"Отец монстров" - читать интересную книгу автора (Арно Сергей)

Глава 20 ВСЕХ БРЕЮТ

По телефону, который Антону передал ангелоподобный Сергей, он решился позвонить не сразу, а только через три дня. За эти три дня нового ничего не произошло, кроме того, что Антон вздрагивал теперь при каждом стуке на лестнице, визге тормозов на улице. Нервы у него совсем разгулялись, он ждал чего-то ужасного. Антон не знал, когда и как произойдет это ужасное, но знал, что произойдет несомненно.

Успокаивала только Даша. Она как всегда наплевательски относилась ко всему на свете и только все переключала телевизионные программы, переключала и переключала.

После долгих и мучительных сомнений однажды вечером Антон все-таки решился позвонить. К телефону долго никто не подходил. Антон даже подумал, что никого нет, и собирался повесить трубку, но на том конце провода что-то вдруг щелкнуло, и Антон услышал мужской голос.

— Я бы хотел поговорить с Владленом Ивановичем, — сказал Антон доброжелательно.

— А зачем? Чего от него надо? — Человек на том конце провода говорил неотчетливо, словно у него во рту была непережеванная пища.

— У меня есть сведения… Ну, о музее этом…

— Каком музее?

— Ну музее на Мойке, который, я слышал, вас тоже интересует.

— Нам нужно посоветоваться. У вас есть телефон, куда можно перезвонить?

Антон назвал номер и, повесив трубку, пошел в комнату.

— Слушай, Антоша, мы когда к Сереге в гости пойдем? Он обещал меня на вскрытие взять, — спросила Даша, не отрывая глаз от телеэкрана.

— Да подожди с развлечениями, нужно сначала Максима найти. Я так понимаю, кроме меня, его никто не ищет.

— Да на фиг он кому нужен, — переключая телевизионные каналы, проговорила Даша.

Зазвонил телефон. Антон снял трубку. Уже знакомый дефективный мужской голос назначил встречу в восемь часов вечера на Каменноостровском проспекте, возле мебельного магазина. Антон повесил трубку и задумался. Во что он впутался, он не представлял. Его же предупредили запиской, чтобы он не лез. Но, раз ввязавшись в дело, он не мог отступить. Тем более, что там с Максимом, от которого уже неделю ни слуху ни духу? Может быть, его там пытают.

Вечером, уже собравшись уходить, Антон зашел в комнату к жене.

— Ты знаешь, Даша, я договорился с людьми, телефон которых дал Сергей из морга, на всякий случай пусть номер телефона останется у тебя, но я думаю, дело безнадежно. Если я не вернусь и не позвоню до утра, сообщай в милицию. Понятно?

— Да нефиг делать, Антоша, — переключая программы, пообещала Даша.

Антон вышел на полчаса раньше, собираясь для начала перед закрытием зайти в музей восковых фигур… вернее, музей покойников. Антон был уже уверен в том, что все эти якобы восковые фигуры на самом деле настоящие покойники, просто как-то по-особенному мумифицированные. Что-то тянуло его туда — что именно, сам он не смог бы объяснить.

Купив билет и пройдя мимо мумии милиционера с пистолетом, Антон вошел в первый зал. И снова его будто загипнотизировало изумительное столпотворение. Теперь и дураку стало бы понятно, что никакие это не восковые фигуры — ничего общего с теми дуроломами, которые выставлены в других музеях, не было. Эти выглядели как живые — не то что те восковые подделки — щеки детей и женщин румянились, мужчина в наряде немецкого пивовара с красным носом пьяницы словно подмигивал Антону, предлагая присоединиться к трапезе. Не столько интересовали Антона сценки из жизни разных народов, сколько живость лиц, и он не удивился бы, если б вдруг кто-нибудь, щелкнув пальцами, сказал «отомрите», и все эти люди, все, кто здесь есть, зашевелились, заморгали, загомонили, стали блуждать по залам… А потом тот же самый вдруг щелкнул бы пальцами и сказал «замрите», и все снова бы замерли там, где застала их команда, но проигравшие не становились вместо водящего, а оставались там навсегда, а среди них остался бы, замерев, и Антон… Жуть!

Он переходил из зала в зал, разглядывая очаровательные лица девушек, шаловливых детишек, сумрачных стариков. Ему очень хотелось потрогать их, чтобы вновь убедиться в том, в чем он был уверен… Господи, зачем он пришел сюда?! Что заставило его вновь пережить весь тот ужас, который он пережил, когда они вместе с Максимом приходили смотреть его бабушку. Он остановился возле молоденькой девушки, одетой в народный украинский костюм; казалось, он где-то уже видел ее… Как жаль, что она умерла так рано и вот теперь на радость публики красуется в этом странном, набитом покойниками музее. Где-то здесь, он помнил, рядом с повешенным сидела бабушка Максима, с которой все и началось. Она не ушла из жизни, как уходят все, в землю, оставаясь лишь в воспоминаниях близких. Нет, она вернулась, чтобы вновь обидеть внучка; первый раз она обидела его, когда разрешила себя убить.

А вон под окошком и бабушка Максима, в длинном платье, с недовязанным носком маленького внучка в руках, ее не пересадили, оставив на месте, к которому она уже привыкла. Антон подошел к ней. Платок, который, ощупывая рану, он стащил с ее головы, был вновь аккуратно подвязан. Антон непроизвольно отпрянул. Ему вдруг почудилось… нет, он был уверен в этом, что ногти на руках старушкиной мумии выросли.

Ни фига себе! Он беспомощно оглянулся по сторонам… И тут краем глаза, боковым зрением увидел знакомую клетчатую куртку. Он выглянул из-за чернобородого толстяка в кожаной жилетке с электрогитарой в руках… и так и замер с открытым от изумления ртом, не в силах пошевелиться.

В углу, привалившись плечом к стене, стоял Максим, его лучший друг Максим. Антон знал, что это он, хотя и не сразу узнал его. На нем были все та же клетчатая курточка и джинсы. Не сейчас, только потом Антон понял, почему не сразу узнал друга: у него не было бороды — его обычных жиденьких усиков и бороденки… Максим стоял без движения, глядя пустыми глазами в пространство, как и все эти люди… вернее, бывшие когда-то людьми, а теперь мумии…

Лютый ужас вдруг охватил Антона, вмиг он стал мокрым, пот тек по щекам, по спине… он, чуть наклонившись, из-за толстяка выглядывал на своего окоченелого друга и не мог ни приблизиться, ни отвести глаз, и виделось ему сквозь туман ужаса, что Максим будто бы подмигивает ему и корчит рожи… Откуда-то, как по щучьему велению, возле него оказалась служительница с тазом.

— Плохо, плохо здесь бывает… Чего тут хорошего?! А ведь все ходят и ходят, все блюют и блюют… Чего ходить-то, раз блюют?!

Она толкнула его в бок, чем вывела из оцепенения, Антон наклонился над тазом, и его вытошнило.

— Да уж, натурализм, мать его ити! — причитала женщина. — А Ленина Владимира Ильича не завели. Столько всякого дерьма в залы натолкали, а главного Владимира нет…

Антона рвало мучительно, старуха поднесла к его носу ватку с нашатырем — продрало до мозга, стало лучше, сознание прояснилось. Больше не глядя в сторону мумии друга, Антон отпихнул служительницу и побежал… В ушах свистел ветер, он, гулко топая в пол каблуками, бежал по коридору мимо безмолвно стоящих людей, протягивающих к нему руки за помощью и состраданием — или просто безумный художник придал им такую позу.

Антон выскочил на воздух и, перебежав проезжую часть, наклонился над перилами — его снова вырвало прямо в Мойку. Он принялся дышать глубоко, отчаянно глубоко, понимая, что только таким образом сможет прийти в себя. Он дышал, пока не помутнело в глазах, потом неосознанно повернулся лицом в сторону музея, но, увидев его дверь, побежал прочь.

Он что есть мочи бежал вдоль канала и остановился только когда добежал до Большой Конюшенной; вытерев с лица пот и отдышавшись, Антон повернулся к Мойке и стал глядеть на воду.

«Побрили! Все-таки побрили, — пульсировала в голове единственная мысль. — Всех бреют, не сберег Максим индивидуальности, о которой говорил. И ведь всегда этого боялся. А вот фиг! Побрили все-таки, гады!»

Почему именно это тревожило Антона в ту минуту больше всего, он не смог бы ответить. Но весь гнев его распространялся сейчас на цирюльника, который обрил его друга, лишив индивидуальности. Что за странная мысль?

Антон простоял на набережной минут десять, потом направился в кафе «Луна», где они в последний раз виделись с Максимом.

Взяв себе стакан соку, он забился в угол, поставив стакан на краешек стойки. Он пугливо смотрел на отдыхающих, которые в этот час выходного дня были многочисленны. Все было в дыму, отовсюду слышался звон стаканов и нетрезвый гомон. Он смотрел на отдыхающих отвлеченно, как на неживых, и казалось ему, что вот сейчас придет тот же самый, щелкнет пальцами и скажет «замрите», и опять будет все как в сказке о спящей царевне.

Что теперь делать Антон, совершенно не представлял. Идти в милицию и рассказывать о том, что случилось — его примут за сумасшедшего и направят на принудительное лечение. Просить совета у Даши бессмысленно — она только и знает, что перещелкивать телевизионные программы. Родители в отъезде… Вот проклятие! Самое неудачное время…

«А может быть, за мной следят? — Антон оглянулся. — Как же я раньше не подумал об этом!». В голову стали приходить здравые мысли. «Господи! А вдруг меня так же, как Максима?» Его снова бросило в пот, сердце учащенно заколотилось. Что же делать?! Что же делать?! Антона охватила паника, он готов был закричать и броситься с кулаками на стоявшего рядом замызганного мужика с пивом.

«Нет, спокойно… Спокойно… — стал успокаивать себя Антон. Правую руку он держал в кармане куртки, где у него лежал складной нож: эта безделица все-таки придавала ему некоторую уверенность. — Спокойно, нужно действовать обдуманно. Если меня захотят убить, то сделают это даже для меня незаметно, так что дергаться не стоит». Как ни странно, но эта мысль его успокоила — теперь можно было начинать мыслить логически. «Предположим, что люди, которые назначили ему сегодня встречу, враги этих убийц. Значит, он с ними заодно. Проще говоря, можно на них положиться, раз больше не на кого. С другой стороны, отправляться сейчас домой и жить дальше, как будто ничего не произошло, когда Максим там стоит в душном зале, — немыслимо. Следовательно, нужно отправляться на встречу с этими людьми на Каменноостровский».

Эти размышления привели в порядок растрепавшиеся мысли Антона. Он допил одним большим глотком сок и, озираясь, двинулся к выходу. Теперь Антон понимал, что может надеяться только на себя.

На углу Каменноостровского, возле мебельного магазина, расположенного в желтом доме, Антон остановился. Он подбирался к условленному месту издалека, где только мог переходя на бег, и теперь был уверен, что слежки за ним нет.

Антон встал, как ему и велели, с правой стороны от входа в магазин. Он внимательно вглядывался в прохожих, ожидая, что кто-нибудь подаст ему условный знак. Но прошло уже минут двадцать, а к нему никто не подходил. Рядом дворник в фартуке, рабочих рукавицах и с какой-то идиотской шляпой на голове, всем видом своим как будто из девятнадцатого века, мел асфальт.

Антон нервничал, он поминутно взглядывал на часы, озирался по сторонам, а прохожие все шли и шли, и шли… А мужик в фартуке все мел и мел… И уже подступал со своей мохнатой метлой к самым ногам Антона. Антон сторонился, но вредный мужик снова подступал и мел, мел, нарочно стараясь задеть ботинки. Вот же вредный мужик!

Антон снова отступил, но проклятый метельщик не отставал.

— Тебе в эту парадную, — вдруг кивнул дворник и махнул метлой по асфальту, словно заметая Антона в парадную. — Квартира девять. — Судя по отвратительной дикции дворника, это и был тот самый мужик, с которым Антон говорил по телефону.

«Вот это конспирация», — подумал Антон и вошел в парадную.

Квартиру он разыскал на третьем этаже. «Обыкновенная дверь, даже не металлическая, такую каждый домушник легко вскроет», — почему-то подумал Антон, потом позвонил, но ему никто не открывал. Он позвонил снова — квартира оказалась настолько обширная, что звонка не было слышно. Антон позвонил еще и тут увидел небольшой листок, прикнопленный под звонком. В полумраке парадной он вгляделся в надпись. Ну так и есть. «Звонок не работает».

Он постучал, сначала скромненько костяшками пальцев, потом посильнее. Дверь открылась, на пороге стоял высокий мужчина.

— Заходи, — сказал он глухим голосом.

Антон оказался в длинном, тускло освещенном коридоре. Пропустивший его человек закрыл дверь на два замка и на большой крюк.

— За мной иди, — приказал он.

Они шли по длинному и узкому коридору. С правой стороны располагались двери, с левой — глухая стена с растрескавшимися обоями белорусского производства. Антон шел за высоким сутулым человеком, с опаской озираясь.

Они вошли в большую замызганную кухню с двумя газовыми плитами, заставленную коммунальными столами. В кухне было хотя и мрачно от потемневших от времени стен и потолка, но светло, и здесь Антон смог разглядеть высокого человека. У него было рябое, изъеденное оспой лицо и коротко остриженная голова с мысиком волос на лбу. Антон сразу узнал его. Это и был похититель висельника.

Мужчина отодвинул кухонный стол, за которым находилась грязная облупившаяся дверь, откинул длинный крючок, на который она была закрыта, и с силой дернул ее. Дверь с трудом подалась: видно, не открывали ее давно. За дверью было темно. Антон посмотрел на мужчину недоуменно. Тот, ни слова не говоря, кивнул ему, мол, проходи. Терять Антону было уже нечего, он прошел, сзади него захлопнулась дверь, раздался лязг накидываемого крюка.

Антон стоял на грязной черной лестнице, воняло кошками, помоями и бомжами.

— Ну и чего теперь?! — зло прошептал он, постоял недолго, потом стал спускаться вниз по ступенькам.

Антон вышел во двор и, сощурившись от дневного света, огляделся. В углу двора рос большой развесистый куст, под ним стояла скамейка, на которой сидели три старухи и молча смотрели в сторону Антона. Рядом с парадной, из которой он вышел, как бы от нечего делать прогуливался тот самый дворник, но без метлы, фартука и шляпы, а почему-то в кителе и фуражке летчика гражданского флота.

— Вон в ту парадную иди, — конспиративно сквозь зубы проговорил дефективный дворник в форме летчика.

Антон пересек детскую площадку и вошел в парадную, на которую ему указали. Здесь на первом этаже уже стоял рябой, который вел Антона через квартиру. На нем был длинный черный плащ, шляпа и черные очки — все это придавало ему смехотворный шпионский вид. Человек, ни слова не говоря, сунул в руку Антону свечу, зажег ее зажигалкой и, открыв перед ним дверь подвала, втолкнул в темноту. Сзади с лязгом закрылась дверь и на нее навесили замок.

Прикрывая свечу рукой, вглядываясь в темную влажную муть подвала, Антон шел по длинному лабиринту подвальных помещений с низкими потолками, заваленных ржавой арматурой, под ногами скрипел песок, где-то журчала вода, было душно и сыро. Тело Антона стало липким то ли от подвальной духоты, то ли от страха. Куда и зачем он шел, что ждет его за следующим поворотом, может быть, мужик с топором… Вспомнился мужик Прокофий, блуждающий с топором по горам Крыма, а за компанию на ум пришел и повесившийся урод Виктор… А потом покойников было уже не счесть — целый музей, и среди них главный экспонат — Максим. Значит, не поездим теперь в походы…

Антон остановился, прислушался. Ему почудилось, что кто-то зашебуршал за углом перегородки, задышал и смолк. Он остановился, достал из кармана нож, открыл его. Стало спокойнее. Делая осторожные шаги, заглянул за перегородку — там никого не было. Огонек свечи освещал потное, с вытаращенными глазами, бледное лицо молодого человека. Он напоминал какое-то безумное привидение, со свечой в руке бредущее по темным казематам, и если бы сейчас его встретил какой-нибудь случайный водопроводчик, его бы, наверное, хватил удар.

Антон поднимал свечу повыше, чтобы было видно, что впереди, но проклятый подвал не заканчивался. Вдруг внизу что-то зашуршало, прямо из-под ног с воем выпрыгнуло что-то черное и страшное… Антон отступил, свеча погасла… Он лихорадочно стал искать по карманам зажигалку, нашел, но зажигалка как назло не хотела загораться. Наконец ему удалось зажечь свечу, и он осмотрел подвал. За то время, когда он зажигал свечу, здесь ничего не изменилось, хотя ему казалось, что прошла вечность.

— Вот черт, влип! Безнадежно тут все.

Антон не стал задерживаться и заторопился в поисках выхода. И скоро его обнаружил. Он поднялся по ступенькам и, раскрыв дверь, вышел в парадную, а потом во двор.

Господи! Как хорошо здесь было! Антон вдыхал свежий воздух полной грудью. В углу двора рос куст, под ним на скамеечке сидели три старухи. Антон оказался в том же дворе, только вышел из другой парадной.

— Эй! Эй, мужик!

Рабочий в желтой безрукавке, с каской на голове, наполовину торчавший из люка посреди двора, уже давно и безрезультатно пытался привлечь его внимание, размахивая руками. Но Антон в наслаждении жизнью не замечал его.

— Эй, мужик!

Антон подошел. Это был не рабочий, а тот самый длинный со следами оспы на лице, который загнал его в подвал.

— Я в люк не полезу, — твердо сказал Антон.

— Да не надо. Вон тебя зовут.

В дальнем углу возле парадной стоял невысокий человек: хотя он и переоделся в длинный шпионский плащ, очки и шляпу, Антон сразу узнал дворника. Дворник махал ему рукой.

— Идиотство какое-то, — бурчал Антон, направляясь к дворнику.

— Пошли, — сказал дворник.

По грязной пахучей лестнице, по которой Антон уже спускался, или по какой-то другой — после всех этих пертурбаций он уже плохо ориентировался в пространстве — они поднялись до третьего этажа и вошли в кухню. В ту самую кухню, откуда потом он попал во двор, а после в подвал…. Черт знает что! Его привели назад.

Дворник задвинул стол на место.

— Конспирация необходима. Мы тебя проверяли, — сказал он и, подумав, добавил: — Хвоста нет.

Антон двинулся за провожатым в обратный путь по коридору, они остановились у второй по счету двери. Человек толкнул ее и вошел, вслед за ним вошел и Антон.

Они оказались в большой комнате метров тридцати. Половину одной из стен занимал стеллаж со множеством книг, большой обеденный стол возле окна с чем-то, накрытым простыней. Антон сразу догадался, что там лежит, а если бы и не догадался, то понял бы все равно по торчащей из-под простыни голой ступне сорок второго размера. На стене висел огромный портрет, на нем был изображен обнаженный мужчина в полный рост — вместо рук и ног у него было по два больших пальца, чем-то напоминающих клешни рака. В кресле в полосатом банном халате, как будто только что вышел из душа, а не бегал по двору, с дымящейся трубкой в руке сидел высокий рябой человек и с чувством превосходства смотрел на Антона.

— Вот, привел, — сказал маленький, по обыкновению пережевывая слова, и кивнул в сторону Антона. — Только опасаюсь я чего-то.

— А чего опасаться… — проговорил длинный, пыхнув дымом.

Он поднялся из кресла, неторопливо положил трубку на стол и вдруг ловко, как ковбой, выхватил из кармана халата пистолет и направил его на Антона.

— Руки вверх!! — вдруг заорал он страшным голосом, совсем как тогда в музее. — Руки вверх! Не двигаться, пристрелю!!

Антон отпрянул, но сзади ему в спину уставилось дуло другого пистолета, который держал в руке маленький.

— Стой смирно, застрелим… — прошепелявил дефективный сквозь зубы.