4

Солнце уже садилось, когда уставшая Шеннон поднялась на крутой скалистый холм, с которого открывался вид на ее хижину. Правда, сама хижина закрыта высокими елями и не очень бросалась в глаза из-за того, что была наполовину встроена в склон горы.

Шеннон нечасто так радовалась при виде собственного жилья. Расставшись с Чероки, она несколько часов выслеживала дичь. Результат оказался малоутешительным: она зверски устала, а в животе у нее урчало так громко, что Красавчик стал бросать на нее подозрительные взгляды.

— Успокойся, — пробормотала Шеннон. — Я не собираюсь делать из тебя жаркое.

Красавчик помахал хвостом и облизнулся.

— Не смотри так на меня, — устало проговорила Шеннон, поглаживая пса по голове. — Если ты голоден, поищи какую-нибудь живность да постарайся, чтобы ее хватило на двоих… Хорошо?

Наедине с самой собой Шеннон не нужно было маскировать свой голод и страшную усталость. Ее тон и поза красноречиво свидетельствовали, насколько она чувствовала себя выжатой и измотанной.

Ничего, кроме двух или трех кусочков вяленой оленины, в ее желудке за целый день не побывало. А та оленина, которую она сунула утром в карман, пошла в суп Чероки вместе с несколькими молодыми зелеными побегами, сорванными Шеннон недалеко от хижины старой женщины. Обед для Чероки получился такой, о котором Шеннон могла лишь мечтать.

По дороге домой Шеннон решила поохотиться. Но как бы осторожно она ни подкрадывалась к оленям, те замечали ее присутствие и убегали раньше, чем она оказывалась настолько близко, чтобы можно было рискнуть потратить заряд.

С невеселыми мыслями Шеннон спускалась к хижине, задняя стена которой представляла собой крутой склон горы. Где-то под ногами девушки находилась пещера, и там бил горячий источник, хотя на поверхности не было видно никаких его следов. Правее громоздились скалы, и там начинался выкопанный Молчаливым Джоном тайный проход, ведущий в хижину. Его тоже не было видно.

Красавчик трусил перед Шеннон, принюхиваясь к ветру, долетавшему с поляны. Внезапно пес резко остановился. Он прижал уши к голове и беззвучно оскалился.

Шеннон тут же прислонилась спиной к дереву, подняла дробовик и, мгновенно позабыв про усталость, стала зорко всматриваться вперед.

Подобным образом Красавчик реагировал только на человека.

Кто-то находился недалеко от хижины. А возможно, даже прятался в ней, поджидая Шеннон и собираясь захватить ее врасплох.

Стараясь не шуметь, Шеннон продолжала зигзагами спускаться со скалистого, поросшего кустами холма. Достигнув его подножия, она, не выходя из зарослей, стала описывать круги около своего жилища.

Красавчик не проявлял никакого интереса к запахам, а все свое внимание сосредоточил на хижине.

Когда Шеннон наконец приблизилась к опушке, она поняла причину такого поведения собаки. Возле хижины на скрещенных жердях висела туша только что убитого и разделанного оленя.

Молчаливый Джон тоже пользовался этими жердями, когда свежевал и разделывал убитую на охоте дичь.

— Неужели Молчаливый Джон? — прошептала Шеннон.

Внезапно Красавчик резко развернулся и уставился в сторону холма, откуда они только что спустились. Шерсть у него встала дыбом.

Шеннон также повернулась в сторону холма. На фоне неба, окрашенного в пунцовые и оранжевые тона заходящим солнцем, она увидела силуэт сидящего на лошади мужчины. По ширине плеч и кнуту, лежащему на правом плече, она мгновенно узнала в нем Бича.

Он прикоснулся к шляпе, приветствуя Шеннон, тронул поводья огромной серой лошади и через несколько мгновений скрылся за холмом.

Затаив дыхание, Шеннон некоторое время ждала, не появится ли Бич снова. Больше он не появился.

В конце концов Красавчик зевнул, ткнулся носом в ноги Шеннон и выразительно посмотрел на хижину.

— Ладно, мой мальчик. Думаю, Бич вряд ли придет сейчас, когда понял, что мы его заметили.

И Шеннон стала мысленно убеждать себя в том, что нисколько не разочарована исчезновением Бича. Хотя прекрасно понимала, что лжет.

Она также сказала себе, что оставит подношение Бича висеть на своем месте, пока оно не сгниет.

И понимала, что и это тоже ложь. Она была голодна, а та мука, которую она принесла из лавки, кончится очень скоро.

Исполненная противоречивых чувств и благодарности и недовольства, Шеннон подошла к хижине. Она вынула подарок Чероки из кармана куртки. Сквозь дырку в папиросной бумаге проглянула блестящая ткань.

«Он только увидит тебя в этом шелке и кружевах — и забудет о том, что куда-то должен ехать. И ты выйдешь замуж раньше, чем успеешь сказать „да“…»

Какое-то удивительное волнение испытала Шеннон при мысли о том, как наденет рубашку и ее груди ощутят прохладу тонкой ткани.

— Окажусь ли я достаточно привлекательной, чтобы удержать его? — прошептала Шеннон. — И будет ли он нежным со мной?

Ответом ей была звенящая тишина пустой комнаты. Шеннон быстро отложила подарок и вышла из хижины, чтобы заняться другим подарком — тушей убитого Бичом оленя.

Через некоторое время перед Шеннон дымилось аппетитное жаркое — первая по-настоящему вкусная еда за много месяцев. Несмотря на острое чувство голода, Шеннон ела не спеша, смакуя каждый кусок.

Олень оказался первым в серии подарков Бича.

Проснувшись на следующее утро, Шеннон обнаружила два джутовых мешка, висящих на суке дерева возле хижины. В одном были сушеные яблоки, сахар, корица, сало. В другом оказались продукты, которые Шеннон оставила в лавке, и еще много других.

Несколько часов Шеннон боролась с искушением. В конце концов она решила, что продуктам можно найти более достойное применение, чем отдать их на разграбление всякому зверью и птицам.

Приняв такое решение, Шеннон тут же испекла яблочный пирог. И бисквиты… И хлеб…

Когда Шеннон шла к Чероки, чтобы поделиться с ней подношениями Бича, у нее было ощущение, что за ней кто-то идет. Она затылком, каким-то животным чутьем ощущала, что на тропе не одна.

Однако сколько Шеннон ни оглядывалась, надеясь застать Бича врасплох, она не видела ничего, кроме скал, деревьев да высокого неба над вершинами гор.

Никаких настораживающих запахов не улавливал и Красавчик.

— Входи, девочка, — приветствовала девушку Чероки, отпирая дверь.

— Спасибо.

Шеннон сняла с себя рюкзак, который сшила из старой седельной сумки.

— Как твоя лодыжка?

— Лучше не бывает.

Шеннон бросила взгляд на Чероки и поняла, что лодыжка все еще беспокоит старую женщину. Вслух же она сказала:

— Что ж, хорошо, я принесла кое-какой еды, чтобы немного расплатиться с долгами.

— Ты посмотри на нее! Я тебе в долг ничего не давала, и никакой расплаты не требуется.

— Я положу оленину в угол, — будничным тоном произнесла Шеннон, не обращая внимания на протесты. — А остальное в буфет, где ты хранишь продукты.

Чероки ошеломленно наблюдала за тем, как Шеннон раскладывала продукты.

— Это свежая оленина, — обрела наконец дар речи Чероки.

— Ну да.

— Разрази меня гром! Ты что, сама убила оленя?

Шеннон не ответила.

— Вот что, забирай эти мешки с мукой и сахаром, — решительно проговорила Чероки. — У меня этого добра пока хватит, а потом я или еще накопаю золота, или съезжу в Холлер-Крик и продам травы.

Шеннон проигнорировала ее слова.

— Яблоки! — вдруг с благоговением прошептала Чероки. — Неужели я слышу запах яблок?

— Совершенно верно. Я поставлю подогреть на плите половину яблочного пирога.

— Хлеб… Пирог. С ума сойти! Ты опять ходила в город за продуктами!.. — Это было очень глупо с твоей стороны, — продолжала Чероки. — Двое из Калпепперов сильно пострадали в стычке с Бичом, самолюбие их задето. Они могли поймать тебя.

— Не поймали.

— Но они могли…

— Я не ходила в Холлер-Крик, — перебила Шеннон старую женщину.

Чероки некоторое время молчала. Внезапно ее морщинистое лицо расплылось в широкой беззубой улыбке.

— Господи, это Бич! — радостно воскликнула она. — Он ухаживает за тобой!

Шеннон хотела было возразить, но промолчала. Чероки не откажется принять подношение Бича, ухаживающего, как она сказала, за Шеннон.

Правда, она может отказаться, если усмотрит попытку совратить ее.

— Может быть — да, — сказала Шеннон. — А может быть — нет.

— Ну конечно же, ухаживает! Где твои мозги, девочка? Он положил на тебя глаз… Или ты уже надевала для него ту рубашку?

— Я замужем, ты это помнишь? И все должны так считать. И не надо забывать об этом.

— Да-да… Только надеть кольцо — еще не значит быть замужем. — Так или иначе ты вдова.

— Щади лодыжку, — сказала Шеннон. — Я принесу тебе побольше воды и дров на несколько дней, потому что я не смогу навестить тебя раньше.

— Куда-то уезжаешь?

— На охоту, — коротко бросила Шеннон.

Чероки выглядела озадаченной. Затем она негромко, хрипло засмеялась:

— Ты хочешь, чтобы он как следует побегал за тобой, девочка?

Сверкнувшая улыбка Шеннон была холодной, как блеск охотничьего ножа, висевшего у нее на поясе.

— Я хочу, чтобы этот парень скрылся в нору, — подражая акценту Чероки, проговорила Шеннон.

Чероки прямо-таки зашлась от смеха.

— Это ты так считаешь, — успокоившись, сказала Чероки. — Давай, действуй так до того момента, пока Бич не сцапает тебя и не поведет к священнику.

Улыбка сошла с лица Шеннон. Бич не собирался жениться, и она прекрасно это знала.

Но Чероки знать об этом не следовало. Она считала, что судьба Шеннон уже решена, и выглядела прямо-таки счастливой.

— Так ты побереги лодыжку, — наставительно сказала Шеннон. — А я принесу воды и дров.

Все еще продолжая хихикать, Чероки добралась до неубранной постели и легла.

Когда Шеннон вышла из хижины, она уже не сомневалась, что Бич находится где-то поблизости и наблюдает за ней. Однако Красавчик не проявлял ни малейших признаков беспокойства. Он лежал на солнцепеке у входа, и легкий ветерок шевелил его серую шерсть.

Пока Шеннон носила воду и дрова, она то и дело поглядывала в ту сторону, куда дул ветер, — именно там должен скрываться Бич, чтобы его не мог учуять Красавчик.

Однако ей так и не удалось обнаружить его присутствие.

Иногда до нее доносилось нечто такое, что можно было принять за посвист ветра, а можно — и за тоненький голосок тоскующей флейты.

В этот день Шеннон долго и безрезультатно выслеживала дичь, не оставляя при этом надежды обнаружить Бича. Она затылком чувствовала, что он рядом. За ней явно наблюдали. Об этом свидетельствовали и долетающие порой звуки флейты, точнее эхо этих звуков. Улавливал их и Красавчик — он поднимал голову и прислушивался, хотя не рычал и не оскаливался. Лишенная плоти музыка не была опасной.

Тем не менее, несмотря на бдительность Шеннон и остроту нюха Красавчика, обнаружить следы Бича не удавалось, хотя у Шеннон не было сомнений в том, что он находится где-то совсем неподалеку.

На следующий день, снова отправившись на охоту, внезапно между двух валунов она наткнулась на трех уже разделанных куропаток, подвешенных к суку дерева.

Шеннон в панике завертела головой, но ничего, кроме тихо шелестящих поодаль деревьев, бурых скал, солнечного сияния да белых барашков облаков в голубом небе, она не увидела. Шеннон бросила взгляд на тропу — никаких следов, ветки и камешки не потревожены и находятся на своих местах.

Не слышала она и звуков выстрелов. Тем не менее три птицы были убиты, по всей видимости, совсем недавно.

«Да ведь он сделал это своим кнутом! — сообразила Шеннон. — Господи, до чего же быстр и ловок этот человек!»

Красавчик кружил по земле под висящими куропатками, издавая еле слышное рычание.

— Я рада, что ты наконец учуял Бича, — пробормотала Шеннон. — А то я уж начала было думать, что он вовсе не человек, а дух.

После некоторого колебания она сняла куропаток и затолкала их в самодельный рюкзак.

— Глупо оставлять вкусную пищу для всяких хищников, — объяснила она Красавчику.

Пес несколько раз повел носом и окончательно успокоился. Шерсть его улеглась: он внимательно смотрел на хозяйку, ожидая ее команды.

Шеннон взглянула на свои руки и увидела, что они дрожат. Ей стало не по себе при мысли о том, что Бич может находиться где-то совсем рядом в то время как Красавчик не способен его учуять.

«Хорошо хоть, что он держится на расстоянии. И пока со мной рядом Красавчик, а в руках — дробовик, он не подойдет ближе».

Расправив плечи, Шеннон двинулась дальше. Продолжая искать дичь, она одновременно набрала свежей зелени и также затолкала ее в рюкзак.

Вернувшись домой, Шеннон обнаружила оковалок бекона, подвешенный к жердям, на которых раньше висел освежеванный олень.

Она еще раз огляделась по сторонам.

Естественно, она никого не увидела. Однако спустя несколько часов, когда землю осветила призрачным серебряным светом луна, в ночной тишине до Шеннон донеслись едва слышные звуки флейты.

Шеннон села в кровати, чувствуя, как у нее заколотилось сердце. Тихонько зарычал Красавчик. Впрочем, очень скоро он успокоился.

Флейта Бича продолжала тихонько плакать в ночной тишине. Шеннон подошла к окну, приоткрыла ставни и выглянула наружу. Ничего, кроме серебряного лунного света и темных теней, отбрасываемых деревьями на погруженные в сон горные склоны.

Красавчик снова тихонько заворчал, но тут же замолк в своем углу. Его реакция лишний раз подтвердила то, что Шеннон уже знала: эти печальные звуки не несли ей никакой опасности.

Она снова легла, продолжая прислушиваться к грустной мелодии, которую играл на простенькой дудочке мужчина-невидимка.

Следующий день мало чем отличался от предыдущего. Шеннон опять ощущала присутствие невидимого человека, ее преследовали звуки флейты, а дичь все так же уходила от нее. Лишь подношение Бича на сей раз отличалось от предыдущих: Шеннон обнаружила три великолепные форели, еще сохранившие прохладу горного ручья.

Ночью Шеннон снова разбудили звуки флейты, хотя на сей раз сердце ее уже так не стучало. Красавчик негромко порычал, несколько раз прошелся по комнате, затем свернулся в углу и снова заснул.

Шеннон лежала, прислушиваясь к тихим жалобам инструмента, и ее душа рвалась к чему-то такому, что не имело названия.

На третий день Бич принес лук и картофель — деликатесы, которые Шеннон не пробовала по меньшей мере полгода.

Ночью она лежала в полудреме, ожидая, когда польются звуки флейты. По ее телу пробежала дрожь, когда флейта наконец заиграла.

Проснулся Красавчик, сделал несколько шагов по комнате и снова лег спать. Наконец заснула и Шеннон.

На четвертый день Бич преподнес горшочек с джемом. Шеннон смаковала джем, который, казалось, вобрал в себя ароматы свежего летнего утра, и облизывала кончики пальцев.

В ту ночь флейта заиграла пораньше. Пронзительная мелодия летела к звездам, словно они были еще одним подарком для Шеннон. Красавчик приподнял голову и некоторое время вслушивался, но вставать счел излишним. Огромный пес более не связывал звуки флейты с чем-то неведомым и, стало быть, несущим опасность.

Вернувшись на пятый день с охоты, Шеннон обнаружила несколько бревен, подтянутых к изрядно оскудевшей поленнице. Колун, которым пользовался Молчаливый Джон и который Шеннон недавно сломала, был починен, топор и пила наточены.

Красавчик с подозрением обнюхал каждый из предметов. Шерсть у него встала дыбом, послышалось негромкое рычание. Впрочем, этим все и ограничилось. Видимо, для него немало значило и спокойствие хозяйки.

Шерсть у Красавчика улеглась. Медленно, но верно он признавал исходящие от Бича запахи как что-то нормальное, не требующее настороженности.

В ту ночь Красавчик лишь слегка приподнял уши, когда в сумерках до него донеслись тихие жалобы флейты. В этот момент Шеннон развешивала над плитой выстиранное белье. Заслышав флейту, она откинула голову назад и прикрыла глаза, наслаждаясь гармонией печальной, проникающей в душу мелодии.

Когда на шестой день Шеннон снова возвратилась с охоты с пустыми руками, она обнаружила поленницу свеженарубленных дров, при этом длина каждого полена точно соответствовала размерам ее печки. Поленница удобно располагалась рядом с хижиной, в двух шагах от двери.

Шеннон смотрела на поленницу, когда из леса до нее донесся голос флейты. Он прозвучал как крик, как мольба — всего три пронзительные нотки. Шеннон повернула голову в сторону леса, но опять ничего не увидела.

В тот вечер флейта больше не звучала.

На седьмой день Шеннон ожидал букет полевых цветов.

Увидев цветы, она закусила губу, чтобы не разрыдаться. Испустив прерывистый вздох, Шеннон стала вглядываться в окружающий поляну лес. Ей вдруг страшно захотелось увидеть самого Бича, а не только доказательства его внимания к ней и заботы. За последние шесть дней она перестала тревожиться из-за того, что где-то неподалеку бродит Бич и может застать ее врасплох. Она больше не верила в то, что он может наброситься на нее, словно зверь, и изнасиловать.

Если бы он хотел от Шеннон лишь этого, он мог бы взять ее с большей легкостью, чем куропатку или форель. Она понимала, насколько была уязвима, когда покидала хижину, и не сомневалась, что он тоже это понимал.

Как, впрочем, и Калпепперы.

Интересно, натыкался ли Бич на следы четырех верховых мулов в двух милях от ее хижины? Увидев эти следы, Шеннон подумала о Биче, который находится где-то неподалеку в лесу, наблюдает за ней.

И оберегает ее.

Она с облегчением улыбнулась, хотя улыбка получилась грустной. Шеннон знала, что оберегать ее Бич будет не слишком долго. Как только он убедится, что она не станет его, он уедет отсюда, чтобы найти женщину более покладистую.

Но до того момента Шеннон чувствовала себя в безопасности, зная, что не одинока.

Шеннон медленно нагнулась и подняла цветы, которые ей оставил Бич. Они чем-то напоминали разноцветных красивых бабочек. Шеннон коснулась губами нежных лепестков и попыталась вспомнить, дарил ли ей кто-нибудь нечто такое, что не преследовало сугубо практичную цель — помочь ей выжить.

В голову ничего не приходило. Даже подарок Чероки предназначался для того, чтобы Шеннон выжила, и мало чем отличался от подношения в виде коробки патронов или оленьей ляжки.

Шеннон уткнула лицо в благоухающий букет и заплакала. Подняв через минуту глаза, она увидела на фоне лазурного неба силуэт Бича. Шеннон быстро смахнула слезы, чтобы получше разглядеть его.

Но Бича не было.

Бич спустился с холма к тому месту, где была привязана его лошадь. Вид плачущей Шеннон страшно разволновал его.

«Почему она плакала над букетом цветов?»

Он не знал ответа на этот вопрос.

Выругавшись себе под нос, он прыгнул в седло, снова чертыхнулся, поднялся на стременах и посмотрел в сторону хижины. Шеннон медленно шла к двери. Ее поступь, казалось, способна была воспламенить даже камень, а ведь Бич был вовсе не из камня.

Он даже рассердился на себя за то, что испытал подобное возбуждение. Уже давно ни одна женщина не приводила его в такое состояние. Последний раз он переживал нечто подобное в Западной Виргинии, когда Саванна Мари пустила в ход все свои чары, чтобы женить на себе одного из братьев Моранов. Бич прекрасно понимал ее намерения, знал о ее уловках, но и до сих пор, вспоминая ее выразительные взгляды и вздохи, шелест шелковых юбок, скульптурные груди с едва прикрытыми твердыми сосками, приходил в дьявольское возбуждение.

Что же касается Шеннон, то она не носила шелковых юбок, ее грудь была надежно скрыта просторными одеждами, и лишь когда налетал сильный порыв ветра, можно было заметить, сколь привлекательны ее формы. Бич никогда не подходил близко к Шеннон и не знал, было ли ее дыхание таким же свежим и ароматным, как у Саванны Мари, но он обнаружил посадки мяты у ручья и видел, как Шеннон рвала ее и несла в хижину.

Интересно, если погрузить язык в ее рот, что он ощутит на вкус? Может быть, вкус сливок или мяты?

Он снова задался вопросом, почему Шеннон плакала над букетом цветов.

«Может быть, она одинока».

Он высказал это предположение, зная, что вдовы часто страдают от одиночества, особенно если у них нет детей, а семья и близкие друзья где-то далеко.

«Черт возьми, при таких обстоятельствах любая женщина будет чувствовать себя одинокой.

Правда, к северу от того места, где Аваланш-Крик разделяется на рукава, живет старый шаман. Шеннон частенько навещает его. Какая-никакая, а компания».

Когда Бич следовал за Шеннон в первый раз, он удивился тому, что она идет к шаману, жившему в крохотной ветхой хижине. Но когда он увидел скрюченную фигуру старика, понял, что Шеннон помогает ему.

«Возможно, она приучена заботиться о стариках. По слухам, Молчаливого Джона к юнцам никак не отнесешь.

Или нельзя было отнести.

Действительно ли он умер, как считают Калпепперы? Или, может быть, он взял на мушку не того человека,

Сам попал в засаду и теперь залег, ожидая, когда его противник, устав ждать, сдастся?

А может, Молчаливый Джон, как этот полукровка-шаман, получил увечье и где-то залечивает раны, чтобы затем вернуться. Ведь говорят же, что видели, как он переезжал через Аваланш-Крик во время первой оттепели».

При этой мысли Бич нахмурился. Как бы ни влекло его к себе тело Шеннон, он не хотел совращать замужнюю женщину, равно как и девственницу. Это недостойно порядочного человека.

Поэтому Бич большую часть недели потратил на поиски в районе Аваланш-Крика признаков того, что Молчаливый Джон либо работает на своем участке, либо где-то отсиживается и залечивает раны.

Однако эти поиски результатов не принесли. Правда, Бич обнаружил выдолбленные отверстия в горных склонах — свидетельства того, что кто-то брал образцы пород и исследовал на предмет наличия золота. Однако Бич не мог определить, когда были выдолблены эти отверстия. Зато он наткнулся на кострища, которые еще не были смыты дождем: последний дождь прошел три дня назад.

«Три дня.

Три недели.

Три года. Нет возможности определить.

Когда-то Калеб рассказывал мне о том, что можно встретить древесный уголь, используемый в кострах, которые разводили высоко в горах. С того времени, когда его отец находил остатки древесного угля тридцать лет назад, мало что изменилось.

Костры разводили индейцы триста лет назад, еще до того, как они украли у испанцев лошадей и научились на них ездить.

В моем распоряжении нет трехсот лет, чтобы найти Молчаливого Джона».

Бич не знал, как долго он пробудет в Скалистых горах. Он и без того уже пробыл здесь дольше, чем в любом другом месте, после того как покинул Западную Виргинию; тогда он был уже ростом с мужчину, но еще глуп, как мальчишка.

Он задержался в Скалистых горах отчасти потому, что здесь обретались его брат Рено, сестра Виллоу и друзья, Калеб и Вулф. Правда, привлекала его дикой, первозданной красотой и сама страна. Нигде на свете нет такого вкуса у ветра и таких красок у земли. Громады иззубренных, сверкающих ледяных вершин и длинные изумрудно-зеленые водоразделы между ними очаровали Бича.

Однако как бы Бич ни любил здешние пейзажи, он никогда не собирался оседать в этих местах. Рано или поздно жажда странствий снова коснется его души и он отправится по свету, чтобы, как он сам говорил, увидеть такой восход солнца, какого еще никогда не видел.

«Но пока во мне этот бродяжий дух не взыграл, ничто мне не мешает наслаждаться восходом солнца в здешних краях».

Такие мысли бродили у Бича в голове, пока он ехал под полуденным солнцем, сопровождаемый неугомонным ветром. Ему попадались следы лося, оленя и пумы. Он слышал клекот орла, призывающего подругу. Но следов человека нигде не было видно.

В том месте, где прозрачные струи безымянного ручья впадали в Аваланш-Крик, свежих следов не было, однако просматривались следы четырех мулов, хотя легкий дождь их изрядно размыл.

* * *

…Калпепперы проехали по тропе, ведущей к хижине Шеннон. Трое из них остались неподалеку от места впадения ручья в Аваланш-Крик, а четвертый отправился на разведку.

Бич находился на холме позади хижины Шеннон, когда увидел Дарси Калпеппера, пробирающегося сквозь лесные заросли. Бич вынул из седельного чехла карабин, прицелился — и каменные осколки скалы отрикошетили в сторону Дарси. В мгновение ока Дарси взлетел в седло, пришпорил мула и поскакал прочь.

Бич сопровождал Дарси до того места, где его поджидали братья. Калпепперы не стали выяснять, кто стрелял в Дарси. Они швырнули две пустые бутылки из-под виски и умчались восвояси.

Когда Бич подъехал к месту их стоянки, он обнаружил там месиво следов и множество бутылочных осколков, которые поблескивали на солнце…

«Это случилось несколько дней назад, — размышлял Бич, оглядываясь по сторонам. — После того Калпепперы сюда не наведывались.

Но они снова вернутся, когда соберутся с духом».

Сидя в седле, Бич продолжал думать о Калпепперах и Молчаливом Джоне, а также об испуганной девушке с поступью феи. Не было никаких признаков того, что Молчаливый Джон жив, а тем более разрабатывает свой участок.

«Разве что он охотится за кем-то из врагов по другую сторону Большого Водораздела. Но если бы мне пришлось биться об заклад, я поставил бы на то, что Молчаливый Джон мертв. Ни один благоразумный человек не оставит Шеннон больше чем на месяц, когда вокруг шныряют такие койоты, как Калпепперы».

Если Молчаливый Джон мертв, стало быть, Шеннон осталась без поддержки и должна будет сама добывать себе пропитание и защищать себя. Но она очень молода и живет в стране, где женщин не хватает. Этакая шелковистая овечка среди хищных рычащих койотов. Каким бы большим и злым ни был Красавчик, как бы осторожна ни была Шеннон, рано или поздно Калпепперам удастся застать ее врасплох.

И скорее всего это случится в недалеком будущем. Бичу было неприятно думать о том, что произойдет, если Калпепперы, доберутся до Шеннон.

«И очевидно, мне пора начинать сближение с моим красивым и почти прирученным мустангом».