекрень.

— Митрич, я знаю твое отношение к вере и Православию, но…

— О, опять сейчас начнется проповедь! Дэнис, не верю я твоим попам! Не верю!

— Ну что за человек! — я в сердцах стукнул кулаком по перилам. — Дай сказать, а?

— Ну говори, говори…

— Ты пойми, я же долгое время точно также, как ты думал! Ну, что ерунда все это и так далее. Но потом меня приперло и… — я задумался. — Иван Дмитриевич, я похож на идиота?

— Чего нет, того нет, — Митрич был серьезен.

— Я тебе клянусь, была помощь! Понимаешь, БЫЛА! Реальная, ощутимая. Это мне не показалось, это было на самом деле!

— Да? — Дорохов смотрел недоверчиво. — Ну и что, по-твоему, делать надо? Бежать каяться?

— Зачем? Ну ты обратись для начала к Богу. Просто своими словами, мысленно.

— Ага! На колени плюхнуться, лоб расшибить!

— Ты, Митрич, на колени плюхнешься потом! Сам плюхнешься, искренне! Плюхнешься тогда, когда жизнь твоя будет спасена явным чудесным образом, когда не будешь знать, как отблагодарить, когда радость вновь обретенного Отца Небесного будет распирать тебя изнутри! Когда захочется ботинки целовать Спасителю, да не носит Бог ботинок! — я расстроился не на шутку. В тот момент я и представить себе не мог, насколько мои слова окажутся пророческими. — Ты думаешь, Богу нужны наши мольбы на коленях, наши посты и тому подобные вещи?! Да это нам надо! Понимаешь?!

— Ладно, Дэнис, прости, — на мое плечо легла широкая ладонь.

— Проехали. Митрич, я же серьезно. Пока не надо вставать на колени. Просто подумай о Боге как об Отце. Да, Его не видно, но Он все видит и слышит. И мысленно к нему обратись со всеми своими бедами и проблемами.

— Но, чтобы что-то получить, надо что-то отдать?

— Даже, когда речь идет об отношениях отца и сына?

— Хм…, - Дорохов глубоко задумался.

— И еще. Есть замечательный святой — Николай Угодник. Он…

— Да, слышал, бабка моя ему усиленно молилась.

— Вот, он помогает всем страждущим, всем, кто попал в беду. Помогает в самых сложных жизненных вопросах.

— А к нему как обратиться?

— Точно так же.

— Интересно… Святой Николай, говоришь?

— Да.

— А фамилия?

— Что?

— Ну фамилия его? Он же должен понять, что я именно его спрашиваю? — я согнулся пополам от хохота. Дорохов сначала обескуражено смотрел на меня, а потом и сам рассмеялся. — Ну прости, ерунду сморозил! То есть он поймет? Я правильно понял?

— Пра… Прав… Правильно! — я никак не мог успокоиться, живот сводило судорогой. — Ой, Митрич, уморить меня решил! Короче, ты только начни! Я тебе что хочешь прозакладывать готов — помощь почувствуешь сразу! Слушай! У меня же для тебя новость хорошая есть!

— Ну? Еще вспомнил, кому помолиться можно?

— Язва! Тут человек один живым оказался. Думали, что погиб, а он жив.

— Поздравляю. Рад за твоего знакомого.

— А знаешь, кем человек был, пока вроде как не погиб?

— Дэнис, не тяни кота за хвост!

— Он был заместителем Генерального прокурора России! — я назвал должность Соколова медленно растягивая слова.

— Чего?! — окурок выпал из руки моего собеседника, отбрасывая яркие искры в полете между лестничными пролетами.

— Да-да…

— И почему ты еще здесь сидишь? В смысле вообще сидишь?

— Он пока не засветился. Ну не раскрылся — надо свалить генерального, там своя история, долго рассказывать. Но если у него все получится, то у нас с тобой классный заступник будет!

— Это дело, Дэнис, это дело. Хотя… Здесь, знаешь, свое начальство! Где Москва, а где Красноярск… Ладно, пойдем баиньки.

Мы легли. Я достал из под подушки пачку фотографий, оставленных Катюшкой. Митрич заинтересовался.

— Это твоя зазноба что ли?! А ну покажи!

— Вот это мы на Кипре — видишь, вон там море… Это уже в Москве. Вот а это…

— Не может быть! Подожди! — Дорохов выхватил фотографию, где Катя сфотографировалась вместе с мамой, и выбежал в коридор к свету. Вернулся он через минуту.

— Ну, Дэнис, такие повороты не для моего мустанга! Это что за дама?! Ну вот, рядом с твоей Катей?

— Ну теща моя, а что?

— А то! Это и есть КА-ЛИ-О-КА!

Радош, обернувшись простыней, сидел на кровати и пил коньяк. Он смотрел на персидский ковер, покрытый свежими пятнами крови, и думал о том, сколько же денег придется выложить за новый. Это случилось с ним впервые. Гиля привел двух новеньких сестер, но Радош потерпел полное фиаско. Девушки старались на совесть, но — увы… Да, наверное, Святославскому показалось, что одна из девиц усмехнулась. Он натурально озверел. Увесистый канделябр на письменном столе — серьезное оружие. Радошу сказали, что девушка жива… Но ковер придется менять.

— Дался, блин, этот ковер! — в сердцах хлопнул Святославский себя по колену.

Да, в последнее время многое было не так. Радош, словно волк, чувствовал беду. Пока было непонятно, откуда она придет, но… Везде происходили обломы. Этот Колобов чудом выжил. Более того, их проверенный киллер, выполнявший заказ, облажался, милиция получила ниточку, которая могла привести к Гиле и Святославскому. Пришлось обрубать концы. Смерти… Слишком много смертей! Эта сучка Даша оказалась достойной дочерью своей матери — ни в какую не хочет разговаривать с Родионом, пока тот не исполнит свое обещание. Колобов же стал сверх осторожным — усилил охрану так, что муха близко не подлетит, да и киллера нового найти — целая проблема. Гиля, похоже, реально напрягается по поводу пробуксовки планов по завоеванию московского рынка. Да и вообще… Он стал странным в последнее время. Плюс проблемы на заводе. Каспи откровенно зарвался! Калиока — темная лошадка. Тогда, при их последней встрече, Родион получил точное мысленное указание от Наставника проверить ее портфель, но потом словно глаза заволокло туманом, голова закружилась… В портфеле ничего не было, но осталось чувство, что тебя обманули. Наставник… Это, пожалуй, главная проблема. Все реже Радош чувствовал его присутствие, все слабее. И у него не было никаких мыслей относительно возможных причин. Почему-то начали часто вспоминаться все те, кто был убит по приказанию Радоша. Часто во сне приходила та рыжая девка, которая выбросилась из окна. Она являлась в белоснежной одежде и тихо смотрела Радошу в глаза. Этот взгляд прожигал грудь насквозь, причиняя невероятную боль. Блеск белых одежд слепил глаза, было жарко, становилось нечем дышать. Святославский просыпался в холодном поту, а к груди невозможно было прикоснуться, настолько она была горячей. Когда же все это началось?

— Да! Этот мужик! — Радош вскочил с кровати, простыня упала, и он нервно зашагал по комнате.

Это случилось во сне. Радош сидел в ванной, наполненной теплой кровью, в которой плавали куски человеческой плоти. Открылась дверь и вошел он — старец в богатом, шитом золотом одеянии. От его грозного взгляда Святославский буквально оцепенел. Он сидел в ванной, трясясь всем телом, не в состоянии вымолвить и слова.

— Пришло время остановиться! — гость говорил тихо, но каждое слово будто впечатывалось в мозг кровоточащим оттиском.

— Кто вы? — сумел-таки вымолвить Радош.

— Владыка Николай.

— Но кто вы?! — гуру был близок к истерике.

— Ты тонешь в крови! У тебя есть один шанс, и ты знаешь какой. Пришло время выбирать, — гость вышел, дверь в ванную комнату медленно закрылась. Святославский проснулся в ужасе, его бил озноб, а все тело покрывал липкий холодный пот.

Вскоре и начался этот кошмар. Сегодня вот произошло страшное. Святославский боялся этого с молодости. Жизни без сексуальных утех он себе не представлял. Равно как не представлял он ее и без постоянного ощущения власти над людьми. Ради этого он терпел эти идиотские пляски на сцене. По этой причине он создал свою организацию, из-за этого не переезжал жить за границу, где ему бы вряд ли кто-то позволил так измываться над людьми.

Великий гуру оделся и по телефону приказал подать завтрак. Только он положил трубку, аппарат зазвонил. Секретарь соединил его с заводом.

— Да, Калиока, слушаю тебя.

— Великий господин! Это произойдет послезавтра, в пятницу.

— Спасибо, сестра. В какое время?

— Обычно гости приходят ближе к вечеру. Если я услышу об изменении планов, обязательно предупрежу господина!

— Мое благословение. — Радош положил трубку. — Нет, ну что же не так на заводе?! Что?! — Святославский упал в кресло, обхватив голову руками.

Полковник ФСБ Владимир Стрельников не мог до конца поверить, что Соколов жив, пока не увидел его своими глазами — сильно похудевшего, седого, как лунь, с густой окладистой бородой, но, несомненно, живого и невредимого. Мужчины молча обнялись, похлопывая друг друга по спине.

— Сашка, жив! Слава Богу!

— Слава Богу, Володя, слава Богу. А ты не изменился совсем.

— Да и ты… Такой красавец! — Стрельников немного смутился.

— Ага, вот врать ты так и не научился. Ладно, поехали!

Они устроились на заднем сиденье черной служебной «Волги», которая, быстро набирая скорость, поехала в сторону города. Соколов смотрел на заснеженные ели, важно выстроившиеся вдоль дороги, на молодые березки, зябко кутающиеся в кружевные снежные шали. У него было ощущение, что прошла целая жизнь. Целая вечность отделает его от того светлого летнего дня, когда супруга еще была жива.

— Ника, милая Ника, не сберег я тебя, не сберег! — беззвучно шептали губы, а из глаз катились слезы. Верный друг тактично не лез с разговорами. Машина пересекла МКАД, и Соколов, словно по команде, взял себя в руки.

— Володя, давай сначала в банк. Там у меня все основные документы. Это в центре, рядом со зданием ТАСС. Леонтьевский переулок, банк «Софрино», — водитель молча кивнул.

— Ну как, Саша, отпустило?

— Да вроде. Тяжко, Володя, очень тяжко.

— Понимаю, держись! — друг крепко сжал Соколову руку.

— Да, я сейчас бумаги заберу, благо и ключ при мне остался, и паспорт, хоть и намок, но сохранился в нормальном виде. Потом нужно где-то спокойно присесть, чтобы я оформил свои показания. Нужна видеокамера и тому подобное.

— Саша, не учи ученого! Все сделаем в лучшем виде.

— Ну да. Если что еще надо, я в твоем распоряжении, только по возможности не свети пока меня, а то неровен час — закончат они, что не получилось тогда.

— Не волнуйся, жить будешь!

— Эх, Володя, я не за свою жизнь переживаю, хочется этого упыря упаковать! Суку! — Соколов сжал кулак так, что ногти до крови вонзились в ладонь. — Да, Володя, их главарь одного из бандитов называл Джокером. Правда, одного я, кажется, пристрелил, не знаю кого.

— Джокер, говоришь? — Стрельников хищно прищурился. — Интересно, интересно…

— Что, о чем-то кликуха говорит?

— Пока не уверен, но это зацепка интересная, — «Волга» тем временем въехала на территорию банка. — Ну вот, приехали, давай, жду в машине!

Друзья колесили по городу весь день. Около 11 вечера, уставшие, они выходили из ресторана «Бавариус» на Комсомольском проспекте, где слегка перекусили.

— Ну, Саша, куда тебя?

— Меня бы обратно доставить.

— Уверен? Может, ко мне? Лидка просто счастлива будет тебя видеть!

— Ага, а потом разболтает всем своим подругам, как чудом восстал из мертвых бывший Зам Генерального.

— Как ты можешь так говорить о верном соратнике старого чекиста?! — Володя усмехнулся. — Да, ты прав. Пока не время. Материал у тебя убойный, ничего не скажешь.

— Теперь он у тебя, Володя. И меня это тоже сильно волнует.

— Не переживай, прорвемся.

— Ну, дай Бог. Так что лучше вези меня обратно.

— Будь по-твоему.

Соколов добрался до лесной избушки только за полночь. Глафира уже спала. Александр Иванович, насколько мог бесшумно, пробрался в свою комнату и закрыл дверь. Тихо мерцая, загорелся огонек керосиновой лампы.

— Возбранный Чудотворче и изрядный угодниче Христов, миру всему источаяй многоценное милости миро… — Соколов, стоя перед иконой, начал читать акафист святителю Николаю. По дороге обратно он почувствовал необходимость разобраться в своих чувствах. Да, его вместе с женой заказал Хайкин. Если и не сам, то через своих подручных. Он сделал это, опасаясь компромата, который собрал Соколов. Теперь необходимо этот компромат опубликовать. И здесь совесть Александра Ивановича была совершенно спокойна — информация была абсолютно правдива. Но что делать с горячим желанием взять автомат Калашникова и выпустить обойму в толстое пузо Генерального? Соколову стало ясно, что это явный перебор, с этим что-то надо делать. Тогда и пришла мысль молиться святителю Николаю о вразумлении и успокоении.

До самого утра так и не погас огонек в окне одинокой избушки, стоящей на заснеженной лесной поляне.

Дней через десять Соколов собрал свои немногочисленные пожитки и, наспех попрощавшись с Глашей, пошел пешком к дороге, где его должен был ожидать Стрельников. Скрывать дальше место своего нахождения не имело смысла. Этот дом он не забудет никогда, но будет приезжать сюда очень редко, понимая, что каждый его визит ворошит в сердце женщины серьезные безответные чувства.

Володя нервно расхаживал рядом со служебной «Волгой». Друзья пожали друг другу руки и спрятались от мороза в салоне автомобиля. Они нервничали. Сегодня утром был арестован Генеральный прокурор России. Его поместили в Лефортово. Участником первого допроса оборотня в погонах и должен был стать Александр Иванович. Машина остановилась около проходной. Некоторые узнавали Соколова: немые сцены возникали одна за другой, пока мужчины не добрались до кабинета одного из следователей. Александр Ивановича должны были пригласить в строго определенный момент допроса, который настал часа через полтора…

— Входите, — громко крикнул следователь, и Соколов вошел внутрь. Хайкин, вальяжно развалясь на стуле, нагло смотрел на входную дверь. Прокурор встретился взглядом с бывшим замом, выражение его лица начало медленно меняться. Сначала отвисла челюсть, словно невидимая рука резко потянула подбородок Семена Аркадьевича вниз. Затем сильно покраснели щеки и все лицо, глаза медленно вылезли из орбит и закатились, язык вывалился изо рта, и Хайкин упал на пол, гулко стукнувшись головой.

— Врача, срочно! — закричал следователь. — Не, ну надо же, а?! Александр Иванович, да вы присаживайтесь! Рад вашему чудесному возвращению, теперь в прокуратуре хоть один нормальный человек будет!

Прибежал доктор и констатировал глубокий обморок. Бывший генеральный пришел в себя минут через пять. Его вид никого не порадовал: изо рта обильно текла слюна, взгляд бессмысленно блуждал, а вместо связной речи раздавалось лишь нечленораздельное мычание. Врач озабоченно осмотрел пациента.

— Господа, похоже, только что появился новый пациент Кащенко.

— Вот гадство! — стукнул следователь рукой по столу. — Он у меня уже в руках был, осталось совсем чуть-чуть дожать!

— Если Бог наказывает человека, Он лишает его разума… — Александр Иванович в глубокой задумчивости смотрел на человека, которого еще пять минут назад люто ненавидел. Сейчас же он не испытывал к нему ничего, кроме жалости, смешанной с отвращением. — Володя, ты не отвезешь меня на Дмитровку? Пора предстать пред ясные очи коллег и начальства.

Соколова восстановили в должности спустя месяц, а через неделю он занял кресло Семена Аркадьевича Хайкина.

Бывший Генеральный прокурор поселился в тихом месте по адресу Загородное шоссе, дом 2[16]. Лечащий врач сказал, что пациент неизлечим и будет влачить растительное существование до самой смерти.

Арестовали человека по кличке Джокер. На нем был не один десяток убийств. Он неминуемо должен был получить пожизненный срок.

Соколов пришел в комнату, где следователь допрашивал убийцу. Увидев Александра Ивановича, Джокер сжался в комок, опустив взгляд в пол. Немая сцена длилась пару минут. Соколов молча развернулся и вышел в коридор. Былая решимость не вмешиваться в процесс правосудия вмиг улетучилась.

Александр Иванович, промучившись ночь без сна, принял решение. Он нашел человека, который обещал «все устроить» за определенную сумму. Утром Соколов отсчитал необходимое количество купюр и, положив их в конверт, собрался ехать на встречу. Как обычно, он повернулся к иконам, чтобы перекреститься перед дорогой, но рука, коснувшись лба, замерла, не желая двигаться вниз, на него был обращен грозный взгляд Николая Чудотворца. Никогда в жизни Соколов не испытывал на себе подобного взгляда. По телу побежали мурашки.

— Господи! Что же я делаю?! Прости! — Соколов выронил конверт из рук и со слезами упал на колени, сильно стукнувшись лбом об пол. — Господи, дай мне сил простить эту сволочь! — перед его глазами цветной фотографией в сполохах горящей избушки возникло сосредоточенное лицо убийцы, направляющего катер на двух беззащитных людей. — Господи! Дай сил, Господи! — Он взвыл в голос, комкая в руках пухлый конверт. В ушах громко звучал настойчивый голос: «Эта падаль не должна жить, ты сделаешь это! Ты отомстишь за свою жену!»

— НЕТ! — что есть сил закричал Александр Иванович. — Убирайся отсюда тварь бесовская! Господи, огради меня! Не хочу, не хочу убивать! Господи СПАСИ-И-И-И!!!

В звенящей тишине, подобно грому, мелодичной трелью ожил звонок в дверь.

— Александр Иванович, у вас все в порядке, — раздался озабоченный голос за дверью. Соколов поднялся и повернул ручку замка. На пороге стояла пожилая соседка Серафима Сергеевна. — Александр Иван… — старушка замолчала на полуслове, оглядывая Соколова и разбросанные по полу мятые стодолларовые купюры.

— Да, Серафима Сергеевна. Уже все в порядке. Спасибо за беспокойство.

— Может, вам нужна моя помощь?

— Да-да нужна. Помолитесь о рабе Божьем Александре, худо мне…

— Хорошо, Сашенька, хорошо. Помоги тебе, Господи.

Посредник позвонил через час. Соколов извинился, сказав, что передумал.

Через несколько дней Соколов рассказал об этом случае отцу Николаю на Исповеди. Священник перекрестился и крепко обнял его за плечи.

— Господи, слава Тебе! Сашенька, какой же ты молодец! Господи! Это чудо! Ты был на грани совершения тяжелейшего греха, и как бы сложилась потом твоя жизнь — одному Богу известно.

— Батюшка, я мечтал сам его придушить, но это было невозможно, а так киллер бы все сделал, я-то при чем?

— И это говорит мне профессиональный юрист?!

— А юридическая область здесь при чем?

— При том! — Соколову на миг показалось, что отец Николай рассердился, — в период расцвета христианства система права практически во всем мире претерпела серьезные изменения. В ее основу легли христианские принципы. Так что убийство по заказу страшно вдвойне! Да-да, Саша, я разве тебе этого не говорил? — ответил священник на недоуменный взгляд Соколова. — Человек, нанимающий другого для совершения убийства, согрешает вдвойне. На него в полной мере ложится грех самого убийства, как будто он совершил его собственными руками, плюс он согрешает тем, что совращает другого человека на совершение смертного греха. Это элементарная бесовская придумка — внушить людям, что в этом случае ничего страшного не происходит. Так что уберег тебя Господь от страшного поступка! — на голову Александра Ивановича легла епитрахиль.

Джокер получил пожизненный срок. Его отправили отбывать наказание в исправительную колонию № 5, больше известную как «Белозерский Пятак» на острове Огненный. Этого места боятся даже самые отъявленные уголовники…

Шло время… На заводе было все тихо. «Братья» безропотно выполняли план. Каспи несколько раз спрашивал Светлану об их плане проверки Митрича, но Калиока успокаивала его, ссылаясь на то, что должно пройти достаточно времени, чтобы Дорохов сумел все изложить Радошу, в противном случае он может сослаться на то, что просто не имел возможности передать столь важную информацию. Директора эти аргументы устроили. Со временем он стал реже собирать оперативные совещания и вообще покидать свой кабинет. Создавалось неприятное ощущение затишья перед бурей. Дорохов стал все чаще приходить в кабинет Калиоки на чашечку кофе. Их общение было странным. Светлана рассказывала о своей прошлой жизни так, будто речь шла о постороннем человеке — некой незнакомой женщине — богатой успешной и… глубоко несчастной. Перед Дороховым представали чудесные картины горной Италии, шикарные отели, дорогие автомобили. Оказывается, у них было много общих любимых мест за границей — Лаго де Гарда, Венеция, Тегернзее… У Ивана Дмитриевича оставалось много вопросов относительно прошлого собеседницы, но ответы на них почему-то были ему совсем не нужны. Он просто потягивал кофе, вспоминая живописные ландшафты, и смотрел в глаза сидящей напротив женщины. Иногда они просто сидели молча. Удивительно, но эта тишина не была тягостной. С женой у Митрича никогда не было ничего подобного. Однажды во время традиционного обхода предприятия Дорохов, пропуская Калиоку вперед, задержал взгляд на осиной талии и перевел его немного ниже, на замечательные округлости под деловой юбкой строгого стиля. Теплый комочек возник в районе солнечного сплетения, а по телу прошла волна легкой истомы. Иван Дмитриевич, ни слова не говоря, отправился в туалет, где долго стоял у раковины, умываясь холодной водой.

— Только этого не хватало! — шептали губы. — Только этого не хватало! Старый козел! Ты чего творишь?! Мало тебе бывшей жены?! Или ты решил, что может быть и по-другому? Дурак!

Несколько дней Дорохов не заходил к Калиоке и старался держаться с ней подчеркнуто вежливо, но холодно. Та же будто ничего и не замечала, а Митричу начали сниться сны. О! Что это были за сны! Песчаный берег, лазурное море, яхта «Sea Silence», которую он несколько раз арендовал и… мужчина и женщина, больше никого!

Денис видел, что с другом творится что-то странное, но тактично не лез с расспросами. В ту ночь, когда выяснилось, что Калиока и есть теща Дениса, друзья решили до поры до времени не сообщать Кате, чтобы она не наделала глупостей. Светлане Митрич тоже не стал ничего рассказывать, поскольку еще до конца ей не доверял.

Наконец настал решающей день. Каспи вызвал Светлану к себе в кабинет и, проверив, закрыта ли дверь, присел рядом с Калиокой.

— Сестра, мне нужна твоя помощь! — сказал он в полголоса.

— Да, брат, слушаю внимательно.

— Мне нужны твои молитвы и твой дар. Послезавтра я э-э-э-э… Жду гостей.

— Я все поняла, Каспи. Я буду молиться и сообщу тебе, что ответят мне святые старцы.

— С Богом, Калиока.

Светлана быстрым шагом вернулась к себе в кабинет и закрыла дверь на ключ. Первым делом она достала иконку святителя Николая, подаренную девочкой в поезде.

— Святой Николай, помоги мне, защити, спаси! Пусть все у меня получится! Ты видишь, что я стараюсь не ради себя, но ради людей, ради справедливости!

Поцеловав икону, Калиока убрала ее в потайной карман сумки и сняла трубку телефона, набрав номер красноярской резиденции, сообщив информацию о Каспи.

На лице Светланы выступили капельки пота. Дело сделано! Обратного пути нет! Несколько дней назад Митрич принес данные по количеству произведенного товара. Светлана, выполнив несложные арифметические операции, подсчитала, что брат Каспи ворует около 5 % производимой продукции. Это даже со скидкой на возможные потери в процессе упаковки товара.

— Митрич, — прошептала Калиока, и ее губы тронула теплая ласковая улыбка.

Она никогда не встречала таких мужчин — твердых, надежных и немногословных. Дорохов иногда представлялся ей скалой, которая устоит в любую непогоду, а иногда — огромным сильным медведем — устрашающим и грозным для всех, кроме своей медведицы… Мужчины, мужчины — как дети! Светлана вспомнила о метаморфозах, произошедших с Дороховым пару дней назад.

Калиока сняла трубку и набрала номер Ивана Дмитриевича, никто не ответил. Позвонив секретарю, она узнала, что Митрич отправился в цех. Светлана схватила респиратор и побежала к выходу.

— Митрич, не уделите мне минуточку своего драгоценного времени? — Калиока громко окликнула Дорохова с явной издевкой в голосе.

Он остановился и растерянно посмотрел на Светлану.

— Да, что вам угодно?

— Иван Дмитриевич, давайте пройдемся, чтобы наш разговор не стал достоянием чужих ушей? — Светлана говорила тихо и абсолютно миролюбиво. — Вы помните, о чем я говорила вам тогда, на улице? — Она будто невзначай заглянула в глаза Дорохову и несколько раз быстро взмахнула ресницами. Митрич покраснел и отвел взгляд.

— Да, помню, и что?

— Скоро произойдут некоторые события, и я хочу, чтобы вы об этом помнили. И, кстати, Митрич, а что это вы не заходите на кофе?

— Да некогда, работа все, понимаете ли… — Митрич покраснел как рак: он явно чувствовал себя не в своей тарелке.

— Ах, как жаль! — Светлана посмотрела на Дорохова широко раскрытыми глазами влюбленной гимназистки. — Очень жаль! Ну… Извините, мне пора. — Калиока развернулась и зашагала в сторону административного корпуса одной из самых своих обольстительных походок. Митрич смотрел ей вслед, слегка приоткрыв рот.

Дорохов вернулся на зону раньше обычного. Он был задумчив и молчалив. Денис, глядя на друга, наконец не выдержал.

— Митрич, не помешаю? — Денис присел рядом.

— А? — встрепенулся Дорохов. — Н-нет, садись, — казалось он так ушел в себя, что никак не мог вернуться обратно.

— Митрич, чего стряслось? Ты не влюбился случаем?

— А? Ну… Не знаю! — Дорохов в сердцах махнул рукой. — Понимаешь, Дэнис, все так перепуталось и переплелось… Я ведь думал, что уже никакая баба на свете не тронет моего сердца. Ну, это после того, как жена меня бросила, забрав все себе и не прислав ни одного письма, не говоря уж о посылке. А тут…

— Погоди, так ты там у себя что ли? Постой! — Денис хлопнул себя по лбу ладонью. — Так ты не за тещей ли моей ухлестываешь?!

— Ну… Не ухлестываю, а так, — Митрич смутился, — да я ей, понимаешь, вроде как безразличен, а сам… Ну присматриваюсь, значит, — Дорохов сильно покраснел. — Тут еще проблема! Я же тебе рассказывал о нашем странном разговоре. Ну она мне тут намекнула, что, значит, не надо забывать о том, что она мне сказала, мол, скоро что-то произойдет. А я до сих пор ей поверить до конца не могу.

— Митрич, я же тебе говорил, что делать. Забыл?

— Что? А-а-а-а… Дэнис, да ерунда все это, ну не верю я.

— Попробуй, Ваня! Ну убудет с тебя? Ты со своими умершими родственниками когда-нибудь разговаривал?

— Бывало. Я бабушку свою очень любил, а после ее смерти частенько к ней обращался, будто слышит она меня.

— Вот! И здесь так же. Я же тебе не к Бабе Яге предлагаю обращаться и не к Змею Горынычу. Святой Николай вполне реальный человек, живший во второй половине III века. Он был архиепископом в городе Миры, что в земле Ликийской — это на территории современной Турции. После смерти он был похоронен как и все люди. А теперь его останки, называемые в Церкви мощами, находятся в Барии в Италии. Что тебе мешает к нему обратиться точно так же, как когда то ты разговаривал со своей умершей бабушкой?

Дорохов задумался.

— Ладно, Дэнис, ладно, я подумаю, — Митрич забрался под одеяло, уставившись немигающим взором в потолок.

Проснувшись утром, как обычно минут за 10 до подъема, Денис обнаружил, что соседняя кровать пуста. Зевая, он влез в тапочки и, покачиваясь со сна, побрел в сторону туалета. Там он и обнаружил задумчивого Митрича, присевшего на подоконник и уставившегося в одну точку. Зажатая между указательным и средним пальцами правой руки дымящаяся сигарета была давно забыта — длинный столбик пепла вот-вот готов был отвалиться.

Денис присел рядом и положил руку на плечо другу. Дорохов вздрогнул от неожиданности.

— Ну что, горемыка влюбленный, все страдаешь? — Денис улыбнулся.

— Дэнис, ты знаешь, я в это все не верил, но… Знаешь, похоже ты прав, в этом что-то есть.

— Что стряслось?

— Ну я вчера вечером, как ты меня научил, мысленно обратился к этому самому Николаю, ну, святому… И все ему рассказал, попросил помощи. Вот…

— Ну, не томи! И что?

— Что-что… Приснилась мне ночью бабушка. И говорит: что, мол, внучек, проблемы у тебя? Вот… — Дорохов наконец выбросил потухший окурок и закурил новую сигарету. — Ты, говорит, доверься той женщине, она все правильно делает, помоги ей, одна она не справится. И надо тебе, внучек, из этого болота выбираться. Вот так…

— Дела, — Денис тоже был поражен.

— Но это еще не все, Дэнис. А я ее — бабулю свою — спрашиваю, а она-то откуда знает это все? А она отвечает: «Мне про тебя святитель Николай рассказал». Во как! Ты, говорит, к нему за помощью обратился, ну а он никого в беде не оставляет, — Дорохов опять глубоко задумался. — Дэнис, а чего теперь делать-то?

— В смысле? Радоваться! Ты же помощи хотел, вот и получил.

— Ну это понятно! Я не о том. Ведь, если все сейчас хорошо пройдет, то выходит, что правда это все.

— Что правда?

— Ну о Боге, о святых и прочем! Ты чего тупой такой сегодня?

— Сам ты тупой, я просто не проснулся еще. Ну что делать — Бога благодарить.

— А как?

— Так же как о помощи просил, так и благодари.

— Это ладно, это не сложно, но я подумал, мне теперь обязательно в Церковь надо идти.

— Почему?

— Ну Бог мне помог ведь не просто так? Наверняка хочет, чтобы я теперь стал верующим? И, если я не приду, то Он наказать меня может?

— Думаю, Богу одно то радостно, что ты о Нем вспомнил и к Нему обратился через одного из Его святых. Не загружайся, Митрич. В принципе мысль о Церкви у тебя правильная, только вот из-под палки здесь ничего не делается. Бог не кровожадный Судья с топорищем в руке и красной маске на голове, а искренне любящий Отец.

В этот момент прозвучала команда «подъем», зэки ринулись в туалет, и друзья вынуждены были прервать беседу.

Юрий Колобов сидел в своем рабочем кабинете и терпеливо ждал. Он ждал очень важного звонка, от которого, быть может, зависела вся его дальнейшая жизнь. Помощь пришла совершенно неожиданно. Надо же… Заречин! Опять пути пересеклись.

После последнего покушения, когда случайное нелепое ДТП спасло его от неминуемой смерти, Колобов решил навести справки о загадочной спасительнице. Им двигало не только естественное желание отблагодарить человека: девушка ему откровенно понравилась, и он не прочь был познакомиться с ней поближе. Кроме того, Катя ехала тогда в Данилов монастырь, Колобов высадил ее у центрального входа в обитель. У Юрия накопилось слишком много вопросов, на которые лучше всего ответит грамотный священник. Но как его найти? Вот так просто подойти и начать разговор? Нет, для Колобова это было неприемлемо. Для решения важных и особенно деликатных вопросов он привык обращаться к людям по рекомендации. Так может, Заречина поможет с этим? Подготовленный службой безопасности отчет заставил его в первое мгновение лишиться дара речи. Денис в тюрьме, Катя — его жена… Давно забытые воспоминания о давних трагических событиях нахлынули с новой силой. Только на следующий день Юрий решился набрать номер мобильного телефона своей спасительницы. Мысли об ухаживании он отмел сразу — это было бы подло. Колобов не стал ходить вокруг да около. Он сразу рассказал Кате, что ему о ней известно, представился сам и кратко изложил суть своей просьбы. Катя согласилась помочь. Она созвонилась с отцом Кириллом и договорилась о времени встречи.

Колобов очень волновался. Когда Юрий входил в келью иеромонаха, у него буквально тряслись руки. Все было необычно — интерьер древнего монастыря, запахи, звуки. Казалось, здесь витал какой-то особый дух. В этих стенах хотелось идти на цыпочках. Строгий на вид священник неожиданно оказался очень приветлив. Мужчины разговаривали около двух часов. Это был нормальный мужской разговор. Несколько зажатый в начале беседы Юрий вскоре полностью доверился этому мудрому человеку, с огромным облегчением раскрыв перед ним всю свою душу и получив массу ценнейших советов. Колобов сначала не хотел затрагивать свои проблемы на работе, но потом все же не удержался — речь шла о его жизни. Отец Кирилл молча выслушал собеседника и глубоко задумался.

— Юрий, мне нужен от вас абсолютно искренний ответ. Вы не занимаетесь сейчас наркотиками?

— Что вы, батюшка! Я закрыл эту тему сразу же, как только получил власть в свои руки. К сожалению, дочь бывшей владелицы банка продолжает эту тему. Но делает она это на свой страх и риск исключительно от своего имени. Увы, некоторые сотрудники банка с ней в доле, но я ничего не могу сделать, поскольку у нее есть весьма влиятельные покровители.

— Но вы намерены все же решить эту проблему, если представится такая возможность?

— Безусловно. Я давно мечтаю об этом.

— Хорошо, я постараюсь помочь вам.

— В смысле? Вы имеете в виду молитву?

— Это конечно! Но не только, — священник улыбнулся. — У меня достаточно много духовных чад. Давайте сделаем так, Юрий. Напишите мне координаты своего банка, чтобы можно было получить о нем официальную информацию, а также оставьте номер вашего телефона. Я перезвоню вам и сообщу, что удалось сделать.

— Батюшка, но это невероятно! Вы меня мало знаете, как это… Почему?

— Да будет вам, Юрий. Не беспокойтесь. Мне всегда радостно, когда знакомятся хорошие люди. Знакомятся и помогают друг другу. Да и благодарить меня пока не за что, еще неизвестно возьмется ли человек вам помочь — это уже ему решать.

— Но все же! Вы потратили на меня столько времени, может, вы скажете, сколько…. Как я могу вас отблагодарить?

— Неужели вы о деньгах? — священник рассмеялся. — Да-а-а-а… «Московский Комсомолец» трудится не зря! Юрий, я монах. Много ли мне надо? Ну сами подумайте?

— Ну… Я слышал о том, что в Церковь надо отдавать десятину, что все здесь стоит денег, — Колобов смутился и покраснел.

— Конечно, Церковь как организация нуждается в деньгах, государство не выделяет на нас и копейки. Церковь живет деньгами верующих. Однако это не значит, что храм является предприятием по оказанию духовных услуг со своим прейскурантом и прайс-листом. Вы, главное, в церковь приходите, начинайте участвовать в церковной жизни. Вот это и будет для меня лучшей наградой. И, Юрий, вот еще, — продолжил священник серьезным тоном, — ваши проблемы нешуточные, рассчитывать только на помощь людей в высшей степени опрометчиво. Вы понимаете, о чем я?

— Кажется, понимаю. Вы о молитве?

— Именно о ней. Как вы к этому относитесь?

— Мне пока это трудно дается. Катя рассказала о Николае Угоднике, которого они с Денисом очень почитают. Я попытался уже читать этот… — Юрий потер лоб, — забыл.

— Акафист?

— Да-да, вот его.

— Ничего, это поначалу. А святой на самом деле удивительный. После Господа Иисуса Христа и Матери Божией архиепископ Мир Ликийских Николай почитается на Руси больше всех. Молитесь ему, Юрий, просите своими словами и приходите в храм. Человек не знает, когда может окончится его земной путь. Если я ничего не путаю, ваш бывший начальник — тот самый банкир, с убийством которого была связана давняя история, — тоже хотел прийти к Богу, покаяться, но не успел, — Юрий глубоко задумался. — Но, чур не унывать! — священник опять улыбнулся. — Если Бог за нас, то кто против нас?!

— Да уж, — улыбка у Колобова получилась вымученной, — если Он за нас, то да.

— Это от нас и зависит. А Бог всегда за нас, главное, чтобы мы сами Его не отталкивали.

— Спасибо, батюшка! — Колобов встал и по привычке протянул руку. Священник тоже поднялся из кресла и ответил на рукопожатие. — Ой, — смутился Колобов, — это, наверное, не принято?

— Все в порядке, Юрий, не смущайтесь! — отец Кирилл перекрестил Колобова и положил свою ладонь ему на голову. — Божие благословение да пребудет с вами.

— Батюшка, вы, конечно, можете отказываться сколько угодно, но вот это от чистого сердца! — Юрий в смущении протянул бумажный конверт.

— Во славу Божию! — священник взял конверт и, не заглядывая внутрь, заклеил его. — Вы не против, если я передам ваше пожертвование одному женскому монастырю — матушки очень нуждаются.

— Конечно, батюшка, это полностью на ваше усмотрение.

— Тогда напишите прямо на конверте свое имя и имена близких крещеных родственников, а матушки помолятся от всего сердца.

Юрий покидал монастырь другим человеком. Какая-то светлая искорка надежды поселилась в сердце. Священник произвел на него столь сильное впечатление, что иногда Колобов разговаривал с ним мысленно, часто возвращаясь к определенным аспектам длинной беседы.

Прошла неделя. Сегодня утром Колобову позвонил отец Кирилл и сообщил, что человек, о котором шла речь, попытается помочь, он позвонит в течение дня.

Долгожданный звонок раздался ближе к вечеру. Собеседник представился, и Колобов на секунду лишился дара речи. Да, теперь у него была реальная надежда, что проблемы будут решены, а голова останется на плечах. И… Надо что-то решать с Дашей.

К отцу Кириллу Юрий добрался только через месяц. Это были первые в его жизни исповедь и Причастие. Выходя из церкви, он посмотрел на лик святителя Николая. И кто сказал, что святой смотрит с иконы грозно? Вернувшийся в Отчий дом блудный сын встретился с ласковым взглядом великого святителя.

На Александра Ивановича свалилась куча дел. Он еще не до конца восстановил утраченное здоровье, однако с неистовым рвением принялся за работу. Так было легче: воспоминания о супруге и прежней семейной жизни отступали на второй план.

«Дорохов Иван Дмитриевич

Заречин Денис Григорьевич»

Записка с этими именами лежала под стеклом на столе Генерального в самом центре. Соколов активно занялся оформлением их условно-досрочного освобождения. Здесь проблем быть не должно, и к лету, Бог даст, оба выйдут на свободу. Гораздо хуже дела обстояли с персонажем, имя которого было написано на листке бумаги, лежащим по соседству: «Святославский Родион Георгиевич». Только начав прощупывать ситуацию, связанную с господином Радошем, Соколов понял, что его организацию прикрывают на самом высоком уровне. Это не считая того, что все местное красноярское начальство и милиция куплены Святославским на корню. Один из высокопоставленных чиновников управления по борьбе с незаконным оборотом наркотиков — давний приятель Соколова — поведал много интересного. Преступники действовали нагло и вероломно, не считаясь с человеческими жизнями. Много ценной информации передавал сам Дорохов, у которого был не засвеченный в секте мобильный телефон.

— Да, Денис, задал ты мне задачку! — прошептал Соколов вслух. — Ну ничего, эта гадина не первая и не последняя, раздавим как миленькую. Надо же! — Александр Иванович улыбнулся. — И теща здесь оказалась! Ну не чудеса?!

Светлана не спала всю ночь. Сегодня был решающий день. Вполне возможно для нее он закончится переводом на одну из самых тяжелых работ в цех, а то и еще похуже — прямиком на кладбище. Утром, запершись в туалете, Светлана достала из кармана халата икону святителя Николая и, как обычно, попросила его о помощи. Удивительно, возникло ощущение, будто кто-то очень сильный и добрый стоит рядом, за спиной. Светлана даже обернулась. На душе стало тепло и спокойно.

— С Богом! — прошептала Светлана и вышла в коридор. Обратного пути не было, мосты сожжены.

Все в этот день сначала происходило так, как и представляла себе Светлана. Она специально оставила открытой дверь в свой кабинет, чтобы не пропустить приход гостей Каспи. Вскоре после пяти часов дня она услышала шаги в коридоре, и мимо ее кабинета в сопровождении охранника прошли трое: мужчина лет пятидесяти, крепкого телосложения с неприятным колючим взглядом, бритый череп в сочетании с бородой огненно-рыжего цвета производил неприятное впечатление. За ним семенили двое молодых людей. Светлана инстинктивно поморщилась и попыталась выгнать из головы грязные мысли. Прикрыв дверь в кабинет, она набрала телефон Радоша и условным кодом сообщила, что гости прибыли.

Минут через десять в кабинет Калиоки вошли Радош и епископ Павел. Светлана, театрально прижав руки к груди, бухнулась на колени, припав губами к пыльным ботинкам «господина», разглядев элегантную бирочку «Lloyd». «Бережет ноги наш господин!» — ерническая мысль возникла сама собой.

— О, великий господин! Само солнце посетило нас! У меня не хватает слов, чтобы выразить ту радость, то счастье, которое переполняет мое сердце от одного лицезрения светлых очей моего господина, от одного…

— Хватит, Калиока, хватит! — Святославский был не в духе. — Гиля, ты расставил охрану?

— Да, господин, все пути перекрыты, телефон Каспи под контролем, его никто не предупредит.

— Хорошо, подождем. Калиока, сделай нам кофе!

— Слушаюсь, господин!

Гости покинули кабинет Каспи только через час. Их скрутили в коридоре прямо на выходе из приемной директора. Обладатель рыжей бороды пытался сопротивляться, в результате его физиономию украсила пара внушительных гематом, а из разбитой брови обильно текла кровь.

Калиоку и Митрича пригласили минут через пятнадцать, приказав взять с собой все документы, обличающие Каспи в воровстве «продукции». Первой пришла Калиока. На директора было жалко смотреть. Ему тоже досталось: костюм был порван в нескольких местах, левый глаз заплыл, губа распухла. Каспи нервно озирался вокруг, как злобный зверек. На Калиоку он посмотрел с надеждой. Светлана опустила взгляд в пол: ей было искренне жаль его. Минут через пять, прошедших в тягостной тишине, пришел Митрич.

— Итак, браться и сестры, сейчас Митрич и Калиока продемонстрируют нам документы, подтверждающие утечку товара с фабрики. Собственно, все необходимые доказательства у нас уже есть, — Радош кивнул на стол, где лежал небольшой пакет с белым порошком и пухлый конверт с сотенными долларовыми купюрами. — Однако брат Каспи утверждает, что это случилось в первый раз. Итак?

Митрич взял тяжелую роль изобличения нечистого на руку директора на себя. Доказательства оказались неопровержимыми. Каспи еще более сник. Время от времени он бросал на Калиоку гневные взгляды.

— Что скажешь теперь, брат Каспи? Что молчишь? Кинул, падла, своего господина? — в голосе Радоша сквозила неприкрытая ирония.

— Радош, а что мне было делать? Я тебе каждую неделю привозил огромные бабки, а мне и копейки за душой нельзя иметь? Все же понимают, что дело наше не вечно! Рано или поздно менты прикроют нашу организацию. Только ты смоешься с миллионами и будешь жить припеваючи, а нам что делать?! Сухари грызть на тюремных нарах?!

— Не сметь!!! — истошный вопль Калиоки был полной неожиданностью для всех присутствующих. — Не сметь, предатель!!! Ты неверующая скотина, исчадие ада, эрпэцэшный ублюдок, содомит и вор! Как смеешь ты говорить ТАКОЕ нашему господину?! Ты со всей своей гнилой душонкой не стоишь одного взгляда на светлый лик Великого Радоша! Я очищу землю от этой падали, я сама избавлю господина от необходимости лицезреть темный лик иуды!

Светлана схватила лежащий на столе нож для разрезания бумаги и кинулась к сидевшему в оцепенении Каспи. Она целила в руку, но ударить ей так и не дали. Гиля перехватил нож и, влепив Калиоке пощечину, толкнул обратно на стул. Светлана сидела, закрыв лицо руками, плечи ее вздрагивали.

— Не надо, сестра, не надо брать на себя грех убийства. Бог покарает преступника, и кара эта будет гораздо суровее, — Радош был удовлетворен произошедшей сценой.

— Радош, но послушай! Кому ты веришь?! Она сама предатель! Она меня подставила! Она… Она все это подстроила! Как ты не понимаешь?!

— Что?! Она заставила тебя спать с мальчиками в своем кабинете?! Она заставила тебя воровать товар и продавать его налево? Это она все сделала?! Ты в своем уме? — Святославский подошел к Каспи, угрожающе нависнув над ним.

— Но, Радош, она… У нее видения, она предупреждала меня о твоих визитах, она раньше не доверяла Митричу и предложила мне его проверить… Кстати! — Каспи словно ухватился за спасительную соломинку. — Кстати! Она рассказала тебе о наших планах по проверке Митрича? Он должен был тебе меня заложить, я предложил ему предать тебя, забрав твои деньги! Она сказала тебе?

Святославский перевел взгляд на Светлану.

— Мой господин, брат Каспи лжет. Мы ничего такого не планировали, — она была совершенно спокойна.

— Ах ты сука! Да я тебя… — звонкая оплеуха привела директора в чувство, он замолчал.

Радош перевел взгляд на Митрича.

— Нет, Родион Георгиевич, никакого подобного разговора у меня с Каспи не было.

— Вот! Вот, они прокололись! — Каспи вскочил с кресла. Гиля опять замахнулся, но Святославский жестом остановил его. Директор подбежал к столу и достал из портфеля цифровой диктофон. — Эта сука не знала, что я записываю все важные разговоры, записываю даже у себя дома! — Каспи энергично тряс зажатым в кулаке приборчиком, глаза его безумно горели.

«Это конец! Господи, что же делать?! Надо как-то выкручиваться, надо юлить. Сказать, что имела в виду совсем другое? Но что? Господи! Что же делать?! И Ивана подставила! Святителю отче Николае, вразуми, помоги, защити!» — пока эти мысли вихрем пронеслись в голове Светланы, Радош выдержал эффектную паузу, глядя на нее проницательным взглядом.

— Вот сейчас, сейчас я включу, сейчас! — Каспи пытался нажимать на крошечные кнопки диктофона трясущимися пальцами.

— Пока не надо, брат Каспи. Сядь на место! — директор повиновался. — Калиока, что ты на это скажешь?

«Что же делать, что же делать?! Господи!!!! — Светлана была на грани истерики. Надо стоять на своем», — вдруг пришла в голову вполне отчетливая мысль. От удивления она открыла рот.

— Чего рот раззявила?! — Радош начинал терять терпение, — Говори, когда спрашивают!

— О, мой господин, простите! Это я от удивления. От удивления такой вопиющей наглости от человека, которого еще совсем недавно уважала как своего начальника и наставника. Бог отнял у него разум. Он не понимает, что сейчас вы, мой господин, потребуете от него предъявить запись, а этого он сделать не сможет, поскольку разговора этого не было! — Светлана села на стул и состроила на лице выражение оскорбленной невинности, поджав губы. Внутри у нее все тряслось, но внешне она казалась совершенно спокойной, даже руки ничуть не подрагивали. Радош, посмотрев на Каспи, молча кивнул.

— Сейчас-сейчас, мой господин! Сейчас эта сука получит свое! Вот! Слушайте! — Каспи поднял диктофон высоко над головой. Из приборчика доносилось лишь шуршание и потрескивание. Директор был похож на воздушный шарик, из которого медленно выпускают воздух.

— Но к-к-к-к-как? К-к-к-к-как эт-т-т-то м-м-м-могло?

— Гиля, проверь! — «епископ Павел» грубо вырвал диктофон из рук Каспи и быстро пролистал записи. — Нет, ничего похожего, мой господин.

— Ну, Калиока, ты выдержала еще одну проверку. На этот раз заключительную, — Святославский входил в образ всеведающего гуру, — теперь все слушайте мое решение! Сестра Калиока назначается директором завода. Судьбу Каспи решит Бог! Уберите его, епископ!

— Нет, не надо, не надо судьбу, не надо уберите! Господин, я был верен вам, господин, простите!!! Я не предавал, это все она, эта сука, все она подстроила! Простите, не надо судьбу, не надо, не надо уберите… — Гиля отвесил Каспи пару зуботычин и выволок в коридор.

— Ну, сестра Калиока, занимай свое кресло! — Радош властным жестом указал на рабочее место Каспи. Светлана, словно в забытьи, подошла к Святославскому и начала жадно целовать его руку. Когда же гуру вырвал свою длань из цепких объятий, она упала на колени и начала целовать его ботинки.

— Я верила! Я всегда верила моему господину и я старалась, я служила верой и правдой! Милостив Бог! Он наградил! Он оценил! Он… — Светлана выпрямилась и, стоя на коленях, начала скандировать:

Слава Великому Радошу! С нами Бог!

Слава Великому Радошу! С нами Бог!

Мы Россия Великая! С нами Бог!

Мы Россия Великая! С нами Бог!

Нового директора никто не поддержал. Радош с довольной ухмылкой покинул кабинет, а Митрич долго не мог прийти в себя, засомневавшись в адекватности Светланы, к которой он начал питать романтические чувства.

Радош с Гилей сидели на заднем сиденье автомобиля в полном молчании. Оба были погружены в свои думы, очевидно невеселые. Первым тишину нарушил Загоруйко.

— Родя, и ты на самом деле веришь этой бабе?

— Ты о Калиоке?

— Угу.

— Вполне. У тебя есть сомнения?

— Она в конце не переиграла? Ну с этой нашей речевкой. Я понимаю, когда «фанатеют» сестры с совершенно промытыми мозгами, но Светочка-дурочка у нас не прошла полного курса, так сказать, «очищения», да и занимается она весьма интеллектуальной работой.

— Нет, Гиля, поверь мне, она была вполне искренна. Здесь уже моя территория. В любом случае, чем мы рискуем? В случае чего… Вот это уже будет твоя работа.

— Сделаю, Родя, я все сделаю.

— Все он сделает, — в голосе Святославского прозвучала неприкрытая ирония. — Кто мне Колобова обещал сделать? Сколько это все тянется?

— Мне не нравится твой тон, Родя, очень не нравится, — Загоруйко неприкрыто угрожал. Это случилось впервые за всю историю знакомства двух мерзавцев. Святославский резко развернулся и с удивлением посмотрел на компаньона. — Да, Родя, и нечего на меня зенки пялить! Мне не нравится то, что происходит в нашей организации. Да, я изначально взял на себя решение возникающих проблем в том числе и с использованием крайних мер. Но, заметь, меры называются крайними, а у нас они входят в норму. Я постоянно должен кого-нибудь убивать. Не хочу сказать, что мне это в тягость, однако количество произведенных мною трупов никак не переходит в качество моей жизни. Денег я имею столько же, сколько и ранее. Вот сейчас в багажнике лежит старина Каспи с целлофановым мешком на башке, — Гиля посмотрел на часы, — так и есть, прошло не менее двадцати минут — уже труп. Калиока у тебя под подозрением, а работу в случае чего буду делать опять я. А ты знаешь как развлекается твой последний протеже из Новосибирска? Он, видите ли, любит с целью усиления оргазма душить своих любовниц. А приезжать к нам он стал чуть ли не каждую неделю, и каждую неделю новый труп. Как тебе?

— Печально… Сочувствую, Гиля, искренне сочувствую, тебе приходится утилизировать столько отходов. Однако, все люди смертны… Ты не находишь? — философски изрек Радош, уже пришедший в себя. — Ты бы, Гиля, не угрожал мне. Или забыл, кто тебя из дерьма вытащил? И не помогут тебе все твои головорезы, поверь! В случае чего, я тебя в то же самое дерьмо и упрячу. А Новосибирск нам дал прирост реализации товара на целых 20 %. Тебе этого мало?

— Это прекрасно, Родя! — Загоруйко сделал вид, что пропустил угрозу Радоша мимо ушей. — Только бабки где? Кто богатеет? Что лично я с этого имею?! Я, между прочим, реально своей башкой рискую! Вот, кстати, по поводу этого твоего Колобова! Чуть не подвел ты меня под монастырь!

— Что случилось?

— Что-что… Крыша у него, понимаешь, совсем не рубероидная и даже не шифером покрытая.

— И что, ты хочешь сказать, что даже наш серый кардинал не смог помочь? Кто же его прикрыл, если не секрет.

— Такие имена, Родя, вслух не произносят. Я еле ноги успел унести.

— Дела-а-а-а… Что до денег… Гиля, разве мы с тобой не договаривались, что основной капитал не делим сразу, чтобы не было соблазна шиковать без меры, пока дело делается? Вот устроим нашим братьям и сестрам конец света — и концы в воду, прости за тавтологию. Тогда разбежимся спокойненько, будто и не знали друг друга.

— Да, Родя, договаривались. Только меня уже такой расклад не устраивает. Я чувствую, что дело наше к развязке идет, и я требую гарантий!

— Ты хочешь поделить деньги прямо сейчас?

— Ну не прямо сейчас, но я боюсь ждать и хочу иметь прочные тылы.

— Хорошо, Гиля, нет проблем. Я обдумаю, как лучше все сделать. Ты, главное, не волнуйся. И вообще, может тебе немного отдохнуть? Слетай в Таиланд, тебе же нравятся тамошние девочки.

— А что? Это идея! Хорошо, Родя, договорились. Я жду твоего решения.

— Вот и славно. «Вот и славно, — подумал Святославский, — пора тебя, брат Гиля, менять, пора!»

— Господин Митрич! — Из селектора раздался женский голос, Дорохов обомлел. Он привык слышать отсюда тихий, вкрадчивый голос Каспи.

— Д-да! Да, госпожа Калиока! Слушаю вас!

— Господин Митрич, — голос из динамика немного потеплел, — прошу вас не уезжать с завода сразу… э-э-э-э-э домой, а заглянуть в наше жилище. Мне нужно обсудить с вами кое-какие документы, которые находятся у меня дома.

— А до завтра это не терпит? — Иван Дмитриевич и сам не знал, зачем это спросил.

— А вы очень торопитесь… домой? — Спросила Светлана с неприкрытым сарказмом.

— Нет, что вы, я все понял, буду. — Дорохов отключился. — Вот чертова баба! — стукнул он кулаком по столу.

Митрич приехал в дом для руководящих сотрудников завода вместе со всеми. Калиока велела ему подождать в кухне. Сама же она позвала охранника и велела перенести все ее вещи в комнату Каспи. Светлана обратила внимание на то, что комнату обыскали. Более того, все личные вещи бывшего директора отсутствовали. Она проверила потайное отделение шкафа, из которого Каспи доставал коньяк. К ее великой радости, оно оказалось нетронутым. Калиока нашла там не только солидный запас выпивки, но и тоненькую целлофановую папку с какими-то бумагами, которые забрала с собой.

— Это потом, — прошептала женщина.

Светлана была опытной хозяйкой. Ей понадобилось всего пол часа, чтобы принять душ и привести помещение в порядок, да так, чтобы и духа прежнего хозяина в нем не осталось.

— Пригласите ко мне Митрича! — Распорядилась по селектору новый директор.

Входя в комнату Светланы, Дорохов чувствовал себя не в своей тарелке. Он никак не мог забыть странную выходку Светланы в кабинете Каспи. Ее поведение выглядело столь натуральным, что Митрич испугался. С другой стороны, там на заводе произошло что-то фантастическое — он это ощутил сердцем. Сейчас все могло оказаться совсем по-другому.

— Проходите, Иван Дмитриевич, не бойтесь! — Калиока уже накрыла журнальный столик. Его украсили вазочки с орехами, сухофруктами и разломанным на кусочки неправильной формы шоколадом. Отдельно стояли два низких пузатых бокала и бутылка французского коньяка. — Присаживайтесь! — Новая хозяйка помещения указала на мягкое кресло, обворожительно улыбнувшись.

Митрич молча плюхнулся в кресло.

— Вы поухаживаете за мной?

— О да, простите, госпожа Калиока! — Дорохов слегка подрагивающими пальцами откупорил коньяк и налил по чуть-чуть в бокалы.

— У нас сегодня особенный день! — Светлана взяла из его рук бутылку и наполнила «пузанчики» до половины. — Вы ничего не хотите сказать?

— Э-э-э-э… С вашим назначением!

— Да, надеюсь, мы сработаемся. У нас были раньше трения, но вы уж постарайтесь теперь исполнять все мои требования, — Светлана еле заметно подмигнула и подняла бокал. Митрич повторил ее жест и опрокинул содержимое рюмки в рот.

— Да, так вот, господин Митрич, я позвала вас сюда для того, чтобы сообщить, что теперь самым непримиримым образом стану бороться за экологию на возглавляемом мною предприятии. Завтра вы должны будете представить мне соответстствующую программу развития завода, — тем временем Светлана наполнила бокалы вновь.

— Что за бред! — не выдержал Дорохов. — Я уже все что можно вам…

— Молчать! — Крикнула Калиока. — Я вам не Каспи! Я не позволю всяких вольностей и необязательности! Идите сюда! Вот! Вот смотрите! — Она сняла с книжной полки папку и открыла ее. — Пожалуйста, полюбопытствуйте!

Иван Дмитриевич повиновался. Светлана развернулась, оказавшись с ним плечом к плечу, свет падал на содержимое папки.

— Ну, и что вы скажете? — ее голова склонилась к его плечу. Дорохов, глядя на чистые листы бумаги, лежащие в папке, ощутил еле уловимый запах женского тела. Его голова закружилась. Сквозь туман он услышал: — не говорите лишнего, я опасаюсь прослушки, все самое важное я скажу там, на улице.

— Да, госпожа Калиока, это очень интересно, — Дорохов сглотнул комок в горле, руки его дрожали, как на первом свидании, — да вы просто гениальны, равно как и прекрасны, — последние слова были сказаны шепотом. Митрич развернул Калиоку к себе лицом, папка упала на пол, и он приник к губам Светланы жарким поцелуем. Та живо откликнулась, прильнув к нему всем телом. Митрич начал терять голову, но ладонь легла ему на грудь, мягко отстраняя. Дорохов ослабил объятия, но не отпускал Светлану. Он стоял, опустив голову вниз, не зная что теперь делать и что говорить.

— Ванечка, не надо… Не надо… сейчас, — прошептала Калиока.

— Кали… Тьфу! Как тебя зовут на самом деле?! Тошнит меня от этих ваших кликух!

— Светлана.

— Света… Какое замечательное имя! Светлана, мне очень хорошо с тобой. Я думал, что уже никогда не смогу вот так… Ну, что ни одна женщина не сможет найти места в моем сердце.

— Да, Ванечка, я тоже. Ты… Ты замечательный. Но нам надо быть осторожнее. Мое имя пока забудь! Я для тебя Калиока! И, знаешь, будет лучше, если на людях наши отношения будут скорее натянутые, чем нейтральные или дружеские. Итак, Митрич, — сказала Калиока в голос, так что Дорохов вздрогнул от неожиданности, — теперь вы видите, каково реальное положение дел?!

— Да, госпожа Калиока, да, простите меня. Я сделаю все, как вы сказали.

— Так-то лучше, господин Митрич. Запомните, я буду строгим руководителем. Строгим, но справедливым. Мне в принципе нравится ваша работа. К технологической части у меня нет никаких претензий за исключением безопасности труда. И здесь, как говорится, я с вас с живого не слезу.

— Я постараюсь сделать все, что в моих силах, однако, — Дорохов посмотрел на часы, — мне пора идти, думаю машина уже ждет.

— Хорошо, в знак нашего примирения, я провожу вас, заодно вздохну свежим воздухом, — Светлана накинула на плечи дубленку и вышла в коридор.

Автомобиль, который должен был отвезти Дорохова на зону, еще не подъехал. Митрич и Калиока вышли за ворота.

— Иван Дмитриевич, — первой начала Светлана, — я буду с вами… Или мы на ты? — ее глаза блеснули, Митрич смутился и молча кивнул в ответ. — Да, так вот. Я буду с тобой откровенна, несмотря на то, что это может стоить мне жизни. Я сдуру попала в эту секту, в чем теперь сильно раскаиваюсь. В настоящее время я пришла в себя и вполне адекватно мыслю. То, что происходит на заводе — самое настоящее преступление, в котором я не хочу принимать участие. Мне хочется отсюда убежать, и я сделаю это. Ты мне поможешь?

— Да, Света.

— Но как быть с тобой? Ты же не сможешь убежать вместе со мной, а, находясь здесь на зоне, ты совершенно беззащитен.

— Света, здесь, как говорится, есть варианты. Я тебе должен кое-что рассказать. Дело в том, что я сижу вместе с твоим зятем.

— С кем?!

— С Денисом Заречиным. Это муж твоей дочери Катерины. У него есть очень высокий покровитель, который занимается нашим досрочным освобождением. Кроме того, он в Москве осторожно инициирует процесс по расследованию деятельности организации нашего дорогого Радоша.

— Подожди! — Светлана никак не могла прийти в себя. — Так мой зять сидит с тобой?! Так… Это… Как там моя дочь?! — ее голос предательски задрожал.

— Нормально. Она приезжала к Денису в начале декабря.

— Господи! — Светлана закрыла лицо руками. — Господи! Катюша, моя Катенька! Как она?

— Да в порядке она! Денис пришел довольный, как мартовский кот.

— Да, постой, а он-то за что сидит?

— Там темная история. Убийство по неосторожности. В общем, несчастный случай. Ты не напрягайся.

— Господи! Сколько бы я отдала за то, чтобы услышать ее голос… — Светлана, тихо всхлипывая, размазывала слезы по щекам.

— И в чем проблемы? — Дорохов изобразил на лице искреннее удивление.

— Ну как в чем?! Откуда я буду звонить? Из кабинета?

— Держи мобильник! Это мой личный аппарат, не засвеченный в нашей организации. Номер найти?

— А откуда у тебя номер-то? — Светлана в растерянности хлопала глазами.

— Твой зять иногда звонит своей жене с моего аппарата, когда у него на своем деньги заканчиваются.

— Набирай скорей!

Катя Заречина сидела в гинекологическом кресле и плакала. Доктор тактично вышел из смотровой, сказав, что ждет ее в кабинете. Он не торопился, за окном давно стемнело, прием на сегодня был окончен. Пять минут назад на экране монитора ультразвукового аппарата Катя увидела маленькое темное пятнышко, которое и было новым человечком, поселившимся в материнской утробе. Конечно, еще нельзя было определить пол ребенка, еще не просматривалось сердцебиение, но это была новая жизнь! Катя беременна! Это их с Дениской ребенок!

— Чудо! Свершилось чудо! — шептали губы девушки. — Господи, спасибо Тебе!

Катя оделась, привела себя в порядок и вышла в кабинет.

— Ну как? Пришли в себя, Катюша? — доктор Владимир Петрович широко улыбался. — Сколько вы ждали маленького?

— Ох… Семь лет.

— Ну это еще не предел, хотя, конечно, срок.

— Владимир Петрович, и что это было? Почему у нас не было детей, а тут — раз!

— Значит, плохо старались раньше! — доктор заразительно расхохотался. Катя прыснула вслед за ним.

— Ой, да ну вас! — она слегка смутилась.

— Это только на первый взгляд шутка. Знаете, сколько я подобных историй слышал? Вообще людям постоянно что-то не нравится. Одни брюзжат, что слишком рано забеременели — не успели мир посмотреть, пожить «для себя» и т. д., другие, вон как вы, не довольны тем, что слишком долго нет детей. Так что не морочьте себе голову. Вам, Катенька, надо сейчас больше о малыше думать, больше спать, гулять, пить соки, кушать полезную еду и не нервничать! Слышали?! Теперь вы живете не только ради себя, но и ради маленькой очаровашки, которая очень скоро появится на свет.

— Ой, спасибо вам, Владимир Петрович, огромное спасибо! — Катя вскочила с кресла и поцеловала доктора в щеку.

— Катюша, мне конечно очень приятно, но право, я все же не имею никакого отношения к зачатию вашего ребеночка! — доктор театрально посерьезнел, и Катя вновь расхохоталась.

Она шла в сторону гардероба, когда зазвонил телефон. Нет, она не шла, а летела, парила на крыльях всепоглощающего счастья. Посмотрев на экран мобильника, она взвизгнула от радости.

— Дениска, охламон любимый, привет! — Крикнула она на весь коридор так, что несколько человек обернулись.

— Катенька, это ты? — раздался в трубке женский голос.

— Кто это? — Катя инстинктивно напряглась и, увидев рядом свободный стул, присела на краешек.

— Это мама. Доченька, как ты? Я так соскучилась по тебе, милая моя!

— Мама? Господи, но как? — Катя почти потеряла дар речи. — Мамочка, милая моя, куда же ты пропала?

— Катенька, это длинная история. Надеюсь, мы с тобой увидимся, и я все подробно расскажу.

— Но когда? Когда мы встретимся? Может, мне к тебе приехать? Где ты? И, постой! Почему ты звонишь с телефона Митрича, друга Дениски?! Ты что, в тюрьме?!

— Ага, сижу в мужской тюрьме, — Светлана рассмеялась. — Митрич стоит рядом со мной. Мы с ним трудимся вместе.

— Трудитесь? В тюрьме? Мам, я ничего не понимаю!

— Катенька, все потом, я тебе все расскажу. Если в двух словах, то я по собственной дурости оказалась в секте. Теперь выбраться отсюда не так просто, но я стараюсь это сделать. Действовать надо осторожно, поэтому прошу тебя никаких действий не предпринимать. Денис и ваш друг Соколов нам помогают. Ты сама как?

— Слава Богу! Мамочка, а у тебя внук будет или внучка. Вот сижу в поликлинике, сама только узнала!

— Да ты что?! Радость-то какая! А Денис не знает?

— Нет! Я думала, что он и звонит.

— Митрич ему передаст. Вот чудо! Маленький пупсик… Как я рада, доченька! Береги себя и ни о чем не волнуйся. Все у нас теперь будет хорошо! И… Доченька, помолись за меня!

По дороге на зону Дорохов купил бутылку коньяка и перелил ее содержимое в свою любимую фляжку. Встретив Дениса, он лишь хитро ему подмигнул, передал фляжку и велел позвонить жене. Заречин пошел в свою каморку, закрыл дверь на задвижку и набрал домашний номер. Супруги проговорили около часа, по щекам обоих текли слезы. Денис и Катя потеряли ощущение реальности, словно их и не разделяли 4000 километров.

С трудом попрощавшись с любимой, Денис вернулся в спальное помещение. Митрич уже лежал в кровати, но еще не спал.

— Поздравляю, Дэнис!

— Спасибо, Митрич! Спасибо тебе огромное! — язык Дениса слегка заплетался. Он сунул фляжку другу под подушку. Дорохов извлек ее, открутил крышку и пригубил коньяк. Осталось ровно на два маленьких глотка.

— Ну ты и горазд пить, дружище!

Денис не услышал его слов. Он уже крепко спал, счастливо улыбаясь во сне.

— Ну, брат, Гиля, удачно тебе слетать, отдохнуть и развеяться. Приедешь, и начнем работать пуще прежнего — планов у меня громадье! — Радош протянул Загоруйко стакан виски.

— Вот за что люблю тебя, Родя, так это за твою голову. Ты такие ходы придумываешь, когда рассуждаешь здраво.

— Ну так, а на что друзья-компаньоны! В нужное время они способны поправить, поддержать, уберечь. За тебя, Гиля, и за твой отпуск!

Загоруйко с недоверием посмотрел на Радоша. Уж слишком тот был покладист. Взгляд начальника службы безопасности опустился, мужчина посмотрел на стакан, втянул носом аромат выдержанного напитка. «А, все это ерунда! Родя без меня никуда! Да и мужик он в принципе нормальный. Я просто устал, пора отдыхать, пора!» — с этими мыслями Гиля и выпил до дна солидную порцию виски.

Невероятное блаженство накрыло его с головой. Мир окрасился яркими красками. В комнату влетели какие-то чудесные птицы, которых Загоруйко сроду не видел. Ему стало тепло и хорошо. Тело его, став невесомым, медленно покачивалось на волнах.

— Родя, что со мной? — его язык заплетался.

— Это, Гиля, наша с тобой дурь. Нравится? Вот, покайфуй напоследок. А это будет для верности.

Весело напевая, Святославский подошел к шкафу и достал приготовленный заранее шприц объемом 5 миллилитров, наполовину заполненный прозрачной жидкостью.

Радош сменил репертуар. Он подошел к Загоруйко, разогнул ему правую, нащупал вену и аккуратно ввел туда иглу.

— Ну, Гиля, спасибо тебе за все. Спасибо и в добрый путь, — поршень медленно вытолкнул раствор, который, смешиваясь с кровью, через несколько секунд достиг мозга. Тело Гили затряслось, на губах выступила пена, а из носа хлынула кровь. Через минуту все было кончено, он затих навсегда.