"До скончания века" - читать интересную книгу автора (Картленд Барбара)

Глава вторая

Под конец ленча священник потчевал маркиза рассказами о фантастически интересной книге по мусульманству. Он как раз работал над ней:

– Единственные затруднения возникают с источниками, у нас нет поблизости приличной библиотеки, но я намерен съездить в Оксфорд, однако боюсь...

– Папа, мы не можем об этом... – перебила его Аджанта и смолкла, не договорив. Ей не хотелось, чтобы чужой человек был в курсе их семейных дел. И уверенно, резким тоном она произнесла:

– Поговорим об этом после, папа.

– Да, разумеется, – несколько смущенно ответил священник, как бы чувствуя собственную несдержанность. Аджанта повернулась к сестре:

– Поторопись, Чэрис! У тебя уйма невыученных уроков, а в пять часов придет миссис Джеймсон.

С этими словами она убрала остатки пудинга с патокой со стола на буфет. Взглянув на отца, девушка поняла, что он поглощен разговором с маркизом и ни на что больше не собирается обращать внимания:

– Папа, я думаю, что тебе пора идти готовиться к похоронам. Родственники покойного уверены, что ты встретишь их у церковных ворот.

– Да, да, конечно, ты права, моя дорогая, – согласился тот и поднялся из-за стола. Следом за ним поднялся и маркиз. Священник пожал ему на прощанье руку:

– Очень рад был с вами познакомиться, мистер Стоу. Жаль, что нам приходится прерывать столь интересный разговор, но я надеюсь, мы сможем его продолжить. Нынче редко встретишь кого-нибудь, кто знает толк в Востоке и восточных религиях.

– Беседа с вами доставила мне истинное удовольствие, – отвечал маркиз.

Аджанта пошла к выходу из столовой, волоча за собою упирающуюся и оглядывающуюся Чэрис. Уже в холле той удалось высвободиться из сестринских объятий.

– У вас великолепные лошади, мистер Стоу, – сказала она, подбежав к маркизу.

– Рад, что вы их оценили, – ответил маркиз с улыбкой.

Девушка секунду поколебалась, и, понизив голос, сообщила:

– Я написала стихотворение о лошади. Хотите послушать?

– С удовольствием, – маркиз заметил, что такой поворот событий заставил Аджанту нахмуриться, и решил сделать это назло ей. Чэрис испустила короткий крик восторга и кинулась вверх по лестнице. Когда она скрылась, Аджанта резко обратилась к маркизу:

– Прошу вас, мистер Стоу, не поощряйте Чэрис! Ей всего лишь шестнадцать, и она воображает, что влюбляется в каждого случайного встреченного мужчину.

– Вы полагаете, это плохо?

– Для нас – не очень хорошо. Всякая очередная «любовь» сопровождается тем, что Чэрис несколько дней пребывает в мечтательном состоянии и не обращает внимание на учебу. А нам недешево приходится платить за ее уроки.

Она говорила тоном, ясно дающим понять, что ей не нравится насмешливая улыбка на лице маркиза. Но маркизу показалось, что глаза Аджанты зажглись каким-то особым огнем.

– Я понимаю ваши трудности, мисс Тивертон. И поэтому попрощаюсь незамедлительно. Спасибо за стакан изумительного сидра.

Маркиз протянул для прощания руку, но Аджанта, казалось, не заметила ее, и направилась к входной двери, чтобы ускорить отъезд маркиза. Он последовал за ней, и в этот миг донеслись крики бегущей по лестнице Чэрис. Аджанта подошла к двери и на этот раз сама подала ему руку:

– До свиданья, мистер Стоу. Надеюсь, ваша жена скоро поправится. Вы должны заботиться о ней.

Оба услышали, как Чэрис замерла на середине лестничного марша. Мгновение она оставалась в нерешительности, затем быстро выбросила клочок бумаги и вошла в холл. Маркиз вопросительно посмотрел на нее:

– Я не нашла стихотворения, – проговорила Чэрис. И, не дожидаясь того, что он скажет, выбежала во двор, где Дэрайс гладила лошадей и выражала Бену свое восхищение.

– Один – ноль в вашу пользу, мисс Тивертон! – маркиз вскарабкался на козлы и перехватил вожжи, брошенные ему Беном.

– До свиданья! До свиданья!

Обе младших сестры махали руками вслед, пока маркиз выбирался на дорогу. Потом он оглянулся и увидел, что только Дэрайс стоит на крыльце, глядя ему вслед. Он улыбнулся; подумав о забавном происшествии, хотя все остальное в этот день было удручающим. Он никогда больше не увидит Тивертонов, но три прелестные дочери сельского пастора не выходили у него из головы. Затем тягостные размышления о собственных проблемах завладели его сознанием, как тучи заволакивают ясное небо. Маркиз гнал лошадей во весь опор, спеша в замок Долиш.

Сидя в огромной, прохладной и какой-то неуютной столовой замка, маркиз обнаружил, что его планы начинают расстраиваться. Он полагал, что по прибытии в замок, немедленно переговорит с герцогом и скажет, что настала пора подумать о семье. Они давно знакомы по скачкам, по одним и тем же клубам. Их фамилии значат многое в истории Англии. И нет ничего лучше, чем скрепить общность семей узами брака.

Стоу взвешивал каждое слово, которое намеревался произнести, и был уверен, что герцог примет его предложение с восторгом, и не только из-за богатства маркиза. Одновременно, в его воображении вставали томительные часы, наполненные чудовищной скукой, которые он вынужден будет провести в Стоу-Хаусе и, возможно, в замке Долиш, присутствуя на семейных торжествах.

Однако его предположения не оправдались. После того, как он прибыл, его провели не прямо к герцогу, а в библиотеку. С удивлением маркиз узнал, что герцог не один, но в окружении трех своих самых близких друзей.

Герцог с улыбкой протянул руку маркизу. В этот момент Гарри Стренсем, которого Стоу видел всего пару дней назад в клубе Уайте, воскликнул:

– Черт побери, Квинтус! Мы-то хотели скрыть от вас торги. Но, готов побожиться, не я выпустил джинна из бутылки!

– И не я, не я! Мы с Квинтусом не виделись уже неделю, – сказал второй друг герцога.

– И я старательно избегал его, – подал голос третий.

– О чем это вы? – удивился маркиз.

– Будет вам, Квинтус. Не изображайте саму невинность: просто вы прослышали о торгах Тревельяна. А мы думали, что по неопытности тот позабудет пригласить вас, – рассмеялся Гарри.

И тут маркиз понял, о чем идет речь. После смерти лорда Тревельяна пошел слух, что его сын, живущий за границей, намерен распродать конюшни. Но маркизу ровно ничего не было известно о торгах. Судя по всему, молодой наследник решил продолжать участвовать в скачках, выставляя лошадей, на которых его отец затратил так много денег и времени. Но молодой Тревельян не разбирался в них, ему был безразличен «спорт королей», поэтому решил устроить частные торги. Друзья маркиза рассудили, что раз Стоу ничего не говорит о предстоящей распродаже, то, следовательно, его не пригласили, а это значит, что у них будет больше шансов сделать выгодную покупку.

Маркизу везло во всем, что было связано с лошадьми. И вот теперь, совершенно случайно рассыпался заговор, имевший целью исключить его из числа участников. В иных обстоятельствах, удайся такой план, маркиз не на шутку бы расстроился. В конюшнях Тревельяна было несколько великолепных животных, которых Стоу мечтал заполучить себе. Маркиз принялся быстро соображать, как данную ситуацию обратить себе на пользу.

– Должен вам всем заявить, что вели вы себя в высшей степени не по-товарищески, – произнес он.

– Все средства хороши, когда дело доходит до лошадей или женщин, – сквозь смех проговорил Гарри. – Частенько выигрывали вы, вот мы и решили, что настал наш черед.

– Вы мне за это заплатите, Гарри, – шутливо пригрозил ему маркиз.

– Я подумал, что уж больно не похоже на вас, не навострить уши, когда дело касается скачек. И когда сегодня получил известие о том, что вы пожалуете, то сразу понял, зачем, – сказал герцог.

– Кто-нибудь еще поедет с нами? – поинтересовался маркиз.

– Только Эдди. Поскольку он в затруднительном положении, то мы решили не мешать ему. Пусть купит одну лошадь, – ответил Гарри.

– Я присоединяюсь к этому, – сказал маркиз: – Но вас-то я заставлю поволноваться, за то, что вы меня хотели провести. Так-то вот, друг мой, Гарри.

– Хотел. Но, как известно, и кошелек у вас куда толще моего.

Все рассмеялись. Разговор, продолжавшийся до того времени, когда настала пора переодеваться к обеду, вращался исключительно вокруг лошадей и их достоинств.

Маркиз сидел за столом между герцогиней и леди Сарой единственной, оставшейся незамужней дочерью хозяина дома. Он поймал себя на мысли о том, каким невероятно унылым был бы обед без трех друзей, оказавшихся в гостях. Герцогиня не могла говорить ни о чем другом, как о неправедности соседей, отказавшихся пожертвовать на реставрацию старинного аббатства, которое, как она полагала, является памятником истории. Она бубнила монотонным голосом так, что невозможно было разобрать смысл сказанного. Леди Сара, напротив, вообще ничего не говорила. Когда маркиз в первый раз увидел юную герцогиню, то был неприятно изумлен. Ее отец был человеком приятной наружности, поэтому он полагал, что дочь, уж если и не красавица, то хотя бы, просто симпатичная девушка. Но леди Сара обладала простоватой внешностью, на лице ее написано было унылое выражение, и единственным достоинством оставалось только то, что, подобно матери, она не произносила заунывных монологов.

Маркиз отважился сделать над собой усилие. И когда герцогиня стала изливать Гарри, сидевшему справа от нее, очередную порцию жалоб, обратился к леди Саре:

– Вы поедете с нами завтра на торги?

– Нет. Я не люблю лошадей, – отвечала она.

Маркиз сидел, как громом пораженный:

– Простите, как не любите лошадей? – спросил он, припоминая, что ни одна женщина не говорила ему подобного. Даже те, которые неуверенно держались в седле и не мечтали об охоте верхом, интересовались тем, какая лошадь сейчас у него под седлом, как дела на скачках.

– Я их боюсь, – призналась леди Сара.

– А как же вы обходитесь в полях? У вашего отца здесь великолепные охотничьи угодья. Разве вам не интересно?

– Я полагаю, что охота – это жестоко! Да и потом я не выношу громких звуков.

– И чем же вы занимаетесь? – настаивал маркиз.

– Да ничем особенным. Обычно мы делаем что-нибудь с мамой, – произнесла она беспомощно.

Маркизом овладело тяжкое чувство, сродни тому, как будто пробираешься верхом по непролазной грязи.

– Верно, вы много читаете? Ваш отец обладатель знаменитой библиотеки.

– У меня не остается времени на чтение.

Маркиз заключил, что перед ним одна из самых непривлекательных женщин, из тех, что когда-либо видел. У нее были рыжеватые прилизанные волосы и такого же цвета ресницы. Леди Сара внешне удивительно напоминала хорька.

Стоу внезапно представились золотые волосы Аджанты и ее ясные голубые глаза, сверкающие гневом в тот момент, когда она хотела, чтобы маркиз покинул их дом. Дочь священника бросила ему вызов. Это было в диковинку маркизу, привыкшему, что его всегда и везде ждут, приветливо принимают и стараются оттянуть, момент расставания. Он еще раз предпринял попытку пересилить себя и еще раз обратился к леди Саре:

– А чем вы занимаетесь в Лондоне? Нетрудно предположить, что тамошняя жизнь, с балами и приемами, вам более по душе.

– Мне не нравятся балы. Я брала уроки танцев, но нашла, что танцевать – это довольно трудно, – вяло отозвалась леди Сара. Маркиз понял, что и данная тема ее не волнует.

Возникла некоторая пауза, в которую тотчас же вклинилась герцогиня, дабы напомнить о низких качествах тех, кого не заботят памятники старины. Маркиз вдруг отчетливо понял, что выносить все это до конца своих дней он не в состоянии. Ему живо представились годы, идущие один за другим под без устали бубнящий голос герцогини, мимо неизменной фигуры леди Сары во главе обеденного стола, распространяющей вокруг мертвящую скуку на горе соседям по трапезе.

– Я не смогу этого сделать! – вы дохнул, он едва слышно, но вспомнил о том, чем грозит ему отказ от данного выбора.. Нет, даже леди Сара лучше, чем позорная роль героя бракоразводного процесса, затеянного злейшим врагом.

«Поговорю с герцогом после обеда», – решил он. Но такой возможности не представилось. Сразу же после обеда сели играть в карты. А когда маркиз, выиграв несколько сотен фунтов, поднялся, то обнаружил, что хозяин исчез.

– А где же герцог? – осведомился он у Гарри.

– Его светлость решил быть на торгах со свежей головой. Боится выбросить на ветер те немногие средства, которыми располагает, вдруг подсунут негодную лошадь?

Маркиз рассмеялся:

– Я полностью уверен, что Тревельян никогда не позволит себе подобных поступков.

– На все эти торги никогда нельзя полностью положиться. Да и потом мы имеем дело не со стариком Тревельяном, который всегда был прям, как правда, а с его сыном. А этот молодой человек, по слухам, вполне способен обвести кого угодно вокруг пальца.

– Тогда, действительно, нужно вести себя осторожно, – согласился маркиз.

Только уже когда маркиз добрался до спальни и раздевался с помощью Бена, выполнявшего обязанности постельничьего в отсутствии свиты, блестящая идея осенила его. Маркиз понял, что для спасения необязательно жениться. Сила оружия Вернема иссякнет сразу же после оглашения помолвки! Зачем же тогда идти к алтарю! И не надо связывать свою жизнь с унылым чучелом, вроде леди Сары.

Стоу стоял у окна, уставившись в ночь, а Бен суетливо сновал по комнате в ожидании, пока его отпустят. Наконец, маркиз принял решение:

– Разбуди меня завтра в шесть утра, Бен. Я поеду на Руфусе. Да, и накажи Джиму сопровождать меня на той лошади, на которой тот приехал из Лондона.

Джимом звали конюха, что выехал в Долиш с письмом маркиза.

– Разумеется, ваша светлость. Но, насколько я понимаю, ваша светлость примет завтра участие в торгах.

– Они не начнутся раньше полудня, а я обернусь до завтрака, к Тревельяну поеду в фаэтоне.

– Слушаю, ваша светлость.

Бен собрал вечерний костюм маркиза и двинулся к выходу:

– Покойной ночи, ваша светлость.

Но маркиз уже не слушал, он полностью погрузился в размышления. Приблизительно через час, все хорошенько обдумав, он лег. Перед тем как уснуть, маркиз успел удивиться, насколько умно все рассчитал. Да, он превзошел самого себя, поэтому можно завтра сделать себе в награду за собственную сообразительность маленький подарок, скупив, не считаясь с расходами, всех мало-мальски приличных лошадей.

Стоя на коленях и мурлыкая под нос какую-то песенку, Аджанта мыла пол. День был прекрасен, и она решила, что если управится быстро, то сходит в лес полюбоваться на колокольчики. Раз в году, всего лишь на неделю, лесные лужайки неподалеку от их дома превращались в голубой ковер. Аджанте нравились колокольчики: они были того же цвета, что и ее глаза. И мама как-то раз сказала:

– Каждый раз по весне любуюсь на колокольчики, и их красота живет потом во мне целый год. А когда на душе тоскливо, правда, такое бывает нечасто, вспомню их – и на сердце становится легче.

– О мама, как ты поэтична, – сказала тогда Аджанта с иронией в голосе.

– А я и не могу быть другой, когда у меня есть твой папа и четверо самых восхитительных в мире детей.

«Пойду и погляжу на колокольчики. Они заставят меня забыть о счетах, которые пришлют к концу месяца и о сапогах для верховой езды, так некстати понадобившихся Лилю», – пообещала она сама себе. Она тревожилась за Лиля не меньше, чем отец. «Позаботься о папе», – это были последние слова мамы, обращенные к ней перед смертью. Но ее отец после смерти жены был в ладу с собой только тогда, когда забывался писательской работой, помогавшей ему отвлечься от незаживающей раны – потери самого близкого человека.

А Лиль по характеру был иным. Он был молод и очень хорош собой, поэтому хотел не только упорно работать, но и иметь какие-нибудь развлечения, подобно своим однокашникам. Но для их семьи было не по силам наскрести денег и на его содержание, и на пристойную одежду, и на карманные расходы, которые, разумеется, были необходимы, чтобы хоть когда-нибудь позволить себе маленькое удовольствие. «Если бы я могла заработать немного денег», – думала Аджанта.

Но какие возможности были для этого в маленькой деревушке, где и жило-то от силы две сотни человек. Но все же, потому что солнышко светило радостно, потому что. она сегодня увидит колокольчики, Аджанта напевала.

Внезапно прямо перед ней на каменном полу кухни возникли, словно по волшебству, два черных блестящих предмета, в которых Аджанта узнала блестящие ботфорты. Она взглянула вверх, вскрикнула от неожиданности и села на пятки. Посреди кухни стоял необычайно элегантный, очень красивый и важный мужчина, так бесцеремонно, по ее мнению, ворвавшийся вчера в их дом. Оба, и маркиз и Аджанта, были удивлены. Маркиз перед этим долго дергал веревочку звонка, и, наконец, решил, что он сломан.

Он прошел в дом через незапертую входную дверь, в надежде, что кто-нибудь скажет ему, где священник, заглянул в гостиную. Комната была невелика, ковер на полу довольно изношен, однако здесь было очень уютно. В комнате никого не было. Никого не было и в кабинете, уставленном с полу до потолка книжными полками. Книги лежали также на всех столах и стульях, и даже на полу. Маркиз решил, что единственная надежда кого-нибудь найти, спросить у прислуги. Он направился в столовую, думая, что она должна быть расположена рядом с кухней. Лишь на кухне он увидел женщину, моющую пол, и хотел было обратиться к ней, когда по золотому мерцанию волос узнал в этой женщине Аджанту.

Когда девушка взглянула на него, маркизу показалось, что она еще прелестней, чем вчера. На мгновение он забыл, что хотел сказать и произнес первое, что пришло в голову:

– Зачем вы моете пол? Неужели больше некому этим заняться?

– Почему же, есть. Полдюжины женщин из деревни с радостью стали бы убираться у нас. Но им нужно платить.

Потом она подумала, что показывать собственную нищету незнакомцу – недостойно. И с недобрыми нотками в голосе спросила:

– А вам что угодно? Зачем вы пришли?

– Я хотел бы видеть вашего отца.

– Он в отъезде, его не будет до вечера.

Губы маркиза сжались, затем он проговорил:

– В этом случае, мне бы хотелось поговорить с вами, мисс Тивертон.

– О чем? Вы разве не видите, что я занята.

– То, что я хочу сказать – очень важно, срочно и, как ни странно, непосредственно касается вас.

– Касается меня? Не могу вообразить себе, как меня могло бы касаться что-либо из того, о чем вы собирались говорить с моим отцом, мистер Стоу.

Маркиз улыбнулся. Улыбка очень шла ему:

– Большинство молодых особ не ожидают от меня иных тем разговора, как о них самих.

Аджанта не слушала. Она глядела на пол. Осталось домыть еще половину.

«Нельзя ли попросить его подождать, пока я закончу», – думала девушка. Потом она решила, что он может остаться и наблюдать за ней, что поставит её в затруднительное положение.

– Надеюсь, вам не потребуется много времени. У меня еще много уборки. Кроме того, нужно готовить ленч.

Маркиз не ответил. Он смотрел, как она снимает фартук из мешковины. Под фартуком было платье дешевого ситца, скорее всего самодельное. Однако оно не могло скрыть изящества ее фигуры: у Аджанты была тонкая талия, стройные бедра, и, насколько маркиз мог догадываться, длинные, сильные ноги. Он вспомнил, что еще в первый раз заметил, что она похожа на юную греческую богиню. И греческое имя больше бы подошло ей, чем индийское.

Она не спеша опустила закатанные рукава и аккуратно застегнула манжеты. Отодвинув ведро и прислонив швабру к стене, она сказала:

– Может быть, вы пройдете в гостиную. И, пожалуйста, постарайтесь долго меня не задерживать, иначе не останется времени сходить посмотреть на колокольчики.

Сказав, поняла, что думая вслух, при этом не желает посвящать в свои очень личные переживания докучливого незнакомца.

– Колокольчики? – сразу заинтересовался маркиз.

– В лесу, за садом. Но вас это не касается.

Маркиз ничего не ответил и молча последовал в гостиную за Аджантой. Там он понял, что уют комнате придает множество цветов, расставленных на каждом столе. Казалось цветы излучают свет, а оттенки нарциссов перекликаются с золотом волос хозяйки. Она остановилась у камина и подняла на него свои голубые глаза. Он понял, почему Аджанта хотела посмотреть на колокольчики.

– Слушаю вас, мистер Стоу. И прошу вас, не беспокойте папу, если в том нет крайней нужды.

Она внезапно испугалась, что маркиз пришел говорить с отцом о благотворительности или о чем-либо другом, связанным, так или иначе, с увеличением их расходов. Но взглянув на одежду маркиза и вспомнив его лошадей, решила, что такие подозрения попросту нелепы.

– Так чего же вы хотите? – повторила она с некоторой опаской.

– Не могли бы вы присесть?

Властный тон, которым он говорил, заставил девушку послушаться. Она села в ближайшее кресло, лицом к окну, а маркиз остался стоять, облокотившись о каминную полку.

– Из некоторых произнесенных вчера вами слов и замечаний вашего отца, я понял, что вы с трудом сводите концы с концами.

Он заметил, как взгляд Аджанты стал жестким, и понял, что сейчас она скажет: «Не ваше дело». Не давая ей вставить слово, продолжал:

– Я понял, что вам затруднительно платить за пребывание вашего брата в Оксфорде, и вы также сказали мне, что не можете позволить сестре терять деньги, которые заплачены за ее уроки.

– И терять время в напрасных вздохах по вам, – добавила Аджанта, казалось, утратившая способность не высказывать своих мыслей вслух.

– А она вздыхает?

– Еще как! В этом возрасте девушки всегда чересчур романтичны. И Чэрис не исключение.

– Но вы-то, наверное, в ее годы не страдали подобным образом.

– Мне кажется, что вы хотели говорить с моим отцом не об этом.

– Да, но предмет разговора прямо относится к вам. Вы я вижу нетерпеливы, поэтому позвольте мне продолжить.

– Извольте.

– Я хочу вам сказать, что мне нужна ваша помощь в очень серьезном и очень личном деле. И если вы мне ее окажете, то за труды я заплачу вам две тысячи фунтов стерлингов.

Если бы в этот миг у ног Аджанты взорвалась бомба, то она не удивилась больше. Секунду она не могла вымолвить и слова и только удивленно смотрела на маркиза.

– Это что, шутка?

– Разумеется, нет. Я совершенно серьезен, и сейчас вижу, что с данным предложением лучше обратиться к вам, нежели к вашему отцу. Мне представляется, хотя возможно я и не прав, что он несколько не от мира сего, и денежные проблемы не очень его занимают.

– Это так. Но почему вы с таким предложением обращаетесь к нам, людям едва знакомым. И что мы должны делать, чтобы заработать эту баснословную сумму?

– Ее должны заработать вы, мисс Тивертон.

– Я? Каким образом?

– Это я и собираюсь вам объяснить, но чтобы вы не сомневались в моих намерениях, должен сказать; что дело чрезвычайно серьезное и должно быть исполнено с одной только целью – помочь мне.

– Вы сказали две тысячи фунтов? – очень тихо спросила Аджанта.

По ее глазам нетрудно было прочесть, что она размышляла о том, как много эти деньги значат для семьи. Ему показалось, хотя и уверенности в том не было, что на самом последнем месте среди всех семейных надобностей девушка поставит потребность в прислуге, которая бы освободила ее от обязанности мыть кухонный пол. Он осторожно подбирал ответ:

– Я попал в ситуацию, в которой мне совершенно необходимо, чтобы в ближайшие три дня появилось объявление о моей помолвке. Я говорю о помолвке, которая должна продолжаться в течение трех, четырех, может быть, шести месяцев. После чего она может быть расторгнута, и вопроса о моей реальной женитьбе не возникнет.

Аджанта недоверчиво глядела на маркиза. Он продолжал:

– Поэтому мне необходима ваша помощь. Я готов заплатить тысячу фунтов сразу же по оглашении помолвки и еще тысячу по ее расторжении. После чего мы объявим, что пришли к совместному согласию в том, что не подходим друг другу.

– Вы с ума сошли! – воскликнула Аджанта.

– Я прощу вашей помощи, мисс Тивертон.

Аджанта не смотрела на него:

– Конечно же нет! Сама мысль абсурдна! Папа был бы поражен, узнай он, что я помолвлена безо всякого намерения выйти замуж.

После некоторой паузы она с достоинством добавила:

– Я полагаю, вам лучше уехать, мистер Стоу. Я выслушала ваше предложение и отвергла его. Нет никаких причин продолжать разговор.

– Я понял вас, – сказал маркиз холодно. – Я ошибся. Я думал, посетив вас вчера, что вы любите свою семью и сделаете все для ее блага. Теперь я вижу, что был неправ, и приношу свои извинения.

Он шагнул к двери, как бы собираясь уйти.

– Я люблю свою семью! Я готова на все ради них, но... – вскричала Аджанта.

– … не заработать для них две тысячи фунтов, – закончил за нее маркиз. – Оказывается любовь – это весьма эгоистичное чувство.

– Как вам не стыдно говорить это мне! Я забочусь о папе и девочках.

– И не заботитесь о вашем брате, – прервал ее маркиз. – Вам безразлично, может ли он позволить себе ездить на лошадях, заниматься спортом и доставлять себе прочие удовольствия.

– Лиль счастлив тем, что он в Оксфорде, – сердито сказала она.

– Но нуждается в деньгах. Я сам там был и знаю тамошнюю дороговизну.

Аджанта отошла к окну и повернулась к нему спиной. Как он и предполагал в своих ночных размышлениях, Аджанта принялась искать отговорки. Но разговор был детально продуман заранее. Разглядывая волосы девушки, играющие золотом в солнечных лучах, он ждал, уверенный в том, что все пойдет так, как намечено.

– И кто поверит, что вы столь опрометчиво решили жениться на мне? – спросила Аджанта, с трудом выговаривая каждое последующее слово.

– Если вы взглянете в зеркало, то обнаружите, что немногих это удивит.

Сказано это было сухим, безразличным голосом и звучало совсем не как комплимент. Аджанта обернулась:

– Папа не поверит, я уверена.

– Значит, вам нужно умно уверить его в этом. На худой конец можно поведать ему правду, хотя и не стоит. Можно сказать, что это любовь с первого взгляда.

– У папы так было с мамой, – еле слышно произнесла она.

– Тогда еще проще. Я встретился вчера с вами за ленчем и понял, что только вас я искал всю жизнь, – сказал маркиз нарочито наигранно.

– Так иногда случается в жизни, не смейтесь! – резко произнесла Аджанта.

– Я не буду смеяться, если вы согласитесь мне помочь. Я действительно был бы вам очень очень благодарен.

– Я не представляю, как я смогу поступить подобным образом, – беспомощно проговорила она.

– Вы сможете, когда поразмыслите и поймете, какие наступят перемены для вашей семьи. А я плачу, потому что это будет для меня выходом из скверного положения, рассказывать о котором, мне не хочется.

– А вы не думаете, что это может повредить мне?

Тон ее более не был недоброжелательным, маркиз видел перед собою молодую, немного напуганную и удивительно прекрасную девушку.

– Себе можно повредить, отказываясь от подарков судьбы, в чьи бы руки она их не вкладывала. Люди обычно называют это удачей. Ваш отец, наверное, сказал бы что-нибудь о манне небесной.

– Я сама себя пытаюсь в этом уверить, – пробормотала Аджанта. – В то же время не могу избавиться от ощущения, что поступать таким образом не только предосудительно, но и опасно.

– Не беспокойтесь. Я буду помогать вам. Единственное, что от вас требуется – согласие на то, чтобы объявление о помолвке было напечатано в «Лондон Газетт» завтра.

– Завтра? Но это слишком рано.

– В моем положении не рано.

– А ваша семья? У вас ведь есть семья?

– С ней я все улажу. А вы поговорите со своими домочадцами.

– Я не знаю, что и сказать папе, – смутилась она.

Маркиз улыбнулся:

– Я полагаю, что вы с ним справитесь не хуже, чем с сестрами. Итак, с этой минуты вы будете мне помогать и не передумаете?

– Я держу свое слово, – гордо ответила Аджанта.

– Давайте скрепим наш договор рукопожатием, – маркиз протянул ей свою руку. Аджанта тревожно смотрела на него:

– Это похоже на прыжок в темноту. Не знаешь на что попадешь.

– Наверное, на что-нибудь мягкое.

Она тоже попыталась улыбнуться:

– А если на терновый куст или на перину из чертополоха?

– Ни на то и ни на другое, – засмеялся он. – Если уж это и будет перина, то только набитая гусиным пухом.

Аджанта не совсем поняла смысл последних слов маркиза, но рассмеялась в след за ним. Она вложила свою руку в его и почувствовала пожатие сильных пальцев.

– Могу ли я написать записку, которую мой конюх доставит в Лондон? – спросил маркиз.

– Конечно. Вам лучше пройти в папин кабинет: там вы найдете бумагу и перья.

– Благодарю вас.

Он позволил Аджанте проводить себя, хотя уже успел узнать, где находится кабинет священника, во время своих блужданий по дому. Там он сел за стол, а Аджанта опять отошла к окну, похоже, ей не хватало воздуха.

– Мне необходимо написать еще кое-что, помимо объявления. Кстати, забыл вам сказать: обычно меня величают «маркиз Стоу».

Аджанта уставилась на него в изумлении:

– Маркиз Стоу! – воскликнула она. – Это ваша лошадь выиграла Дерби в прошлом году.

– Моя. Голден Глори.

– Лиль был уверен, что она придет первой, мы все болели за нее и очень обрадовались, когда это случилось.

– Почту за удовольствие показать вам эту лошадь.

После некоторой паузы, Аджанта проговорила неуверенным голосом:

– Вы полагаете, что мне необходимо посетить ваш дом?

Маркиз оторвался от разглядывания гусиных перьев, рассыпанных по столу:

– Ну, разумеется! Я отвезу вас сначала в фамильное поместье в Букингемщире, а затем в Лондон.

– Как же я смогу отправиться с вами? На мне и Чэрис и Дэрайс.

– А мы их возьмем с собой. А так как Стоу-Холл, всего лишь в десяти милях от Оксфорда, то, может быть, и ваш отец пожелает воспользоваться оказией поработать в тамошних библиотеках. Помнится, вчера он намеревался их посетить.

– Гляжу, вы все продумали. За исключением того, что ваши друзья и родственники с первого взгляда поймут, что я вам не пара. Они мигом раскусят фальшивку.

На секунду маркиз задумался, затем глаза его лукаво блеснули:

– Подобно всем представительницам вашего пола, вы подумали о платьях. Наконец-то я вижу в вас женщину, Аджанта!

– Разумеется, я беспокоюсь об этом. Может быть, в ваши планы и входит, чтобы я выглядела, как кухарка, которую сиятельный маркиз выловил где-то и канаве, но я не хочу играть такую роль, – резко сказала она.

Маркиз рассмеялся:

– Вы невысоко ставите мои способности по улаживанию дел. Естественно, у вас будет подобающий гардероб. Это само собой разумеется. Часть его вы получите уже по прибытии в Стоу-Холл. Я напишу насчет этого отдельное распоряжение.

– Я не собираюсь тратить деньги, которые вы мне пообещали, на пустяки.

– Платья будут за мой счет, а не за ваш.

– Я не могу вам этого позволить. Мама бы меня не одобрила.

Лицо маркиза приобрело напряженное выражение. Аджанта поняла, что тот не отступит от своего намерения. Не дав ему ответить, она сказала:

– У меня своя гордость, Ваша светлость. Я сама знаю, что находится в пределах приличий и правил.

– А я знаю, что недальновидно и глупо выбросить деньги на платья, когда они нужны на образование сестрам и брату.

Несмотря на протестующие возгласы, маркиз продолжал:

– Даже двух тысяч фунтов вам на весь век не хватит. Пусть вы не собираетесь отложить их себе на приданое, но подумайте о Чэрис, которая мечтает выглядеть романтически и обаятельно, о подрастающей Дэрайс.

По выражению лица Аджанты, маркиз понял, что уже частично убедил ее:

– Вы обязаны позволить мне делать все так, как я считаю нужным. Командовать буду я. Неповиновения не потерплю. Мне следует подчиняться беспрекословно!

– Вы не командир, а тиран! – вспыхнула Аджанта.

– В недобрый час власть должна быть в одних руках. И я беру эту власть, Аджанта, – надменно заявил маркиз ясным и громким голосом. – Независимо от условностей света и мнений кумушек, я намерен обеспечить вас необходимой одеждой. Представьте, что я ставлю спектакль в Друри-Лейне или в Ковент-Гардене и выбираю костюмы своим актерам. Понятно вам?

После паузы Аджанта произнесла:

– Я вынуждена согласиться с вами.

– Было бы просто глупо – не согласиться. Теперь я кое-что прочту, а вы извольте послушать – нет ли ошибки.

И он вслух прочитал написанное: «Объявляется помолвка Маркиза Стоу и Аджанты Тивертон, дочери преподобного Мориса Тивертона и покойной миссис Тивертон».

– Верно? – взглянул он на девушку.

– Да.

Маркиз сложил лист и придвинул к себе другой.

– Итак, пожалуйста, сходите наверх и принесите платье, которое хорошо на нас сидит. Мой конюх отвезет его к портному. Я, с ним заранее договорился, и его вкусу можно довериться. Он сошьет нам несколько платьев на первое время.

Глаза Аджанты широко открылись, маркиз почувствовал, что она хочет возразить, и спокойно сказал:

– Пока вы будете ходить, я подпишу чек на девятьсот восемьдесят фунтов. И так как вам предстоят некоторые расходы перед выездом и, может быть, мелкие покупки, я оставляю двадцать фунтов золотом и банкнотами.

У Аджанты перехватило дыхание. Она почувствовала себя всецело во власти маркиза. Сил сопротивляться не было, оставалось одно – покориться. Она быстро вышла из кабинета, притворив за собою дверь.