"Кавказ в воде" - читать интересную книгу автора (Ефремов Андрей Николаевич)Вошь обыкновеннаяОдин священник как-то сказал, что у человека на одном плече сидит ангел, а на другом бес. И чем бы человек ни занимался, в оба уха они одновременно постоянно что-нибудь да талдычат. В одно: «Давай-давай, дело нужное, полезное, действуй!», в другое: «А на хрена тебе это нужно, завязывай, тебе что, заняться больше нечем?». Вот и автор, бедолага, тоже разрывается, кропает что-то непонятное, в надежде, что Читатель поймет, о чём идёт речь. В оба уха одновременно: «Кропай, пиши!.. Не пиши!..» А сейчас — о серьёзном. В этой главе речь пойдёт о вредных существах. Ведь как бывает: с виду водичка вроде чистая, прозрачная как слеза невинного дитяти, а взболтнёшь, со дна муть подымается, а сколько там вредных существ — ужас! В связи с этим вспомнился один случай, как я по осени в тайге заблудился. Вышел вечером в лес буквально на пару часов, дичи настрелять, да и увлёкся: как-то стемнело быстро: ни звёзд, ни луны не видно, тьма кромешная. Как позже выяснилось, одну и ту же речку раз десять вброд переходил, в итоге постепенно на холмы вышел: то вверх, то вниз — непонятно. На высотах уже абсолютно никаких речек нет, жажда истомила, во рту сухо, а из луж пить грязную воду по-спецназовски — ну никакого желания не имеется. Развёл костёр, благо нашёл в нарукавном кармашке несколько спичек, заночевал, а с рассветом на тропинке нашёл пивную банку, заглянул внутрь — там водичка. Вода на вид чистейшая: прозрачная, дождевая. Обрадовался, поднял, вода и взболтнулась. Так мне чуть дурно не стало: столько мути со дна поднялось! Вот так и терпел долгих двадцать часов, пока в пригородный посёлок не вышел. Нет, не напрасно написаны первые главы: вроде всё понятно, ясно, а как ковырнёшь так ничего и непонятно, туманно: мутное это дело — война. Кто кого защищает, кто с кем воюет, кто со всего этого что имеет, кто кого имеет? Чтобы полностью раскрыть суть дальнейшего повествования, начну издалека — с холодной зимы 1986-го года. К тому времени Рома Дилань лет семь носил высокое звание сержант милиции и был простым помощником оперативного дежурного по горотделу. С тех пор побывал в разных службах, но такой вреднейшей и более нервной работы нигде более не встречал. За дежурную смену потребно везде поспеть, успеть и разобраться. При срочной необходимости собрать в одну организованную кучу опергруппу, заехать за следователем прокуратуры или судмедэкспертом, по пути разобраться с несколькими семейными скандалами, привезти группу на место, помочь ребятам, своим друзьям, которые, кстати, тоже разрываются, составить различные протоколы, между делом съездить за криминалистом, по дороге принять вызовы и, получив удар доской по спине, задержать пару-тройку кухонных бандитов, вернуться на место, выловить из ванны взмыленного и уже успевшего разбухнуть утопленника или вытащить из петли пахнущего висельника. По дороге в морг принять вызов и задержать насильника. Вернувшись в отдел, помочь выяснить отношения между задержанными и пострадавшими. Внимательно выслушать оскорбления всех сторон в свой адрес. Обстоятельно разобраться в порядке живой очереди с людьми доставленными патрульными. Составить протокол, взять объяснения. Получив список вызовов вновь съездить по адресам, так сказать, «обслужить». За неимением времени на сбор опергруппы, быстро, совместно с милиционером-водителем, разобраться с «горячими» преступлениями. Повторно получив удар, в лучшем случае ящиком, в худшем — по голове, привезти задержанных и пострадавших в отдел. Ещё раз, более внимательно, согласно Закону о милиции стойко проявив вежливое и внимательное отношение к гражданам, выслушать оскорбления в свой адрес всех конфликтующих сторон, самое мягкое из которых — «вошь обыкновенная». Оформить необходимые документы, разобраться с людьми, доставленными ничего не объясняющими сыщиками. Вновь сколотить опергруппу и выехать по списку по местам очередных преступлений. После чего… с различными вариациями предыдущее описание произведенной работы можно несколько раз и повторить, но это не суть важно. Важно то, что служба, как видно, очень нервная, требующая полной физической и моральной выкладки. Однажды, зимой 1986-го, на глазах у Ромы, в течение буквально двух-трёх минут, зараз гибнет шестнадцать человек. Та ночь выдалась сумасшедшей. Не вдаваясь в подробности, к тому же до сих пор это дело покрыто серой канцелярской мглой и мраком, хотя и грифа «секретно» на нём нет, скажу: на второй день парень зачесался. Чесалось всё тело, от пяток до шеи. Чесалось круглые сутки. Чесалось и на работе и дома, чесалось круглосуточно. Чесалось трое суток. Эта чесотня вконец его и измотала: не мог нормально ни спать, ни есть, ни работать. Его молодая жена — Евдокия Тарасовна, стала посматривать на мужа, так как он тоже был в то время молодым и красивым, с великим подозрением. У Романчика же, в свою очередь, возникли подозрения в отношении супруги, отчего чесотня ещё больше усилилась. Но трезво проанализировав ситуёвину, пришёл к выводу, что во всём виноваты злачные места, которые вольно или невольно посещал во время опасной и трудной службы: везде же приходилось бывать. На четвёртые сутки, вконец измочаленный, добровольно сдался в санчасть. Это, наверное, как зубная боль: терпит человек, терпит до последнего, и, в конце концов, решается. Пройдя по конвейеру всех специалистов-медиков, один из которых со словами: «Догулялся, милок!», — всё-таки, после осмотра тела, догадался отправить его душу к психиатру. Рома — парень дисциплинированный, отсидев часок-другой в унылой и понурой очереди больных и немощных сотрудников, заходит к лекарю душ, вечно чем-то занятый психиатр, в свою очередь, выслушав жалобы и стоны души, но уже не с утверждением, а с вопросом: «Догулялся, Дилань?» — пытается отфутболить измученное бренное тело обратно, к предыдущему эскулапу. Тут уж даже чесотка возмутилась. В итоге, выудив все подробности последних напряжённых рабочих дней, сопоставив гибель людей, специалист уверенно ставит диагноз — «реактивное состояние» и, извиняюсь за повтор слова, ставит таинственный укол, прошу прощения, в известное место. До дома его доставил на своей служебной машине вовремя подвернувшийся под руку Джават Исмаилов — участковый уполномоченный. На общественном транспорте, как его предупредили врачи, после такого укола попросту бы не доехал. Последнее что Рома запомнил — это как он открыл дверь и с помощью любезного Джавата переступил порог своей квартиры. Дальше попросту выключился — сработало лекарство. Даже чайку Джавату не предложил. Наутро проснулся огурчиком, будто заново родился: бодрый, свежий и без каких-либо подозрительных, изводивших его, симптомов. В семье воцарились мир, согласие, любовь и полное взаимопонимание. Оказывается, реактивное состояние — есть реакция организма на шоковое психическое воздействие, в его случае выразившееся в мягкой, безобидной форме, но наложившее на всю жизнь неизгладимый отпечаток в его характере. Надеюсь, не утомил Читателя длинным вступлением к этой главе, но это, считаю, весьма важно для дальнейшего понимания сущности изложения, в котором «реактивное состояние» играет не последнюю роль. Так получилось, что в эту служебно-боевую командировку, лейтенант милиции Рома Дилань в составе сводного отряда милиции попал на одну из заснеженных вершин Кавказа, в место, где облака стелются по самой земле, а горизонт закрывают ещё более могучие горы, величественно возвышающиеся над облаками — прекрасные творения Божии. А если посмотреть вниз, то бурливые горные реки, стремительно текущие по ущелью, представляются узенькими ленточками — благодать. И чувствует себя человек, стоящий хоть на вершине, хоть у подножия такой скалы малюсенькой песчинкой в этом огромном мире. Если же переместить взгляд себе под ноги — грязь и слякоть. Другие красивые описания и слова об ущельях, дорогах и тропах, которыми могут воспользоваться банды с целью завладения этой самой стратегически важной высотой или обойти её, мы опустим, так как, судя по названию рассказа, это к данному повествованию никак не относится. Разве что отмечу особо: покуда солнышко светит, оно всегда будет в чём-нибудь весело отражаться. Кроме других задач у отряда была ещё одна — осуществлять помощь российской армии в охране этой самой вершины и проходящей по ущелью высоковольтной линии электропередачи от покушений вредных сепаратистов и бандформирований. Про высоковольтную линию автор как-то услышал подтверждение от командиров группировки, что одной из задач многочисленного армейского подразделения и есть охрана этой самой линии. Позволю себе немного поразмышлять на эту тему. Линия, само-собой, по генеральному плану под названием «плюс электрификация всей страны» проходит из России через несколько кавказских республик. На сколько километров она тянется — о том неведомо. Напряжение в проводах — тысячи вольт. Правительство решает: именно на этом участке электропередачи необходимо поставить надёжную и мощную войсковую группировку, с целью недопущения кражи электроэнергии как местным населением, так и бандформированиями. Министерство Обороны (есть, так точно!) спущенную сверху указку одобряет, и действует согласно щедро профинансированному за счёт налогоплательщиков плану. Финансы, как это обычно бывает, тут же растворяются в мутной среде, чёткий план при этом уверенно удерживается на поверхности, что называется — плавает. Местному населению воровать электричество ни к чему — и так халява: Россия за всё уплатит, не обеднеет, а вот бандам — это удар ниже пояса! Как же: все сознательные родичи, как и всё передовое человечество от бандитов отвернулись, к себе домой не пускают, а кушать то хочется! Костры разжигать нельзя: армия ночью увидит огонь, днём дым, и всё, пиши — пропало, конец святой освободительной борьбе: джихад захлебнётся, газават задохнётся! А ведь джихад — это вершина Ислама! Выход один — цепляться к линии электропередачи: подтаскиваешь на трофейном бронетранспортере или на худой конец соседском тракторе понижающий трансформатор к опоре, подключаешься, и кипятишь себе чаёк или варишь супчик. А то и новости по телевизору посмотреть можно, посмеяться над очередным бодреньким репортажем о «заключительной стадии контртеррористической операции». А не тут-то было: линия то охраняется! И причём охраняется как раз в том самом нужном для подключения месте, где войска стоят — вот ведь невезуха! Думаю, бандгруппы вряд ли планируют подрыв линии электропередач или нефтеперерабатывающих заводов на территории Чеченской Республики — это ведь равносильно тому, что сук рубить на котором сидишь: они же с этого немалые деньги имеют. Другой, более правдоподобный вариант — родичи от бандитов, несмотря на энергичные призывы всего передового человечества, всё-таки не отвернулись. Отчаянные члены бандформирования, рискуя жизнью и здоровьем, пройдя через несколько труднопроходимых и опасных горных перевалов, после удачно проведённой операции по ликвидации пары-тройки опор, с целью замести следы, проходят ещё несколько перевалов, и прибывают отдохнуть и набраться сил к дальним родственникам в глухой аул: — Уассалям Уалейкюме, уважаемые! — вытирая обильный пот со лба приветствует командир хозяев дома, и, вытерев руку об штанину, при этом не забывая изобразить усталые героические интонации в голосе, ставит их перед фактом, — Мы у вас тут отдохнём малость, а завтра, с утра пораньше, если на то будет воля Аллаха, нам еще предстоит перейти несколько опасных и трудных горных перевалов, с целью замести следы от преследующего нас по пятам противника. Шутки шутками, но полевые командиры на самом деле часто не дают возможности своим усталым, изголодавшимся, обмороженным муджахидам наесться, погреться и подремать в пути, — это жизненно важный момент для отряда. Они заставляют их продолжать движение, чтобы не дать возможности спецслужбам обнаружить, окружить и ликвидировать их. Всё семейство согласно закону гор и вековым традициям начинают слаженно проявлять знаки гостеприимства: — Уалейкюме Уассалям! — это папа. — Давненько мы вас не видели! — это сыновья, мирные жители, все как на подбор бородатые и по последней моде с заправленными в носки штанинами[4], - может, водички испить желаете? — Что-то вы уставшие нынче какие-то, мешки под глазами, — это уже все хором сокрушаются: всё таки разглядели лица гостей при свете робко пробивающегося в оконце зарождающегося месяца, — сами, панимаещь, на себя не похожи, заходите, сейчас постелим, отдохнёте… — Но сами в себе при этом вспоминают пословицу «гость воды не просит — значит, не голоден…» Уставшие гости впадают в ступор, сил только и хватает на то чтобы вымолвить: — А кющять, панимаещь? Мы такую ответственную операцию провели, устали. — А свэта нэту, дарагой, ничего не видно, где мука, где баращек — непонятно! Свэт совсем ушёл, панимаещь, — это древний полуслепой дедушка, в зелёной тюбетейке на седой голове и с клюкой в морщинистых руках, с лавочки слово вставил, — вот только с утра про вас вспоминали, мамой клянусь! Из женской половины раздаётся: — Да, да, правильно сынок говорит, утром как встали так первым делом вспоминать начали! Бабушкой Бэллой клянусь… — …Кто там, внучка, — с астматическим придыханием скрипит всеми уважаемая бабушка Бэлла, — никак сам Печорин приехал? Сокрушённо всплеснув руками, гостеприимные домочадцы дружно подымают гомон: — В город за свечками-спичками съездить не можем! — Аккумулятор-мулятор зарядить нечем, панимаещь! — На телевизор только смотрим, совсем не включаем: не показывает! А хоть бы и показывал, что там смотреть то? Что ни фильм так чуть ли не каждый эпизод цензурой закрывается, а шариатские казни смотреть — уже не интересно, приелось. — Даже не знаем, к чему там передовое человечество призывает, панимаещь… — Погода совсем непонятная какая-то… — А как там у вас?.. — Как здоровье тётушки Фатимы?.. — А правду говорят что в соседнем ауле дождя не было? Всё-таки хозяева обращают внимание на то, что гости не то, что ответить, от усталости даже на ногах толком стоять не могут: — Нет, нет, мы вас просто так не отпустим, укладывайтесь-ка спать… Количественный состав сводного отряда милиции и на этот раз стандартный — двадцать пять крепких лбов. Из них человека четыре-пять — командир с замами. Все ребятки свойские, знающие своё дело, притёртые. В том числе и командиры. Но вот Кеша Топорков… Кеша Топорков был вполне нормальным парнем, в том понимании, которое вкладывают в это определение простые менты. До тех пор, пока его не назначили начальником штаба сводного отряда. Этот высокий титул маленького человечка и сломил его неокрепшую, толком ещё не повзрослевшую душу, но зато укрепил, и довольно твёрдо, мысль о своей исключительности в этом огромном мире, несмотря на обладание мощной инерцией мышления. Следует отметить, что в воинских коллективах, а тем более в периоды боевых действий, враждебные чувства в коллективе проявляются не реже, чем дружеские — это не секрет. Малейшие человеческие недостатки в характере, слабости, выпячиваются здесь самым невероятным образом: все же на виду, и никуда от этого не деться. Как бы это не скрывалось, но главную роль в проявлении всего негативного либо позитивного в характере человека является страх смерти. Именно это затаенное и глубинное чувство тревоги делает человека человеком. Человек начинает жить подлинной жизнью, становится самим собой. Маска, которую человек носил в мирное время, в зоне боевых действий размывается полностью: коллективу сразу становятся видны как недостатки, так и достоинства каждого. В человеке, хорошо знавшем до первой командировки на войну, можно открыть много нового, ранее неизвестного, причём открыть в нём можно кучу как положительных качеств, так и негативных, нередко и пародийных, уродливых. При всём желании своё внутренне «я» некуда спрятать: все же на виду, как на ладони. Если в мирное время человек был неприметным трусишкой, на войне он становится откровенным трусом, если был смелым, то становится героем. Если был сволочным, то и будет сволочь. В своё время к Топоркову приклеилось прозвище «перидромофилист» — это не ругательство, так называют людей, коллекционирующих железнодорожные билеты. Ну, к примеру, как филателист — собиратель марок. Билетов у него накопилось аж девять штук, ибо передвигаться на оленях и летать на самолётах часто приходится, а вот на поездах — экзотика: железка до некоторых мест на севере толком ещё не дошла. Причём один билет был с его фамилией, чем он очень гордился, другие ему отдавали знакомые ребята, в разное время вернувшиеся с отпусков. Коллекционер — это болезнь. Эту болезнь Костя подхватил будучи в отпуске, двигаясь на поезде из Москвы в Орёл и обратно — понравилось невероятно: перестук колёс, покачивание вагона, быстро меняющиеся пейзажи в окне, натюрморты на откидном столе, дивными вечерами приятное общение со славными попутчиками — романтика… Правда один билет у него спёрли вместе с деньгами на обратном пути, поэтому и сохранился только один. Билеты, выезжающим в отпуск парням, Топорков имел привычку заказывать заранее, и сильно обижался если кто-нибудь забывал о «заказе», и где-нибудь в аэропорту за ненадобностью свои железнодорожные билеты попросту выбрасывал. Представьте — ждёт заядлый перидромофилист эти самые бумажки три месяца, а то и больше, от нетерпения места себе не находит, человек возвращается, а проездных билетов нет! Костя начинает грязно ругаться: вот, ты, мол, такой-сякой «нехороший человек»!.. Кому ж приятно такое выслушивать? Так Топорков и стал «перидромофилистом». Возможно и по этой причине всех друзей растерял. Реактивное состояние от назначения на должность начштаба отряда не заставило себя долго ждать. Наверняка многие знают таких людей, — вроде бы из себя ничего и не представляют, не особо и значимые, но как только к их имени с фамилией пристёгивается слово «зам» или, не дай Бог — «нач», так сразу же меняется не только характер, но, кажется, даже и внешность. Сам того не замечая Топорков превратился в важный мыльный пузырь, готовый вот-вот лопнуть от ощущения своей значимости в деле спасения мира, сформированного на основе его потрясающе дремучего невежества. Причём своё невежество искусно прикрывал нездоровым всезнайством, при любом удобном случае готовым его продемонстрировать, и даже иной раз называл сам себя не иначе как «очень влиятельной фигурой в определённых кругах». Внимательно следил за успехами своих коллег, с тем, чтобы чужие заслуги моментально приписать себе — о чём незамедлительно докладывал начальству. Также в корне изменилась и разговорная речь: словарный запас стал богаче, заковыристей, как-то бюрократически цветастее. Фразы обрели форму лозунгов, каждое слово имеет некую подоплеку. Если нечего сказать, то и молчал как-то многозначительно. И откуда что берётся? Картину портит и то, что человек имеет только власть, а вот авторитета, или на худой конец уважения коллектива — никакого. Следует отметить, что должность даётся человеку только на срок командировки, по возвращении домой он остается в той же должности, в которой пребывал до того. То есть никаких привилегий по месту основной службы это не даёт, но память у ребят долгая, крепкая. Некоторые этого не понимают. Но и Топорков — не есть главное в представленном опусе, просто будем данный факт иметь в виду. Тем более что мыльные пузыри, как показывает практика, имеют свойство рано или поздно шумно лопаться. Так оно собственно и случилось, поэтому, думаю, дальше раскрывать образ Топоркова не стоит, пусть сам по себе существует — для связки глав. — Да, братцы, во всякой заднице, таки, бывал, но чтобы в такой… — Роман Григорьевич среди ночи проснулся в насквозь прогнившей десятиместной солдатской палатке сапёров, куда его поселили гостеприимные командиры войсковой группировки вместе с Владиславом Сылларовым, тоже бойцом отряда, — мужики, да что вы так печку то раскочегарили? Ну, невозможно ведь, моченьки нету терпеть! Во тьме, врытой в землю палатки, тут же раздался разгневанный голос кого-то из «дедушек»: — Эй, на фишке! На общих, сколоченных из необструганных досок, нарах, возникло шевеление проснувшихся, с «улицы» донёсся чёткий отзыв постового-дневального: — Ийя! — Мы тут потеем, а ты там, понимаешь, прохлаждаешься!? — Никак нет, товарищ сержант! — голос бодрый, но в то же время недоумённо-обиженный. — Ну, п`ям, как в бане, ёпти… — это Влад зашевелился, закурил. — Дверь приоткрой, пусть проветрится, — сержант тоже закурил, — и прекращай так топить, людям же жарко, твою маму! — дело в том, что в обязанности постового входит также и подкормка буржуйки дровишками, — если у кого есть желание поворчать со своей задницей, давайте на улицу шуруйте! — Серёга, — тормозит сержанта Роман, — не ругайся… — Нехрен расслабляться! Послышался хруст снега под сапогами солдата, палатку разрезал клин звёздного неба — это дневальный откинул в сторону полог палатки: — Так пойдёт? — посвежело. — Фу-у, благода-ать, — облегчённо вздохнул Рома, — спасибо, Костя! — Да чего уж там, Григорьич. — ответил постовой. — Минуты через две прикроешь! — лениво бросил Сергей, — поал? — Ийесть, товарищ сержант! У тех, кто проснулся сон сразу не идёт, некоторое время нужно и лясы поточить: — И что вы так топите? — Жар костей не ломит! — Надо же оптимальную тэмпературу поддерживать, тыкскызыть, приемлемую. — Ну, п`ям как в па`илке, ёпти, — повторил Владик, — ни поспать, ни отдохнуть по-человечьи. — В итоге нервы расшатываются, — вставил Рома, — психика, таки, страдает. Из сумрака вылетают не раз битые фразы: — А что, за ночь пропотел, утречком полотенчишком обтёрся, и — чистенький! — Тоже вегно, ёпти. У артиллеристов долбанула самоходка. Слышно как крупнокалиберный снаряд со специфическим звуком штопором буравит небеса, и через минуту-другую эхо доносит с гор долгое эхо разрыва. — Это называется точечный удар, — произносит кто-то во тьме, — минут через десять ещё будет. — Ладно, мужики, давайте спать. — Только сон приблизит нас к увольнению в запас… Рано утром, утершись ветхими полотенцами и придав с помощью артиллерийской ветоши донельзя стоптанной обуви подобие чистоты, личный состав группировки вышел на построение. В это время демократичные менты с молодыми армейскими «дедушками» только-только начинают просыпаться, потягиваться, наиболее смелые, в смысле — не боящиеся холода, идут на узкую: в два прыжка перепрыгнуть можно, но очень бурную горную речку сполоснуть кончики пальцев в ледяной воде. Рома между делом мужественно стирает в речке с обледеневшими бережками свои трусы с тельняшкой и, изрядно посвежевший, вывешивает на палаточных растяжках для просушки. — До завтра высохнут, — дышит в застывшие ладони Роман. На лице его светится полное удовлетворение от проделанной полезной работы. В самой палатке тоже происходит шевеление — уборка-приборка-печка-чайник. — Оп`с! — К Владу подошёл тот самый сержант Сергей, кончиками чистых пальцев снял с лацкана его куртки нечто микроскопическое, — Бэтр! — Что за «бэтыг»? — Недоумевает Владик. — Вошь. — Да ну нах`ен! — Влад не желает верить живому факту. — Смотри. — А почему «бэтыг», Сегёга? — Спрашивает Влад, разглядев на ладони у срочника микроскопическую животину, и убеждается что это не шутка, — в`оде не было у меня никогда. — Это, Владик, вошь шовная обыкновенная, — со знанием дела объясняет, вероятно съевший в этом деле уже не одну собаку, сержант, — восемь ножек у неё как у БТРа и живёт во швах одежды. Кстати, собаки в отряде были, аж две злющие штуки. Бойцы их привезли из Дагестана. Через неделю кавказские овчарки пропали без вести и без шума, поиски опытных оперативников ни к чему не привели. Ни следа! Особо проявляли старание в поисках разведчики из ДШР. В итоге все знакомые солдаты дружно сошлись во мнении, что здесь явно просматривается пресловутый чеченский след. В отряде закипели страсти, появился лишний повод для мести. — Ух ты-ы, — восхищается Влад, — вошь! Кто-то из солдатиков заносит в палатку котелки с ещё тёпленькой, водянистой, но весьма, надо признать, питательной и полезной гречневой кашей: — Кушать подано! — поставив посуду прямо на нары и вытерев руки об куртку, воин проявляет живейший интерес, — что, господа, вошь нашли? — При этом особо чистоплотные и те, кто только что проснулся, начинают аккуратно сворачивать свои постельные принадлежности: замусоленные спальные мешки и плащ-палатки, подальше, к изголовью. Матрасы… матрасов с простынями нет и не было, — в печку бросьте насекомое, нах, так оно размножаться не сможет. — Ох, и вредная же эта тварь… — Кто мою ложку слямзил!? — …В местных условиях плодится в неимоверных количествах. — Потрясающе! — Чайник готов? — Все жизненные соки у нормального человека выпивает. — Обалдеть! — Хлеба нарежь, нах. — А где мясо? Рома, кажется, всё-таки не выспался, потому как, судя по интонациям, весьма раздражён: — Повторяю таки вопрос: кто слямзил мою ложку!? — брезгливый, однако, человек этот Рома: никак чужой ложкой лопать не может. Оно и понятно: мытьё ложек чаще всего сводится к тщательному облизыванию. Но Ромины мелкобуржуазные вопросы никого не волнуют: — А мясо — в чеченском Смольном[5], нах. — Ну ладно, — бурчит Рома, накидывая на себя куртку, — схожу, тушенку принесу. Эту фразу, которую Рома произнес весьма тихо, все почему-то расслышали чётко: — Тги банки! — Ну нах, больше тащи!.. Пустая гречневая каша хоть и необычайно полезна, но насытиться ею — ну никакой возможности, а каждый день, да через день этот деликатес попросту вызывает отвращение и стойкую неприязнь, многие бойцы её просто выкидывали. Страшно представить — а если бы каждый день чёрной икрой кормили? Кстати, эта мысль совершенно недалека от истины, рассказывали: в одной из центральных группировок на складах находилось неимоверное количество консервов «язык говяжий», так со временем на этот вкуснейший деликатес никто спокойно и без содрогания смотреть не мог, не то, что кушать. А многие отряды снабжали так называемой «красной рыбой» — «килька в томатном соусе», по возвращении домой бойцы устраивали натуральные, довольно шумные скандалы своим жёнам, неосторожно купившим эту «рыбу» на ужин. Удивительно, но если солдатам срочной службы в малых количествах попадались подобные славные продукты, никто от них нос не воротил: неприхотливый, однако, народец, крепкий. Правда, странно — со временем, все без исключения, неважно что откушивавшие бойцы, начинали страдать различными заболеваниями желудка, печени, поджелудочной железы. — О, Рома, привет! — свидетельствует свое почтение всегда улыбчивый Ваня Буцак стоящий на сутках у отрядной вещевой палатки, — как жизня? — Пучком, — отвечает Роман, уже войдя на склад, — тушенку взять надо, жрать таки хоца. Тут у нас ложки в запасе есть? — Вон в том ящике. Рома парень запасливый, решил взять две штуки. — Сколько берёшь? — на складе нарисовался Топорков собственной персоной, тоже набирает. Решил напомнить о лимите, — на рыло по одной банке! А то, смотрю, ни одной сгущёнки не осталось… — На твоё рыло и одной хватит, а мы уж как-нибудь с солдатами, — распихивая разные консервы по карманам, отвечает Роман. — Ты как разговариваешь… — …С подпоруч`чиком! — Рому от раздражения и хронического недосыпа начинает пробирать нервный мандраж: бывает такое: изначально Костя вызвал у Ромика неприязненные чувства. «Неправильный» человек этот Топорков, что тут поделаешь, ну везде свой нос засунет. Вероятно, из подобных людей и получаются «неправильные» генералы. — Ах, ты козёл! — Вошь обыкновенная! — последующие малопонятные фразы можно и не приводить: на этом разговорный литературный материал в данном диалоге закончился. Если бы не физическое вмешательство малорослого, но шустрого Вани, втиснувшегося между ними, два российских милиционера нанесли бы друг другу, как минимум, лёгкие телесные повреждения, вследствие чего какой-нибудь ответственный участок борьбы с экстремизмом был бы на некоторое время оголён. Выходя из палатки Рома краем уха услышал: — Вань, а куда пряники то спрятали?.. Как ни странно, многим в отряде Костя Топорков был как-то абсолютно по барабану, тем не менее, все бойцы слаженно «сочувствовали» Роме, когда разговор заходил «об этом козле». Похоже, пора бы дать описание ленского милиционера Вани Буцака: несколько оживить скрывшегося за сухими строчками героя. Да и в первой книге этот колоритный персонаж вроде мелькал — это точно: гранатами всё раскидывался. Но предоставить читателю его литературный портрет — этот важный момент был упущен. Итак — Ваня Буцак: отличный парень, весёлый, хороший товарищ, смел, находчив, возраст - 26 лет, звание — старшина, вес — 69 кг., рост 160,5 см., заядлый рыбак, когда-то был холост. Детали чисто славянского лица можно и не описывать: просто — Ваня. Разве что — когда улыбается, на левой щеке образуется наивная детская ямочка, особо падки на неё бывают наивные девушки высокого роста, чем он успешно и пользуется. В своё время, когда Ваня поступал на службу в милицию, при прохождении медкомиссии ВВК, при измерении роста незаметно встал на цыпочки, — таким образом и приподнял себе нижнюю планку границы отсева по росту. Есть при ВВК и Центр психофизиологической диагностики, где кандидаты на службу проходят различные тесты: отвечают на сотни вопросов, рисуют ёлочки, квадратики, кругляшки, треугольники. По результатам рисунков определяется интеллектуальный уровень: «слабый» или «сильный». Ваня оказался «сильным». Сильным во всех отношениях. Психотест проводила молоденькая девушка, только что окончившая институт. И когда Ваня со своей бесподобной улыбкой сдал ей свои заполненные бумажки («ах, какие у вас, девушка, красивые глаза»), она сразу и обратила внимание на эту пикантную особенность его лица: как правило, молодые люди чаще обращали внимание на её ноги, а тут — глаза… Доктор даже несколько засмущалась, и для того чтобы скрыть своё замешательство, спросила первое что ей взбрело в голову: — Чем отличается круг от шара? Это один из стандартных вопросов всех психиатров. Обычно в ответ наиболее подкованные «подопытные» начинают изображать круги и шары жестами рук и, в лучшем случае, поясняют словами: «круг — он вот такой, плоский, а шар — он вот такой, объёмный». Различия в ответах бывают, конечно, но выражаются они, как правило, в интонациях и в размахе рук. Ваня же не стал прибегать к помощи языка полуглухонемых, а чётко и внятно ответил: — Круг есть проекция шара на плоскость при прямоугольном проецировании, — и при этом не то что мизинцем, бровью не шевельнул. Специалист от неожиданности даже выронила авторучку на пол, попыталась было поднять, но Ваня опередил: подобрал, положил на стол. — Разрешите идти? — Да, спасибо. Ване про этот каверзный вопрос рассказывали знакомые ребята, которые уже прошли ЦПД, так что подготовился он к этому серьёзному и ответственному испытанию довольно основательно. Но далеко не ушёл: нарвав цветов с газона у ближайшего учреждения, ждал красавицу на крыльце санчасти до конца рабочего дня. Так произошло знакомство. Девушку звали Светлана. Ваня сразу же окрестил её «Светик-Самоцветик». Света высока, стройна, все стандартные сантиметры на месте, ноги от ушей, жгучая брюнетка (доподлинно брюнетка). И, самое главное — умна. Про Светика, пожалуй, достаточно, поехали… то есть — читаем дальше. Так вот, поехали они как-то на модном в то время автомобиле «Тойота Марк-II», в просторечии — «марковник», на рыбалку. Есть у Вани на берегу Лены излюбленное тихое местечко, где он ставит палатку, отдыхает и ловит осетра. Оба уже в довольно близких отношениях: Ваня, лихо объезжая колдобины и рытвины, наглаживает коленку и чуток повыше, Света жарко жмется к кавалеру и наглаживает грудь и, соответственно, малость пониже. Друг у друга само-собой. Ваня для удобства даже рубашку снял и закинул на заднее сидение. — А я, Вань, твой любимый морковный салат прихватила. — Салат — это хорошо-о… Витамины… — немного подумав, добавил, — представляешь, а я помидоры взял. Как думаешь, Светик, не завянут? Подружка рассмеялась: — Не завянут, Ванюша, не позволю! Весна. Первыми из-под снега появляются подснежники, затем буйным цветом плодится и затем расцветает всё, что может расти. Как красивы бывают заливные луга: цветёт всё, что может цвести — красота! Лето на севере короткое, природа к этому прекрасно приспособилась и всё успевает. И так иногда хочется последовать этому примеру! Да что там! Плюнуть на все обыденные заботы и проблемы и думать, думать только о Любви. Зелень первой пробивающейся травы украшают жёлтенькие подснежники, река освобождается ото льда, льдина прёт на льдину, гормоны бушуют. Ехать ещё довольно далеко, а гормоны уже через край плещут, покоя Ване не дают. Вот появилось стадо коров, бык беснуется на фоне неистовствующей реки — картина красивая, но Ване уже не до любований пейзажами. Остановил машину на пустынном берегу, предложил: — Давай Светик, выйдем, подышим. Света нехотя оторвалась от любимого: — Устал? — Ага, аж в глазах рябит. — Бедненький мой, — Света погладила Ванину голову, поцеловала в лоб, — что ж ты молчишь то, Ванюша? — Ой, полежать надо маленько. Я сегодня всю ночь не спал, героически боролся с преступностью и всё такое прочее… — Ванюша открыл заднюю правую дверь, снял с сиденья покрывало, постелил метрах в десяти от авто, лёг, — погладь мне голову, пожалуйста. Любимая присела на колени, склонилась над ненаглядным, стала нежно массировать ему виски и мурлыкать: — Не жалеешь ты себя совсем, мой герой: после работы отдыхать нужно, а ты всё со мной да со мной, — Подружка собрала свои длинные волосы в пучок, и как кисточкой стала щекотать Ванино лицо. — Не могу я без тебя Светик, ни секунды прожить без тебя не могу! — дальше Ваня стал декламировать: — День, проведённый без тебя, я считаю прожитым напрасно, несмотря на то, что, — пальцы непроизвольно начали расстёгивать пуговки на кофточке у Светы, — несмотря на то, что вокруг весна, птицы радостно и весело поют свои брачные песни, на ветвях моей души глубокая серая и тоскливая осень. — Ваня поправился: — это без тебя осень, а с тобой, — пальцы орудуют со сложными механизмами за спиной, под кофточкой, — а с тобой, Светик, всегда весна! Света страстно прижалась к Ванюше: — Смотри, Ванюш, какие подснежники красивые, пушистенькие… — Ага, пушистенькие… — Света не дала возможности договорить, губы возлюбленных соединились в страстном поцелуе. Дальше всё пошло как маслу: стадо коров вместе с быком стало наблюдать, как Ваня со Светой в порыве непреодолимого влечения, будто после многолетней разлуки окунулись в пучину страсти. Что поделаешь — молодость! — Представляешь, — «уф-уф», — ни выходных, — «уф-уф», — ни проходных… — Ванюш-Ванюш-Ванюш… Ледоход: огромные льдины грохочут, по берегам, образуя заторы, друг на друга нагромождаются, вспененная вода в реке шумит, бурлит, прибывает. Красота!.. В самый ответственный момент, несмотря на страстные Светины «охи» и «ахи», Ваня наконец-то обратил внимание на подозрительные чавкающие звуки, раздающиеся со стороны автомобиля, обернулся: бык аппетитно жрал его рубашку, лежащую на заднем сидении! В кармане рубашки все документы! Карман хоть и застёгнут на пуговичку, да быку то какая разница, всё равно ведь сжуёт! Справедливости ради нужно отметить: бык вовсе даже не глумился над Ваней, просто решил восстановить силы после обхаживания коров. Но ведь не таким же образом! — Скотина! Света, почувствовав паузу, пришла в себя: — Кто!? — Да не ты! Бык! Ни на секунду не желая расставаться с любимой, опёрся левой рукой о землю, правой подобрал лежащий рядом большой камень и метнул в быка. Но так как поза для броска была довольно неудобной, как бы вывернутой, попал в стекло передней двери, а бык от неожиданности почему-то стал продираться вперёд, сквозь салон. Рогами прорубил в крыше машины две дыры, и, пытаясь продвинуться поглубже, будто осеменяет кого, порвал крышу. Как промокашку. Видать, сил восстановил вполне достаточно. Это произошло очень быстро. Ваня, вскочив на ноги, не веря своим глазам, повторил: — Козёл!!! Всё-таки зрение не обмануло: крыша была порвана и передняя часть взволнованного животного находилась в салоне. А как же не волноваться: бык озирается по сторонам, а обстановка-то совершенно незнакомая, да и тесно к тому же. Кажется, все сиденья сплющились. У Светы широко раскрылись красивые глаза и выскочило: — Приехали! Натягивая на ходу брюки, Ваня, тоже не на шутку взволнованный, спотыкаясь об волочащиеся по земле штанины, подскочил к быку и со всего маху дал пинка под самый хвост. Так не стало задней левой двери, а водительская ужалась гармошкой. Теперь и не на шутку встревоженная Света к машине подскочила, кофточку на себе оправляет: — Ой, да как же это так!.. С одной стороны машины торчат задние ноги, с другой — морда без ног. Морда что-то жалобно промычала. Ваня бросил взгляд на Свету, на застрявшего в машине очумелого быка, осмотрел территорию вокруг, подобрал с земли палку. С её помощью всё-таки удалось протиснуть быка чуть глубже, уже и коленные сгибы на выходе появились. В этот момент бык, вероятно, почувствовал, будто заново появляется на свет. Появившись на свет, бык отряхнулся, словно вылез из воды, для полноты картины повторил невнятное мычание и побрёл к своим подружкам. Неимоверно раздутый салон уже мало чем напоминал салон культурного авто: искорёженные сиденья, выгнутая крыша, ни одного целого стекла, свежий навоз… Схватившись за голову, Ваня сел на землю. — Не сидел бы ты на земле, Ванюш, сыро ведь, застудишься… Ванюша застонал: — Светик… Самоцветик… вот так порыбачили… Света присела перед Ваней, обняла за плечи, прижала его ямочку к своей груди. Художники иногда так изображают заботливую маму с дитём на руках. Минут через пять Ваня успокоился: — А ничего отдохнули, да, Свет? — Весело посмотрел на подружку, на щеке заиграла ямочка. Света, безуспешно пытаясь скрыть свой смех, всё-таки выговорила: — А поехали домой, Ванюш, пока светло. — Поехали, Светик! — сквозь смех согласился Ваня. Несмотря на то, что морковный салат и помидоры вместе с пакетом исчезли, машина оказалась на ходу, а Света — хорошей и преданной женой. Этому семейному преданию Ваня со Светой даже название дали: «Любовь-морковь в реактивном состоянии». Вот так: кому морковка с помидорами, а кому — любовь… Нет, всё-таки про Светика, считаю, необходимо добавить: Света сейчас психотерапевт, по возвращении Вани из служебно-боевых командировок, лично проводит с ним плотный курс реабилитации: как только у Вани начинают проявляться неприятные признаки контузии, она за ручку выводит его на зелёную лужайку; играют всей семьёй в мячик и, радостно подпрыгивая, хлопают в ладоши — детишкам это нравится. Вот теперь, пожалуй, всё. О хорошем помаленьку. Пусть Ваня потешит своё самолюбие упоминанием своей фамилии в этой книге и похвастает ею перед друзьями, а мы, благодаря сему небольшому отступлению плавно перейдём к следующей части этого занимательного повествования. Половина личного состава отряда постоянно находится в расположении группировки, потому-как другая половина в течение суток находится вне пределов, выполняя какое-либо задание. Каждое утро БМП привозит отработавшую своё смену и увозит отдохнувшую. Всего смен две — сутки через сутки: таков режим работы на войне. Вот и в это хмурое утро десяток бойцов уже готовы к выдвижению, стоят как обычно у палатки роты разведчиков, переминаясь с ноги на ногу и покуривая, ждут боевую машину: — Ну, до чего же погода омерзительная! — Эт`точно. — Эх, в баньку бы. — Да, забыл уже, когда парился в последний то раз. — Говорят, есть здесь где-то баня у солдат. — Охохоханьки… — …Оёёханьки. Да, в такую погоду самое милое дело, конечно же — банька. Только откуда ж ей здесь взяться? Судя по внешнему виду бедных солдатиков из пехоты, они век этой самой баньки не видали: кожа на руках трескается от въевшейся грязи, одежда вся замусолена — аж лоснится, вечно голодные: за банку сгущёнки с пряниками готовы пулемётный магазин отдать — всёравно на боевые спишут: повод для списания всегда есть, а уж за курево… Жалко ребят. Чернорабочие войны. Шеренги подразделений войсковой группировки выстроены вдоль ряда ротных палаток; видно как интеллигентного вида командир отчаянно размахивает руками и, судя по откровенной и крайне эмоциональной жестикуляции, выражается он суровым языком военной прозы, но отнюдь не литературно. Утренний развод с минуты на минуту должен закончиться. Внезапно тишину разрезал протяжный громкий свист и шипение выпущенной кем-то из заместителей сигнальной ракеты — тревога! Величественно парящий над войсками горный орёл, забыв о своей гордости, испуганно метнулся в сторону. Линия строя мгновенно ломается, распадается на мелкие группы: все бегут занимать места по расписанным заранее боевым позициям. Будто из центра заснеженной группировки во всех направлениях черные лучики-стрелки пунктирами разошлись, и быстро, даже дымный шлейф от ракеты не успел рассеяться, исчезли, будто ничего и не было. Судя по тому, что полковник с заместителями остались стоять на местах, причём с заведёнными за спину руками, тревога была учебной. К команде убывающих ментов подошёл, неизвестно откуда взявшийся, Кеша Топорков: — А вы чего тут стоите? — ? — Бего-ом! — Не по… — Бего-ом, я сказал! — Куда бегом то? Видно, что Кеша погорячился и сам не поймёт «куда бегом»: у ментов в группировке совершенно другие задачи, если им и приходится защищать внутренние рубежи, то сугубо только подступы к своей складской палатке от посягательств внутреннего врага. Но если приходят добрые люди с понятными намерениями, то никакие обстоятельства не помешают наряду их там же достойно и приветить. После секундного замешательства, повертев головой и увидев, что полковник со свитой продвигается в сторону штабного вагона, командует: — К шта-абу-у бего-ом ф-фарш! — Ну, Кеша… — …Твою маму… Снег чистый, слякоти не видно, и группа, покумекав, решила не отказать себе в удовольствии прогуляться до штаба: — Ладно, мужики, почапали… — Может, угомонится… — Разговорчики! — Кеша вошёл в раж, офицеры с солдатами возле одной из САУ с любопытством рассматривают невиданное доселе зрелище: менты пытаются идти строем. Пользуясь случаем, Топорков громко, так, чтоб все слышали, произносит: — наша задача — оборонять штаб! — Стратег хренов! — не выдержал Рома, даже войсковым стало смешно. — Разговорчики! — повторил Кеша. Надо отдать должное, командирский голос всё-таки имеет место быть. Слышно как Рома скрежещет зубами и различимы крупные вибрации тела. Нет, всё-таки ментовский менталитет совершенно далёк от армейского. Обстановку опять-таки разряжает Ваня Буцак: — Удачный маневр всегда ведёт к поражению противника! Теперь и менты засмеялись: — Это заявка на победу! Как назло заморосил мелкий дождь… Вернувшись со смены, Роман Григорьевич, проявив чутьё опытного оперативника, солдатскую баньку, находящуюся в расположении чистоплотных артиллеристов, всё-таки нашёл. Это оказалось вкопанное в землю сооружение с бревенчатым настилом поверху, замаскированное квадратиками дёрна, со стороны производящее впечатление небольшого бугорка с торчащей из неё трубой. Вволю напарившись и смыв с тела полуторамесячную грязь, Роман Григорьевич вернулся «домой»: — У-ух, хорошо попарился, даже прошлогоднюю тельняшку нашёл! — В прекраснейшем расположении духа произносит Рома традиционную, подобающую случаю, фразу. Но пока он ещё не догадывается, что тельняшки то, уже нет. — С лёгким паром, Григорьич! — чуть ли не хором разделяют его радость присутствующие, — чайку не желаете? — Только что заварили… — М-м… ароматный… — А вку-ус… — Кстати, кто снял мои трусы и тельняшку, и где они есть? — приготовившись воздать хвалу и благодарность своим друзьям за проявленную заботу, спрашивает Рома. — Сержант заботливо осведомляется: — Ты где их оставлял? — Как где, Серёга, на улице, сушились на верёвке. — Ну, значит, сейчас их кто-то носит. — Да чтоб у него… — Рома не может подыскать соответствующие охватившим его бурным отрицательным эмоциям, слова, — да чтоб у него… — зачем-то схватил с печки пустую эмалированную кружку с подгоревшей заваркой. Ожёгся. Бросил на земляной пол, запнул под нары. Под нарами послышался звон стекла. — Да чтоб у него…i на лбу вырос! — резко меняется настроение у наивного, толком не умеющего выражаться, милиционера: — достали все! — чутьё опытного оперативника безошибочно подсказывало: своих, таких необходимых и полезных в быту, вещей, он, попросту, больше никогда не увидит. Досадно. Сев на нары и свесив руки с колен, обиженно уставился на буржуйку — будто это она в чём-то перед ним повинна. Но на деле виноватость перед Ромой отчего-то ощущают все присутствующие. В течение всего вечера, по причине и без, слово «достали» Рома на все лады смаковал и произносил неоднократно. Он уже проваливался в сон, когда по своему непонятному графику рядом пальнула саушка[6], Рома моментально проснулся: — Достали! — и тут же у него зачесались ноги, задрал штанины, приспустил носки, стал яростно начёсывать: — достали! Всё! Нервы на пределе! — зачесалась поясница, Рома принял сидячее положение: — у кого-нибудь успокоительное есть? — Только водка, — сочувствуют дедушки. — Да-а, Рома, до чего ж ты себя довёл… Кажется, проснулись все. — …Совсем себя не бережёшь… — Близко к сердцу всё воспринимаешь… — Ну, нельзя же так! Кто-то Ромика и подбадривает: — Ничего, ничего: даже у металла усталость бывает. Это пройдёт. — Так сказать — предел прочности выработан. Зачесались руки: — Наливай! — достав нож, стал яростно скрести обушком клинка между пальцев, — достали, с… б… п… зарраза! Солдаты включили двенадцативольтовую лампочку, висящую на центральной опоре палатки и питающуюся от автомобильного аккумулятора. Неподалёку от палатки взревел танк — дневальный решил разогреть двигатель, всё-таки боевая машина всегда должна находиться в постоянной готовности к ратной деятельности. Зачесалась спина: — Полную наливай! — Рома с остервенением переключил внимание на поясницу, — эх… - глык, — …хорошо-о… — Прислушался к себе, чесаться стало чуть меньше. Танковый мотор тоже сбавил обороты: — надо бы успокоительное заказать местным, — сделал Рома вывод: — ну, всё, давайте спать, мужики. Но так не бывает, чтобы человек лёг и сразу выключился одновременно с лампочкой, висящей на палаточной опоре. Обычно отходу ко сну предшествуют разговоры, интересные байки травятся, умные беседы ведутся. На этот раз тема беседы была само-собой о нервах, реактивном состоянии, и кто и как, и по какой причине оказался здесь, в этой дыре. Солдатики естественно по приказу, менты — командировка. Сержант по имени Сергей, конечно же, тоже по приказу, но был переведён в это периферийное подразделение из Моздока, из роты охраны аэродрома. В то время он был ефрейтором, а служба заключалась в бдительном хождении взад-вперед перед «сухарями» — это самолёты, штурмовики серии СУ. — …Перед самым рассветом это было, но довольно темно ещё. Звёзды на небосклоне несколько утратили свой блеск, восточный горизонт ощутимо побледнел, с севера веяло прохладой. Утро обещало быть чудным. Естественно — устал шляться. Вроде никто меня не видит, дай, думаю, полежу минут семнадцать. Сами же знаете: бронежилет-разгрузка-тяжело; спина болит, в копчик отдаётся, в итоге и простатит можно заработать и как следствие — импотенцию. На бетонке завалиться никак нельзя: после дождей сыро. Тут смотрю «расчёска» сухонькая стоит: наверное, подрулила недавно. Недолго думая взобрался на крыло, прижался спиной к борту, удобно, идрит… — Что за расчёска то? — перебил кто-то из несведущих. — А это пехота так прозвала «сухари»: они же снизу его только и видят. Снизу пилоны торчат, а в комбинации с крылом вроде как расчёску напоминают, — пояснил Сергей. — А что, пехота только снизу, а ты сам-то сверху видел? — Дык! — Серёга видимо уже мнил себя ведущим авиаэкспертом. — А что за самолёт? — Что, что! СУ-25! — Так вроде бы «грачи». — Грачи, расчёски, какая разница! Короче, не умничай! — Ну что дальше то, Серёга, не томи! — Умничек хренов… Так вот, лежу я на крыле, балдею. Воздух чистый, дышу полной грудью, тишиной наслаждаюсь. До смены часа полтора ещё. А там, кстати, довольно удобно лежать. Да и спать хорошо. Приснилась, помню, эта… как её… — Эдит Пиаф… — Не, не пиав… блондиночка такая сисястая… ну снималась в этом, как его… — Неважно… — Ну не ска-ажи, сиськи-то во!.. — Давай таки по существу, Серёга! — Ага, проснулся от какого-то гула и тряски, чувствую, еду куда-то. Сразу-то не врубился: ещё блондиночка перед глазами вся живая такая, а я еду. Тут только и вспомнил, что на самолёте нахожусь! Вот это, братцы, я вам скажу — реактивное состояние! У него же разбег перед взлётом метров пятьсот всего! — Пятьсот пятьдесят… — Не умничай!.. — Пятьсот шестьдесят три, ладно. Ну дальше таки что!? — Умник хренов!.. Внезапно борт остановился. Только на карачки встал, чтобы спрыгнуть, а «сухарь» на разгон! Автомат с бронником вылетели. Уж не знаю, за что уцепился, за крыло, наверное; и руки разжать боюсь, и спрыгнуть: скорость то бешеная! Опять остановился. Как я по инерции вперёд самолёта не улетел — не знаю: со страху прилип, наверное. Лётчик кабину открывает… — Фонарь… — Не умничай, итить!.. Ты меня что, специально изводишь!?.. Рома, дай ему!.. — Не дам! Отодвинься, противный… Дальше то, дальше то что? — Умник хренов… А что это вы там делаете-то!? — Да, бляха-муха, чешется у меня всё! — А-а… Короче, по рации ему сообщили, что лишний человек на борту. Так я здесь и оказался… Как известно история имеет свойство повторяться по спирали, по этой причине Рома каждому встречному и поперечному прожужжал уши про своё прошлое и нынешнее «реактивное состояние». На четвёртые сутки, как и положено по «закону спирали», внимательно выслушав стоны с мемуарами, диагноз страдальца решительно опроверг Ваня Буцак, в той командировке он был непревзойдённым отрядным доктором и по совместительству психологом: — Это, Ромчик, не усталость металла, это у тебя — чесотка. — Да ты что! — удивился Роман, — что ж ты раньше-то молчал? — А ты и не спрашивал, — резонно ответил Ваня. — Да я же вроде бы и в бане был, — начал вычислять корень зла Рома, — это, получается, я там и подхватил насекомую? — Так ты там защитный слой и смыл, — отвечает многоопытный Ваня, и дельно советует, — серную мазь местным закажи, пусть привезут. Дождь. Снег тает буквально на глазах. Для того чтобы не мешать редко проезжающим по серпантину машинам, группа выбрала место где дорога пошире, БМП поставили у обочины. До обеда не проехало ни одного автомобиля. Выставив пару солдат снаружи и периодически сменяя их, все наличные силы, несмотря на категорический запрет, засели в бэхе, лясы точат. В тесноте, как говорится, но в сухости и не в обиде. Как это ни странно звучит, но во время проливных дождей никто, как правило, не воюет. Перебрав все бородатые анекдоты, разговоры в компании переключились на тему «про баб», после чего на более серьёзные. Почему-то всех взволновал вопрос: «С чего же вообще пошёл весь этот сыр-бор на Северном Кавказе?», — который задал один солдатиков. Посыпались стандартные ответы: НАТО идрит, США итить, масоны… а также — империалисты, во веки веков заинтересованные в ослаблении России, нефтедоллары, политика. Ваня Буцак проявил небывалую информированность: — Короче, господа, слушайте сюда. Когда Дудаеву присвоили генерала, ему сразу отставку дали, он там, в кремле, чего-то не поделил с кем-то, ну и уехал в Грозный, а оттуда давай поливать правительство… — Информация довольно размытая, но Ваня сидит с таким видом, будто выдал откровение. — Чего он там не поделил тут, и с кем там? — задал резонный вопрос ничего не понявший Влад, — мы тебя там слушаем, а тут не понимаем. Ты о пговокации мондиалистов талдычишь что-ли? — Да хрен его знает, возможно и мондиалисты, у масонов тоже свои интересы были, — Ваня сделал ну до того умное лицо, будто сам понимает о чём говорит, — Разве народу об этом скажут. Деньги, наверное, не поделили, — продолжил Ваня, — пока нефтяные деньги исправно делились между Центром и Грозным, все было нормально. Центр закрывал глаза на беспредел чеченского национализма, на похищения и убийства русских в Ичкерии, но когда дудаевский клан попал в сферу интересов империалистов-мондиалистов, террористических и экстремистских авторитетов, к Дудаеву, на идею создания исламского всемирного Халифата, стали стекаться доллары в огромных количествах. Вот он о себе и возомнил, что может стать лидером мирового масштаба, своеобразным мессией. В итоге, после выборов Дудаев вообще набрался наглости и провозгласил себя пожизненным президентом Ичкерии. — Ага, было такое, — вставил один из солдат, — в случае его смерти президентом стал бы его сын. Но он в то время совсем маленький был. — Совершенно правильно. — Ваня разошёлся, — Дудаев, мужик вроде и не дурак, но от власти голова у него малость и того. Сколотил «армию», давай войной России угрожать. Мстить, мол, надо генералу Ермолову, имама Шамиля приплёл, депортацию сорок четвёртого года… И перед первой кампанией спецы по информационной войне любезно сообщили чеченскому народу, что на границах с Ичкерией стоят тысячи грузовых военных машин, чтобы снова депортировать в Сибирь всё мирное чеченское население, а простой народ поверил. А проповедники-пропагандисты — мусульманские экстремисты, пальцами на это дело тыкнули и сказали: «Это, братья и сестры, всё от шайтана!». Общее мнение бойцов выразилось в том, что какие-то тёмные силы развязали эту войну в неких мутных, непонятных целях. У какого-то круга лиц были свои задачи, о которых сейчас ведутся разговоры и болтология на уровне сплетен и очернительства, но ничего конкретного. Конечно, со временем вся эта муть осядет, истина прояснится, станет известно — кто прав, кто виноват, но сейчас-то — люди гибнут, и конца края этому не видно. Джохар Муда… Мусаевич в своё время говорил: «Мы должны объявить газават, каждый чеченец должен стать смертником… тысячи человек хватит, чтобы Россию перевернуть и стереть в ядерной катастрофе». Именно, заметьте, — «в ядерной». Говорил про войну «до последнего чеченца», и — «семьдесят процентов чеченцев погибнут, но тридцать будут свободными». От чего? Однако по поводу тысячи человек, он, кажется, оказался прав. Трудно клопа танком раздавить. В Чечне вспыхнула настоящая гражданская война, которую породила недальновидность, корыстолюбие правящего режима, коварство и предательство дудаевского клана. Оружие российской армии в Чечне было оставлено не случайно. Джохар резко порвал с Москвой, и это оружие повернул против бывших своих хозяев. — Вооружили, получается, чтобы начать войну с целью разоружить. — Ещё маленько и будет всем «именно, заметьте»! — Я, мужики, вот такое слышал бэ, — это уже солдатик, вечный дневальный Костя, который напросился в группу «отдохнуть» от своего родимого поста у палатки, перехватил инициативу, — Чечня была оффшорной зоной бэ, свободной от налогов бэ, там криминал деньги отмывал бэ. А Березовский бэ, все эти денежки перехватил бэ. Дудаев бэ, и разобиделся, бэ. — Да-а… — Эвона как… — А я что бэ, а я домой не поеду бэ, у меня друга здесь убили бэ, я по контракту останусь бэ, мстить буду наубэ! — Да, это один многих мотивов, по которому ребята остаются служить по контракту на Северном Кавказе. Пауза была недолгой, солдатик несколько успокоился и направил русло беседы в другую сторону: — А чего это ингуши бэ, с осетинами не поделили бэ, тоже деньги бэ? — Костя имеет в виду осетино-ингушский конфликт. Всеведущий Ваня не заставил себя долго ждать: — А это, Костик, вообще с криминала пошло. Однажды поддатые молодые ингуши пришли к осетинам, и на огороде одному старику лопатой голову отрубили. — Ложь весьма губительна, Ваня, такие ужасы болтаешь, — тактично поправил Влад, — это осетины к ингушам подошли с лопатами, мне сами ингуши об этом гассказывали, ёпти. — А мне осетины. — Этот бардак вообще здесь когда-нибудь кончится, бэ? — Да давно бы закончилось, так ведь не дают, — Ваня, придав своему лицу ещё более глубокомысленное выражение, наконец-то вспомнил нечто дельное, — однажды, летом 1995 года, отряду спецназа «Русь» командующим была поставлена задача ликвидировать Дудаева. По оперативной информации, в одном селе планировалось проведение конных скачек, на которых должен был присутствовать лично Дудаев. Четыре группы должны были вылететь в район скачек на двух вертолетах. Нужно было совершить огневой налет на место, где будет присутствовать Дудаев и десантироваться, затем пошуметь и захватить Дудаева живым или мертвым. Пока группы целый час тренировались, командующий отменил свой же приказ. Вполне вероятно, что в это дело вмешались тёмные политические силы. — Мутное это дело, — подвёл черту под стихийной политинформацией Владик, — пойду, заменю кого-нибудь. А то с вами от политики… нельзя мне мыслить такими глобальными категогиями — вгачи запгетили. — Владик вышел, в БМП стало несколько просторнее. Показался знакомый райотделовский УАЗ с ингушскими сотрудниками, остановился. — Здогово, мужики! — приветствует Владислав милиционеров. — Салям, Вахид, как дела? — Тоска, ёпти. — Влад нагло протиснулся в битком набитую машину, все выдохнули. Дверь захлопнулась, все вздохнули. Вроде поместились, правда самый тощий вытиснился кому-то на колени а сам Владик вроде как немножко потоньше стал и лицо порозовело, — тепло у вас здесь, хорошо. — Ну, ты, Вахид, и агрегат! — Ага. Какие новости, мужики? — По телеку минус три по цельсию обещают. Когда эта зима кончится? — Вам виднее. А ещё что нового? — В Назрани стреляют. — А где ж не ст`еляют… Курящие закурили, некурящие открыли окна. Водитель — молоденький чернобровый милиционер по имени Ахмет, шустро перебирая чётки, поинтересовался: — Слышь, Вахид, мы то, ладно, местные, а ты то, чего сюда приехал? — Из-за баб, — как ни в чём не бывало, отвечает Влад, выпуская струйку дыма в форточку. — Как это? — От удивления бровь у Ахмета приподымается и даже разделяется на переносице на две с виду нормальные бровины. Всем становится интересно, оживились. — Ну как… — подыскивает слова Сылларов, — жена с любовницей меня делят, достали уже, надоело. Никаких негвов не хватает, и газвестись из-за детей не могу, и свестись нельзя. Сплошные психические негвы! — Вот это правильно, — поддержал кто-то из группы ингушских сотрудников Влада, — ради детей жену и потерпеть можно. Вот если изменит тогда и разводись. Детей у Влада было трое: две девочки, которых обожал — от жены, и мальчик, которого обожествлял — от «подружки». Ахмет всё-таки настойчиво гнёт свою линию: — Ну а какое отношение это имеет к нашему бардаку? — Вы знаете, что такое конец света? — В Коране про это сказано… — Конец света — это когда в один день тебе закатят скандал и жена, и любовница, — перебил якут, — куда бежать спасаться? Некуда. Жене сказал, что к любовнице ушёл, любовнице сказал, что к жене, — будьте, говогю, благонадёжны, сейчас вегнусь, а сам сюда убежал, ёпти. И так т`и газа подгяд. Все засмеялись, курящие закурили по новой. «Подружка», как рассказывал Владик, была весьма решительной особой, постоянно названивала его супруге с целью произвести раскол в семье, но ни к чему как только к порче нервов это не приводило. Довольно вздорная женщина, но любящая до невозможности. Вздорный характер — результат того, что подружка Роксанна, являла собой классический образец нимфоманки, остановившей свой выбор на Владиславе. Чем она его, или он её очаровал — непонятно, вернее — неведомо, но достоверно известно — возлюбленные ни разу не совершили прогулки при луне и не любовались закатами, тем не менее, любовь у них была страстной, бурливой и крикливой. Оба по любому поводу сгорали от ревности и последующих долгих разбирательств. Как они познакомились? По пьянке. А как ещё можно? Законная жена Наталья, в отличие от соперницы, оказалась классической, всё терпящей тихой русской бабой, и тоже любящей. Скандалы, конечно, она закатывала, но, в надежде, что Владислав рано или поздно одумается, быстро отходила, остывала. Как они познакомились? По пьянке. А как ещё можно?.. Кажется, повторился… Да, знакомство с будущей спутницей жизни чаще всего (за очень редким исключением) так и происходит: на вечеринке у друзей, на вечеринке у себя дома, на свадьбе у друга (подруги), день рождения у друга, банкет по поводу, банкет без повода, и т. д. Правда впоследствии никто не признает, не вспомнит, и даже не догадается, что свёл две половинки вовсе не счастливый случай, а бокал. Это потом, несколько позже следуют красивые романтические свидания, долгие ночные разговоры по телефону, посещения театров и кино, прогулки при луне, взволнованное дыхание, венец всего — страстные поцелуи и прочая сопутствующая лабуда. В общем — всё красиво, как и положено. Затем — свадьба, медовый месяц, детишки, хозяйство, дебоши, нервотрёпка, проверка крепости любви долгой разлукой на время командировок. Редко, но бывает, эта проверка ставит все точки над i. Хоть в этом отношении у Влада всё было хорошо: разлука ему не грозила. Надёжные и верные друзья, прекрасные дети и крепкий тыл — что ещё нужно человеку для счастья? Были ребята, которым не везло: возвращается парень с войны в пустую квартиру, а на столе записка — «Я ушла к другому, не ищи!». Конечно же — это исключение, но и такое бывало. Итак, любовь зла и крепка. Вся троица это положение терпела до тех пор, пока Влад не решил для себя, что пора бы сделать передышку в этом сложном и запутанном деле. И действительно, нигде, ни до, ни после, он не ощущал себя более спокойным, как в зоне боевых действий: резкая смена обстановки, личные проблемы где-то далеко-далеко. Обе женщины часто писали письма, и в каждом пара строчек обязательно были размыты, вероятно — слезами. В ответ он писал: «единственная» и т. д… — пускай сами разбираются, там видно будет. У кавказцев-мусульман, кстати, в обиходе не существует слова «любовница», только — «жена». Основная, и все остальные. — Вчера дом участкового раздолбали гранатомётом, — сообщил новость Ахмет, при этом брови на переносице снова соединились. — Жегтвы есть? — Интересуется Влад. — А, дома никого не было, по мелкому хулиганству протокол составили. — Как это? — пришла очередь удивиться Сылларову, — это ж уголовное дело. Или это шутка такая? — А вот так — были бы жертвы, возбудили бы уголовное. — Ну и законы у вас. Что ещё хо`ошего гасскажете? — тянет время Владик, с целью развеять скуку. Видно, что ингуши тоже не торопятся: — В конце лета на десятой «Вязьме» бардак был: наши с чеченским ОМОНом что-то не поделили. — А вам то что делить?.. |
||
|