"Дороги Нестора Махно" - читать интересную книгу автораПредисловиеПосле того, как 16 декабря 1937 г. в г. Краснодаре арестованный глубокой ночью работниками ГПУ мой отец, Белаш Виктор Федорович[1], бесследно исчез и в доме забрали все представляющее какую-то ценность: письма, рукописи, книги, вплоть до вилок, мы (мать, брат и я), оставшись без средств к существованию, вынуждены были переехать на место жительства к бабушке в с. Гуляйполе[2] Запорожской области. Так в семилетнем возрасте я попал в центр некогда своенравного района, где прошли мое детство и юность. Я считался сыном «врага народа»и соответственно рос «неполноценным»гражданином своей Родины. Судьба отца, происходившие вокруг события, когда вчерашних вождей под всеобщее ликование казнили от имени народа, воспитали во мне аллергию к несправедливости. Жил я среди людей, которые были свидетелями или участниками революционного прошлого Гуляйполя. Наслушавшись о махновщине под разными углами толкования и понимания, из бесхитростных уст очевидцев и участников, я не мог не вынести своего впечатления и мнения о происходившем здесь в 1917 – 1921 гг. Тем более, отец был участником повстанческого движения и написал три рукописи «Махновщина». Одну –– когда больше двух лет находился в камере смертников харьковской тюрьмы, вторую –– в 1928 г., отрывок которой публиковался в органе Истпарта Украины («Летопись революции», 1928, № 3) и третью –– в 1930 г., принятую к печати издательством «Пролетарий»(г. Харьков), но не вышедшую в свет. Все рукописи, заметки, дневники были конфискованы при аресте и пропали. Изучение махновщины, поиски рукописей отца в архивах привели меня к официальным документам, которые проливают свет на события того времени. В архиве обнаружилось 393 машинописных страницы второй рукописи. Начиналась она с 206 страницы, но опубликованный в журнале отрывок восполнял отсутствующее начало. Я считал необходимым восстановить рукопись и подкрепить ее доступным для меня материалом. Смириться с оценками событий гражданской войны на Левобережье Украины, дабы не потревожить установившегося представления, созданного самозванными «любимцами народа»о повстанческом движении, пройти равнодушно мимо лжи, много раз повторенной и которая уже зазвучала как правда, я не мог. Вышедшую за рубежом литературу, опубликованную бывшими участниками махновского движения (Н. Махно[3], П. Аршинов[4] и др.), считают тенденциозной. Но не менее тенденциозна литература, написанная Д. Лебедем[5], Я. Яковлевым (Эпштейном)[6], Р. Эйдеманом[7], Б. Васильевым[8], М. Равич-Черкасским[9] в 1920–21 гг., когда Красной Армии давалось указание истребить махновщину физически, а всему партийному аппарату — дискредитировать её идейно. В более поздних работах цель преследовалась та же. Как мог иначе писать, например, Исаак Теппер[10] (Гордеев)[11], бывший идеолог анархизма в махновщине, а затем попав в ЧК, вдруг стал разоблачать то, что вчера проповедовал? Эти люди не историю писали, а проводили идеологическую «научно обоснованную»обработку масс с целью компрометации махновского анархо-коммунизма. Почти все они находились в руководстве компартии и, естественно, продолжали борьбу, порой в своих доказательствах, мягко говоря, доходя до неприличия. В советской историографии их книги поныне считаются наиболее достоверными, но и они стали библиографической редкостью. В последующие годы, вплоть до 1966 г., ни единой специальной статьи о махновщине не публиковалось. Историография гражданской войны на Украине очень бедна и в основном зиждется на тенденциозных, односторонних воспоминаниях. Из опубликованных фрагментарных изложений невозможно составить цельного и чёткого представления о движении 1917–1921 гг., вошедшим в историю под названием «Махновщина». Воссоздать картину прошлого можно только объединив и систематизировав имеющийся отрывочный материал. В основе настоящей работы лежит часть второй рукописи отца, о которой сообщалось, что «Полностью воспоминания В. Белаша будут напечатаны отдельной книгой[12]»(Там, где повествуется от первого лица, материал, безусловно, взят из этой рукописи). Писалась рукопись по свежим воспоминаниям с привлечением широкого круга участников событий, работников издательства «Пролетарий». По этому можно судить, что написана она была правдиво, однако свет ей увидеть не довелось. Наступил период культа личности. Действительность отражают документы. В архивах их целые залежи, но ко многим доступа пока еще нет. В оценке происходившего, деятельности подлинных лиц я исходил из официальных материалов того времени: боевых оперативных приказов, партийных документов, докладов, газет, телеграмм, разговоров по прямому проводу, высказываний и воспоминаний политических и военных руководителей, принимавших непосредственное участие в событиях, и прочее. Многое в махновщине привычно спорно или отрицается вообще. Настоящая работа так насыщена официальным материалом, опровергающим установившееся представление о событиях тех лет. Поэтому все, что происходило на Левобережье Украины в 1917–1921 гг. не было навеяно западным влиянием — это была славянская действительность. Мало изученная тема анархо-махновщины пока еще ждет своего «нетенденциозного»исследователя. Советские историки долгое время умышленно умалчивали о деятельности Троцкого[13] на посту председателя Военно-Революционного Совета Республики. Многое по этому поводу можно и нужно сказать. Очевидно нашу науку до недавних пор вполне устраивало существующее извращенное положение дел в истории. Но разве нормально и сегодня торговать фактами в истории? Разве нормально, когда для сохранения репутации десятка бывших партийных функционеров охаивают сотни тысяч невинных людей, фальсифицируя историю? Я полагаю, что подобный подход к освещению исторических событий не только объективно неверен, но и психологически, по своим последствиям, вреден. Это не забытое прошлое, это наша история. И если соавтор внес в ее освещение крупицу ясности, то будет считать, что не даром прошли годы кропотливого труда, связанного с восстановлением исторической правды. |
||
|