"Воин из пророчества" - читать интересную книгу автора (Брайан Дуглас)

Глава семнадцатая Последний поединок

Это было странное место, похожее на логово какого-то дикого зверя, пойманного и посаженного на цепь для людского развлечения. Так оно, собственно, и было: тот, кто обитал здесь, мало отличался от животного, по крайней мере, на первый взгляд.

Под покосившимся разлохмаченным камышовым навесом спал мужчина. Железная цепь охватывала его лодыжку; другой ее конец крепился к толстому гладкому столбу, вбитому в землю. Ни вырваться отсюда, ни отойти на расстояние большее, чем позволяла цепь, он не мог.

Изрезанный лезвием столб, да гремящая цепь, да вытоптанная белая площадка вокруг столба, да еще этот камышовый навес — вот и вся его жизнь.

Одежда его превратилась в лохмотья, лицо огрубело, взгляд стал неподвижным. Долго, слишком долго молчала его душа.

Лучше, наверное, было в самом начале, когда он пытался вырваться, плакал тайно ночами, когда его никто не видел, мысленно вопрошал Шлоку: для чего судьба послала такое страшное испытание? Почему он сидит на цепи, на потеху своим врагам? Почему его благое намерение освободить Рукмини и вернуть ее жениху не достигло цели, а самопожертвование оказалось бессмысленным? В чем смысл его теперешней жизни?

Молчал учитель. Молчали звезды, равнодушно мигавшие над Арилье. И постепенно замолчал и он сам.

Недруги хотели превратить его в игрушку, в свою забаву. Хорошо, он станет забавой для своих врагов. Опасной забавой, смертоносной. Им охота полюбоваться, как он дерется, — что ж, он будет драться. Разве Арилье не был лучшим? Он и останется лучшим…

Он ел и спал. Когда его будили, он дрался. И неизменно побеждал. Больше ничего. Пустота и молчание, и так — день за днем.

— Эй!

Опять чей-то голос. Хриплый, со сдавленным смешком.

Арилье, ничком лежавший под навесом, даже не пошевелился.

Он слышал гомон: возле вытоптанной площадки, где проходили поединки, уже собрались зрители. Многие трясут деньгами — делают ставки. Если кому-нибудь удастся наконец одолеть Арилье, выигрыш будет огромен: против пленника почти не ставят. Зарубок на столбу — больше, чем месяцев, проведенных Арилье в плену. Гораздо больше.

Убитыми он отмечает свои дни. Не прожитыми часами, не съеденными кусками, не выпитыми бурдюками, как это делают другие. И не поцелуями красавицы…

Пыль и кровь, вот и весь его мир.

— Эй, ты! Давай, вставай!

Рослый стражник с копьем в одной руке и мечом в другой грубо окликнул его. Арилье даже не пошевелился. Пусть потрудятся, покричат, позлятся. Ничто не изменит участи пленника, так что стараться угодить?

Стражник ударил его копьем. Довольно сильный удар. Если живого не убьет, так мертвого пробудит.

В нетерпении топтался на краю площадки будущий соперник Арилье — крепкий воин с оголенным мечом. Может быть, ему повезет сегодня и он убьет дерзкого пленника. Больно уж тот удачлив да искусен. Даже то, что цепь мешает ему двигаться, его не останавливает.

— Давай, вставай! Вставай, люди ждут!

Еще один удар копьем. Не открывая глаз, пленник прорычал:

— Отстань ты!

— Поднимайся, ждут тебя! — рявкнул стражник с копьем и больно уколол пленника. Этот стражник давно знал Арилье и умел его разбудить.

В бешенстве пленник распахнул глаза. Теперь под руку ему не попадайся. Стражник отскочил, бросил меч ему под ноги.

— Дерись!

Полный ярости, Арилье заскрипел зубами. Схватил меч, выпрямился, оглядел толпу сумасшедшим взором, и стоявшие вокруг люди отозвались воплями. Они трясли жилистыми кулаками, размахивали руками, звенели деньгами, топали, вздымая пыль.

Рослый воин шагнул навстречу Арилье и поднял меч. В два прыжка Арилье пересек площадку и очутился перед противником. Обрушил на него град бешеных ударов, противник едва успел отбиваться. Не помогли ему ни большой клинок, ни длинные руки, ни уверенность в себе. Несколько быстрых движений, заученных еще давно, во время учебных поединков с Траванкором, — и поверженный недруг откатился к краю площадки.

Скаля зубы, Арилье пытался дотянуться до него и добить, но проклятая цепь на ноге крепко держала пленника, не позволяла двинуться дальше. Отдернутый назад, как пес, которому не позволили перегрызть глотку вору, Арилье глухо заворчал и затих. Только глаз зло поблескивали.

Медленно пошел он обратно к своему шесту. Замер, повернулся лицом к поверженному противнику. Бой еще не закончен. Пусть его враг поднимется на ноги и снова нападет. Пусть понадеется па свою глупую удачу: авось ему наконец повезет — и он убьет пленника.

Долго лежать на земле — позорно, и сраженный Арилье воин встал. Он так и кипел гневом. Несколько мгновений собирался и вдруг бросился на Арилье. Тот ждал у своего столба. Внимательно смотрел на приближающегося врага.

Заранее видел уже то место, куда поразит его мечом. А тот еще ни о чем не догадывался. Соперник был уже мертвецом, но все еще рвался в бой, все еще бежал, поднимая меч…

Короткое, незаметное глазу движение — и в груди противника вырос клинок. Споткнувшись на бегу, воин упал, беззвучно раскрыл рот и раскинул руки. Пыль взлетела в воздух, когда он рухнул на землю. Человек уже застыл, а пыль все кружилась над ним, не спеша оседать.

Арилье обтер губы ладонью, смахнул пот со лба. Приблизился к своему столбу, черкнул мечом — еще одна зарубка, еще один день миновал. Бой окончен. Пленник забрался под навес, выбросил оттуда меч и затих.

Толпа молчала. Приглушенно звякали монеты, переходя из рук в руки. Разговоров не было. Число убитых пленным перешло за второй десяток. Как тут разговаривать?

Тот стражник, что разбудил Арилье и заставил его драться, подошел к убитому, осторожно закрыл его глаза. Затем обошел толпу зрителей, собрал деньги. Они увидели что хотели, пусть теперь платят.

И тут послышались выкрики, конский топот — к арене подъехал Дигам, окруженный своими людьми.

Из своего загона Арилье видел конские копыта, переступающие нетерпеливо на месте, ноги воинов. Скучно глядеть — он опустил веки. Ничто не появлялось теперь перед его закрытыми глазами. Ни Рукмини, ни Траванкора он не видел. Даже учитель оставил его.

— Эй, ты, мы за тобой! — это кричали возле самого загона.

Он не открывал глаз. Опять. Неужели им не надоело смотреть, как он убивает? Зачем все беспокоят его, зачем хотят от него все новых смертей?

— Повелитель послал за тобой! — надрывались совсем близко.

Не открывая глаз, Арилье буркнул:

— Никуда я не поеду. Устал!

Они замолчали. Гомонили между собой в отдалении, но к пленнику больше не обращались. Арилье слышал, как кто-то топчется вокруг столба. Должно быть, отметки считает. Считай, считай. Скоро и твоя жизнь выльется в пыль, превратится в кривую белую полоску на толстом шесте.

Неожиданно под навесом показалось лицо Дигама. Пристально взглянул он на пленника, а тот даже не шевельнулся. И ресницы, опущенные на щеку, не дрогнули.

— Эй, ты, это будет твой последний бой. Если ты победишь, Аурангзеб тебя отпустит.

И вот тогда Арилье пошевелился и открыл глаза. В полумраке его взгляд показался Дигаму светлым, точно вспышка молнии.

Ночь перед поединком — особенная. И поединок этот особенный, один из череды загадок и задач, которые должен разрешить воин прежде, чем судьба ему покорится.

Сквозь решетку подземной тюрьмы Траванкор смотрел на небо: тонкий серп луны сверкал среди россыпи звезд, ночь казалась светлой, волшебной. Без конца можно было любоваться этими звездами, забыв о смерти…

В эти минуты Траванкор ни о чем не думал. Кто он такой? Малая часть вселенной, тонкий лоскуток на ветке священного дерева. Он смотрел на звезды, и звезды смотрели на него. Протяни руку — пройдет сквозь решетку, пройдет сквозь воздух, коснется прохладного бока пылающей звезды, наполнит тело силой…

И вдруг темная тень заслонила звезды. Траванкор поморщился в первый миг — ничто не могло быть лучше ночного неба. Ничто, даже лицо красивой женщины.

А женщина, наклонившаяся над решеткой, действительно была очень красива. Красива и молода.

Траванкор узнал ее — дочь дракона. Он видел ее возле трона Аурангзеба, когда разгадал первые, самые легкие загадки. Должно быть, пришла устроить ему ловушку… Сказка продолжалась, и Траванкор, как всякий сказочный герой, знал свою роль: не поддаваться, не соблазняться, никогда не говорить дракону «да» — потому что дракон все равно обманет.

Правила в этой игре диктует не дракон, каким бы могущественным он ни был.

— Я уже видел тебя раньше, — прошептал Траванкор.

Все-таки она очень хороша… Так и веет от нее свежестью. А какая юная, смуглая, гладкая кожа! Какие ласковые глаза! Утонуть в них…

— Я дочь Аурангзеба, — отвечала красавица. — Ты был великолепен сегодня…

— Услышать похвалу из уст такой красавицы — большая честь для меня, — вежливо отозвался Траванкор.

— Ты обречен, — сказала дочь дракона так, словно обещала ему ночь любви. Сладко сошли с ее пышных губ слова о смерти! — Ты погибнешь завтра. Даже если ты победишь, тебя не отпустят живым…

Траванкор нахмурился. Ему показалось, что девушка говорит искренне. А почему бы и нет? Разве у дракона не может быть доброй дочери? Есть, наверное, и такие сказки…

— Берегись, — предупредил он ее. — Ты можешь лишиться головы за то, что рассказала мне это.

Она тряхнула косами, густо звякнула в темноте украшениями.

— Я уже потеряла мою голову, — прошептала она. — Всю жизнь я мечтала о таком воине, как ты. Сильном, смелом. Ты так хорош! Потому я и пришла. Я знаю, как спасти тебя.

Она замолчала. Неужто он не спросит — как? Неужто не потянется к ней душой? Нет, не может такого быть! Легко купить человека золотом — но не всякий продает себя за золото. Можно купить человека любовью — но и здесь не всегда ждет удача. Но нельзя не купить человека обещанием жизни! Красавица не сомневалась в этом. Отчего же он молчит, этот молодой пленник? Чего ждет? Что еще она должна пообещать ему?

И она не выдержала — заговорила сама:

— Если ты женишься на мне, я спасу твою жизнь.

Траванкор еле слышно охнул:

— Жениться на тебе? И жить здесь, в плену?

Она широко улыбнулась. Снова зазвенели ее украшения.

— Ты не будешь пленником! Ты станешь родственником Аурангзеба! Его правой рукой!

Всей душой она потянулась к нему… и наткнулась на пустоту. На молчание. Она не поверила. Снова прильнула щекой к решетке. Неужто даже руку не поднимет, не обласкает легким движением воздух там, где он касается ее щеки? Ни один мужчина не устоял бы перед нею. А этот безмолвствует.

И наконец Траванкор проговорил — точно на смерть решился:

— Нет. Я не могу принять твое предложение.

Она закрыла лицо ладонями.

— Твоего соперника уже привезли. Он не знает поражений. Завтра ты умрешь.

Она заплакала и ушла, и ночь скрыла ее. И Траванкор забыл о ней тотчас же, как только стихли ее рыдания.

— Учитель, — прошептал он, — ты пророчил мне великое будущее! Как же получилось, что я оказался в этом позорном плену?

Никого и ничего. Только падающая звезда наискось прочертила небо.

Площадка для поединка перед лицом великого Аурангзеба мало чем отличалась от той, к которой привык Арилье. Разве что цепь не сковывала движения пленника.

Впервые за долгое время Арилье испытывал подобие интереса к своему будущему противнику. Сегодня — последний бой. Либо Арилье будет убит, либо убьет соперника, и тогда его отпустят. Так или иначе, но бессмысленное прозябание в долгом плену закончится.

Он наклонился, растер лодыжку. Как легко ходить без цепи на ноге!

Собравшиеся зрители жадно рассматривали непобедимого бойца. Так вот он каков! Это правда, что он убил больше двадцати противников? Это правда, что он не знает поражений? Судя по тому, как он двигается, рассуждали опытные воины, — легко в это поверить.

Далеко не все видели Арилье в бою. Далеко не все побывали возле того загончика с шестом и навесом, где устраивались выступления пленного бойца. И теперь многие просто кипели от любопытства.

На голову бойца натянули особую ритуальную маску с рогами и узкими прорезями для глаз. Жуткая образина, просто страх берет, как увидишь. Арилье беспокойно заворочал головой. Приноравливался к новым условиям. Сквозь прорези видно плохо. Намного хуже, чем без маски. Нарочно такие сделали, чтобы затруднить бойцам задачу.

Одна осталась надежда — что и сопернику Арилье напялят такую же личину. Иначе их шансы будут слишком неравными.

Впрочем… это как поглядеть. Арилье выпрямился, размял спину, попробовал на вес меч и кинжал. Неплохо.

Интересно, чьей победы желает Аурангзеб? Вон он, сидит на своем троне, с бесстрастным, словно изваянным из камня лицом. И рядом с ним — жуткая старуха с трубкой в зубах. Осанка властная и взгляд злой. Чем-то похожа на ту, что выдала Арилье врагам. А может быть, ему чудится.

Он до сих пор не мог избыть досады на случившееся. Нет, он до сих пор считал, что поступил правильно: напоил коня, по-доброму поговорил со старой женщиной, поинтересовался ее детьми… и отказываться от угощения означало бы обидеть ее попусту. Вот и попался.

А обида все не проходила. И на себя — зачем оказался таким доверчивым; и на старуху — для чего она выдала его, ведь он ничего дурного ей не сделал! Сразу надо было распрощаться с нею, едва лишь она назвала его «мой господин». Когда человек начинает льстить без явной корысти — ожидай беды.

Ладно, что толку теперь жевать пережеванное! Главное — сегодня последний бой, а завтра — свобода!

Вот и противник. Кругом зашумели громче, заволновались. Начинается!

Стражники вывели второго бойца, и Арилье увидел, что рассмотреть толком лицо врага не удастся: тот был в такой же маске. Ладно, не так уж это и важно. Судя по движениям — молодой. У молодости есть преимущество — она выносливей, но есть и недостаток — молодой боец менее опытен. А Арилье за минувшее время опыта набрался!

Стражи бросили кинжал и саблю под ноги второму пленнику. Тот наклонился и поднял их. Выпрямился и сразу пошел на противника.

Первый удар, который Арилье с легкостью отбил. Второй… И вдруг — по особенной манере держать саблю, по характерному способу бить — Арилье узнал своего соперника. Дьявольский план родился в голове золотого дракона! Обещал свободу, да? Последний бой — а завтра свобода…

Горько улыбнулся Арилье под своей маской. Траванкор не узнал его. Не мог узнать, потому что даже не предполагал о том, кто может оказаться здесь, в Калимегдане, в качестве лучшего бойца его врагов. А может быть, потому… потому что Траванкор вовсе не думал о Арилье. О другом его мысли. О свободе, о войне с Аурангзебом, о своем отце-радже… Что ж. У каждого своя дорога. Вот, значит, для чего судьба привела Арилье сюда, напялила на него страшную маску… Не так, как когда-то в детстве, шутейно, а всерьез. Все всерьез.

Но бой должен быть без подделки, иначе враги заподозрят неладное и не отпустят Траванкора. Если уж Арилье решился жертвовать собой, ему следует идти до конца — и сделать все правильно, иначе пропадет его жертва понапрасну. Уроки Шлоки накрепко затвердил Арилье. И такова была особенность этой науки, что наставления учителя вставали в памяти как раз в тот миг, когда были нужнее всего.

Мечи со свистом рассекали воздух, ударялись друг о друга, высекали искры. Удары все учащались. Зрители ревели, один только Аурангзеб не размыкал губ, да старуха с трубкой в зубах следила за поединком горящими глазами. Маленький Ширван подпрыгивал на месте от возбуждения и кричал не переставая. Он и сам не мог бы сказать, кто из сражающихся вызывал у него больше восторга. Оба хороши!

Кусая край покрывала, следила за схваткой Рукмини, слезы катились по ее щекам. Во время первого испытания она вручила жизнь любимого верному коню — и помог ему верный конь. Кому теперь вручит она жизнь Траванкора? Тому страшному бойцу, чье лицо закрыто маской, а сердце обросло шерстью и не знает пощады?

Воздух полон был стального грома. Траванкор рубил и справа, и слева, делал резкие выпады и отскакивал, а его соперник уверенно отражал каждую атаку.

Словно выжидал чего-то.

Закусив под маской губу, Траванкор снова и снова атаковал его, и опять враг оказывался невредимым. Сам он, впрочем, атаковал мало.

Точно — чего-то ждет.

Чего?

Траванкор вдруг ощутил странное беспокойство. Нет ли какого-нибудь особо хитроумного хода в запасе у этого чужого воина?

Прислушался бы сейчас к своему сердцу — понял бы: ждет Арилье мгновения, когда поймет, что готов к смерти.

Долго длился бой. И в конце концов всем собравшимся стало ясно: силы соперников равны. Ни один не сможет одолеть другого, разве что поможет какая-нибудь случайность или один из двоих допустит оплошность. Кто же первым сломается?

И вдруг противник Траванкора сделал неосторожное движение. Раскрылся и замер — на мгновение дольше, чем требовалось бы. Траванкор не колебался — тотчас воспользовался преимуществом и с силой вонзил кинжал в грудь противника. Удар был так силен, что кинжал вошел в плоть по самую рукоять, и Траванкор, как его учили, резко повернул клинок в ране. Все!

Вражеский боец, хрипло застонав, упал на землю. Траванкор сорвал с лица маску, ветерок остудил потную кожу, приятно освежил ее. Сразу стало легче дышать, и мир вокруг расширился, сделался светлым и просторным.

Повернувшись спиной к поверженному бойцу — Траванкор даже не потрудился проверить, мертв ли тот, — победитель шагнул к трону Аурангзеба: он желал потребовать своего, и немедленно, пока дракон не смеет ему отказать!

Сзади раздался тяжелый вздох, и знакомый, немного искаженный маской голос проговорил:

— Вот и случилось то, чему суждено…

Траванкор застыл, не веря собственным ушам. Медленно повернулся. Сраженный им боец тихо корчился на земле. Жизнь уходила из него и вместе с жизнью заканчивались его страдания.

Дрожь охватила Траванкора, руки его онемели от ужаса. На подгибающихся ногах бросился он к тому, кому нанес смертельную рану, упал рядом с ним в пыль, сорвал с него маску…

Под личиной открылось лицо Арилье. Бледное, покрытое крупными каплями пота. Губы Арилье дернулись — он силился улыбнуться. Хорошо уходить, в последний миг увидев рядом с собой друга!

— Арилье! — прошептал Траванкор. — Это был ты!

В глазах Арилье застыла печаль. Охваченный своим горем, Траванкор не знал, что эта печаль была первым чувством, которое Арилье испытывал за долгое, слишком долгое время, и Арилье радовался этой печали…

— Я узнал тебя с первого удара… — прошептал Арилье.

Траванкор схватился за щеки, процарапал ногтями кожу:

— Что я наделал!

Он коснулся рукой груди друга, рядом со смертельной раной, избегая притрагиваться к кинжалу.

— Что же я наделал, Арилье! Как же я не узнал тебя?

Арилье смотрел на него, словно издалека, и во взгляде умирающего появилась отрешенная забота — забота об остающемся:

— Не обвиняй себя, брат… Мы оба сделали то, что нам было предназначено судьбой.

Траванкор наклонился к нему совсем близко. Прошептал еле слышно:

— Ты — лучший, Арилье! Ты доказал это… Ты сильнее меня…

Но не о старом, шутливом соперничестве думал в последние свои мгновения Арилье. О том деле, ради которого отправился в Калимегдан и которое так и не смог выполнить.

— Рукмини… — с трудом выговорил он. — Рукмини — здесь… Я пытался спасти ее… Спаси…

Он чуть сжал челюсти и замер.

Страшный крик Траванкора сотряс воздух. Грызя себе губы, он схватил убитого им противника в объятия, прижал к своей груди, пачкаясь его кровью, уткнулся лбом в его лоб, начал укачивать, как мать качает дитя… И все это время волчий вой вырывался из его горла, как будто он действительно был диким зверем, потерявшим самое дорогое, что только было у него в жизни…

В ярости смотрела на это Чачака. Всей душой она желала победы тому, второму. Всей душой ненавидела того, второго — за то, что позволил себя убить. Мать воинов, она хорошо понимала, что произошло. Должно быть, эти двое — друзья, и тот, второй, пожертвовал собой.

Судьба.

— Проклятье! — крикнула старуха, швыряя на землю свою трубку.

В одежде, покрытой кровью Арилье, с помертвевшим лицом, Траванкор приблизился к трону Аурангзеба. Бесстрашно глянул в его глаза.

— Прикажи, чтобы его похоронили с надлежащими почестями, — произнес Траванкор ровным голосом, странно противоречащим и его виду, и недавнему крику, полному отчаяния.

Аурангзеб чуть опустил веки.

— Да будет так.

И никто не видел, что левой рукой владыка Калимегдана: сжимает лезвие кинжала. Сжимает так сильно, что сквозь его стиснутые пальцы проступила кровь…

Тем же спокойным голосом Аурангзеб добавил:

— Я обещал тебе свободу, и ты получишь ее — завтра. — Он чуть повысил голос, так, чтобы его слышали остальные. — А сегодня мы будем праздновать твою победу…

Яркими черными звездами пылали глаза старой Чачаки. Аурангзеб даже не посмотрел в ее сторону.

Не напрасно старая женщина ненавидела Рукмини. Шраддха желал насладиться этой девушкой после своей победы под Патампуром. И погиб в этой битве. А девчонка даже не стоила внимания — тощая, с узкой костью. Одни несчастья от нее!

Но если бы знала старуха заранее, что Рукмини, эта ничтожная тихоня, отнимет у осиротевшей матери последнюю надежду отомстить, — своими руками бы ее придушила…

После того, как Траванкор одержал победу над воином, не знающим поражений, Аурангзеб не мог, в нарушение законов и собственных обещаний, осудить пленника на смерть. Не мог — потому что это оскорбило бы богиню.

Но она, Чачака, — старуха, женщина, — она может это сделать. Она не властитель, из-за ее поступков богиня не отвернется от города. И пусть на голову Чачаки падет гнев правителя и самих предков. Она не сомневалась в своей правоте. Если мужчины не в силах отомстить за ее сына, это немощными руками сделает старая мать.

Мужчина действует силой, женщина — коварством. По велению старухи, служанки принесли ей корзину, где та держала своих змей. Выбрав одну, старуха приложила ядовитые клыки к краю кувшинчика и выдавила туда каплю яда.

Одной капли будет довольно, чтобы человек умер. Мучительно умер, захлебываясь собственной желчью. Не в силах двинуться с места, с онемевшими руками и ногами.

Старуха представляла себе убийцу своего сына, простертого на земле, с черными губами и ужасом в глазах. Она улыбалась. Приятная картина до того завладела ее воображением, что она даже не заметила, как из-за занавески подглядывает за нею Рукмини.

А девушка мгновенно догадалась о замысле старой госпожи. Еще бы! У Рукмини было время узнать ее нрав.

Из всех испытаний вышел Траванкор живым и невредимым. Из всех, кроме одного, последнего… Кроме испытания коварством старой женщины.

Смерть отступила от Траванкора, когда он стоял перед ней лицом к лицу, и теперь подкрадывалась к нему исподтишка, под видом лживой дружбы.

Рукмини осторожно выскользнула из юрты и побежала, таясь в темных тенях, туда, где стоял Светамбар…

Траванкор сидел в пиршественном зале — один. Перед ним были расставлены угощения, но он не прикасался к еде. Ожидал — что еще произойдет.

Разве так принимают гостя? Разве так празднуют победу? Странное представление в Калимегдане о праздниках, если победителя бросили в одиночестве и только еду для него приготовили, точно миску для пса выставили…

Траванкор поднялся на ноги, осторожно выглянул… и увидел двоих стражников, охраняющих вход в зал.

Никакой он не гость — он по-прежнему пленник. И вся окружающая его роскошь ничего не значит, коль скоро гостеприимство не от чистого сердца.

Впрочем, на гостеприимство Аурангзеба Траванкор и не рассчитывал. Только одного от дракона и желал — свободы.

Что такое яства, что такое шелковые шатры по сравнению со свободой! Так, пустой звук, погремушка на ветру.

Мимо стражников прошла служанка. Хорошенькая. С поклоном подала «гостю» бокал вина. Невежливо отказываться, да и пить хотелось; Траванкор принял бокал и собрался уже выпить, как вдруг услышал женский голос, выкликающий его имя:

— Траванкор!

Он замер. Поднял глаза.

Словно вылетев из самого заветного сна, выскочила из тьмы Рукмини. Верхом на Светамбаре, с раскрасневшимся лицом.

— Траванкор!

Не ошибся Арилье: Рукмини действительно все это время находилась здесь, в Калимегдане.

И Светамбар, спасший жизнь Траванкора, снова с ней.

Раскинув ноги, крепко сидит Рукмини в седле. Одно движение колена — и чаша с отравленным вином, выбитая из рук Траванкора, падает на землю, яд разливается. Служанка, которую конь едва не сбил с ног, с трудом удержалась, чтобы не упасть, а вот кувшин и поднос выронила. Все упало! Все разлилось!

Служанка завизжала, стражники набросились на Траванкора, повисли на его плечах. Быстрыми, почти неуловимыми для глаза движениями Траванкор освободился от них и вскочил в седло позади Рукмини.

Пора. Вот он, долгожданный миг свободы!

Все средства исчерпал дракон, чтобы задержать у себя воина, чтобы извести врага. Даже коварство ему не помогло.

И как только Рукмини ухитрилась ворваться во дворец верхом на копе? Помогла ей спесивость тех, кто возводил это великолепное здание: потолки здесь высокие, дверные проемы таковы, что можно въехать на лошади. Когда-то, очень давно, здешних властителей выносили из дворца верхом на троне: не кланяться же владыке, выходя из собственного дворца.

Стражники шарахались в стороны. Рукмини умела управлять конем так, что даже конь превращался в оружие.

Не разбирая дороги, полетел Светамбар по улицам, а вслед ему летели стрелы и проклятия. Люди разбегались, стражники пытались пускать стрелы вслед беглецам — да какое там!.. Ничто не могло удержать чудесного коня — он как будто не принадлежал земному миру, несся над землей, подхваченный неведомой силой.

Сделав гигантский прыжок, Светамбар легко преодолел последнюю преграду, ров перед стеной, и вырвался на волю. Словно не чувствовал он двойной, тяжести, так радостно было бежать ему. С каждым мгновением беглецы все больше удалялись от Калимегдана: городская стена и башни, ворота, лачуги предместья — все делалось крохотным и скоро совсем исчезло из виду.

В лицо Траванкору летели волосы Рукмини, он прижимался к ним щекой, вдыхая знакомый запах.

За их спиной нарастал конский топот, но в сердцах у обоих влюбленных вдруг воцарился мир. Спокойно им стало. Светамбар бежал без устали, и уверенность животного в своих силах передалась и людям: этот конь не споткнется, не повалится набок от усталости, не поддастся тем, кто пытается настичь его.

Он так и будет лететь над землей, почти не касаясь ее копытами, точно сама великая сила любви окрыляет его.

Преследователи не отставали. В ярости они нещадно нахлестывали своих скакунов, разбивая шкуры коней до крови, но все было тщетно. Расстояние между преследователями и беглецами медленно, но неуклонно увеличивалось.

Один за другим всадники Аурангзеба сдавались и поворачивали назад. Светамбар, повинуясь всаднице, свернул в джунгли и исчез среди деревьев.

И тогда вокруг молодых людей сгустилась тишина. Светамбар как будто тоже понял, что погоня отстала. Побежал медленнее, наслаждаясь спокойным бегом.

Рукмини повернула голову, глянула в лицо Траванкора. Все осталось позади: и плен, и горечь, и тоска. Минуты, которые она переживала сейчас, искупали все испытания. И Траванкор чувствовал то же самое.

Они молчали. Свобода была их достоянием: зеленые заросли вокруг, добрый конь под седлом, гибкое тело возлюбленной под рукой, ее дыхание возле самого его уха… И небо выгнулось над ними, чуть расцвеченное приближающимся закатом. Прохладный ветер прилетал, целовал их лица, шевелил гриву Свегамбара и улетал дальше, торопясь разнести добрую весть.

— Наконец-то я нашел тебя, Рукмини…

Он вздохнул.

— Арилье нашел тебя первым. Боги, во что превратилась его жизнь! — У него защипало глаза, Траванкор едва не плакал. — Я убил его собственной рукой, Рукмини.

— Я видела, Траванкор. Не ты убил его. В его смерти повинны наши враги, и никто больше; что до жизни Арилье, то он подарил ее тебе добровольно. Он знал, что твоя свобода дороже его жизни. Так решила судьба…

— Судьба… Мы выросли вместе, как братья. Неужели судьбе необходимо было забрать у меня брата?

— Я не знаю, Траванкор, — Рукмини улыбнулась. — Каждый из вас сделал свой выбор. Каждый пошел своим путем. Конан рассказывал, что у его народа есть такой обычай: если воины слишком дорожат своим вождем, чтобы рисковать его жизнью в сражении, находится смельчак, который надевает доспех и одежду вождя и принимает на себя все предназначенные ему удары, в то время как сам вождь сражается в одежде обычного воина… Арилье поступил так же.

— Неужели моя жизнь так ценна для Патампура? — Траванкор не хотел верить услышанному.

— Арилье счел, что — да. Не обмани его ожиданий. Будь достоин оказанной тебе чести.

Рукмини встретилась с ним глазами, и вдруг поняла, что они оба плачут.

— Я теперь изуродована, — прошептала она, показывая на свой шрам.

У него сжалось сердце, когда он увидел широкую белую полоску.

— Я даже не заметил этого…

— Я сделала это сама — чтобы вызывать у мужчин отвращение и чтобы им даже в голову не приходило коснуться меня…

Горечь в глазах Траванкора наполнила душу Рукмини состраданием, и она остановила коня.

— Передохнем…

Светамбар с благодарностью принял остановку. Наклонил голову, принялся щипать траву. Ветер касался его гривы, ноздрей, конь фыркал и взмахивал хвостом, отгоняя невидимых насекомых.

Траванкор и Рукмини устроились на вершине высокого холма. Отсюда далеко видно на все стороны. Внизу, отражая разноцветные переливы заката, сверкала лента реки. Покой сходил в усталые души беглецов.

Рукмини поймала на себе взгляд Траванкора и тихо спросила:

— Почему ты так смотришь на меня?

Он улыбнулся:

— Это ты на меня смотришь.

— Я не смотрю.

И она нарочно отвернулась, только глаза скосила.

Он не пошевелился.

— Помнишь, я сказал, что ты пахнешь луной?

Не поворачиваясь, она кивнула.

Он продолжал вполголоса, спокойно, как человек, принявший решение:

— Нет, я не это хотел тогда сказать. Знаешь ли ты — что именно?

Она молчала. Ждала продолжения.

— Я хотел сказать… — Он все-таки запнулся и продолжил с легким усилием: — Я люблю тебя.

Он протянул руку, взял ее за подбородок и осторожно, ласково поцеловал — в первый раз в жизни.