"Соната моря" - читать интересную книгу автора (Мареичева Ольга)

2

Следующие дни прошли бестолково и суматошно: получали бумаги в миграции, ждали и встречали контейнер, распаковывали вещи. Пустые полки в ее комнате заполнялись привычными книгами, плюшевый медведь воцарился в углу кровати и мир снова принял знакомые очертания.

Раза два она выходила с Ажуоласом, несколько раз — с мамой, но довольно быстро Лоренца освоилась настолько, чтоб гулять по городу с альбомом в руках, и каждый день уходила делать наброски. К осени отчим обещал устроить ее к какому-то преподавателю.

Город постепенно раскрывался, принимал новую жительницу. После Петербурга совсем крошечный и очень тихий, со страшно запутанными для привычного к строгой геометрии глаза улочками и переулками. Вместе с тем ее новый дом казался уютным и таинственным, словно сказочный городок, нарисованный в детской книжке. На самом деле, конечно, он был иным- город с давней историей и горькой судьбой, но пока Лоренца видела только то, что хотела: узкие улицы, черепичные крыши, плывущие в вечернем небе разноцветные шары-монгольфьеры. И думала, что, пожалуй, сможет его полюбить.

Звонила бабушка. Услышав бодрое: «живем прекрасно», похоже, расстроилась.

Убирая в карман телефон, Лоренца вспомнила, как бабушка пила чай, морщилась и ворчала, что променять Петербург на какую-то дыру — это безумие. Прадедушка, который в свое время вывез семью в Ленинград, перевернется в гробу, потому что Елена мало того, что сама спятила, так еще и тащит за собой ребенка. Куда? Зачем? Ответить на эти вопросы Лоренца не смогла бы, но было все равно неприятно.

Резко запахло «Красной Москвой».

— Значит, вернулись! — сказала бабушка.

Лоренца подскочила на месте. Снова она, что ли, заснула?

Бабушка была одета в темное и плотное — не по погоде, — платье, волосы спрятала под кружевную шапочку, украшеную по краю тесьмой и бисером. На ногах она носила разношенные ботинки поверх мужских черных носков, эти распухшие конечности, казалось, принадлежали другому человеку — так странно сочеталась обувь с почти элегантным платьем. Ничего удивительного — старые женщины с больными ногами не всегда думают о красоте.

— Мы незнакомы, — пробормотала Лоренца. Теперь, когда первое ошеломление прошло, она видела, что женщина просто очень похожа на бабушку. Черты ее лица были острее, волосы — темнее, а глаза не карие, а бледно-голубые, почти совсем выцветшие. Но манера поджимать губы и складка на переносице — точь-в-точь как у бабушки. К тому же от незнакомки разило знакомыми духами.

Старуха усмехнулась:

— Ты-то меня не знаешь, а я ваших помню хорошо… Уехали они. Далеко уехали. А Елка-то вернулась. И ты вот приехала.

Лоренца сделала шаг назад. Елкой маму звали только домашние. Откуда могла знать это имя чертова бабка из другой страны, из другого мира. Но вотпрос так и остался на кончике языка: подошел троллейбус и нахлынувшая толпа их разделила, а потом, когда тротуар снова освободился, старуха уже исчезла.

Села ли она в троллейбус, или просто растворилась в воздухе, Лоренца не заметила. Она пожала плечами, перешла на другую сторону улицы и принялась набрасывать в альбоме смешного ангелочка, то ли амурчика, который хитро поглядывал на летнюю публику. Но желание рисовать пропало. У нарисованного ангелочка прищур получился недобрый, да и вышел рисунок криво… Должно быть потому, что перед глазами все стояла старуха. Знакомое — и совсем чужое, — лицо. Темное, как ночь, платье, на котором лунно серебрилась круглая брошь под воротником…

Она сильно нажала на карандаш и грифель сломался. Вот оно! Рисунок на броши она где-то уже видела. Коронованная змея. Та же, что и на монете, найденной в купе.

Стало зябко, хотя стены плавились от жары. Лоренца спрятала альбом и зашагала вдоль по проспекту.

Итак, она свихнулась. Заснула прямо в центре города и увидела кошмарный сон. Это вариант номер раз. Другое объяснение — старуха действительно была. И странная брошь у нее из того же мира, что и монета… Черт, что я несу? Может тут всякие украшения со змеями в каждой лавке валяются. Или валялись года три назад, когда бабулька брошку покупала.

А сходство с бабушкой… Может, показалось? Бабушка ведь правда отсюда родом, потому и похожа.

Но обмануть себя не удавалось. Старуха была не просто похожа. Словно родная сестра — похищенный в детстве близнец.

По дороге попался «Макдональдс», Лоренца хотела было зайти, но ограничилась рожком мороженого.

Бабушка «Мак» ненавидела лютой ненавистью и всякий раз пилила внучку, стоило той направить стопы в сторону богомерзкого заведения. «Как можно не то что есть, в руки-то брать такую еду! Лерик, почитай, что умные люди пишут!», — «Бабушка! — закатывала глаза Лоренца, — туда не толькое есть ходят! Там, вообще-то, сортир бесплатный» — «И за этим туда не надо!» — звучал совсем уж странный ответ.

Когда Лоренца — тогда еще Лариса, Ларчик, Котенок, — была совсем крошечной, они жили все вместе. В смутных воспоминаниях бабушка оказывалась мифологическим существом, всесильным божеством, властным карать и миловать. Она решала все: какой будет суп, что смотреть по телевизору, как одеть Ларочку на прогулку. Когда мама пыталась делать по своему, начинался скандал — долгий и противный. То и дело поминался отец ребенка, которого никто из родни не знал и не видел, в конце концов мама сдавалась и дня два приходила в себя.

Потом умер давно разведшийся с бабушкой дед и оставил дочери квартиру в пятиэтажке на Железноводской. «Сдавать! — скомандовала бабушка, — или съезжаемся!». Но мама неожиданно взбунтовалась и решила жить отдельно. Ларе об этом рассказали намного позже, а тогда она только и поняла, что живут они теперь вдвоем с мамой, спать она будет в своей комнате, а не за шкафом, и что бабушка осталась там, в старом доме с башенкой возле Смоленского кладбища.

Божество смирилось не сразу. Первые недели она обрывала телефон, то и дело заявлялась без приглашения, пыталась забирать Ларису из садика — воспитатели были предупреждены и ребенка не отдавали. Длилась эта мелодрама с полгода, наконец бабушка утихла, появляться стала реже, и постепенно снова вросла в их жизнь. А когда Лариса пошла в школу, где продленку обещали, но не сделали, обходиться без бабушки стало совсем нелегко. Та охотно предложила помощь, и незаметно сумела снова встать во главе семьи. Железная рука оделась в бархатную перчатку, но правила бабушка уверенно, ни капли не сомневаясь в том, что ей и только ей принадлежат жизни дочери и внучки.

Дома Лоренца достала монету и внимательно изучила узоры. Ошибки не было — на старухиной броши свились в клубок точно такие же змеи.

Внизу мама пекла пирожки к чаю и напевала. После переезда она стала совсем другой: моложе и еще красивее. Не шла — летела. Снова стала петь — просто так, а не когда в компании уговорят и почти насильно втиснут в руки гитару. Лоренца подумала, что если пойти к ней сейчас, в лучшем случае мама просто отмахнется: ну, глупости! В худшем — забьет тревогу, опять потащит по врачам. Теперь уже невропатологом не отделаешься.

И отчим… Она понятия не имела, что мама ему рассказывает. Если попросить, промолчит, наверное, но кто знает…

— Ты с ума сошла! — сказала тогда бабушка.

Она с тоской поглядела на дочь. Та лишь безмятежно улыбнулась:

— Знаешь, возможно!

Бабушка бросила выразительный взгляд на Лоренцу. Послушной девочке полагалось уйти к себе и закрыть дверь, дабы не слушать разговор взрослых. Но Лоренце давно надоело быть послушной.

— Тебе сорок лет! — припечатывала бабушка, прибавляя четыре года, — у тебя дочь. Ты думаешь, что творишь? Девочке нужна нормальная семья…

— И она у нее будет.

Бабушка говорила долго. Она умела выискивать самые больные места и бить по ним с безукоризненной точностью. Когда Лоренца была маленькой, ей приснилось, что вокруг мамы порхают красивые разноцветные мотыльки. Сон был красивый и яркий, но потом пришла бабушка и принялась насаживать мотыльков на булавки. «Вот видишь, — приговаривала она, — так будет порядок!». В ту ночь Лариса проснулась в слезах, мама долго ее утешала. Что сон был плохой дочка сказала сразу, а про бабушку рассказать постыдилась.

Сейчас радужные мотыльки вольно кружились по комнате и легко ускользали от бабушкиных рук.

— Елена! — простонала бабушка, — опомнись! Лерик девочка большая, взрослеет… Ты ее к взрослому мужчине в дом тащишь, да сын еще там…

Мама поняла не сразу, да и до Лоренцы не сразу дошло. Бабочки выцвели и устало опустились на ковер.

— Убирайся вон, — тихо сказала мама.

Она встала, подошла к бабушке вплотную. На секунду Лоренца испугалась, что бабушка сейчас ударит маму по лицу. Но та сдержалась, хотя ее рука готова была уже взлететь, чтоб отвесить пощечину.

— Как ты со мной разговариваешь? — бабушка попыталась было перейти к обороне, но силы были неравны — тот, кто защищал сейчас маму незримым присутствием, был старухе не по зубам.

И она сникла, съежилась, отступила. Хлопнула дверь. Больше бабушка не появлялась до самого отъезда, только звонила. На вокзал пришла почти к отправлению поезда, с Еленой попрощалась довольно холодно, внучку обняла и ушла не дожидаясь, пока вагон тронется, унося ее дочь к победителю, ради которого та оставила мать свою, дабы быть с ним одной плотью.

И могла ли мама не рассказать ему то, что взволновало бы до глубины души?

Лоренца еще раз взглянула на монету, повертела ее в руке, а затем положила в кармашек на груди рубашки. На случай, если старуха с брошкой попадется опять. Что говорить при встрече, она не представляла и очень надеялась, что встречи не будет.