"За Нас. За Вас. За Северный Кавказ" - читать интересную книгу автора (Пономарёв Александр Анатольевич)

Глава 9

Сергей проснулся и резко попытался подняться, так как со всех сторон была слышна автоматная стрельба. Но, увидев, что ребята вокруг улыбаются и приветственно машут руками, понял, что колонна проезжает Братское, где на блоке расположился Тамбовский ОМОН. Земляки провожали липчан самодельным салютом. Больше всех радовался и махал руками старший прапорщик Коля Лымарев. Сергей, улыбнувшись, вспомнил, как молодым зелёным юнцом пришёл на работу в милицию. Во время стажировки наставником у него был именно Лымарев, тогда ещё сержант милиции.

Однажды, когда патруль в составе трёх милиционеров, а точнее двух милиционеров и одного стажёра Сергея Семёнова, вышел на работу в город, по рации поступила команда: «Всем нарядам, находящимся вблизи нового заводоуправления, срочно прибыть к пивбару Нептун». Старшим наряда был Николай Лымарев, а посему, приняв бравый вид, он скомандовал: «За мной», и первым устремился к намеченной точке.

А в «Нептуне» разворачивались нешуточные события. Один из гостей города, хлебнув лишнего, переворачивал столы, пытаясь привлечь внимание невзрачной блондинки. Местные охранники повисли на руках двухметрового пьяного литовца и безуспешно пробовали ему помешать. Литовец не обращал на них никакого внимания, только, рыча сквозь зубы что-то про «бибис снарглис» продолжал крушить интерьер.

Лымарев, повернувшись к Сергею, назидательно сказал: «Видишь? Действуют не правильно. Смотри как с такими надо».

И Коля, небрежно подойдя к правонарушителю, велел охранникам:

— Отпустите его! Что не видите — представитель власти прибыл, — и, взяв под козырёк, представился, — сержант милиции Лыма…

Литовец не дослушал его, огромный кулак опустился на вежливое милицейское лицо. Колю положили в челюстно-лицевое отделение местной больницы. Его челюсть была сломана в трёх местах. Сергей пришёл навестить наставника. У его кровати сидел двухметровый литовец и канючил.

— Сержант, напиши, что претензий не имеешь. Мне проблемы в чужой стране не нужны. Мне сюда ещё по делам фирмы ездить.

И прибалт положил на грудь больного ключи от машины. Во дворе больницы поблёскивала свежей краской новенькая «девятка» тёмно-зелёного цвета «валюта».

На следующий день уголовное дело о нападении на представителя власти и неподчинении сотрудникам милиции было закрыто за примирением сторон.

А служба тем временем шла своим чередом. По вечерам сотрудники отряда несли патрульно-постовую службу в самых криминогенных районах города.

В беседке, которая находилась на территории отряда, расположились на перекур офицеры. Лёва Орехов подтрунивал над Серёгой Вайнштейном. В рядах советской или российской армии Серёжа не служил. Он не служил вообще ни в какой армии, даже в израильской, что являлось предметом всеобщих насмешек.

— Серёг, а ты, почему в армии не был? — дымя папиросой, спрашивал Орехов.

— В связи с тем, что родители престарелые и у них тяжёлое материальное положение, — в сотый раз терпеливо растолковывал ситуацию Вайнштейн.

— Да, — как бы рассуждая вслух, продолжал Лёва, — две квартиры, две машины, два гаража — для еврейской семьи это действительно тяжёлое материальное положение…

— Нет, — улыбнувшись, прервал его Серёжа, — не два гаража, а три!

А тем временем в отряд пришла беда. Володя Аникин, который вышел из окружения в Новолаке без царапины, утонул в Дону. Он помогал бабушке — косил траву. По дороге домой он притормозил у берега реки. «Оль, только ополоснусь, — сказал он жене, — а то весь мокрый!». Володя нырнул в реку и больше не вынырнул. На берегу остались жена и две дочки. Искали его восемнадцать дней. Ежедневно выделялась бригада сотрудников ОМОН из пяти-шести человек, которые ходили на вёслах по реке, прочёсывали все заводи и плёсы, привозили водолазов и подолгу ныряли вместе с ними. Вова всплыл в том же месте, где утонул.

У него остались три дочки, одна из них совсем маленькая, которая не помнит своего геройского отца. Но в семье Аникиных хранится Орден Мужества и удостоверение, подписанное Президентом России, а ребята, его сослуживцы никогда его не забудут…

В конце августа отряд собирался в свою очередную командировку на Северный Кавказ. На этот раз путь липчан лежал в столицу Чеченской Республики — Грозный.

Прибыв в Моздок, в котором царил, свойственный для того времени, бардак, отряд два дня жил в пригороде, который носил название «Сад Дружбы». Кто-то из предыдущих смен отломал большую букву «С» с придорожной стелы, поэтому посёлок имел менее прозаическое название.

— У нас же всё как происходит? Через задницу! — объяснял молодому пополнению пожилой майор из Томска, — рассказать схему? Слушайте. Сначала шумиха, потом неразбериха. Дальше поиски виноватых, наказание невиновных и награждение непричастных.

Насчёт этой схемы Сергей сделал очень тонкое наблюдение. Она подтверждалась полностью. Следующую ночь ребята ночевали на взлётной полосе, положив спальники на голую землю.

Утром стали прибывать вертушки из Чечни. Заморосил мелкий дождик. В центре аэродрома стояла группа военных. Седой генерал распекал троих полковников. Полковники разводили руками и оправдывались, генерал повышал голос. Майор скромно расположился за спиной старшего начальника и держал над ним раскрытый зонт. Он смотрел в сторону, как будто предмет разговора его совсем не касался. О чём они говорили, Сергею не было слышно, но то, что там очень жарко было видно невооружённым глазом. Тем временем на взлётку прибыл очередной вертолёт из мятежной республики. Из вертолёта вывалился прапорщик и пошёл по направлению к выездному КПП. Шёл он по приборам, вещевой мешок тащился сзади. На его рукаве был пришит красивый шеврон «ОМОН Вологда». Изо рта омоновца торчал недоеденный беляш. Проходя неуверенной походкой мимо группы военных, прапорщик неосторожно наступил в лужу и обрызгал, страшно сказать, самого генерала. Три полковника набросились на парня, как стая голодных собак, но генерал остановил их, взмахом руки. Он подошёл к омоновцу и спросил.

— Сынок, ты знаешь куда идти?

Омоновец поднял на него мутный взгляд и кивнул — беляш мешал ему говорить.

— А дойдёшь? — продолжал генерал.

Омоновец кивнул второй раз, отодвинул рукой военного в сторону и продолжал движение. Его мутило.

— Ну иди, сынок, счастливо тебе, — и генерал по отечески похлопал парня по плечу.

Генерал, поговорив с солдатиком, повернулся к своим непосредственным подчинённым и продолжал разговор на повышенных тонах.

На самом деле колонны в то время ходили в Чечню один раз в неделю, а липецкий отряд, находящийся в Грозном надо было поменять уже три дня назад. Уверовав в то, что спасение утопающих дело рук самих утопающих, командир сводного отряда майор Силохин, взяв два ящика водки, пошёл договариваться с вертолётчиками. Пилоты оказались парнями сговорчивыми, но уж очень добрыми. Огромный грузовой вертолёт, раскрашенный в камуфлированные цвета, имел прозвище «Корова». Липчане со всем скарбом и личным составом были посажены в аппарат, в котором кроме них находились ещё около трёх десятков пассажиров с вещами и вооружением. Лётчик вышел из кабины, осмотрел салон и сказал: «Держитесь! Сейчас попрыгаем, если взлетим, то полёт продолжим». При этих словах у многих засосало под ложечкой. Особенно переживал врач, прикомандированный к ОМОНу Саня Журавлёв. Он нервно осмотрелся по сторонам, сложил руки лодочкой и молился, все сорок минут полёта.

Вертушка приземлилась в аэропорту Грозного «Северный» или вернее на то, что от него осталось.

Командир предыдущего отряда майор Уткин уже ждал сменщиков на трёх «Уралах». Парни погрузились в машины и по Старопромысловскому шоссе были доставлены в пункт временной дислокации, который находился на окраине города, между посёлками Первомайка и Подгорное. По дороге Сергей внимательно оглядывался по сторонам. Город напоминал Армению после землетрясения 88-го года. Он стоял в руинах, кое-где копошились люди, разбирая завалы. Недавние бои оставили воронки на дороге, огромные дыры в многоэтажных строениях и сердцах чеченцев. Многие из них смотрели на русских исподлобья, как на незваных гостей. Молодой боец Андрей Гаркушин, сидя в кузове, помахал рукой местной симпатичной девушке. Девушка, увидев приветливый жест, плюнула ему вслед и отвернулась.

Старопромысловское шоссе тянулось от площади «Трёх дураков», до конечного перекрёстка километров пятнадцать. По двум сторонам дороги тянулись кресты, кресты, кресты. Очень много русских парней сложили здесь свои головы.

Прибыв на место, и, быстро произведя пересменок, ребята сели пообщаться. Те, кто уезжал, делились впечатлениями и давали советы. Те, кто прибыл, внимательно слушали и мотали на ус. Бойцы, отмотавшие свои три месяца, обросшие бородами, загоревшие и заматеревшие, обняв своих товарищей, рассаживались в кузовах автомобилей. Ребята махали друг-другу руками. Одни желали другим оставаться с Богом. Вторые счастливо добраться до дома. Самым опасным в то время в Чечне оставались передвижения.

Пункт временной дислокации представлял собой брошенную промышленную зону. Вокруг бывших цехов, мастерских и административных зданий был построен каменный забор. Во время войны около забора кругом были выкопаны фортификационные сооружения, которые, в свою очередь, со всех сторон оканчивались минными полями. У полей была схема, но предыдущая смена предупредила: карта неточная, лучше туда не соваться вовсе. Промышленная зона расположилась в ущелье, между двух сёл. Перед ней на т-образном перекрёстке высился двухэтажный блок-пост. Слева дорога уходила на Кень-Юрт, справа на Горагорск — над ней возвышалась сопка, на которой нёс службу один из взводов липецкого ОМОНа. Потому что с этой горы весь ПВД был виден, как на ладони. На этой дороге стоял трёхметровый синий крест. Именно здесь три месяца назад была расстреляна колонна Сергиев-Посадского ОМОНа. Ходили разные слухи: одни говорили, что колонну встретили свои, другие думали — бойцы попали в хитро спланированную кем-то засаду. Сергей, пообщавшись с ребятами из предыдущей смены, которые, в свою очередь, разговаривали с магаданцами и подольчанами, находившимися на этом месте в то время — знал правду. Но что Сергея поразило до глубины души, так это то, что за расстрел колонны судили одного московского генерала. Знаете за что? Никогда не догадаетесь. Дело в том, что генерал привёз в Чечню два отряда из Подмосковья. Один из них был направлен в Аргун, другой в Грозный. Естественно человек не может раздвоиться. Фамилия генерала была не Коперфилд. Он не мог находиться в двух местах сразу, поэтому выбрал более опасное направление — на Аргун и за это пошёл под суд.

Отряд, шедший в колонне, вёл себя безобразно. Старший колонны, не выходя из эфира, докладывал по рации весь маршрут передвижения. Машины шли на очень близком расстоянии друг от друга. Боевое охранение выставлено не было. Инженерная разведка отсутствовала. Когда колонну начали расстреливать, тентованные крыши и стены не давали людям выпрыгнуть через борт. Они гибли под градом пуль. Спаслись только те, кто сидел близко к выходу.

Так или иначе, но здесь погибли отличные парни и липецкие омоновцы всё время, пока несли службу на этом месте, ухаживали за памятником и следили за тем, чтобы у подножия креста всегда были свежие полевые цветы.

Сергей обратил внимание, что даже местные машины сбрасывали скорость в этом месте, отдавая дань памяти погибшим воинам. Видимо их души до сих пор бродили поблизости, ища своих убийц и, пытаясь отомстить им.

Вместе с липчанами несли службу омоновцы из подмосковного города Щёлково. С этими лихими парнями вместе было спокойно. Щёлковский отряд первые две недели ежедневно проводил тактические учения. Алгоритм действий у них был отработан, как часы. При нападении на ПВД, отражении боевой атаки — круговая оборона была организована чётко, без суеты. Командиром у них был в прошлом боевой офицер-спецназовец майор Галушкин. Майор лично круглосуточно проверял посты. Спать он не давал не своим, не чужим.

А по ночам постреливали. Блок-пост на дороге каждую ночь подвергался точечному обстрелу. Он был хорошо замаскирован, люди несли службу в средствах бронезащиты. И каждый из них знал своё место. Поэтому обходилось без потерь.

Заместителем командира по тыловому обеспечению в липецком отряде был уже известный нам Игорь Базуев. Игорь считался чемпионом по сбору гумманитарки. Каждый отряд, уезжая в командировку, рассчитывал на свои силы. За пару недель до отъезда назначенный для этого офицер колесил по организациям и предприятиям и просил посильной помощи, или — как говорили в отряде — попрошайничал. Попробуй-ка прокормить пятьдесят молодых дикорастущих организмов в обстановке, приближенной к боевой.

Игорь Базуев был высок ростом, грузен и тучен. Всегда выбритый череп, курносый нос и глаза немного на выкате, придавали ему вид бандита с большой дороги. А толстая золотая цепь на шее усиливала впечатление. Игорь всегда представлялся сиротой и везде заводил одну и ту же шарманку: «Там где трудно и нелегко, где наша работа сопряжена с риском для жизни — там всегда липецкий ОМОН».

— Исполняющий обязанности начальника тыла всего областного ОМОНа, — говорил Игорь и делал в воздухе большой круг указательным пальцем, усиливая нагрузку на неокрепшие гражданские умы, как бы показывая — вот я какая фигура. Хотя, надо заметить, что ОМОН в области был, и остаётся, по сей день единственным подразделением.

Пустым Игорёк не приезжал никогда, отказать ему было невозможно. Но, если по-правде, никто не отказывал ребятам, уезжающим на Северный Кавказ. Каждый руководитель помогал, чем мог. Многие из них усаживали омоновцев рядом и требовали рассказов о войне. Здесь Игорь чувствовал себя как рыба в воде. Своими небылицами он доводил людей до слёз. И они, растроганные, вытирали их платками.

— Легендарный липецкий ОМОН восемь раз брал Грозный, — говорил Игорёк, — а когда мы уезжали — его опять сдавали. Приходится ехать снова и брать его в девятый раз.

Когда его вызывал к себе на ковёр командир, и пахло палёным, он говорил ребятам:

— Опять фронтовику руки будут выворачивать, — и, открыв дверь, заходил в кабинет шефа, как на эшафот.

Любимыми его выражениями были такие: «Пойдём ноздрями пыль гонять?» или «Хватит в ботве путаться и песок педалями загребать».

Но лучше него разводить боевых товарищей не мог никто. Как-то в Грозном к липчанам приехали гости из Ивановского ОМОНа. Они стояли в десяти километрах южнее на перевале. Игорь, выставляя сок на стол, хитро прищурился: «Угощайтесь, пацаны, наш сок липецкий. Видите? Лебедянский!». Ивановцы, откушав соку, восхищались, а Игорь уже открывал консервные банки с горбушей в собственном соку и продолжал:

— У нас в Лебедяни, это, к слову сказать, райцентр в Липецкой области, яблок столько, что собирать не успевают. А яблони стоят у самой реки. Так вот — яблоки падают в реку, а горбуша их лопает. До пяти метров вырастает. Горбуша тоже наша.

Изумлённый капитан из Иваново поднёс банку к глазам и улыбнулся:

— Ну и силён ты, братец, разводить. Консервы-то дальневосточные!

Все вместе с Игорем весело рассмеялись. Вечер перестал быть томным.

— Аналогичный случай был в Грязях, — говорил в самое ухо подвыпившему соседу, сидящему рядом с ним за столом, — корова бежала по взлётной полосе, рога у неё отвалились. А взлететь она так и не взлетела. Понял?

В палатках и других помещениях, где жили бойцы, мышей, было столько, что, по словам Сани Журавлёва, они ходили толпами с транспарантами: «Долой людей». Они грызли одежду и личные вещи. У Сани Ложкарёва эти подлые твари погрызли все деньги. Двадцать стольников — ровно по середине. Пришлось их менять в банке Моздока. Хорошо девчата попались сердобольные — поменяли купюры.

Сергей начал привозить из каждой поездки кошек, котов и котят. Если взрослые кошки не приживались, а не следующий же день исчезали, то маленькие котята оставались полноправными членами коллектива. Так Сергей подобрал на рынке в Моздоке Лейлу. Маленький трёхцветный котёнок слонялся под прилавком и шатался от голода. Толстая тётка, торговавшая мандаринами, пнула его ногой. Котёнок, подволакивая заднюю правую ногу, поплёлся под другой лоток. Сергей вытащил его и стал внимательно разглядывать. Гной слепил котёнку глаза. Наверное, он ничего не видел и подумал, что пришёл его смертный час. Сергей запрыгнул в кузов грузовика и, достав из рюкзака банку сгущёнки, открыл её ножом. Вылив небольшое количество молока на пол, он ткнул котёнка мордочкой в пахучую лужицу. Котёнок заурчал и бешено стал вылизывать еду. Сергей ещё два раза подливал молока. Наевшись, его подопечный упал на бок и немедленно уснул.

— С кем это ты, Серый? — к нему обращался водитель Андрей Коробов, по кличке «Титаник».

— Да вот котёнка нашёл. Пусть в кузове едет до Грозного. Если доедет живым — назову Джокером, — ответил Сергей Титанику.

Котёнок доехал, но оказался не Джокером, а Лейлой.

— Плюньте тому в лицо, кто вам скажет, что животное о трёх цветах это кот. Коты не бывают трёхцветными. Только кошки, — говорил Сергею врач Саня Журавлёв, — вообще трёхцветная кошка в дом приносит счастье и доход. Так, что пусть живёт.

Лейла оказалась очень смышлёной и умной. Саня Журавлёв промывал ей глаза крепким чаем и вылечил вывихнутую ногу, но любила она только Сергея. Ложилась спать рядом с ним и подолгу ждала, когда он по ночам проверял посты. Спавший рядом Юрка Колесов, улыбаясь, говорил: «Наверное, это любовь. Сильное чувство, но попахивает зоофилией». Сергей только отмалчивался.

Саня Журавлёв оказался отличным парнем, а в плане профпригодности Сергей понял, что Журавлёв настоящий профессионал своего дела. Саня был готов к работе круглосуточно. Он никогда не ныл, вставал ночью по первому требованию и оказывал квалифицированную помощь. Заболел ли у кого-нибудь зуб или случился понос. Саня знал название всех препаратов и умел пользоваться всеми инструментами. А деревянные туалеты Саня проверял два раза в день. Если там было грязно — он зверел.

— Дневальный! — кричал доктор благим матом, — почему туалеты грязные? Ты, что хочешь мне тут дизентерию или желтуху развести?

И дневальный уже бежал с двумя вёдрами воды и хлоркой, проливая туалеты и насыпая столько препарата, что у посетителей клозетов текли обильные слёзы. На всех туалетах Саня написал такие объявления: «Уважаемые фараоны! Не оставляйте после себя пирамиды». А вот случаи болезни Боткина действительно были.

Однажды Олег Харитонов поймал в камышах огромного дикого хомяка. Хомяк был размером с небольшую кошку. Олег посадил его на поводок и два дня приручал. Когда хомяк перестал кувыркаться и грызть верёвку, а начал спокойно ходить рядом, Олег брал его на инженерную разведку. Местные жители открывали рты, когда видели такую картину. Омоновец, идя по дороге, преспокойно вёл на поводке огромного хомяка, который щурился и шипел. На вопросы местных жителей, Олег отвечал:

— Три года его обучали. Кучу денег истратили. Взрывчатку ищет, нюх у него лучше, чем у собаки.

Так вот этот хомяк, в конце концов, укусил Олежку, и ему пришлось уехать домой в госпиталь, где у него обнаружили желтуху.

После этого Саня Журавлёв две недели заставлял каждого сотрудника выпивать сто грамм водки ежедневно. Сержант Ванька Сапрыкин спорил с врачом:

— Николаич, я совсем не пью спиртного! В принципе не пью!

— А я приказываю выпить, как лекарство! — говорил Саня тоном, не терпящим пререканий. И дожидался, пока его приказ будет выполнен.

В обязанности Витьки Нежданова входили почти ежедневные поездки в Ханкалу. Путь начинался по Старопромысловскому шоссе, затем поворачивал на площадь «Трёх дураков». Вообще-то до войны площадь называлась Дружбы народов, и на ней находился памятник, где стояли, обнявшись — русский, чеченец и ингуш. Но во время войны памятник взорвали, а на этом месте во времена правления Масхадова проводились публичные казни. Затем дорога поворачивала на проспект Победы, площадь Ермолова, мост через Сунжу, проспект Ленина. Потом от площади Минутка шла напрямик до посёлка Ханкала. Опознавательным знаком являлся блок-пост, на котором расположился тувинский ОМОН. Все называли его япон-ОМОН. Так, как парни действительно были похожи на аборигенов островов в Японском море.

Однажды Нежданов, почёсывая затылок, зашёл в комнату, где жили Сергей и Юрка Колесов.

— Парни, скажите какую — нибудь чеченскую фамилию!

— А тебе зачем? — спросил Сергей.

— Да, я справку за неделю печатаю, — Витька озадаченно поднял брови, — в понедельник на нашем блоке двоих боевиков задержали и отправили в комендатуру. Фамилию одного я помню — Суваев. А вот второго не записали, хоть убей — не помню, как его звали-величали!

— Ну, если первый — Суваев, то второго пиши смело, как Вынимаева, — рассмеялся Юрка, — всё равно твою справку читать никто не станет.

Площадь Минутка штурмовали во время первой кампании и во время второй. Много воинов сложили здесь свои головы и с одной стороны, и с другой. Двое липецких собровцев погибли здесь осенью 95-го. Этот день вошёл в историю, как чёрный день российского СОБРа, более 40 человек не вернулись в этот день на базу. Когда смертельно ранили старшего офицера, лейтенант Безруков кинулся на помощь своему товарищу, но предательская пуля догнала и его.

Подполковник Сытников и лейтенант Безруков похоронены в родном городе на аллее Героев. Оба носили одно и то же имя — Сергей.

Ханкала представляла собой небольшой палаточный городок, где располагались штабы и воинских и милицейских подразделений.

Однажды Парамонов — психолог отряда, который носил звание майора милиции, был толст и имел ярко-рыжую бороду, сняв с себя разгрузку, и, положив в кузов автомобиля оружие, направлялся в дежурную часть Ханкалы для решения всяческих вопросов. Невдалеке, окружённый грудой чемоданов и рюкзаков, покуривал военный. На его погонах виднелась вышитая звезда генерал-майора.

— Товарищ майор, — окликнул генерал психолога, — можно вас на минутку?

Последний, не спеша, вразвалочку подошёл к генералу.

— Подчинённые мои запропастились куда-то! Не подскажешь, где воинский штаб?

— Это милицейский, товарищ генерал-майор! Воинский немного подальше, вон там, — и Парамонов показал пальцем в сторону дальнего КПП.

— Спасибо, майор! Только есть небольшое замечание: если тебя генерал кличет, то можно и пробежаться! Ты как думаешь?

— Согласен, товарищ генерал! Да только видите вон тот УАЗик? — нисколько не смутившись, продолжал Парамонов.

— Вижу, — генерал не понимал, куда клонит этот толстый весёлый майор.

— В нём, товарищ генерал, мои подчинённые! А вид бегущего майора вызывает у личного состава панику!

Парамонов отошёл довольно далеко от генерала и, обернулся. Генерал всё ещё смеялся, отвернувшись в сторону.

Ивановский ОМОН. Эти парни заслуживают отдельных слов, как раз они — своими руками внесли заметные изменения в ландшафт терского хребта. А именно много месяцев ребята носили на склон горы белые мешки с песком, пока на склоне горы не появилась огромная надпись — Голливуд, абсолютно идентичная оригиналу.

Даже вертолётчики, совершающие ежедневные полёты в этом районе, нанесли сей ориентир на лётные карты. А всяк, проезжающий мимо, обязательно в этом месте спрыгивал с подножки своей машины, доставал фотоаппарат и позировал, то, подходя ближе, то продвигаясь дальше, чтобы было отчётливо видно надпись на горе.

В этой командировке Сергей до конца понял что такое «омоновское братство». Как только на город опускалась темнота, всякие перемещения были очень даже чреваты неприятностями. Ехать по дорогам нельзя — комендантский час. Любой движущийся транспорт расстреливался. Хоть какими ракетами стреляй — красными, зелёными, хоть песни пой по рации — мол, свои, ребята. Коль приказано солдатикам товарищем прапорщиком — огонь, они это без зазрения совести и сделают. Для них товарищ прапорщик последняя инстанция, выше него только боги. А куда же деваться? — спросите вы, и будете правы. Только сворачивать в ближайшие ворота, где колючая проволока. Слава Богу, если судьба привела тебя в ОМОН. Паролем служили только два слова: Липецкий ОМОН. Ты будешь накормлен, напоен, уложен спать, а поутру разбужен, заправлен бензином и сопровождён до первого поворота. Так же липчане относились к другим отрядам, в то время так относились все друг к другу.

Но какая же неразбериха творилась вокруг. Радиостанции у военных и у МВД не соответствовали одни другим. Общались два ведомства на разных радиоволнах и не могли услышать друг друга.

А бандиты зачастую пользовались этим. Стоят, например, в поле, в километре друг от друга два подразделения: одно воинское — другое ОМОН. Боевик, по-пластунски проползает ровно посередине, достаёт карамультук и делает два выстрела в одну и другую сторону, после чего быстренько испаряется. Два соседних подразделения, порой воевали друг с другом по нескольку часов, запрашивали артиллерию и авиацию, радиостанции их были настроены на разные радиоволны.

Иногда Сергею казалось, что имели место специально спланированные диверсии. Такие бестолковые приказы сыпались на омоновцев сверху, что те только диву давались.

Моздок в то время был превращён в плацдарм. Туда в срочном порядке переводились базы продуктовые и склады вооружений, отстраивались госпиталя и воинские объекты.

Ну а ночные бабочки слетались туда со всей нашей необъятной Родины. Что тут поделаешь? Закон бизнеса — спрос порождает предложение. Чтобы снять проститутку — достаточно было обратиться к любому таксисту или придти в сквер возле вокзала. Девушки сидели на лавочках, они ходили по городу и приставали к военным.

— Ребята, сколько времени? — следовал вопрос.

— Девять ровно!

— А потрахаться не хотите? Всего триста рублей!

Девушки встречались всех национальностей и мастей. Много было замужних. Приезжали на неделю-другую подзаработать и уехать домой. Из Чечни по всяческим вопросам на денёк приезжали военные, омоновцы, собровцы — люди они были непритязательные: грязные, бородатые, весёлые и не жадные. Девушкам нравились такие.

Отмывшись и отстиравшись, парни выходили из гостиниц отдохнуть и оттопыриться. Девушки поджидали их на скамеечках напротив.

Многие из ребят посидев с девчатами в кафешке, выпив чарочку и заплатив за ночь, сладко засыпали, подложив кулак под щёку и видя сны о доме. Девушки пожимали плечами, прятали денежку в лифчик и уходили потихонечку, боясь спугнуть сладкий сон геройского парня, которому завтра, может, снова идти в бой, а может, и жить ему осталось совсем немного. Кто знает?

Однажды Сергей с Юркой Колесовым вышли из гостиницы покурить на крылечко. За полоской остриженных кустов послышалось сопение. Заглянув за куст, ребята увидели такую картину: военный, видимо «контрабас», в грязном камуфляже пытался пристроиться к женщине сомнительного вида, которая стояла раком и покачивалась из стороны в сторону, оба были пьяные в сиську. Женщина была бомжеватого вида, под глазом у неё чернел «бланш», в волосах запуталась солома. «Контрабас» попасть, куда надо никак не мог, его штормило, а аппарат был совсем не пригоден к действию, в силу всего выпитого сегодня.

Женщина обернулась и, увидев Сергея с Юркой, громко сказала своему дружку:

— Давай быстрее! Видишь, другие люди своей очереди ждут?!

Второй его корешок лежал в ближайшей луже и пускал пузыри, видимо устал сильно парень. Сергей и Юрка, поглядев друг на друга, взяли его за руки — за ноги и вытащили из лужи. Военный, приоткрыв один глаз, зло процедил: «А ну, положте на место, гады!».

— Чего — чего? А, понятно.

И омоновцы, размахнувшись, кинули его назад в вонючую жижу.

А в Чечню, тем временем, пришла золотая осень. Дни стояли погожие. По утрам солнечные зайчики весело прыгали по крышам зданий и норовили ослепить глаза часовому. Солнце уже не пекло сильно, а просто приятно грело. Хотелось подставить сначала одну щёку, потом другую под его тепло. Айва, которая росла посредине двора — созрела, и его плоды пугали по ночам постовых, глухо бухая о землю от дуновения прохладного ветерка.

За минные поля вокруг ПВД отвечал Генка Юдин — старший инженер-сапёр отряда. Роста он был высокого, черноволос, а его нос с горбинкой делал его похожим на местных жителей. Посмотришь издали — вылитый черкес. В Моздоке в небольшой придорожной гостинице жил любимчик всего гостиничного персонала — чёрный кот с белой «бабочкой» на шее по кличке «Тисса». Кот был забалован вниманием и дарами. Гена долго присматривался к нему и, в конце концов кот был похищен, посажен в мешок и увезён в Грозный.

— Плохая примета, — говорил, покачивая головой «Титаник» Юдину, — не брал бы ты его, Гена. Чёрный как сапог.

Но Гена только рукой отмахивался.

— Тогда уж назови его Сервелат. Он, наверное, кроме сервелата ничего и не ест, — хохотнул Юрка Колесов.

Ранним утром водитель «Урала» Димка Красильников прогревал автомобиль, готовясь к выезду на гору, где стоял взвод, прикрывая своих сослуживцев сверху.

Дима Красильников был прикомандирован к отряду в качестве водителя. Сам он был родом из Карелии. Сергей вспомнил, как Димка сев в первый раз за руль «Урала» со страхом посмотрел на Сергея и спросил: «А до Грозного далеко?»

— За пару часов доберёмся, только дорога херовая! Педаль газа видишь?

Дима судорожно сглотнул и кивнул.

— Дави на гашетку, отпустишь её в Грозном, скорость не сбавляй даже на поворотах. Если случится подрыв или обстрел — слушать мои команды!

По лицу Димы катились крупные капли пота. На выезде из мобильного отряда милиционер, поднимая шлагбаум, и, открывая грязную помятую тетрадь, лениво спросил:

— Куда едете? Фамилия водителя?

Букву «р» Дима не выговаривал, поэтому ответил севшим голосом: Глозный, Класильников.

А сейчас Дима крутился вокруг машины, беззвучно шевеля губами. Накануне он раздобыл где-то стальные пластины и уложил их на дно кабины, прикрыв сверху резиновым ковриком. Сергей подошёл к машине и, накинув разгрузку, стал готовиться к отъезду. Сзади его кто-то тронул за плечо. Сергей обернулся. На него, улыбаясь, смотрел Гена Юдин.

— Серёг, вчера ребята с горы по рации на нас выходили, говорят коровы да овцы растяжки посрывали. Поеду — посмотрю, — и Гена кивнул головой на целлофановый пакет, в котором брякали с десяток гранат.

— Да я не против, Ген. Только и мне надо продукты ребятам отвезти.

— Тогда бросай их в кузов, я всё в аккурат передам. А какие пожелания у них будут, расспрошу и тебе перескажу.

Сопка возвышалась рядом с ПВД. У её подножья лепились друг к другу небольшие домишки. От них вверх змейкой уходила дорога. Машина была видна как на ладони. Издалека она казалась игрушечной и бежала вверх по горе, поднимая сзади облако пыли. Сергей наблюдал за ней, приставив ладонь ко лбу, защищаясь от солнца.

Сначала из-под левого колеса Урала взметнулся вверх столб пыли. И только через несколько секунд донёсся гул взрыва. Машина немного постояла на месте, неуклюже развернулась и покатилась вниз по склону горы, хлопая открытыми дверьми и капотом, после чего тишину разорвал сухой треск автоматных очередей.

Омоновцы собрались за несколько минут. Ещё через пару минут взвод во главе с командиром отряда уже бежал к месту происшествия, рассеявшись цепью. Из близлежащей зелёнки по, вывалившимся из машины, омоновцам прицельно били из автоматического оружия. Подъём в гору давался очень трудно грузному Сане Журавлёву, но сзади его бил по пятой точке прикладом Серёга Самарин.

— Давай — давай быстрее, док! Там раненые!

— Даю, Серёга, — и Саня, закусив губу, бежал дальше.

Сергей тем временем забежал в палатку соседей. «Ребята, давайте вашу буханку, нас на горе подорвали и есть раненые». И, сев в УАЗик с водителями и ещё двумя подмосковными омоновцами, выдвинулся вверх на сопку. На одном участке горы подъём оказался очень крутым. Пришлось выскочить из машины и толкать её вверх руками, упираясь ногами в коричневую глину. Над головой, весело чирикая, свистели пули. Одна из них, звонко дзынькнув, ударилась в стойку двери автомобиля. Буханка прибыла на место почти одновременно с группой бежавшей в пешем порядке. Сергей, упав на живот, прополз несколько метров до видневшихся впереди людей. Олег Лужников, лёжа на боку, перевязывал руку Гене Юдину. На уже забинтованном коленном суставе марля намокла от рябиновой крови. Юдин был без сознания. Сергей достал из кармана ИПП и отдал Олегу. Сам же начал бить короткими очередями по зелёнке. Омоновцы небольшими группами преследовали боевиков.

Трое ребят, находившихся в кузове, были контужены. Водитель получил осколок в бок. Саня Журавлёв, погрузив раненых в буханку, помахал Сергею рукой на прощанье.

— Быстрее в «Северный»! — крикнул Сергей водителю УАЗика. Водитель понимающе кивнул и нажал педаль газа.

Вечером Саня Журавлёв достал учебник по хирургии и, проштудировав его, сказал Сергею: «Всё я сделал правильно, Серёга. Генка осколок получил в коленный сустав. Если попадёт на операционный стол сразу же, ногу удастся сохранить. А у Димки, я думаю, дела посерьёзнее. У него проникающее в печень. Насколько серьёзно — не знаю…».

Но на деле оказалось всё наоборот. У Димки Красильникова ранение оказалось пустяковым, а Гена Юдин был направлен вертушкой сначала в Моздок, потом во Владикавказ. На операционный стол он попал через 12 часов. Речь на тот момент стояла о сохранении жизни, на ногу внимания не обратили — отняли её чуть выше колена…

Сергей проснулся от громкого звука. Водители во всей колонне синхронно нажали на сигнал. Караван выехал из Чеченской Республики и держал курс на Моздок, до которого осталось ехать около 20 минут. Сзади остался крайний блок-пост на чеченской земле. А впереди лежали уже родные осетинские просторы.