"Танец дождя. По ту сторону психотерапии, или Книга о магической силе" - читать интересную книгу автора (Эрнест Цветков)

Глава 3. Имагинатор.

Человек, о котором пойдет речь, и которого я считаю одним из своих учитилей, открывший мне этот таинственный и удивительный метод познания Реальности, является настолько яркой личностью, что некоторое время я буквально не мог освободиться от его магнетического влияния.

Но время шло, и каждый из нас шел во времени своим путем. Мне открылась возможность самостоятельной работы, где я непосредственно мог на практике проверить и испытать те или иные догадки, возможности, предположения. Я накапливал свой опыт, о котором могу сказать: "За это я несу ответственность", и по мере того, как материала становилось все больше, закономерно возникала наеобходимость в его обобщении. Это дало мне уверенность, в конце-концов, объективизировать свои результаты и построить, основываясь на них определенную систему, за которую я вполне спокоен - в том плане, что у меня нет никаких оснований сомневаться в ее непригодности или малоэффективности. Она работает.

Испытывая по этому поводу известное чувство морального удовлетворения, я не могу не выразить свою благодарность - теперь менее страстную, но зато более глубокую - тому, кто рассказал мне, как открыть дверь, но не сказал, что за ней таится. Это должен сделать каждый сам для себя и определить, идти ли дальше.

Он был терпелив со мной и спокоен в редкие наши встречи, одна из которых поразила меня болдее всего. Само собой разумеется, что это была первая встреча.

Я хорошо запомнил тот вечер, когда в кафе вошел низенький плотный человечек в широкополой черной шляпе, надвинутой нв глаза и, не дойдя до стойки, остановился посреди зала.

Я обратил внимание, что в это время телевизор, стоявший в углу, демонстрировавший какую-то увеселительную программу, вдруг, погас, чему, однако, никто из посетителей не придал никакого значения, и как ни в чем ни бывало продолжали раздвавться обрывки смеха, слов, звон посуды и бульканье наливаемых напитков.

Все были увлечены друг другом, то есть в конечном счете собой. Я же, сидевший в полном одиночестве, имел возможность наблюдать за окружающими и, может быть, именно потому обратил внимание на это невинное и ничего не значащае совпадение - появление заурядного посетителя и случай с телевизором.

Совпадение не более чем занятное, но то ли из-за скуки, то ли из-за обычной моей склонности всему придавать значение, я начал гадать по поводу происшедшего.

Занятие настолько увлекло меня, что, поглощенный им, я не заметил, как он подошел ко мне и только лишь, когда он извинился и спросил разрешения сесть за мой столик, я оторвался от своих мыслей.

Это немного смутило меня, но оглянувшись и одновременно пытаясь определить, почему незнакомец выбрал именно мой столик, я убедился, что остальные места оказались заняты и только тогда согласно кивнул ему.

Мне тогда действительно хотелось побыть одному, и вид у меня, вероятно, был довольно неприветливый, так как он виновато улыбнулся и присел, держась напряженно и, конфузясь, положил шляпу к себе на колени.

Вскоре подошел официант с искуственной, слегка презрительной усмешечкой и размашистыми усами и с наигранной деликатностью, как бы подчеркивая провинциальный вид неуклюжего посетителя, двумя пальчиками подал меню, и вопросительно устроился рядом, изящно-иронично нависая над старомодной шляпой.

Как мне показалось, сосед мой стушевался еще больше.

Мне даже стало его жалко, беспомощного и растерянного, по всей видимости какого-нибудь командированного из низших чинов с высшим образованием, скромно, но прочно утвердившегося в одной из контор, прославившихся своим местным значением.

И мое воображение уже рисовало картину, как этот коротенький и робеющий человечек одевает свой лучший костюм, шляпу - предмет гордости домашнего туалета, садится в поезд типа "Урюпинск - Москва", около суток парится в душном купейом вагоне с разговорчивыми попутчиками, бледненьким чайком и куриной ножкой, упакованной в фольгу, и наконец, отважно бросается в отверстую пасть железобетонного монстра, в жующем чреве которого ему предстоит перевариваться по крайней мере несколько мучительных дней.

Мои размышления прервал вновь запевший телевизор, что окончательно развеяло ореол таинственности вокруг незнакомца, урвавшего свободный час, чтобы отведать затейливых лакомств вроде слегка отсыревшей лепешки, украшенной несколькими ломтиками помидора, зовущейся в кругах людей, придерживающихся западных образцов жизни, пиццей.

Посетитель нервно теребил и без того засаленный и замусоленный листок с отпечатанными на машинке через фиолетовую копирку наименованиями блюд и напитков.

По его разбежавшимся в разные стороны глазам было видно, что он уже пожалел о том что зашел сюда, и не потому что ему пришлись не по вкусу еще не отведанные блюда. Скорее всего, его смутили тихие скромные цифры, обозначавшие громкие нескромные цены.

Вероятно, он почувствовал себя совсем неловко, придавленный с одной стороны меню, с другой - белозубой ухмылочкой официанта, но встать и уйти он, по всей видимости, застеснялся.

Поэтому он, пару раз откашлявшись, наконец, выговорил:

– Бутылочку минеральной… котлетки "А ля Гундель"…

– Что-что? - скороговоркой выпалил вконец расползшийся в улыбке официант.

– Котлетки "А ля Гундель",- смущенно повторил посетитель.

– Тысяча извинений, но у нас такого блюда нет.

– Как так нет? У вас же в меню написано - котлеты из телятины. Если это действительно котлеты и действительно из телятины, с добавлением шампиньонов, сыру, шпината и выполнено по всем правилам мадьярской кухни, то правильнее было бы назвать это блюдо "А ля Гундель".

– Хар-рашо! - подчеркнуто браво воскликнул официант, топорща усищи. - Мы учтем ваше замечание. Что еще?

– Еще? Еще, пожалуй, кофейку. Двойную.

– Все?

– Все.

Официант еще раз метнул в посетителя любопытный искрящийся взгляд, аккуратненько забрал меню и отошел от нашего столика.

Однако, подумал я, он действительно занятен.

Чтобы хоть как-то сгладить его замешательство, я заговорил с ним.

– А вы хорошо разбираетесь в блюдах. Вы кулинар?

Он радостно, хотя и смущаясь, улыбнулся - от того, что к нему обратились без какого-либо подвоха, но и не отрывая глаз от скатерти, старательно и вежливо проговорил:

– Я? Да что вы! Я никакого отношения к кулинарии не имею. - Тут он оторвал свой взгляд от стола и посмотрел на меня серыми, почти водянистыми глазами. Во взгляде его я почувствовал спокойный изучающий интерес.

И уж совсем было удивительно то, что теперь он первый заговорил, без всякого стеснения, угодливости и напряженности. Голос его звучал тихо и чисто, а глаза, обращенные ко мне, словно растворяли меня в своих водянистых радужках.

"Эге- ге! -пронеслось у меня в голове. - Разыграло меня мое разыгравшееся воображение. Никакого поезда "Урюпинск - Москва" не было. А что же было?…"

Мое тихое смятение прервал его вопрос:

– Вы, вероятно, что-нибудь пишите?

– Пытаюсь. - Я почувствовал, что вздрогнул от неожиданности. - Меня интересует психология восприятия и потому я как-то стараюсь записывать и систематизировать свои наблюдения. А как вы догадались?

– О, это сущий пустяк! - почти вскрикнул он радостно. - Как только я вошел в это заведение, я сразу обратил внимание на вашу наблюдательность. От вас не ускользнуло то, что с моим появлением телевизор на какое-то время перестал работать.

– Так, значит, это было не совпадение?

– В вихре ваших ассоциаций промелькнула жалоба на то, что вас подводила не раз склонность доверять первым впечатлениям и полету фантазии. Претензия, на мой взгляд, нецелесообразная и малообоснованная, ибо именно первое ваше впечатление оказалось в данном случае верным. Да и в остальных случаях, пожалуй, тоже.

– Вы хотите сказать, что первое впечатление никогда не подводит и всегда оказывается верным?

– Обязательно! Но именно первое. К сожалению, мы чаще всего за первое впечатление принимаем второе, третье, десятое. А они, как правило, всегда ошибочны. Все дело в том, что наши впечатления молниеносны, и мы не молжем зачастую отличить, где первое, где второе. Однако, некоторая тренировка в этом позволяет ориентироваться легко и безошибочно.

– В этом заключается моя ошибка?

– Нет, несколько в ином - вы свое первое впечатление, которое ухватили верно и точно, посчитали, тем не менее, фантастическим домыслом и предпочли путь более простых и доступных вашему уму, умозаключений. Вы способны улавливать первое впечатление, но пока недооцениваете его.

– А официант?

– А что официант? Он сейчас потешает повара, рассказывая тому о моей шляпе, а повар вместо белых грибов нашпиговывает мое блюдо сыроежками. Но я слишком голоден и потому склонен не придавать значения подобным ухищрениям. Кстати, - сделав небольшую паузу, сказал он, не меняя тона, - позвольте представиться - Имагинатор.

Я побоялся уточнить, что это - фамилия, имя или должность, опасаясь задеть моего собеседника, но он сам пришел на помощь, наблюдая мою нерешительность:

– Если вы боитесь показаться неделикатным, то не терзайте себя слишком сильно. Скоро вы будете произносить это слово столь часто и привычно, что не успеете заметить, как оно лишится всякого оттенка экстравагантности.

Так мы познакомились.

Довольно быстро мы поменялись ролями, и теперь уже я чувствовал себя провинциалом рядом с ним, и скорее всего, уже мой собеседник мог позволить по отношению ко мне менторски утешительное участие. Впрочем, я не особенно этой перемене удивлялся, так как мое первое впечатление все же оказалось верным, а оно предположило некую таинственную силу, связанную с этим человеком. Правда, я так и остался в неведении относительно рода его занятий, места жительства и настоящего имени, что, однако, меня не особенно взволновало, так как увлеченный нашим общением, я не придал этому большого значения. Я понял, что рядом со мной находится личность крайне загадочная и непростая.

Когда улыбающийся усач принес дымящиеся котлеты из телятины, искусно инкрустированные шпинатом, сыром и грибами сыроежками, Имагинатор довольно кивнул и принялся за трапезу с видом хорошо поработавшего и нагулявшего аппетит, человека. Официант елейно пожелал:

– Кушайте на здоровьице.

Имагинатор снова кивнул и с набитым ртом уже, несколько витиевато произнес:

– Благодарствуйте, Альберт Филипыч. Кстати, не понимаю, зачем вам понадобилось менять такое хорошее, широкое имя как Федор на искуственное и вовсе не идущее вам - Альберт.

Улыбочка мигом соскочила с лица лжеальберта, как трусики с танцовщицы, исполняющей стриптиз. А владелец шляпы как ни в чем не бывало, продолжал:

– И скажите, пожалуйста, повару, чтобы не скалился он из-за угла. Я весьма высоко ставлю его кулинарный талант, но даже гению, поверьте, даже гению своего дела не под силу выдать сыроежки за белые.

Усы то ли Федора, то ли Альберта повисли тяжелой подковой, и лицо вытянулось.

– И будьте добры… нарзанчику бы… а?

Официант исчез.

Через несколько секунд он опять стоял перед нами с маленьким изящным подносом, украшенным таинственно мерцающими мельхиоровыми узорами, на котором покоилась запотевшая бутылка с минеральной водой и рядом стоял кристальный фужер.

– Весьма признателен вам, Федор Филипыч. И кланяйтесь тете своей, Зинаиде Игнатьевне.

Тут уж и мои нервы не выдержали, и я спросил соседа своего прямо, без обиняков:

– Как смогли вы сделать так, чтобы телевизор перестал работать? Откуда вам известно…

Имагинатор плеснул себе в бокал из зеленой, матовой от холода бутылки, и бусинки пузырьков запрыгали в зашипевшей жидкости. Отпив большой глоток, он откинулся на спинку стула, сложив руки на груди и, взглянув куда-то поверх столов, задумчиво проговорил:

– Телевизор - это ерунда, мелочь. Даже и голову над этим ломать не стоит. Вам, вероятно приходилось слышать мнение, что мысль человеческая есть в конечном счете определенный вид некоего энергетического напряжения. Своего рода электромагнитное поле. Хотя далеко не всякое электромагнитное поле является мыслью - для того, чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть какую-нибудь телепередачу или послушать радиопрограмму. Но дело в другом. Дело в том, что, сконцентрировав какую-то часть своего сознания, даже ничтожно малую часть, но - сконцентрировав в пучок - игрушка наподобие линзы и солнечных лучей - я могу этот пучок послать вовне. Поначалу вещь довольно кропотливая, но постоянная тренировка позволит приобрести известный навык.

Он говорил, щуря глаза, словно защищаясь от яркого света и улыбался одними уголками губ.

Внезапно я почувствовал тяжесть в затылке и слабость во всем теле. Мне захотелось встать и уйти отсюда, побродить где-нибудь в пустынных, старых переулочках, чтобы успокоиться и собраться с мыслями. Признаться, вся обстановка кафе стала меня раздражать. В этот момент мне никак не хотелось анализировать свое состояние и связывать с чем -либо внезапно овладевшую мною усталость. Может быть, тут и не обошлось без влияния Имагинатора. В его действиях было нечто недоступное обыденному сознанию.

Однако, и в этот раз он проник в мои мысли и участливо предложил: "Если вы себя неважно чувствуете, мы можем освежиться вечерним воздухом".

Я кивнул, и мы покинули кафе. Оказавшись на улице, я почувствовал себя лучше, и мы плавно погрузились в лабиринты замоскворецких переулков.

Бронзовые блики предзакатного солнца зажгли купола церквей. Вспыхнули купола огненно-желтым блеском сусального пожара. Антрацитово поблескивающие стекла домов в этот час безжизненны и пусты. А пустырь, заваленный и заросший, словно вобрал в себя тишину наползающего вечера. Я наблюдал, как с каждой секундой мир меняется, следуя своей таинственной, прихотливой цепочке неуловимых переходов из одного состояния в другое. Вот и стекла домов поблекли, стали матовыми и потухли купола. Солнце зашло, и пространство наполнилось зеленоватым оттенком сумерек.

Сразу же повеяло прохладой. Груды бурой земли будто увеличились и выглядели ожившими. Сквозь ветви деревьев уже просачивался мрак. Он, расползаясь, ложился на предметы, поглощая их очертания…

Имагинатор утверждал, что Реальность таинственна. Она многозначна, многопланова и даже многомерна. И каждую секунду в ней происходят какие-то чудеса, но не заметные для нашего глаза и ощущения.

– А что вы подразумеваете под Реальностью?

– Очень просто. Реальность - это то, что нас окружает, включая и нас самих. Это и деревья, и скамейка, и телевизор, и консервные ножи, и трава, и столики в кафе, ну в общем, все.

– Но в том, что вы сказали нет ничего нового. Вполне естественно, что все с каждым мгновением меняется. Это ясно также как то, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку.

Имагинатор тонко улыбнулся и ответил:

– Ну хорошо. Оставим в покое нас с вами и обратимся к предмету, к жизни вещи. Что может быть статичней, чем вещь? Но предмет лишь на первый взгляд кажется неподвижным. На самом деле он полон своего внутреннего движения, пронизан своей извечной вибрацией. Он - мир. Но мы его как мир не воспринимаем, а потому склонны его рассматривать лишь с одной, ограниченной позиции. Мы докурили сигарету, выбросили окурок и пошли восвояси, а этот окурок уже начинает существовать сам по себе, независимо от нас - он вступает в новые взаимосвязи и сцепления с тем, что его окружает. Через секунду мы о нем уже забываем, а он становится принадлежностью Реальности, Мира и обретает самостоятельный статус существования. Его дальнейшие превращения нам неведомы. Но думаю, его жизнь становится увлекательной и захватывающей. Это просто один из примеров того, что наше сознание ориентируется только в одном измерении в то время, как траектории наших возможных существований гораздо более многочисленны. Это признак того, что наше обыденное сознание пребывает в полудремотном состоянии и еще не открыто. Мы воспринимаем одну сторону жизни, которую считаем существенной, а об остальных бесконечных ассоциативных связях не помним. Но существуют и попытки прорыва за грань. Возьмем японские трехстишия. Разве это не выражение жизни в новом ракурсе?

После этой тирады Имагинатор слегка вскинул правую бровь и раскурил трубочку. Немного помолчал и снова продолжил:

– Вот мы, имагинаторы, и стремимся понять и постичь сущность этих невидимых и неощутимых вибраций. Пытаемся ощутить неощутимое. Кое в чем мы уже преуспели, но многое остается еще в темноте. Теоретическую информацию приходится собирать по крупицам из самых различных источников - один я уже назвал - древняя японская поэзия и в целом вся культура и мироощущение Дзен. Из более поздних источников - поэзия Рильке, кинопластика Тарковского и, представьте себе - сказки, особенно те которые касаются мира вещей. Я, разумеется, не все назвал. Сюда же можно отнести и рассказы Кортасара и притчи Элисео Диего и многое другое из обширнейшего культурного материала. Это доказывает лишь то, что поэтам, философам, художникам, ученым свойственно то мироощущение, о котором я говорю. Это мироощущение - способность видеть и улавливать жизнь во всех ее ипостасях, во всей ее лабиринтности. Вы понимаете, что я говорю о магии. В остальном же нам приходится полагаться на собственное аналитическое мышление, интуицию и воображение. Синтез всех этих подходов мы называем имагинацией. Таким образом получается, что имагинация - это громадная творческая сила воображения с одной стороны и результат приложения этой силы с другой. Способность к внезапному озарению, интуитивному прорыву - ни что иное как имагинация. А тот, кто занимается этим и есть имагинатор.

– Хорошо, то, что вы рассказали, весьма занятно. Но какой ваши исследования имеют практический, прикладной интерес?

Имагинатор слегка поморщился.

– Да, я понимаю, из любой теории всегда следует искать практический выход. Но вспомним историю. Когда кто-то из присутствующих на показательных опытах Фарадея по электричеству задал вопрос мэтру о том, какую ценность имеют его работы - ведь ток, который возбуждался в его катушках был очень слабым, экспериментатор невозмутимо ответил: "А вы можете предсказать жизнь новорожденного"? Вероятно, он и сам не знал, что из этого получится. Да и стоит ли ученому распылять свою творческую силу и задаваться посторонними вопросами? Ведь если писатель начнет критиковать себя в момент своей работы и терзаться вопросами, кому и зачем это надо, он никогда ничего не напишет. Но это так - отступление, просто напоминание, что не всегда следует выискивать узко прагматический смысл. В конце-концов, Природа вполне бескорыстно создала человека. Хотя он и платит ей вовсе не тем же самым. И поверьте мне, что если он и в дальнейшем будет ей платить тем же самым, чем он платит, то обязательно и непременно поплатится за это. Но я опять увлекся. Давайте посмотрим, какую практическую пользу мы можем извлечь из наших изысканий. Практическая польза очевидна. Вы понимаете, что это взрыв в области миропознания, мироощущения, новая ступенька в эволюции разума - а я глубоко убежден, что разум способен эволюционировать, если не в ширь, то в глубь?

– Я согласен. Но что же получается. Все постигнут Реальность во всей ее многомерности, станут гениями, начнут производить идеи, писать стихи, создавать картины. И в конце-концов, все передерутся.

Ни слова не говоря, он извлек из кармана коробок спичек и положил его на вытянутую ладонь. Несколько секунд вперивался в него изменившимся взглядом, ставшим заостренным, после чего ладонь убрал, но коробок остался в воздухе словно подвешенный на невидимой ниточке. А Имагинатор, вдоволь насладившись моим видом, взял его обратно двумя пальцами и преспокойно положил на место.

– Как видите,- заметил он,- это противоречит законам физики, но не противоречит законам Природы. Что же касается гениев, то соотношение гениев и негениев в общепринятом смысле останется таким же.

– Что значит, в общепринятом смысле?

– В общепринятом смысле - это значит, что Шекспир есть Шекспир, а мы с вами - эт мы с вами. А в необщепринятом дело упирается в масштаб. По сути своей все гении - только одни общечеловеческого масштаба, другие - гении для себя. Ведь сам по себе человек - существо гениальное, только он этого, к сожалению, не понимает. Если хотите - гениальный эских природы. У каждого из нас бывают минуты, когда мы по настоящему гениальны. Но только минуты. И минуты эти ускользают незамеченными, и все остается по прежнему. И только гений способен чувствовать эти минуты и всем своим существом отдаваться им, забывая обо всем остальном, полностью сливаясь с импульсом своей деятельности. Помните у Томаса Манна - "Талант - это способность обрести свою судьбу"? Но главная цель не в этом. Главное в том, чтобы человек, любой человек смог почувствовать в себе возможность приобщения к жизни, к ее таинству, ее подводным течениям и видеть ее все связи и скрытые закономерности. Только такое постижение способно гарантировать наиболее полное самопостижение.

Мрак уже поглощал землю и все, что на ней было. Таяли потихоньку и очертания Имагинатора. Он словно становился принадлежностью надвигающейся тьмы, растворяясь в ней. Со мною происходили, наверно, точно такие же изменения, но я их не чувствовал. Не было у меня еще ощущения слитности с мирозданием, и не был я вхож в потайные дверцы пространства и времени, ведущие в призрачные лабиринты загадочных глубин.

– Имагинатор,- обратился я к нему. Но мой приглушенный голос воткнулся в тишину. Мой собеседник был нем. Более того, он был почти невидим. Но как он исчез?! Не растворился же в самом деле… Но выходит, что растворился. А, может, просто воспользовался одним из каких-нибудь имагинационных приемов, да и ускользнул в одну из потаенных лазеек пространства. Во всяком случае, рядом со мной его уже не было.

Между тем высыпали крупные яркие звезды. Вокруг - ни души. Я еще некоторое время постоял, докурив сигаретку, потом размашисто бросил окурок, задумчиво проследив его плавную дугообразную траекторию и не спеша направился к выходу из парка.