"Песнь серафимов" - читать интересную книгу автора (Райс Энн)

7 МЕИР И ФЛУРИЯ

В ярком потоке света стоял высокий темноволосый мужчина. Его глубоко посаженные глаза пристально вглядывались в нас. На нем был костюм из коричневого узорчатого шелка с традиционной желтой нашивкой. Его высокие скулы блестели, как отполированные, так сильно было обтянуто кожей осунувшееся, побелевшее лицо.

— Пока они ушли, — доверительно сказал шериф. — Впусти нас. Собирайтесь, ты и твоя жена пойдете вместе со мной.

Мужчина отодвинулся, и мы с шерифом быстро проскользнули в дом.

Я поднялся вслед за шерифом по узкой, ярко освещенной лестнице в прекрасную комнату, где у большого очага сидела изящная и элегантная женщина.

В тени замерли две служанки.

Пол был покрыт богатым турецким ковром. Стены украшали гобелены с геометрическими орнаментами. Но главным украшением комнаты являлась сама хозяйка.

Она была моложе леди Маргарет. Белый платок и покрывало почти полностью скрывали ее волосы, подчеркивая красоту оливковой кожи и глубоких карих глаз. Платье насыщенного розового цвета с пышными рукавами было застегнуто поверх туники, расшитой золотом. На ногах у Флурии были тяжелые башмаки, на спинке стула висел плащ. Она собиралась и приготовилась выйти из дома.

У дальней стены высился громадный книжный шкаф, заставленный томами в кожаных переплетах. На простом широком деревянном столе помещались рукописные книги, по виду напоминающие бухгалтерские, и отдельные листы пергамента с записями. В стороне лежали два тома в темных обложках. Еще я заметил на противоположной стене нечто вроде карты, однако она находилась слишком далеко от источника света, чтобы утверждать наверняка.

В комнате горел жарко большой камин. Перед очагом стояли тяжелые, темные, украшенные резьбой стулья с подушками на сиденьях. В тени виднелись еще скамьи, выстроенные аккуратно в ряд, словно сюда время от времени приходили ученики.

Женщина сейчас же встала и взяла со спинки стула свой плащ с капюшоном. Она заговорила, негромко и спокойно.

— Не хотите ли выпить подогретого вина, прежде чем идти, шериф?

Ее муж застыл неподвижно, наблюдая за развитием событий, словно не знал, что делать, и очень этого стыдился. Многие сочли бы его красивым: у него были прекрасные изящные руки, мягкие глубокие глаза. Он казался несчастным, потерявшим надежду. Мне отчаянно хотелось его подбодрить.

— Я знаю, что нужно сделать, — сказала женщина. — Вы заберете меня в замок, чтобы провести расследование.

Она напоминала мне кого-то из моих знакомых, но я не мог понять, кого именно и к чему бы это, а времени на размышления не было. Она продолжала:

— Мы беседовали со старейшинами, с учителем в синагоге. Мы беседовали с Исааком и с сыновьями. Мы договорились. Меир напишет в Париж нашим родственникам. Дочь пришлет письмо, подтверждающее, что она жива…

— Этого недостаточно, — заметил шериф. — Оставлять Меира здесь рискованно.

— Почему вы так думаете? — спросила она. — Все знают, что без меня он из Норвича не уедет.

— Это правда, — поразмыслив, согласился шериф. — Ладно, хорошо.

— И он напишет, чтобы прислали тысячу золотых марок на доминиканский монастырь.

Шериф бессильно развел руками и кивнул.

— Позвольте вам напомнить, — негромко произнес Меир. — Я должен написать письма и обсудить все с остальными.

— В этом доме тебе угрожает опасность, — сказал шериф. — Чем быстрее ты достанешь деньги, хотя бы у здешних евреев, тем лучше для тебя. Но иногда денег недостаточно, чтобы уладить такое дело. Лучше всего послать за твоей дочерью и привезти ее домой.

Меир покачал головой.

— Я не хочу, чтобы она еще раз отправлялась в путь по такой погоде. — Голос у него дрожал. Я понял, что он говорит неправду, и ему ужасно стыдно за это. — Тысяча золотых марок и списание всех долгов. Я не занимаюсь ростовщичеством, как многие другие, — продолжал он. — Я ученый, вы прекрасно это знаете, и сыновья ваши знают, господин шериф. Но я могу еще раз переговорить с людьми, и мы, конечно же, соберем необходимую сумму…

— Что ж, пусть будет так, — сказал шериф. — Но есть еще один вопрос, который мне нужно выяснить, чтобы защищать вас и дальше. Где ваша священная книга?

Меир, и без того бледный, совсем побелел. Он медленно приблизился к письменному столу и взял большой том в кожаном переплете. На обложке были вытисненные золотом еврейские буквы.

— Тора, — шепотом произнес он и с несчастным видом взглянул на шерифа.

— Положи на нее руку и поклянись, что ты не виновен в том, в чем тебя обвиняют.

Казалось, еврей сейчас потеряет сознание. В его глазах застыло какое-то отстраненное выражение, словно он спит и ему снится кошмар. Но разумеется, сознания он не потерял.

Мне отчаянно хотелось вмешаться, но что я мог поделать?

«Малхия, помоги ему!»

Наконец, уравновесив тяжелую книгу на левой руке, Меир положил сверху правую и проговорил тихим дрожащим голосом:

— Клянусь, что никогда в жизни не причинял вреда ни одному человеческому существу и ни за что не причинил бы вред Лии, дочери. Клянусь, что никогда не делал ей ничего плохого, что заботился о ней с любовью, как самый нежный отчим, и что она… покинула нас.

Он взглянул на шерифа.

Шериф понял, что девочка мертва.

Но он лишь помолчал немного, затем кивнул.

— Пойдем, Флурия, — сказал шериф. Он посмотрел на Меира. — Я прослежу, чтобы ее устроили со всеми удобствами, в безопасности. Я прикажу солдатам сообщить новость всему городу. Я сам поговорю с доминиканцами. И ты тоже можешь! — взглянул он на меня. Затем продолжил, обращаясь к Меиру: — Собери деньги как можно скорее. Спиши столько долгов, сколько сможешь. Это обойдется общине в круглую сумму, но иначе нельзя.

Флурия со служанками пошла вниз по лестнице, и шериф последовал за ними. Я услышал, как внизу кто-то запер входную дверь на засов.

Хозяин недоверчиво смотрел на меня.

— Почему ты хочешь мне помочь? — произнес он.

Меир выглядел до предела подавленным и опустошенным.

— Потому что ты молился о помощи, — ответил я. — И если я смогу стать ответом на твои молитвы, я стану им.

— Ты смеешься надо мной, брат? — спросил он.

— Нисколько, — отозвался я. — Но что касается девочки, Лии… Она мертва?

Он молча смотрел на меня один долгий миг. Затем сел за письменный стол.

Я сел на темный стул с высокой спинкой, стоявший напротив. Мы глядели друг другу в глаза.

— Я не знаю, откуда ты пришел, — начал он едва слышно. — Не знаю, почему я тебе верю. Ты понимаешь не хуже меня, что твои братья-доминиканцы нарочно устроили эту травлю. Поход за святым, вот в чем их цель. Как будто маленький святой Уильям не останется в Норвиче навечно.

— Я знаю историю маленького святого Уильяма, — сказал я. — Много раз ее слышал. Ребенок, распятый иудеями в Песах. Сплошная ложь. А гробница привлекает в Норвич паломников.

— Только не говори таких слов за стенами нашего дома, — предупредил Меир. — Тебя разорвут на куски.

— Я пришел не для того, чтобы спорить с ними на эту тему. Я пришел, чтобы помочь разрешить твою проблему. Расскажи, что случилось и почему вы не сбежали.

— Бежать? — переспросил он. — Если бы мы сбежали, нас обвинили бы в преступлении и отправили бы за нами погоню. Безумие затронуло бы не только Норвич, но и любого еврея, приютившего нас. Поверь мне, в этой стране бунт в Оксфорде способен породить бунт в Лондоне.

— Да, ты прав. Но что именно произошло?

Его глаза наполнились слезами.

— Она умерла, — прошептал он. — От заворота кишок. Под конец боль прекратилась, как часто бывает. Она была спокойна. Только стала очень холодная, потому что мы обкладывали ее компрессами. Когда к ней пришли ее приятельницы, леди Маргарет и Нелл, казалось, что лихорадка прошла. Рано утром она умерла на руках Флурии, и Флурия… Но я не могу рассказать тебе всего.

— Она похоронена под старым дубом?

— Конечно же нет, — ответил он, усмехнувшись. — Те пьянчуги не видели, как мы выносили ее. Никто нас не видел. Я нес ее, прижимая к груди обеими руками, нежно, как невесту. И мы не один час шли по лесу, пока не вышли на берег реки с мягкой почвой. Вот там, в неглубокой могиле, мы предали ее тело земле, завернув в простыню, а потом вместе молились, закладывая могилу камнями. Это все, что мы смогли для нее сделать.

— В Париже есть кто-нибудь, кто сможет написать письмо, которому здесь поверят? — спросил я.

Меир поднял голову, словно очнулся от сна. Он изумился тому, что я готов потворствовать обману.

— Наверняка там есть еврейская община…

— О, конечно, — сказал он. — Мы недавно переехали сюда. Этот дом достался мне в наследство от дяди, а вместе с домом и ссуды горожанам… Да, в Париже имеется еврейская община. А еще там живет один монах-доминиканец, который, возможно, согласится нам помочь. Не потому, что ему хватит бесстыдства написать письмо, подтверждающее, что мертвая девушка жива. Просто он нам друг и останется нашим другом даже в этом деле. Он поверит нам, он станет за нас просить.

— Возможно, именно это нам и нужно. Он ученый?

— Великолепно образованный человек, учился у лучших учителей. Доктор права и теолог. Он питает к нам огромную благодарность за одну весьма необычную услугу. — Меир вдруг остановился. — А может быть, я ошибаюсь? Вдруг он выступит против нас? Всевышний знает, что у него для этого есть причина.

— Объясни мне, в чем дело.

— Нет, я не могу.

— И как же ты поймешь, будет он вам помогать или наоборот?

— Флурия должна знать. Флурия точно знает, что делать, и только Флурия может все спланировать. Если Флурия скажет, что мне надо написать этому человеку…

Он снова замолчал. Он никак не мог принять решение. Да, он ничего не решал сам.

— Нет, я не могу ему написать. Я сошел с ума, если думаю об этом. Вдруг он приедет и обвинит нас?

— Что он за человек? — спросил я. — И какое отношение он имеет к тебе и Флурии?

— О, на этот вопрос я тоже не могу ответить, — сказал Меир.

— А если я отправлюсь к нему, поговорю с ним сам? Сколько времени займет дорога до Парижа? Ты сумеешь списать достаточно долгов и собрать достаточно золота, если я дам слово горожанам, что скоро вернусь с большей суммой? Расскажи мне об этом человеке. Почему ты думаешь, что он может помочь?

Меир до крови закусил губу и откинулся на спинку стула.

— Но без Флурии, — бормотал он, — я не должен делать этого, даже если он может спасти нас. Если кто-нибудь может спасти нас.

— Ты говоришь о родне девочки по отцовской линии? — спросил я. — Это ее дед? Ты надеешься получить золото от него? Я слышал, что ты назвал себя ее отчимом.

Он отмахнулся от вопроса.

— У меня полно друзей. Деньги — это не проблема. Деньги я найти сумею. Если надо, получу их из Лондона. О Париже речь зашла для того, чтобы дать нам больше времени. Поскольку мы утверждаем, что Лия отправилась туда, письмо из Парижа подтвердит наши слова. Нашу ложь. Ложь! — Меир опустил голову. — Но этот человек… — Он снова замолк.

— Меир, этот доктор права очень помог бы нам. Доверься мне. Если влиятельный доминиканец согласится приехать, он мог бы приструнить здешнюю немногочисленную братию и остановить безумную охоту за новой святой. Ведь именно эта цель поддерживает огонь, а человек образованный и разумный сразу все поймет. Норвич — это не Париж.

На лице Меира застыла невыразимая печаль. Он не мог говорить. Он был раздавлен.

— Я всегда был ученым, — произнес он, вздыхая. — У меня нет житейской сообразительности. Тысячу марок я достану, а что касается этого человека… Понятия не имею, на что он способен. О, если бы Флурию не увели.

— Тогда позволь мне переговорить с ней, — предложил я. — Напиши письмо и записку для шерифа, чтобы мне разрешили поговорить с твоей женой наедине. Меня пустят в замок. У шерифа сложилось обо мне благоприятное мнение.

— А ты сохранишь в тайне ее все слова, просьбы и признания?

— Да, как если бы я был священником, хотя я не священник. Меир, доверься мне. Я здесь ради тебя и Флурии, других причин нет.

Он улыбнулся самой печальной улыбкой.

— Я молился, чтобы ангел спустился с небес, — сказал он. — Я пишу стихи, я молюсь. Я умоляю Всевышнего поразить моих врагов. Я просто мечтатель и поэт.

— Поэт, — повторил я, размышляя и улыбаясь.

Меир сидел, откинувшись на спинку стула, такой же изящный, как его жена, стройный и трогательно одухотворенный. Он назвал себя этим прекрасным словом: поэт — и сам застеснялся.

Люди снаружи готовили ему смерть. Я в этом не сомневался.

— Ты поэт и человек с чистой душой, — сказал я. — Ты молился и верил.

Он кивнул. Взглянул на свои книги.

— И я клянусь священными книгами.

— Ты говоришь правду, — кивнул я.

Но я понимал, что дальнейшая беседа с ним ни к чему не приведет.

— Да, это правда, и шериф это знает. — Он был близок к тому, чтобы сломаться.

— У нас нет времени на рассуждения, — сказал я. — Напиши письмо, Меир. Я не поэт и не мечтатель. Но я попытаюсь стать для тебя ангелом Господним. Пиши!