"Французский палач" - читать интересную книгу автора (Хамфрис Крис)

Глава 7. КРЫЛАТАЯ СМЕРТЬ

Как только пробило два, Фуггер ткнул Жана в грудь чем-то твердым. Француз с ворчаньем открыл глаза – и увидел, что у него на груди лежит меч палача.

– Как, во имя… – кашляя, вопросил Жан, но Фуггер уже начал рассказ, бестолково мечась по комнате.

– И вот мы с Демоном полетели по улице, – начал он. – По той, на которой, как мне сказали, жил покойный палач, и видим у одной двери толпу. «Не пущу! – кричит толстуха, заслоняя вход. – Все его жалкие пожитки – мои, за те полгода, что он провел под моей крышей!» – «Но он должен мне за три бочонка пива!» – кричит один человек. «А мне задолжал за армейский хлеб!» – говорит другой. «А мне он не заплатил за те дни, что я провела на спине! – вопит худая женщина и выталкивает вперед двух оборвышей. – И эти крошки тоже его. Он обещал купить им одежду на те деньги, которые получит, срубив графу голову!» Тут в толпе начали злобно кричать: они поддерживали то одного претендента, то другого. Но толстуха не желала отходить от двери. А тем временем Демон… да, да, выходи вперед, дорогой, и кланяйся… Демон взлетел и закаркал. Я поднимаю голову и смотрю – а он сидит на подъемной балке под верхним окном. А напротив – тоже балка, и дома стоят так близко, что из них получается, можно сказать, мост. Лавочник глазеет на свару, так что я моментально проскальзываю у него за спиной, прохожу через лавку, поднимаюсь по лестнице в комнату, которая выходит на улицу, открываю окно – и перехожу прямо над головами спорщиков в жилище Жирной госпожи.

С этими словами Фуггер, сопровождавший свой рассказ пантомимой, перепрыгнул через воображаемый мостик у окна и упал в комнату.

– В комнате нет ничего, ради чего стоило бы ссориться, но я там не задерживаюсь. Меч лежит прямо на подоконнике, так что я его хватаю, пробираюсь обратно по блокам, спускаюсь по лестнице и проталкиваюсь через толпу как раз в тот момент, когда бабенки вцепляются друг другу в волосы.

Жан вынул оружие из ножен. Меч оказался чуть тяжелее его собственного, немного длиннее и не такой тонкой работы. Но ему приходилось использовать оружие и похуже, намного хуже.

– Фуггер, – объявил он, – ты – молодец!

– И Демон тоже! – засмеялся Фуггер.

– И Демон тоже, – согласился Жан.

При упоминании своего имени птица, перебиравшая себе перышки, подняла голову и прокаркала:

– Рука! Рука!

Жан напрягся, но почти сразу же мрачно улыбнулся.

– Дойдет дело и до нее, – сказал он. – Но сначала нам надо разыскать ту скотобойню.

Получив приказ найти замену палачу в такой короткий срок, эконом епископа, Марсель, впал в панику. Его любовник, Жак, называл это его состояние «серым смерчем». Устраивать оргии – это одно. Марсель наслаждался всеми мелочами живых картин, поисками идеально подходящих друг к другу тел. Годы странствий с актерами Пуатье привили ему вкус к зрелищам и умение создавать удивительные эффекты: это он придумал сахарную глазурь для жены Лота. Но соприкасаться с реальностью в виде убийц и головорезов, которые откликнутся на призыв исполнить обязанности палача… Да, такое растерзало бы нервы и не столь чуткому человеку. Особенно когда от этого зависело так много. Если финал предложенных епископом развлечений будет удачным и приведет к тому, что его господина назначат на орлеанскую епархию, Марсель не сомневался в том, что и его собственное повышение будет гарантировано.

Именно Жак, грубоватый парнишка, носивший на себе печать улицы, предложил устроить соревнование. Так можно будет испытать умение палачей и заодно заработать лишние деньги на зрелище. Одному его кузену (у Жака всегда находились кузены) принадлежит скотобойня на окраине. Это удобно обнесенный забором двор. Со зрителей можно брать по несколько монет с головы да еще потребовать долю с торговцев пивом и жареной требухой, которые обязательно туда явятся.

Марсель решил поручить неприятные детали своему юному дружку. Однако зрелищем будет распоряжаться он сам. Он выступал во множестве мелких городков и знает, что нужно толпе. Насилие, причем как можно более зверское, и смех. И он уже представлял себе, каким образом предоставить это публике.

Когда Жан, Фуггер и Демон явились на скотобойню, они обнаружили, что там в разгаре небольшой карнавал. Объявления на бумаге и из уст глашатаев привлекли не только претендентов и их сопровождающих, но и множество зрителей и тех, кто имел намерение их обслужить, развлечь или обокрасть: в толпе так и сновали глотатели огня, циркачи на ходулях, фокусники, карманники, шлюхи. Это было неплохой подготовкой к главному событию вечера.

Скотобойня состояла из нескольких загонов, соединенных по краю коридором, по которому гнали скот. Все это окружал круговой забор. На каждой его доске уже сидели уличные ребятишки, которые то и дело соскакивали вниз, чтобы проскользнуть между дымящими жаровнями продавцов мяса, бочонками продавцов пива и ногами подмастерьев и мастеровых, заплативших несколько су за то, чтобы войти в главные ворота.

Остановившись у ворот, Жан оглядел происходящее. За толпой оказался помост, на котором мужчина в пестрых чулках размахивал руками, обращаясь к бородатому великану. Перед ними расположилась группа мужчин в масках или самодельных капюшонах.

Маска и меч дали Жану право войти, и он протолкался к помосту.

– Имя? – спросил человечек в кружевной рубашке, жабо и брыжи которой выбивались из-под жакета у горла и живота, где падали на такой громадный гульфик, какого Жан еще никогда не видел.

«Чем больше гульфик…» – подумал Жан и ответил:

– Безымянный. Гастон.

– Вот как? – захихикал человечек. – Похоже, это у вас семейное ремесло. Эти двое – тоже Безымянные. – Он указал на двух мужчин в капюшонах. – Тебе тоже нужен топор?

– Нет, мсье. У меня оружие с собой.

Марсель подался вперед – и глаза у него округлились.

– Меч? И ты им владеешь?

– Увидим.

– Опыт был?

– Да, мне случалось им пользоваться.

– Можешь похвастаться какими-нибудь знаменитыми головами?

– Наверное, нет, мсье. В армии. То тут, то там.

– Понятно, – вздохнул Марсель, которому все это уже надоело. Палачи всегда вызывали у него скуку: они не умели поддерживать беседу. – Ну что ж, Безымянный Г., скоро ты получишь возможность продемонстрировать нам свои таланты. Жди с остальными.

Жан отошел, присоединившись к группе мужчин с закрытыми лицами, и изучающе посмотрел на своих соперников. Двое Безымянных что-то оживленно обсуждали, приподняв для этого капюшоны. Трое мужчин в масках молча смотрели перед собой. И только последний спокойно ответил на взгляд Жана. Он был огромный – в высоту и ширину – и явно обладал опытом. Его золотистая борода выбивалась из-под хорошо сшитой кожаной маски, утяжеленной внизу металлическими полосками и снабженной прорезями для ушей и ноздрей. Такая же была и у Жана.

Внимание Жана привлекли две вещи. В громадных руках незнакомца был топор, какого Жан еще никогда в жизни не видел. У этого топора было не привычное большое и тяжелое лезвие, а небольшой полумесяц, закрепленный на тонком топорище, туго обмотанном полосками красной кожи. Такой топор предназначен не для дерева или животных, но по тому, как великан его держал, Жан понял, что им пользовались регулярно. Второй странностью был громадный пес, в котором явно чувствовалась волчья кровь. Он спокойно, но настороженно сидел у ног хозяина, постоянно следя взглядом за толпой.

Топор, собака, великан. Все это вызвало в памяти одно слово: скандинав.

Хакон следил за движениями своего соперника с того момента, как тот у ворот надел свою маску. Он тоже отметил про себя качество маски, уверенность – и в первую очередь естественное положение ножен сбоку. И сразу же понял, кто станет его главным соперником.

Во время военных кампаний Хакон не раз видел, как пускают в ход меч палача. В умелых руках это прекрасный инструмент и настоящее оружие, но скандинав очень редко видел такой меч в умелых руках. Чаще приходилось наблюдать за тем, как кто-нибудь совершает промах и терпит неудачу: меч требовал хорошего глазомера и ощущения времени. Хакон был уверен: в захолустном Туре он не встретит ничего подобного.

И тем не менее Фенрир зарычал, когда меченосец сошел с помоста, а у Фенрира был хороший нюх на врагов. Так что Хакон твердо встретил взгляд незнакомца. Приподняв топор, он снова опустил его к земле. Победа, клиент и деньги клиента – все это скоро будет принадлежать ему. И тогда истории снова вернутся.

Труба возвестила начало турнира. Марсель, которого шум и вонь толпы с каждой секундой утомляли все сильнее, махнул рукой, давая знак Жаку выйти вперед.

– Узнайте! – зычно крикнул тот. – Его преосвященство святейший епископ Тура ищет сегодня человека, который был бы достоин занять место нашего достойнейшего покойного палача. – Тут все презрительно закричали и заулюлюкали. Перекрикивая шум, Жак продолжил: – И посему епископ повелел устроить этот священный турнир, чтобы найти нужного человека. Эти достойные соискатели, – тут он махнул в сторону дюжины претендентов, ожидавших у помоста, – продемонстрируют свои умения в нескольких испытаниях, и один из них еще до ужина получит главный приз – голову и кошелек графа де Шинона.

Последние слова были встречены новым взрывом криков – одобрительными возгласами из толпы и проклятьями тех многочисленных зрителей, которым нравился молодой и красивый граф. Эти люди считали, что им не доставит удовольствия наблюдать за казнью графа, пусть он даже и еретик.

Первое испытание заключалось в разрубании плодов. Дюжину дынь положили на чурбаки для забоя мелкой птицы. Каждый палач занял свое место, и все по очереди наносили удары.

До начала испытания в толпе делали ставки. Фуггер, пробравшийся на бойню сквозь узкую щель в заборе позади помоста, побился об заклад с братом одного из претендентов. Тот уверял, что топор его брата будет получше меча. Поскольку у Фуггера ничего не было, он и рискнул ничем и, назвав его двумя су, разбогател на эту сумму, как только Марсель взмахнул платком. Хотя первое испытание не было сложным, в нем отсеялась половина претендентов, которые то ли по неумению, то ли из-за волнения расплющили или искромсали свои дыни. Кроме Хакона и Жана цели добились еще четверо.

На втором круге мишени были живыми. Из загонов вывели шесть волов, которым продели цепи в кольцо в носу и связали задние ноги. Перепуганные шумом толпы животные дергались и рвались, так что испытание получалось достаточно сложным. Знатоки палаческого дела решили, что на эшафоте часто приходится иметь дело именно с движущимся объектом. На этот раз Фуггер получил выгодную ставку: пять су против его двух, поскольку спорщик был уверен в умении мясника, о профессии которого говорил окровавленный кожаный фартук. Чтобы добиться такой ставки, Фуггер заявил, что мясник будет делать то, чем занимается каждый день. Можно ли сомневаться в том, что он победит какого-то меченосца?

Но мясник проиграл. Животное следовало забить к тому моменту, как раздушенный платок Марселя упадет на помост. Неважно, сколько для этого потребуется сделать ударов, – главное, чтобы головы упали на доски. Их оказалось всего две. Два вола вырвались, возмущенными воплями протестуя против полученных ударов, еще у одного топор застрял в черепе, а мясник продолжал в остервенении рубить вола еще долгое время после того, как проигрыши были отданы.

Пока Жан обошелся всего двумя ударами меча. Ему показалось, что скандинаву пришлось сделать три удара топором, что было вполне понятно в отсутствие плахи, которая противодействовала бы силе удара. Как он и предвидел, соревноваться предстояло им двоим.

Жак снова крикнул:

– А теперь, дамы и господа, благодаря огромной доброте нашего любящего отца, епископа, мы получили особый подарок, который решит исход турнира. Он предоставил нам двух еретиков, которые должны были сегодня вечером умереть в очищающем пламени Господнем!

На помост вывели двух мужчин, которые были так же связаны и так же напуганы, как перед ними – животные. Толпа рванулась вперед, предвкушая возможность хорошенько рассмотреть то, что обычно происходило высоко над головами, на эшафоте. Они жадно наблюдали за тем, как голову более молодого еретика прижали к плахе, а седеющего мужчину заставили встать на колени перед меченосцем. Оба стучали зубами, продолжая читать молитвы.

Глядя на коленопреклоненную фигуру, Жан мысленно вернулся к месту недавней казни. К тому, что он там сделал и для чего. Толпа затаила дыхание, а он посмотрел в скрытые под маской глаза своего соперника и сказал:

– Победа за вами, мсье. Я не убиваю людей для развлечения толпы.

– И я тоже, – проворчал тот, отступая от плахи. Толпа разразилась криками. Некоторые одобрительно хлопали, другие – угрожали. Марсель гневно топнул ногой о доски. Зрелище, на которое он потратил столько трудов, хотят испортить! Успевший снять маску мясник в заляпанном воловьими мозгами фартуке метнулся вперед и объявил, что готов заняться обоими еретиками. А победившие палачи молча оперлись о свое оружие.

Несмотря на шум, Жан услышал рядом с собой тихий голос: это говорил приговоренный. Жану пришлось наклониться, чтобы разобрать слова.

– Мсье, – прошептал пожилой осужденный. По его лицу было видно, как с ним обращались в тюрьме. Его голос и манера держаться выдавали в нем человека, стоящего много выше того сброда, который требовал его крови. – Меня с сыном на глазах наших жен и родных должны были сжечь сегодня вечером, чтобы развлечь епископа и преподать урок народу. И все потому, что мы пожелали прочесть слова Господа на своем родном языке. А теперь Тот, Кто все видит, избрал вас, чтобы избавить нас от мучительной смерти, а наших близких – от страшного зрелища. Умоляю: даже если вы не разделяете нашу веру, проявите к нам милосердие.

Жан подошел к своему противнику.

– Иначе их сожгут. Он просит нас предотвратить это.

– Тогда другое дело, – проворчал Хакон и сразу же встал на колени, чтобы попросить прощения у плачущего паренька.

Напротив него Жан сделал то же самое.

– Благословляю вас за вашу доброту, мсье. И Господь благословит вас за это.

Потехи не получилось. Внимание толпы поглотил спор. Пока Марсель ныл из-за упрямства палачей, топор и меч поднялись, упали – и две головы скатились на помост.

Сочтя себя обманутой, толпа разъярилась настолько, что стала опасной. На помост полетели обглоданные дынные корки: Марсель не предоставил им зрелища, за которое многие заплатили – и которого все жаждали.

Фуггер понял, что следует быстро отвлечь толпу, иначе протест вот-вот перерастет в бунт. Жану необходимо победить и оказаться сегодня на эшафоте рядом с человеком, который обрек его на медленную смерть; он должен вернуть похищенное. Поэтому он протолкался к помосту, взобрался на него и схватил Марселя, увертывавшегося от разрубленных дынь.

– Мсье, последнее испытание!

– Испытаний больше не осталось, – ответил Марсель, вытирая дынную мякоть с кружев. – Я собирался предоставить публике выбор между их ударами, но теперь…

– У меня есть для них испытание. Они одинаково умелые. Испытайте их на скорость.

– На скорость? – презрительно переспросил Марсель. – А как можно проверить их скорость?

– Смотрите! – Фуггер указал на загоны с курами. – Там по пятьдесят в каждом. Первый, кто закончит, выигрывает.

Это была соломинка – и Марсель за нее ухватился. Жак, который как раз вывел из строя самого пьяного крикуна, улучил момент, чтобы выкрикнуть это предложение. Его встретили громким хохотом, и толпа поддержала идею. Работа будет стремительная, кровавая – и немного нелепая. Зрители смогут ей сопереживать, ведь они все до одного были куроубийцами.

Детали согласовали быстро. Двое палачей будут стоять каждый в своем загоне. Каждый может взять двух помощников, которые будут догонять куриц, ловить и класть на плашку. Поскольку Жан плахой не пользовался, он имел право действовать по своему усмотрению, поэтому он усадил своего помощника, Фуггера, на забор, чтобы тот сообщал ему счет своего противника. Каждой птице следовало перерубить шею. Разрешалось сделать всего пять ошибок.

Зрители начали поспешно заключать пари. Фуггер, удвоивший свое состояние очередной ставкой на еретиков, теперь поставил свои двадцать су против сорока, поспорив с человеком, который безусловно верил в топор и плаху (как, впрочем, и большинство людей).

Собравшаяся вокруг загонов толпа облепила все возвышенные части скотобойни и радостными криками приветствовала очередную партию кур, попадавших в загон наподобие древних гладиаторов. Хакон стоял у своей плахи – массивный, спокойный, уверенный. Если выбранные им парнишки справятся со своим заданием – подавать ему кур, в чем им должен был помочь возбужденный Фенрир, который уже огрызался на перепуганных птиц, – то он может быть уверен в победе. Только взглянув на своего соперника, который спокойно стоял в загоне, широко расставив ноги и держа меч на плече, Хакон ощутил мимолетное сомнение.

Платок взлетел в воздух, толпа взревела – и двое палачей начали казнить кур. Перехватив топорище повыше, Хакон хватал, укладывал, примеривался, рубил и отбрасывал. Мальчишки, трепетавшие перед огромным скандинавом и мечтавшие получить еще по монетке вдобавок к той, что уже лежала у них в кармане, поспешно подносили ему куриц. Фенрир рычал и щелкал зубами, гоня птиц прямо на них.

Когда платок опустился, Жан снял меч с плеча и первым же ударом снес головы двум испуганным птицам. Изменив угол движения и развернувшись на правой ноге, он повел клинок влево и вбок. Меч пошел под прямым углом к земле – и в пыли оказались еще три головы. Тогда он повернул запястья обратно, повел клинок вверх и еще при замахе поймал куренка, который запоздало понял, что оказался в неудачном месте. Переставив правую ногу, Жан развернулся на левой, проведя мечом над землей, и обезглавил двух, пытавшихся убежать, и еще одного, который метнулся вперед.

Конечно, его враги были мелковаты, но к такой же тактике он прибег бы во время боя. Его рост и способность двигаться быстро и низко всегда давали ему преимущество – на сей раз это преимущество было еще заметнее. Как и в бою, он не обращал внимания на все посторонние звуки: безумный хохот зрителей, отчаянное кудахтанье и пугающе ритмичный и быстрый стук топора по плахе. Жан сосредоточился на противниках, которые, как им и положено, пытались ускользнуть. Он настигал и убивал птиц так же безжалостно, как когда-то людей.

Проблема заключались в том, что безголовые куры имели склонность продолжать бегать. Ему часто приходилось задерживать удар, чтобы не задеть уже обезглавленных птиц, но ошибки были неизбежны. К тому моменту, когда у него осталось всего три курицы, он уже совершил четыре из разрешенных правилами пяти промахов.

Именно в этот момент он заметил на заборе Фуггера. Тот отчаянно сигналил, сообщая счет в соседнем загоне. На поднятой вверх руке были загнуты два пальца. Тут время для Жана замедлилось, как это случилось в Тауэре и как происходило всегда в такие моменты. Он увидел три поднятых пальца, двух сохранивших головы кур в одном углу и последнюю – у него за спиной, в диагонально противоположной стороне. Это напомнило ему игру, в которую он часто играл в военных лагерях, бросая тяжелые деревянные диски в расставленные кегли. При таком распределении – две и одна – какой выбор у него оставался? Ему нужны все три!

Фуггер опустил еще один палец. Жан почувствовал, что время замедлилось еще больше. Зрители, наоборот, видели настоящий вихрь из плоти и металла. Жан метнулся к первым двум курам, прикончив одну ударом вниз, а вторую – ударом обратной стороной клинка. Фуггер держал поднятым всего один палец. Жан увидел, как по другую сторону забора понимается топор – и благословенно замирает в воздухе. Последняя курица Хакона счастливо выскользнула из его окровавленных пальцев, и ему понадобилось время, чтобы вернуть ее на место.

Этого мгновения оказалось достаточно. За долю секунды, не обращая внимания на отчаянную боль в ушибленных ребрах, Жан позволил инерции меча вывести его в разворот. Завершив движение, он закончил взмах клинка и швырнул его в дальний конец загона, где последний куренок послушно вытянул шею, чтобы разглядеть, не летит ли к нему какая-то еда. Клинок вонзился ему прямо в горло.

Топор Хакона как раз пошел вниз, и вдруг толпа завопила, реагируя на бросок Жана. Топор вонзился в дерево в волоске от крапчатой шеи. Хакон, понимая, что ему уже не успеть извлечь топор и сделать повторный удар, посмотрел за забор и успел увидеть, как меч Жана заканчивает свой полет. Француз упал прямо в перья и кровь – и тут скандинав понял, что когда-то уже видел этого человека. Тогда кругом тоже были кровь и боль. Но тогда страдали не куры.

Забрав свой выигрыш, Фуггер принес воды в сарайчик, куда Жан спрятался от поздравлений. Там Жан привел себя в порядок и стал пить вино, которое поднесли ему его многочисленные новые приятели.

– Я знал, знал, знал, что у тебя получится! – плясал перед ним Фуггер. – Такая блестящая, острая, ослепительная победа! – Он метался по сарайчику, изображая запомнившиеся ему удары Жана. – Готов поспорить, что тот громадный зверюга… – начал было он, но замолчал, когда его выброшенная вперед рука наткнулась на что-то жесткое, вставшее между ним и солнцем.

– Так что ты говорил?

Скандинав появился в дверях, которые сразу показались крошечными.

– Ничего, – отозвался Фуггер, – ровным счетом ничего. Э, а где же Демон? Извините… Какой милый… о… э… это пес, да? Демон! Не трогай кур!

Фуггер поспешно сбежал из сарайчика, оставив двух снявших маски палачей обмениваться долгим пристальным взглядом.

– Вина? – Жан протянул скандинаву фляжку.

Тот взял ее и сделал большой глоток, не отрывая глаз от Жана. А потом он вернул вино со словами:

– Я тебя знаю.

– Вот как?

– Не имя. Но мы уже встречались.

– Вот как? – снова повторил Жан. – Когда?

– В двадцать пятом. Я был в Павии с Фрундсбергом.

– А я был с королем Франциском.

– Наемником?

– Тогда – нет. Тогда я воевал за короля и отечество. Но именно там я сделал первый шаг к тому, чтобы стать наемником. Там меня нанял Фрундсберг.

– Я помню. – Скандинав помолчал, а потом тихо добавил: – Тот ландскнехт, место и меч которого ты получил. Его звали Томас. Он был моим другом.

– Конечно! – сказал Жан. – Ты был тем человеком с мушкетом!

– Да. Я был человеком с мушкетом.

На секунду мысли обоих вернулись в тот день. Французская армия была уничтожена на равнине под Миланом, и во время ее бегства Жана окружил отряд противника. Их палач приблизился, чтобы прикончить безоружного противника, но Жан отнял у него меч и убил его этим мечом. Тогда ему в руки впервые попал меч с тупым концом, и он до сих пор помнил потрясающее чувство: как будто он родился с этим оружием в руке и лишился его в младенчестве. Поражаясь странному ощущению воссоединения, Жан вдруг заметил, что в него собираются выстрелить, и метнул меч в противника с расстояния в двадцать шагов. Тогда он еще не успел привыкнуть к мечу и попал в человека с мушкетом не лезвием, а головкой эфеса, а пуля вошла Жану в шапку.

И вот тот человек снова стоит перед ним.

– Тот удар изменил мою жизнь, – продолжил Хакон. – Я сутки провел без сознания. А потом меня подобрал какой-то швейцарец и взял воевать во Фландрию.

Жан улыбнулся:

– А я, как ты уже сказал, занял место человека, которого убил. Фрундсберг отправил нас в Венгрию драться с турками.

Хакон тоже улыбнулся:

– Я всегда надеялся, что мы снова встретимся.

– Вот как, – в третий раз повторил Жан, протягивая руку за мечом.

Великан не пошевелился:

– Не бойся.

– Мне не страшно, – ответил француз.

– Хорошо. Я не ищу мести. Я наелся ею сполна много лет тому назад.

– А тогда чего ты ищешь? – Рука Жана все еще легко касалась гарды меча.

– Я ищу… выход. Мне показалось, что им станет эта казнь, но я неправильно истолковал знаки. Они говорили, что мой путь изменит какой-то человек. Они говорили о тебе.

– Я не знаю, о чем ты говоришь. Я не командир.

– Однорукий тебя слушается.

– Ну… – Жан посмотрел во двор скотобойни, где Фуггер все еще пытался отнять у Демона куриную тушку, – я кое от чего его спас.

Великан грустно улыбнулся:

– Тогда спаси и меня.

Жан посмотрел на открытое лицо скандинава, на пышные волны золотистых волос и бороды, зеленовато-голубые глаза цвета рек его родины. Это было бесхитростное лицо.

– Как тебя зовут?

– Хакон Хаконсон.

– Ну, тогда слушай, Хакон. Я… в середине приключения. Я принес клятву и верен только ей. Но приключение вполне может оказаться недолгим и закончиться моей смертью не далее как этим вечером.

Скандинав на секунду задумался.

– Мне нравится мысль о приключении, – пророкотал он. – Из приключений рождаются хорошие рассказы. В его конце будет клад с золотом?

– Скорее всего, нет.

– Женщина?

– Женщина – да. Клятва была принесена ей.

– Еще лучше. И – сражение, так ты, кажется, сказал?

– Не говорил. Но сражение будет обязательно. Возможно, их будет много, возможно – только одно, сегодня.

– Тогда я действительно тот, кто тебе нужен. – Хакон опустился на скамью рядом с французом. – Я попрошу тебя об одной-единственной услуге. В обмен на нее я обещаю тебе мою верность, полную и безоговорочную.

– И что это будет?

– Когда я докажу, что достоин, ты расскажешь мне об этой даме и о клятве.

Жан почесал затылок. Он привык действовать в одиночку, а теперь каждый этап пути приносил ему товарищей.

И оба оказались обездоленными. Ну что ж, теперь, похоже, их становится трое. Приключение отверженных.

А потом он вдруг подумал, что, может быть, их появление не имеет к нему никакого отношения. Возможно, это связано с Анной Болейн.

– Ну что ж, – он тряхнул головой. – Обсудим это за трапезой. Хочешь поесть?

– Да, – ответил Хакон, – было бы недурно. Только не курятину.

Оба рассмеялись. После такого дня смех пришелся очень кстати, поэтому они не переставали хохотать довольно долго.